17.

Очнулся он в темном помещении, на жестком стуле, тусклый свет пробивался в щели и освещал какой-то странный агрегат.

Фрост был расслаблен и вял, двигаться ему не хотелось, и только немного беспокоило, что он ничего не узнаёт. Здесь он никогда не был.

Он снова прикрыл глаза, все поплыло, он ощущал лишь твердую спинку стула и пол. Что-то жужжало, гул был едва слышный – такой издает машина, работающая на холостом ходу. Щеки и лоб горели. Что же все-таки произошло? Где он? Но тут было так удобно и спокойно, что беспокойства Фрост не ощущал. Он обмяк на стуле. Теперь к машинному гулу присоединились какие-то пощелкивания – как бы щелчки времени, проходящего сквозь него: не тиканье часов – именно, времени. Странно, подумал Фрост, как так может быть, время ведь не шумит.

Зацепившись за мысль о времени, он чуть пошевелился и поднял руку, чтобы потрогать горящие щеки.

– Ваша честь, – произнесла окружавшая его темнота, – подсудимый пришел в себя.

Фрост приоткрыл глаза и попытался приподняться. Но в ногах не оказалось сил, а руки болтались как плети, да и вообще оставаться в прежнем положении было приятнее.

Но кто-то сказал «ваша честь» и что-то о подсудимом, который очнулся. Непонятно, надо, наконец, узнать, где он очутился.

– Он может стоять? – спросил другой голос.

– Похоже, нет, ваша честь.

– Ладно, – сказал второй. – В конце-концов – какая разница.

Фросту удалось повернуться и привалиться к спинке стула боком. Он увидел приглушенный свет чуть выше уровня глаз и там, под лампой, наполовину освещенное лицо какого-то призрака.

– Дэниэл Фрост, – обратилось к нему лицо. – Вы меня видите?

– Да, вижу, – выдавил Фрост.

– В состоянии ли вы слушать и понимать мои слова?

– Не знаю, – пробормотал Фрост. – Kажется, я спал… я не могу встать…

– Слишком много болтаете, – сказал первый голос.

– Оставьте его, – произнес призрак. – Дайте ему время. Он, похоже, в шоке.

Фрост безвольно сидел на стуле, а эти двое чего-то ждали.

Он, помнится, шел по улице, от стены отделился человек и заговорил с ним. Что-то ужалило в шею, он хотел поймать, но не дотянулся. Потом он падал, очень долго, но как упал – не помнил. Да, там были два человека, два – не один, и они безмолвно глядели, как он оседает на тротуар.

«Ваша честь», – сказали из темноты, то есть – обращались к судье, значит этот агрегат – Присяжные, и тогда выходит, что призрак сидит на судейском месте.

Что за бред. Как он мог попасть в суд?

– Вам лучше? – осведомился судья,

– Кажется, да, – медленно ответил Фрост. – Но я не понимаю. Это что, суд?

– Да, – сказал голос из темноты. – Именно.

– А почему я здесь?

– Заткнитесь, – сказал тот же голос, – и вам объяснят.

Тот, в темноте, произнес это и захихикал. Смешки разбежались по комнате, как тараканы.

– Послушайте, пристав, – сказало лицо, нависшее над судейским местом, – успокойтесь. Это хоть и преступник, но я не вижу повода для насмешек.

Тот, в темноте, ничего не ответил.

Фрост, опираясь на спинку, попытался встать на ноги.

– Не понимаю, что происходит, – он сделал попытку повысить голос. – Я имею право знать. Я требую…

Ладонь призрака, вынырнув из темноты, пресекла дальнейшие вопросы.

– Вы имеете право, – пошевелило губами лицо. – Если вы будете слушать, то я вам объясню.

Две руки подхватили Фроста под мышки, поставили на ноги и не отпускали. Фросту наконец удалось схватиться за спинку стула и опереться на нее.

– Со мной все в порядке, – сказал он стоящему сзади.

Руки отпустили его, он остался стоять.

– Дэниэл Фрост, – начал судья. – Я изложу дело кратко и по существу. Вас доставили в суд и подвергли допросу под наркозом. Вы признаны виновным, приговор вам уже вынесен и приведен в исполнение – в полном соответствии с законом.

– Что такое? – вскричал Фрост. – Какой приговор? В чем меня обвиняют?

– В измене, – сообщил судья.

– Какая измена? Ваша честь, вы, должно быть, сошли с ума…

– Не государственная… Измена человечеству.

Фрост до боли в пальцах сжал спинку стула. На него нахлынул ужас, мозг оцепенел. Слова переполняли его, но он крепко сжал губы и молчал.

Не время, осознал он каким-то краешком ума, еще оставшимся ясным, не надо говорить наспех, не надо эмоций. Он, возможно, и так уже сказал больше, чем следовало. Слова – это инструмент, ими надо пользоваться умело.

– Ваша честь, – наконец решился Фрост. – Я протестую. У вас нет оснований для…

– Есть, – прервал его судья. – Поразмыслите и поймете, что основания есть. Следует пресекать деятельность, ставящую под угрозу план продления человеческой жизни. Я вам процитирую…

– Нет надобности, – покачал головой Фрост. – Хотя я и не знаю, что вы имеете в виду. Впрочем, никакой измены с моей стороны быть не могло – я работаю именно ради продления жизни. Я – заведующий отделом в Нетленном Центре…

– При допросе под наркозом, – перебил его судья, – вы согласились с тем, что использовали свое положение, дабы попустительствовать разного рода издателям – очевидно, желая нанести ущерб этому плану.

– Ложь! – вскричал Фрост. – Все не так!

Призрак грустно покачал головой.

– Увы, именно так. Вы признались в этом. С чего бы вы стали наговаривать на себя?

– Суд… – горько произнес Фрост. – Среди ночи. Хватают на улице и насильно привозят сюда. Без официального ареста. Без адвоката. И, полагаю, без права на апелляцию.

– Вы абсолютно правы, – кивнул судья. – Без права на апелляцию. В соответствии с законом результат подобной экспертизы, вместе с решением суда, является окончательным. Согласитесь, это самый надежный способ достичь правосудия.

– Правосудия?!

– Мистер Фрост, – укоризненно взглянул на него судья. – Я проявлял терпение. Учитывая ваше прежнее служебное положение, я был крайне снисходителен к вашим репликам – вряд ли уместным в суде. Могу уверить вас, что разбирательство велось должным образом и в полном соответствии с законом. Вы признаны виновным по обвинению в измене, приговор я вам сейчас зачитаю.

Призрачная рука ушла в темноту, извлекла оттуда очки и водрузила их на нос. Потом – все еще продолжая жить отдельно – рука подняла стопку шелестящих бумаг.

– Дэниэл Фрост, – начал судья, – решением суда вы признаны виновным по обвинению в измене человечеству. Факт измены составляет сознательный саботаж программы достижения бессмертия не только для лиц, находящихся в данный момент в дееспособном состоянии, но и для тех, чьи тела находятся на сохранении. По приговору суда в полном соответствии с законом вы, Дэниэл Фрост, изгоняетесь из общества, вследствие чего вам запрещено…

– Нет! – закричал Фрост. – Вы по можете так поступить! Это…

– Пристав! – крикнул судья.

Цепкие пальцы схватили Фроста за плечо.

– Заткнись, ты! И слушай, что тебе говорят.

– Вам запрещается общение, – продолжал судья, – и любого рода контакты с людьми, которым, в свою очередь, под угрозой аналогичного наказания, запрещается вступать в какие-либо связи с вами. Вы лишаетесь личного имущества, кроме – в целях соблюдения приличий – той одежды, которая находится на вас. Остальное имущество конфискуется. Вы также лишаетесь всех прав, кроме права на сохранение тела после смерти. Кроме того, чтобы окружающие люди осведомлены о вашем положении изгнанника и могли бы избежать контакта с вами, у вас на щеках и лбу будет вытатуирована буква «О» красного света.

Судья отложил бумаги и снял очки.

– Хочу добавить еще вот что, – сказал он. – Из милосердия татуировка была нанесена, пока вы находились под действием наркотика. Процедура эта весьма болезненная, а в задачу суда не входило причинить вам дополнительные страдания или унижения. Но должен вас предостеречь. Суд понимает, что с помощью различных средств татуировка может быть сокрыта или даже сведена. Не советую вам поддаваться подобному соблазну. Наказанием за этот поступок будет лишение вас последнего из оставшихся у вас прав.

Он пристально взглянул на Фроста.

– Вам понятно?

– Да, – пробормотал Фрост, – мне понятно.

Судья потянулся за молоточком и стукнул по столу.

Звук глухо прозвучал в пустой комнате.

– Дело закрыто, – сказал он. – Пристав, вышвырните его на улицу. То есть, я хотел сказать – отпустите.