на главную | войти | регистрация | DMCA | контакты | справка | donate |      

A B C D E F G H I J K L M N O P Q R S T U V W X Y Z
А Б В Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Э Ю Я


моя полка | жанры | рекомендуем | рейтинг книг | рейтинг авторов | впечатления | новое | форум | сборники | читалки | авторам | добавить



Глава 1. Суд над богами

Меркурия глубоко взволновала легенда о Звездном Мятежнике. Теперь он более глубоко понял космоисторию Системы Ара, причины упадка, суть мятежа Космократоров Многомерности. Инволюционные зерна, посеянные в далеком прошлом, давали свои ужасный урожай.

Добавочные записи свидетельствовали, что Правитель Ораны Кареос исполнил угрозу — он сумел уничтожить Астероид Свободы. Правда, это произошло после того, как почти все корсары перешли в ноосферу, создав новый виток Суперэволюции в Неведомом. Орана получила покой. О Корсаре постепенно забыли, новые поколения покорно выполняли эволюционную, точнее — инволюционную, программу Кареоса.

Правитель умер, но его идеи воцарились. Принцип силы распространился за пределы Системы Ара. Орана подчинила далекие звездные системы. Космоэнергетика позволяла фундаментально перестраивать планетарную жизнь, мыслящие существа стали жителями пространства. Но ничего не изменилось, кроме масштабов. Не было качественного прыжка, новых горизонтов. Насыщение, насыщение, приобретение, удовлетворение, потребление — в жизни, в чувстве, в мышлении, в стремлении.

Должен был наступить кризис. И он грянул. Победитель Кареос терпел жестокое поражение. Побежденный Гориор восстал из небытия.

Теперь Меркурий понимал, почему Космократоры преисполнены мятежным духом.

Вероятно, они познакомились с идеями Звездного Корсара. А быть может, это телепатический контакт с пространственными вибрациями? Ничто не исчезает, пламя Гориора и Гледис вечно полыхает в незримости.

Как же поступить? Возможно, именно Корсар помог мятежникам уйти? Меркурий уединился в Тартаре, где раньше были заключены Космократоры. Он просмотрел записи контрольных приборов связи, но ничего нового не открыл. На экранах видел…

…Космократоры собрались в центре Тартара, на берегу прозрачного озера, создав живое кольцо. То переглядывались друг с другом, то будто бы обращались к кому-то невидимому. Кто же это? И как они общаются? С помощью телепатического поля? Но ведь контрольные приборы молчат! Никаких сигналов, словно Космократоры избрали какой-то неведомый метод мышления и общения. Вероятно, их психическая волна супериндивидуальна. Такого кода нет в психотеке Системы Ара. Искать наугад — пустое дело. Надо будет перебрать оптильоны вариантов. Ни одна быстродействующая система не управится с таким заданием.

И вдруг Меркурия озарило. Громовица! Он знает ее личный код. Когда-то играя в детстве, они не раз использовали этот юношеский неучтенный код. Через рефлексы ее психики, записанные в поле Тартара, он восстановит беседу Космократоров и увидит незримого собеседника.

Космоследователь не пригласил помощников. Интуиция подсказывала — этого делать не следует. Сам конструировал тончайшие приборы, экспериментировал, записывал.

Наконец свершилось! Он включил воспроизведение и… затрепетал от волнения. В кольце Космократоров появились две фигуры — мужская и женская. Людьми их можно было назвать только условно. Меркурий понял, что видит жителей ноосферы.

«Гориор и Гледис, — мелькнула мысль. — Звездный Мятежник. Вот он какой, легендарный герой Космоса!»

Огромные изумрудные глаза лучились, из оплечий сияли, как два меча, ярко-голубые столбы света. Еще один венчал чело. Вся фигура еле заметно трепетала, будто пламя костра в тихий день. Такою же была и Гледис, но цвета ее тела имели фиолетово-лиловую гамму. Свет и огонь, чистота и вечное движение — больше ничего обычного не было в обновленных человеческих существах.

Меркурий, преодолев восхищение, прислушался. В пространстве звучала мысль Гориора.

— Я предвидел это. Еще тысячи спиралей назад, когда мы разошлись с Кареосом. Мир Ары пришел к самопоеданию. Эксперимент Аримана ускоряет процесс. Главный Координатор замкнул проявленную Мегасистему, породив эмбрион нового Мироздания в трехмерности. Это лишь порочное возвращение к отработанным слоям прошлого.

Старческий маразм психики, жаждущей омоложения за счет духовной силы собственных детей.

Древние создали удивительный символ: змей, кусающий свой хвост. Материя, не имеющая обновления, должна пожирать сама себя, возвращаясь ко все новым и новым циклам самовоссоздания. Ужасное кольцо! Из него нет выхода! Следует круг Змия превратить в спираль Беспредельности.

— Как? — звонко спросила Юлиана.

— Обновить материю. Сублимировать ее в состояние ноосферы, а дальше — духосферы.

Вы уже знаете историю нашего восстания. Есть опыт, создано Братство Беспредельности. Оно готово помочь каждому, кто не побоится огненного полета.

Только так можно разомкнуть мировой коллапс, чтобы спасти Эволюцию Трехмерности от самоуничтожения.

— Но ведь теперь опасность грозит не только Системе Ара? — сурово молвил Горикорень.

— Да. Вы не избавитесь от личной ответственности за судьбу новосозданной трехмерности.

Отозвалась Громовица, и Меркурий ощутил, как у него заныло сердце. В психополе взвихрилась ее мощная, напряженная мысль:

— Друзья! Эксперимент перестал быть индивидуальным замыслом Аримана и даже родной Системы. Он затрагивает судьбу всего Космоса. Узаконить паразитарное творение — кто скажет, какая цепная реакция начнется в Беспредельности?

— Да! — подтвердила Гледис, которая молчаливо слушала беседу. — Наш мир — Мир Синтеза — имеет много моделей катастроф, получавших объективацию в многомерности. И самая страшная катастрофа — замкнутое мироздание. Оно вампиризирует Единое Поле, поглощая энергию для воссоздания деградирующих форм жизни. Чтобы остановить цепной распад такой «жизни», требуется неимоверное напряжение эволюционных сил, нужен героический подвиг мыслящих существ. Такие усилия, которые преодолеют инерцию трехмерного мира!

— Кто способен на это? — прошептал Сократ. — Это невероятно! Не лучше ли оставить порочную эволюцию и подняться в ноосферу, к огненным братьям. Не так ли, Гориор?

Звездный Мятежник молчал. Молчала и Гледис.

— Конечно, — вздохнул Горикорень, — мы способны оставить проявленное бытие и уйти в Объединенный Мир. Но будет ли это решением сердца?

— Нет! — согласился Сократ. — Наш дух не будет знать покоя!

— Мы воины! — добавила Юлиана. — Дух унесет нас снова в Миры Многомерности. Пока здесь кипит бой с хаосом и продолжается поиск, мы не уйдем в Мир Синтеза.

— Но в Системе Ара мы бессильны, — задумчиво отозвался Горикорень. — Много ученых поверило Ариману. Они ждут результатов эксперимента. Все другие — боятся.

Страх стал владыкой…

— Предлагаю альтернативу, — решительно отозвалась Громовица.

— Говори.

— Мы прорвемся в новосозданный Трехмерный Мир. Мы знаем законы трансформации и…

— Что ты говоришь? — ужаснулась Юлиана. — Ведь по закону той сферы…

— Да, — согласилась Громовица. — Мы превратимся в жителей того мира…

— И даже забудем о своей Системе, — добавил Горикорень. — Забудем, кто мы и откуда…

— Не навсегда, — возразила Громовица. — Наша воля, глубинная информация будет жить в прачеловеческих формах. Именно это я имела в виду. Ариман создал рабский мир для эксплуатации. Мы вторгнемся туда и принесем идею восстания. Слышите?

Пусть мы станем катализатором революции, мятежа, поиска, сомнения и стремления к небывалому. Ариманово творение восстанет против Творца. Система Ара не захотела идти с нами в Мир Синтеза — мы уведем туда Новый Мир.

— Когда это будет? — печально отозвалась Инесса, молчавшая до сих пор.

— Весьма не скоро, — согласилась Громовица. — Да, немыслимо долго идти к заветному дню. Пройдут чудовищные циклы исканий, падений, сражений и мук, пока мы снова поймем истину… Но будем откровенны — ты ведаешь иной путь?

— Нет…

— Решено, — сказал Горикорень. — Я согласен.

— Согласна, — твердо молвила Громовица.

— Согласны, — один за другим медленно, словно раздумывая, отозвались Космократоры.

Меркурий слушал ту тревожную речь, и странное чувство рождалось в его груди.

Зависть? Или искреннее одобрение? Одни против целой Системы! Какую волю надо иметь, чтобы решиться на такое?!

— Одно меня беспокоит, — продолжала Громовица. — Мы не знаем точных координат Нового Мира. А добраться до Информационного Центра…

— Это не подходит, — согласился Горикорень. — Вся система контроля в руках Аримана. Предлагаю иной план. Мы трансформируемся на периферию Системы Ара, в двести семнадцатый сектор…

— Музей Древних Культур? — удивился Сократ. — Зачем это нам?

— Там есть старинные космические аппараты. Музей не оборудован контролем. Мы будем в безопасности. Подготовим устройство и проникнем в трехмерность. Придется поработать над алгоритмом и программой, но я уверен, что мы решим задачу. К тому же — в Музее есть быстродействующие машины…

— Прекрасное решение, — сказал Сократ.

— Узнаю древних мятежников! — гордо промолвил Гориор.

— Дух Астероида Свободы жив! — добавила Гледис, нежно улыбнувшись Космократорам.

— Верьте в победу!

— И помните, — отозвался Гориор, — что в тех далеких мирах вы не будете одиноки.

Братство Беспредельности помнит о своих сынах. Над пропастью отчаянья, на грани смерти вспоминайте Отчизну. И еще одно: возьмите мой подарок…

— Что это?

— Универсальный информатор. Создан из первосубстанционального вещества. В Трехмерном Мире он практически неуязвим — ни удары, ни супертемпературы не уничтожат его.

— Но мы ведь станем примитивными существами, — возразил Горикорень. — Как мы сможем пользоваться таким устройством, пока наше сознание не поднимется к космическому уровню?

— Скажу еще раз: с вами будет мощь Беспредельности. Информатор обладает своеобразным психомагнетизмом, он непременно будет притягиваться, стремиться к кому-либо из Космократоров, если даже сначала попадет в чужие руки. Он даст информацию в такой мере, какая будет доступна вам. Но час настанет, вы вспомните, кто вы и откуда. До встречи, братья!

— Встретимся в битве! — пылко воскликнула Гледис, вздымая огнеподобные руки.

Фигуры Корсара и его подруги исчезли, растаяли. Космократоры долго смотрели на то место, где они пребывали. Молча переглядывались. Наконец Горикорень вышел вперед, сурово приказал:

— Кольцо!

Меркурий видел, как Космократоры взялись за руки, образовав психокольцо. И мгновенно исчезли…

Все. Тартар Аримана оказался бессильным. Теперь Меркурий понял, о каких возможностях говорил на Конгрессе Горикорень. Путь сотворчества индивида с Необъятностью. Самотворение, практически соединение с Всебытием! Ариман не понял или не захотел? Зависть, честолюбие, ревность. Даже на таком высоком уровне Миротворения они дают о себе знать!

Но как поступить Меркурию? Остаться здесь, в порочном мире, где дети убегают из школ, чтобы ощутить хотя бы иллюзию свободы? Где девушки и юноши бросаются в пасть смерти, чтобы отыскать благосклонный покой? Где ужас витает над сердцами бессмертных существ? Ха! Бессмертный страх! Бесконечное унижение! Нет, он уйдет за Космократорами, без Громовицы ему не жить! Догонит их… и присоединится…

Он вызвал Главного Координатора и, когда грозное лицо появилось перед ним, сказал:

— Они в Трехмерном Мире, Ариман. Направляются к экспериментальной планете.

— Что? — вспыхнул Ариман. — Ты не бредишь?

— Увы! — ответил Меркурий. — Они там. И ты знаешь — зачем?!

— Проклятие! — вырвалось из уст Координатора. — Как же я не предусмотрел? Теперь понятно, почему Тартар не удержал их. Горикорень предлагал… да, он нашел формулу универсальной трансформации, код перехода из сферы в сферу… А я не поверил! О болван! Меркурий!

— Что?

— Догнать и уничтожить!

— Кого? — ужаснулся Меркурий.

— Всех! Всю группу! Неужели ты не понимаешь? Они нарушат всю программу миротворения. Это катастрофа для нас… для меня… Если там прорастет идея прорыва коллапса, Ара погибнет, ибо мы полностью зависим теперь от них. Бери универсальный космолет, проникай в трехмерность, перейди на орбитальный полет вокруг экспериментальной планеты. Подстереги их в пространстве… или на планете, испепели беспощадно! Даю тебе надежных помощников. И еще: не выключай защитного поля. Иначе ты деградируешь в трехмерность и станешь таким, как аборигены. Я не хочу терять лучшего своего Космоследователя! Слышишь? Я жду!..


…Меркурий заметил корабль Космократоров на большой поляне в буйном первобытном лесу. Он повел космолет на снижение. Нестерпимо заныло сердце — какая она теперь, Громовица?

Включив универсальный экран, он скорректировал видение на трехмерную инверсию.

Космолет кружил над поляной. Меркурий дал приказ автопилотам посадить аппарат на поверхность нового мира.

— Это опасно, — отозвался угрюмо один из спутников Космоследователя.

Меркурий промолчал. В душе нарастал гнев. До каких пор он будет выполнять волю Аримана? Туда, туда, к ней, к друзьям, где будет бой и свобода!

— Что ты делаешь? — заорал кто-то сзади. — Поле! Мы останемся тут навсегда!

Предатель!

Меркурий разомкнул защитное поле, разгерметизировал космолет. Молния инверсии ослепила его, перед глазами поплыли радужные спирали. Законы трехмерности вступали в свои права. Тело уплотнялось, наливалось тяжестью. В раскрытые люки дохнул тяжелый, удушливый воздух чужой планеты, отныне ставшей родной. Сознание уплывало, уходила в небытие память о прошлом.

Меркурий пошатнулся. Где он? Что за диво? Как сюда попал?

Туманные воспоминания всплывали из недостижимых глубин. Он взглянул на свои руки — они были волосатые, мускулистые.

Он устремился к выходу. Что-то извечное, незабываемое, инстинктивное вело его мимо непонятных приборов, оцепеневших спутников, дальше, дальше… Там, возле таинственной серебристой башни, семеро. Семь друзей. Он должен присоединиться к ним. Там разгадка, там защита…

Сзади слышен яростный рев. Тяжелые шаги. И удар! Удар по голове!

Он упал. Еще видел, как те семеро бежали к нему. Отметил угасающим сознанием, что началось сражение. Надвинулась тьма небытия. Кто-то нежно взял его голову в ладони, на чело упали горячие капли. Он открыл тяжелые веки. На него смотрели голубые глаза. Кто это! Кто? Такой родной, такой близкий? Она. Она. Она…

Вечная Возлюбленная. Мы встретились… И снова разлука… Смерть. Мы снова познали смерть… Бессмертные в царстве смерти… Прощай, Громовица! Я догнал тебя. Ариман, ты проиграл! Ты проиграл бой…

Юная первобытная девушка Земли рыдала над умирающим другом. Над ними стояли кольцом угрюмые товарищи, опираясь на толстые палицы. Они прогнали врагов в чащу леса. В будущем тяжелые бои за души здешних существ, бой за память, мысль и любовь, но теперь…

Меркурий усмехнулся обескровленными устами девушке. Хотел дотронуться пальцами до ее щеки. Но не мог даже шевельнуть рукой.

Вот какая ты, пропасть небытия! Тьма, сумрак, царство теней. Ты надолго разлучила меня с родным краем. Прощай, Громовица! Я снова приду. Я приду много раз, ибо куда мне деваться из этой тяжкой сферы? Я нашел тебя… и снова найду…


Над Григором Бовою серел в рассветном сумраке потолок киевской квартиры. Парень невидящими глазами смотрел вверх, а в сознании еще звучали грозные крики нападающих, шумел первобытный лес.

На сердце было тоскливо, тяжело. Зачем ему эта двойная жизнь? Откуда она?

История Звездного Мятежника, бесконечные приключения в Системе Ара. Где корни такой мифической информации? Быть может, некая связь с пространственными архивами веков, с образами ноосферы? Он оказался чувствительным медитатором для приема информационных потоков мира, который где-то существовал или существует и теперь присваивает себе чувства мыслящих существ, принадлежащих сфере фантомов, небывалому…

Удивительны глубины нашего подсознания. Они живут независимо от осмысленного в повседневной жизни. Не рождается ли, таким образом, эмбрион новой эволюции? А наш нынешнее существование — лишь предыстория грядущего космочеловека?

Сказка?

Почему же она такая волнующая и близкая? И образы Космократоров — как родные братья. И Громовица — вылитая Галя. Возможно, в тех видениях есть какое-то рациональное зерно? И он, в самом деле, жил уже в ином подобии в далеком мире. А затем… затем прорыв к миру трехмерности. Жизнь на чуждой, опасной планете.

Вечные поиски истины и вечный бой. Попытки прорваться в сферу свободы и тягостная невозможность свершить это. Где же они, братья с волшебной Системы Ара? В каких сердцах рассеяны их огни? Где им встретиться, как соединиться?

Скажи кому-нибудь из коллег — смеха будет на десять лет. Особливо не дай бог шефу на зубок попасть. Только Гале можно открыться. Она поймет. И возможно, что-то подскажет…

В дверь постучали. Григор поднялся на кровати.

— Кто?

— Я, сынок, — отозвалась баба Мокрина. — Потревожила?

— Разве уже завтрак? Ведь еще рано…

— Телеграмма. Лежи, лежи. Я и думаю — вдруг срочная! Возьми…

Кто бы мог прислать телеграмму? Отец? Нет, только одно слово: «ПОЗВОНИ». И подпись шефа. Что за ерунда? Он же дал два месяца. Неужели что-то переменилось?

Быстренько умылся, оделся, вышел на улицу. Трамваи еще не ходили. Через рельсы осторожно переходил истощенный рыжий кот. Григор, позевывая, двинулся за ним на противоположную сторону улицы, ища взглядом телефон-автомат. Взглянул на алое предрассветное небо. Сегодня будет чудесная погода, можно погулять с Галей.

Зашел в телефонную будку. Порывшись в кармане, нашел двушку. Позвонил шефу домой. Тот сонно отозвался. Голос был недовольный.

— Почему так рано?

— Так ведь телеграмма.

— Ну и что? Не велено же — звонить на рассвете?

— Я считал — важное дело.

— Ой, Григор, Григор, — укоризненно зевнул в трубку шеф. — Шерлок ты задрипанный! Ну хорошо, хорошо! Ладненько, что отозвался. Завтра возвращайся на работу, пошлю тебя в район. Есть одно дельце.

— Как это? — удивился Григор. — Вы ж дали мне два месяца. Я еще ничего не знаю…

— Уже не надо, — успокоил шеф. — Поймали его.

— Кого? — вскинулся Григор.

— Да того же самого, — недовольно буркнул шеф. — Ты словно маленький. Того самого субъекта, ради которого ты получил командировку. Если быть точным, то не поймали его, а… сам явился. Ну — нам лучше. Баба с воза — кобыле легче. Так что радуйся!

— А как же…

— Что?

— Я ведь познакомился…

— С кем? — удивился шеф. — С кем познакомился? А-а, понимаю. Хм… Чудак. Так раззнакомься. У нас такая профессия. Все. Работа. Ага, еще одно дело. Хорошо, что вспомнил. Ты там приглашал меня… кажется, на сегодня?

— Да. Дискуссия, — грустно ответил Григор. — О Космическом Праве.

— Так я не могу. Вы уж там не обижайтесь на старика.

— Хорошо, — тяжело буркнул Григор. — Мы сами…

— Вот и славно. Я жду тебя. Сегодня еще погуляй, а завтра — одна нога там, а вторая — здесь. Вот так… Бывай…

Григор вышел из будки словно обалдевший. Вот это новость. Нашелся ее отец? Знает ли она? Вряд ли. Сказать или нет? Быть может, сначала узнать, где он был, что с ним? Если не виноват — чудесно. А если… если преступник? Что тогда? Молчать?!

А для нее он все равно отец. И что же? Неужто между ними ляжет зловещая тень?


Они встретились, как и договорились, возле памятника князю Владимиру. Галя пришла в темно-фиолетовом платье, плотно облегавшем ее стройную фигуру. Коса была заплетена, сложена венцом, это еще более подчеркивало красоту ее шеи и плеч.

Она смотрела на парня нежно и тревожно. Уста таили легкую усмешку. Григору показалось, что та усмешка могла быстро перемениться в гримасу боли, гнева или иронии. Или ему показалось?

Девушка вопросительно подняла брови.

— Что-то случилось?

— Откуда ты взяла? — несмело возразил парень.

— Вижу.

— Ничего особенного.

— Не обманывай. Я ведь вижу. Не желаешь говорить — не надо.

— Правду молвила, — вздохнул Григор. — Пока что не надо.

— Вот и отлично.

— Я завтра уеду в командировку. Недели на две.

— Так надолго?

— Я буду думать о тебе, — прошептал парень, пожимая ее руку.

— Я буду ждать. Очень, — открыто сказала Галя. — А сегодня? Мы пойдем на дискуссию?

— Да, Галя. Немного позже. А теперь погуляем.

Они шли по аллее, вокруг плыла разноцветная толпа, наливались зеленью деревья, насыщались силою и мощью весны. Григор посматривал на Галю, обеспокоенно размышлял: знает или нет? Наверное, нет. Если бы знала — заметил бы. Как это тяжело: идти рядом с любимой и не сказать ей о главном! Но ведь он и сам еще не знает ничего. Проболтаться — она сразу взорвется, куда-то побежит, чтобы узнать, расспросить. А Григору хочется, чтобы в этот вечер ничто не стояло между ними.

Тоже ведь эгоизм! И черствость…

В квартире по улице Героев Революции их встретили молодые хозяева — брат и сестра, друзья Григора. Родители уехали в санаторий, поэтому и было решено провести дискуссию у них.

— Виктор.

— Сима.

— Это Галя, — отрекомендовал Григор. — Медицина…

— Сегодня суд, ты, наверное, знаешь? — сказала Сима. — Ты, Галя, кем будешь?

Свидетелем, следователем, защитником?

— Еще не знаю, — растерялась Галя. — Я… посмотрю…

— Григор, ты не ввел ее в курс дела?

— Она будет наблюдателем.

— Наблюдателем? Нейтральных не может быть. Ничего, она определит свое отношение во время процесса. Прошу в комнату. Кстати, должно быть очень интересно. Есть священник, пресвитер-баптист, даже Сергей Гореница соблаговолил прийти…

— Гореница? — удивился Бова. — Тот самый? Физик?

— Да. Известный теоретик…

— Ты считаешь, он серьезно воспримет все это?

— Увидим. Обещал сказать слово, если будет интересно…

Григор и Галя вошли в большую комнату. Там уже разместилось около двадцати юношей и девушек, а также несколько пожилых людей. Продолжалась дружеская беседа, слышался смех. Прибывших приветствовали доброжелательным гомоном, парни заинтересованно посматривали на Галю. Она присела на краешек дивана возле Григора.

Сима и Виктор внесли длинный стол, поставили посреди комнаты. Накрыли зеленой бархатной скатертью, пододвинули три стула с высокими спинками. Из соседней комнаты вошло трое судей — в напудренных париках, в длинных плащах из голубого шелка. Парень и две девушки. Они были сосредоточенны, комически-грозные.

— Суд идет! — торжественно провозгласил Виктор. — Прошу встать.

Молодые гости встали, переглядываясь, улыбаясь. Пожилые скептически посмеивались. Судьи заняли свои места за столом.

— Прошу сесть, — сказал Виктор.

Главный судья — парень в огромных очках — ударил деревянным молоточком по столу.

— Введите подсудимых.

Двое парней, на груди которых было начертано огромными черными буквами «ЗАКОН», ввели четырех человек. Галя прыснула — трое из них были разрисованы разноцветными красками, они изображали богов различных народов и рас. Четвертый подсудимый был в обычной одежде.

— А это кто? За что его судят?

— Кроме богов, судим и Человека, — сказал Бова. — Чтобы сохранить справедливость и корректность…

— Понятно, — ответила Галя, хотя пока что ничего не понимала.

— Подсудимые, — торжественно возгласил судья. — Иегова!

— Я, — угрюмо отозвался один из подсудимых в черной маске.

— Зевс-Юпитер?

— Я, — гордо промолвил бородатый атлет и сложил руки на груди.

— Как стоите? — сердито спросил судья. — Это вам не Олимп. Опустите руки.

— Слушаю, ваша честь, — растерянно ответил Зевс.

— Брама?

— Я, — ответил третий, поправляя на голове многоступенчатую пирамиду.

— Человек!

— Я, — лениво промычал парень в современном костюме. — Я человек, и это звучит гордо. Не понимаю только, за что меня в эту компанию? Я ведь не миф, я — реальность?..

— Молчи ты, реальность, — заметил строго судья. — Если виноват, то будешь отвечать — миф ты или не миф. Перед законом все виноваты. Вот так!

Присутствующие приветствовали такое заявление судьи аплодисментами. Он жестом потребовал тишины. Велел подсудимым сесть. Сам поднялся.

— Именем Космического Права — суд начался. Выступать и отвечать лаконично.

Подсудимые! Говорить правду и только правду. Ясно?

— Ясно! — хором ответили подсудимые.

— Чудесно. Присяги не надо. Вы всегда нарушали клятвы. Так или нет? А что сверх того — то от лукавого. Так завещано издревле. Прокурор!

Поднялся высокий худой парень, кашлянул.

— Никаких личных эмоций. Факты, только факты.

— Будет сделано.

— Защитник!

— Я, — отозвалась хорошенькая белобрысая девчонка, сидевшая рядом с Галей.

— Сантименты отбросить. Защита должна быть гуманной, но без слюнтяйства, — Ваша честь, — заметила защитница. — Что за терминология?

— Я тут хозяин! — рявкнул судья. — Слушать и подчиняться! Иначе выведу!

Защитница развела руками и села.

— Несколько слов по сути обвинения, — сказал судья. — Слушайте внимательно.

Подсудимый Иегова обвиняется в том, что: создал антагонистический, противоречивый мир; несколько раз уничтожал его; многажды использовал свое могущество вопреки интересам подчиненных существ; утвердил культ богоизбранности, а таким образом посеял семя вражды между народами и племенами.

Подсудимый Зевс-Юпитер обвиняется в том, что: поднял руку на Отца — Крона, низверг его в Тартар и лишил власти; воспользовался доброжелательностью Прометея, победил с его помощью титанов и гигантов, а затем предал, приковав к скале; пользовался небесными молниями не для блага мира, а во имя честолюбивых намерений, мести или устрашения; насиловал чужих жен и девственниц, воспользовавшись прерогативами царя богов.

Подсудимый Брама обвиняется в том, что: создал изолированный от Единства мир, чем лишил его возможности познать истину; будучи всемогущим, оставлял неоднократно в беде великих героев и даже дарил бессмертие демонам и узурпаторам; обманывал двух других членов Тримурти — Шиву и Вишну, не говоря уж о меньших существах — это предательство сохраняет доныне мировой лабиринт безвыходности.

Подсудимый Человек, так называемый Хомо Сапиенс, обвиняется в том, что: имея свободу воли, на протяжении тысячелетий созидал деспотии и тирании, прислуживая никчемным узурпаторам и садистам; сеял раздоры в собственном обществе, чем задержал Эволюцию Разума на тысячелетия; использовал могучие силы Разума, подаренные Матерью-Природой, не на благо братьев — подобных себе и пребывающих в телах животных, — а для самоуничтожения, для разрушения Планеты. Все знают о грядущей экологической катастрофе, об ужасах ядерной угрозы, о демографическом кризисе. Все это позволяет усомниться в разумности Человека, признав его преступником.

Начнем с Иеговы. Подсудимый Иегова!

— Слушаю.

— Кто вы такой?

— Бог Единственный и неповторимый. Творец неба и земли.

— Кто родители? Отец, мать?

— Нет таких. Я сам себе отец и мать. От века сущий. Еще ничего не было, а я уже был.

— Где? — поинтересовался судья.

— Что за вопросы? — возмутился Иегова. — Так могли спрашивать только невежественные безбожники, а вы ведь современники Космической Эры. Надо знать, что время и пространство появляются одновременно с творением Мироздания. Поэтому нелепо спрашивать, где был я «до творения». Пребывал вне времени и пространства, покоился сам в себе. В современных категориях мышления этого объяснить невозможно, — гордо заметил Иегова, поправляя черную маску.

— А потом? Что случилось потом?

— Я устал от одиночества. И создал мир. Небесный и земной. На небе я сотворил ангелов, на земле — людей.

— Дальше?

— Ангелы восстали. Некоторые. Я их швырнул с неба. Люди начали грешить с падшими ангелами. Я их утопил.

— Вы действовали преступно, Иегова. Вы нарушили закон.

— Я сам себе закон, — пренебрежительно ответил Иегова. — Разве позволительно моему творению указывать мне же, что правильно, а что неправильно? Я вас вылепил из праха, так что же — персть земная станет мне указывать на какое-то Космическое Право?

— Странная логика, — хмыкнул судья, апеллируя к присутствующим. — Значит, отец и мать имеют право убивать, топить или мучить, наказывать своих детей.

— Разумеется, — согласился Иегова.

— Мораль юрского периода, — отозвался кто-то из присутствующих. — Этика рептилий!

— Тихо! — предупредил судья. — Выведу! Иегова! Вы признаете себя виновным в нарушении Космического Права?

— Что вы, что вы! Такого права нет и не может быть. Есть только моя воля. Я владыка сущего и не позволю…

— Хорошо, хорошо, мы разберемся, — прервал Иегову судья. — Садитесь. Подсудимый Зевс-Юпитер!

Поднялся бородатый гигант.

— Зевс-Юпитер, сын Крона.

— Ага, теперь «сын Крона». А что ты сделал со своим родителем?

— Ну что… сбросил его с престола. А перед тем заставил вырыгнуть братьев своих и сестер.

— Ай-я-яй! — укоризненно покачал головою судья, иронически поглядывая на улыбчивые лица присутствующих. — Как же так, уважаемый Зевс? Унижать отца, поднимать руку на владыку Вечности?

— Да ведь он же каннибал! — угрюмо заметил Зевс. — Пожирал детей своих. И меня сожрал бы, если бы я не того…

— Погоди! Оправдываться будешь потом. Как ты поступил с Прометеем?

— Как? Приковал его к скале. Весьма хорошее местечко. На Кавказе. Почти субтропики. Я же не приковал его, скажем, на хребте Черского, где вечная мерзлота, а в полосе курортов Гагра — Сочи. Что ему еще надо?

— Да ты, я вижу, еще и острослов? — удивился судья. — Гм, придется за неуважение к суду… Да, это фрукт, я вижу! За что же ты его приковал? Ведь он помогал тебе, он твой дядя и наставник. Помог утихомирить стихии, победить титанов…

— А зачем он дал огонь тем букашкам, нечисти земной?

— То есть кому? — поразился судья.

— Смертным — кому же еще? Людям. Спер на небе, унес его на землю. И тем нарушил закон Олимпа. Я царь богов, а он меня не спросил.

— Да ведь знал, что не позволишь.

— Тем более. Значит, не я преступник, а он. Я захватил власть, значит, я законодатель. А кто стоит у руля правления, тот не подлежит суду. Вот!

— Прометей поступил по велению сердца. Он любил людей. А Любовь — высочайший закон.

— Глупости! Абстракция. Талдычат веками — любовь, любовь! И во имя любви свершают самые чудовищные злодеяния. Я не использовал это ублюдочное понятие.

Нравилась девушка, например, Европа, — превратился в быка и унес ее. Понравилась Ио или там Даная, — кто может мне возразить, если я владыка?! Приятно и полезно для эволюции! А то — любовь! Да за что их любить — людей-то? Никчемные, сварливые, воинственные, непоследовательные. Заварили кашу из-за бабы, какой-то вертихвостки Елены, а перекладывают вину на богов! И вот дать такой мизерии огонь? О Кронос! Такого безумия я не мог ожидать от Прометея, мудрого титана!

— Зачем же ты сотворил людей?

— Я? — пожал плечами Зевс. — Что я — идиот? Ваша честь, я их не творил. Они сами возникли.

— Из чего?

— Из глины. Из грязи. Может быть, из амебы. Короче, из материи путем естественной эволюции…

— Ты мне лапшу на уши не вешай, — грозно перебил судья. — Нечего тут повторять азы диамата. Ты не выкручивайся, олимпийский владыка! Говори откровенно, признаешь свою вину? Да или нет?

— Ни за какие коврижки! — покачал головою Зевс. — Людей не творил. Прометея не приковывал к скале. Он сам себя приковал, чтобы им полюбовались потомки. Как же — герой!

Слушатели засмеялись. Судья постучал молотком.

— Кстати, ваша честь, — жалобно отозвался Зевс, — можно закурить? А то антитела требуют своего!..

— Кури, Горгона с тобою! — буркнул судья. — Я тоже закурю, а то пока с вами, богами, управишься… Откройте окна, а то угорим! Садись, лоботряс олимпийский, жди своего часа!

В комнате поплыл сигаретный дымок, Галя закашлялась.

— Брама, — провозгласил судья, пуская дымные кольца к потолку, — подсудимый Брама!

— Я, — поднялся Брама, поддерживая пирамиду на голове. — Можно я сниму этот древний торт? А то неудобно!

— Валяй! — махнул рукою судья. — Нам не форма твоя, а суть нужна. Так… Кто ты и что ты?

— Брама, член Тримурти, то есть божественной триады. Туда еще входят мои братья — Шива и Вишну. А отец — Махадева, Великий Дух.

— Ты сотворил мир для себя, только для себя? Отвечай?

— Так точно, сотворил. Впрочем, только идеи мои, а творили мои помощники, слуги.

— Но ведь ты велел им?

— Велел.

— Тогда не имеет значения. Идея твоя. Значит, и преступление твое. Ты сообщил братьям своим Вишну и Шиве о намерении создать замкнутый мир?

— Нет, разумеется. Зачем сообщать?

— Как это зачем? Коллегиальность! Вы же все — одно целое, триада! А то пренебрег коллективностью, сотворил мировую сферу, замкнул ее, чтобы никто не знал, как там идут дела. Мало чего ты натворишь! Сам Махадева не разберется потом, не управится. Попробуй перестроить то, что ты наворотил! Дальше. Когда Шива спросил тебя о новосозданном мире, что ты ему ответил? Ты признался?

— Нет. Я ответил, что никакого мира не творил. Но он сам подсмотрел. И требовал, чтобы я ликвидировал свое творение. Его надо судить. Потому что я — творец, а он — разрушитель! А даже несовершенное творение лучше, нежели великолепное разрушение!

— Как сказать! Иногда разрушитель прекраснее творца. Если он рушит темницы, деспотии, кровавые культы и так далее. И наоборот, можно создать именем самых божественных идеалов такой мучительный ад, из которого попробуй потом выбраться!

Признаешь себя виновным, Брама?

— Ищите дураков, ваша честь! — оскорбление ответил Брама. — Протестую против неправомочных обвинений и требую занести это в протокол. На санскритском языке.

— Садись, садись! Я тебе покажу санскрит! Вот лоботрясы божьи! Никто не признает себя виновным! Амбиция! Кто дальше? Человек? Хомо Сапиенс! Встань. Кто ты?

— Ваша честь, вы сами назвали меня: Хомо Сапиенс! Мыслящее существо. Это отражено почти во всех языках: Ман, Ману — Мыслитель.

— Если сам себе присваиваешь качество, это еще не доказательство. Докажи, что ты — Мыслитель.

— Гм. Что же тут доказывать? Я существую — значит, я мыслю. Я мыслю — значит, существую.

— Железная логика, — усмехнулся судья. — Хорошо, примем на веру. Пока что. Кто отец, мать?

— Мать — Природа. Отец — Случай.

— Случай? — удивился судья. — Какой же может быть случай в мире, подчиняющемся Закону Меры, Числа и Веса?

— Не знаю, — растерялся подсудимый. — Так говорила мне Мать.

— А ты с нею говорил?

— Пытался. Я разнимал живое вещество, я проникал в сокровенные глубины клеток и нейронов, я активизировал их электродами и химическими веществами, я моделировал процессы мышления, я разъял на составные части атомы и ядра атомов…

— Знаю, знаю, что всем этим ты занимался, — прервал судья. — И что же ты узнал?

Кто конкретно зачал тебя? Как имя Отца?

— Гм, гм. Еще неизвестно. Есть разные предположения. Кто говорит, что я от электрических разрядов в атмосфере, иные утверждают, что от вулканического тепла, есть сторонники такой версии, что я зачат от космической пыли…

— Да-а… По таким данным метрического свидетельства не выпишет ни один загс.

Короче говоря, ты еще не ведаешь, кто твой Отец. Какой-нибудь залетный прощелыга. Хорошо! Возраст?

— Точно неизвестно. Сначала говорили — около семи тысяч лет. Затем — перешли на миллионы. Теперь — подождем новых научных изысканий.

— Ясно. Жулик ты, а не Хомо Сапиенс. Бродяга космический. Чем занимаешься?

— Сколько себя помню — ищу истину.

— Истину? — удивился судья. — А что это такое?

— Это — ответ на все вопросы.

— И ты нашел ее?

— Нет!

— А когда найдешь?

— Буду расспрашивать ее обо всем. Создам себе бессмертное тело. Сотворю искусственный фотосинтез, чтобы избавиться от зависимости у природы. Завоюю Вселенную, проложу пути к далеким галактикам и… как их там… метагалактикам!

Короче говоря — дела найдутся!

— Да, уж найдутся! — вздохнул судья. — История показала, что получается, когда ты овладеваешь новыми силами. Ведешь неустанно войны, возводишь темницы для своих братьев, выдумываешь чудовищное оружие, разрушающее города и храмы, испепеляющее поля, сады и самое жизнь. Познание и технология не возвысили тебя, не облагородили. Ты загадил атмосферу, испохабил чистые реки и озера, ты превратил океан в сточную яму планеты, ты расхищаешь богатства природы для мизерных удовольствий, ты уничтожил сотни тысяч видов живых существ и растений, ты испаряешь целые моря и отравляешь животворящий гумус всякими «цидами».

Короче, ты восстал против собственной Матери, которая дала тебе все — тело, жизненную сферу, многочисленных братьев — мотыльков, птиц, оленей, растений. Ты получил в наследство чистый благоухающий мир, а превратил его в чудовищную выгребную яму…

— Ваша честь, это не совсем так! — возразил подсудимый. — Я ведь не только разрушал! Я сеял цветы, взращивал сады, леса, возводил прекрасные храмы и дворцы, писал гениальные картины и пел возвышающие песни. Я подымал мятежи во имя свободы и разрывал оковы рабства. Я стремился к Звездной Вселенной и искал возможностей преодолеть цепи тяготения. Я исповедовал Любовь и хотел объединить род людской в братскую общину…

— Хотел, но не объединил! — возразил судья. — Благими намерениями вымощена дорога… знаешь куда? В ад! Вот куда ты ведешь Планету и Вселенную! Признаешь себя виновным в узурпации и нарушении Космического Права?

— Нет, не признаю. Я еще в процессе роста и поиска. Еще все возможно. А вдруг…

— Вдруг не бывает. Садись, Хомо… Слово прокурору…

Худой юноша поднялся за своим столиком, солидно кашлянул. Бородатый священник хитровато улыбнулся, внимательно рассматривая участников странной инсценировки.

А бледный, с лихорадочным блеском в черных очах баптист, насупив густые брови, смотрел под ноги. И Сергей Гореница был сосредоточен и серьезен.

— Уважаемые судьи! — сказал прокурор. — Уважаемые друзья! Для кого-то боги — фикция, призраки человеческого сознания или подсознания. И суд над этими призраками им может показаться профанацией, детскою забавой. Но для кого-то боги — трансцендентная реальность, и тогда наш суд — вызов верховному могуществу, карикатура на восстание ангелов…

— Именно так, — взволнованно отозвался баптист хриплым голосом. — Именно так, уважаемый юноша! Кощунство и невежество! Вы пользуетесь неисчерпаемым милосердием и великодушием бога, чтобы плевать в него. Но помните, что плевки в небо возвращаются к вам!

— Прошу гостей успокоиться, — уважительно вмешался судья. — Им будет дана возможность высказать свою точку зрения. Прокурор, продолжайте.

— Уважаемый гость, — поклонился в сторону баптиста прокурор, — ошибается, когда говорит о кощунстве. Мы пользуемся правом мыслящих существ размышлять, сравнивать, анализировать и принимать решения. Если творец дал нам свободу, то разве для того, чтобы мы были марионетками? Ведь для автомата достаточно самой примитивной программы. Если же свобода воли есть дар космической беспредельности и эволюции, тогда тем более она нужна для свободного выбора пути.

Не будем искать доказательств или антидоказательств существования или несуществования тех или иных богов. Достаточно того, что они существовали и существуют в человеческом сознании, в ноосфере, реальность которой утверждает наука. Достаточно того, что они вели и ведут миллионные толпы людей к химеричной цели, направляя динамику психоэнергии, океаны воли, ураганы лучших чувств, совершенные творческие силы, научную мысль на прислуживание гигантской жреческой иерархии. Эти объединения, ложи и кланы, утверждая реальность сверхъестественных сил, никогда еще не манифестировали наличие властителей, коим они будто бы служат! Тем более мы обязаны рассмотреть с точки зрения Космического Права, то есть Права, которому подчинено все в Беспредельности, — Права Единства, — ту цель, что проповедуют для людей боги всех религий…

— Недопустимо! — резко воскликнул баптист.

— Что? — не понял прокурор.

— Вот так смешивать политеистические религии, или даже пантеизм, с верою в Единого Бога — Творца Сущего!

— Какая разница? — поинтересовался прокурор.

— Абсолютная, — поучающе ответил баптист. — Следует изучить историю религий.

Языческие религии Востока и Запада, идолопоклонство, шаманизм и прочее — более грубый или менее грубый фетишизм, обоготворение стихийных сил. То — фальшивые боги! И только Ветхий Завет открывает людям впервые в истории Дух Живого Бога — Творца и Вождя людей.

— Читали, знаем, — мягко молвил прокурор. — Позвольте вести процесс дальше.

Пусть будет по-вашему, начнем с Иеговы — ветхозаветного бога. Библия начинает рассказ с творения Земли — нашей планеты, солнца, звезд, а затем — человека. Но церковная традиция передает нам легенду о создании перед тем небесного царства и ангелов. Что же случилось потом?

— Падение Сатаны, — ответил баптист.

— Верно, — подхватил прокурор. — Вот вам первое недоразумение. Кто же этот противник ветхозаветного бога? Прекраснейший архангел, Люцифер-Светоносец.

Почему он восстает против Иеговы? Церковь утверждает: гордыня! Откуда, почему?

Зачем могучему космическому духу объединять мириады ангелов для битвы с творцом?

Как удалось их объединить? С какою целью? Ведь цель должна быть прекрасной, иначе непорочные ангелы никогда не посмели бы выступить на прю с хозяином неба!

Но оставим эти вопросы. К нам пришли только легенды, а легенды — символы определенных идей, за которыми стоит некая историческая или космоисторическая реальность. Дальше. Демиург Иегова творит человека, лепит его из праха, затем, не найдя для него пары в животном мире, создает из «ребра» женщину, Еву.

Принимаем такую версию — возможно, в правечности наши предшественники были андрогинами, мужеженами, а затем — дивергенция, разделение. Это все понятно, наука может согласиться с таким предположением. Бог помещает людей в гармоничном мире, в Эдеме, дает возможность жить спокойно и счастливо. Вместе с тем перед безвольным человеком возникает искушение — знаменитое Древо Зла и Добра. Вы все ведаете, чем это окончилось: проклятием Иеговы и появлением смерти. Короче говоря, началась кровавая, мятежная, хаотическая эволюция человечества, продолжающаяся до сих пор…

— Позвольте мне, — вдруг отозвался священник, ласково улыбаясь. — Я слушал, слушал… Интересно, весьма интересно… Что ж, можно и так интерпретировать высшие символы. Бог — милостивый Отец, Он прощает все детям. Впрочем — должен дружески предостеречь — Святое Писание не беллетристика, тем более — не научный трактат. Это — символическое изложение духовной истории мира. Любой образ или фраза — сокровенны, таинственны…

— Криптограммы, что ли? — серьезно спросил прокурор.

— Хотя бы, — согласился священник. — Чтобы понять таинственную суть этих символов, надо поверить в Творца Сущего, надо звучать на его неслышимый голос.

Иначе — вместо Божьего Лика увидите грубого идола или пустоту…

— Спасибо, — кивнул прокурор. — Я понял. Приходилось читать о таких идеях. Что ж, согласимся, что там — и символы. Но символы тоже свидетельствуют о сущности творца. Милосердный творец, преисполненный любви, никогда не воспользуется грубыми символами. Вы же знаете о силе слова, логоса. Духовное, интеллигентное существо всегда пользуется изысканным, культурным языком, совершенной речью, тонкой образной системой, приятными метафорами, чудесными притчами. Вот, к примеру, как в Новом Завете. Там Учитель изъясняется с народом с помощью тонких, великолепных, сердечных притч. А ветхозаветный демиург — клубок ревности и злобы. Нет, не согласен. Даже за библейскими символами ощущается преступная психика и бешенство, сумасшествие, доведенное до глобальных или даже космических масштабов. Ветхозаветный творец не имеет права вести людей. Он должен ответить перед судом космоистории, перед судом Космического Права. Я сказал!

Прокурор сел. Судья постучал молотком по столу.

— Кто хочет что-либо добавить, сказать?

Усмешка исчезла с уст священника, прозрачные глаза оледенели. Он разгладил бороду, горько промолвил:

— Мне жаль вас, друзья. Вы весьма умны, начитанны, вы — интеллектуалы, как сейчас модно говорить. Вы переполнены информацией. Знаете все — от истории религий до квантовой механики, от генетики до оккультизма, от кибернетики до новейших гипотез о происхождении Вселенной. С вами тяжело спорить. Иногда просто невозможно. Но Истина не познается в споре, хотя это расхожая фраза. То — выдумка софистов. Истина вне слов. Иисус молчал, когда Пилат спросил его, что есть Истина. Но я хочу кое-что спросить. Вот вы разрушаете религиозное мировоззрение. Изгоняете из своей психики творца. Бога. Жаждете утвердить мораль, этику на человеческих законах, на общественной договоренности.

Утверждаете цель и смысл бытия, как вечное стремление к раскрытию тайн природы, к самораскрытию. Отрицаете бессмертие души, выводя ее из рефлекторной способности материй к отражению, а дальше — к самопознанию. Отлично! А что дальше? Человек — букашка среди необъятности. Перед неизмеримыми океанами времени и пространства все наши усилия — эфемерны, обманчивы. Не только египетские пирамиды, но и современные синхрофазотроны и термоядерные реакторы, звездолеты или суперкомпьютеры в сравнении с вечностью — ничто. Неужели вам не страшно смотреть в небо — в звездную пропасть — или размышлять о смерти, о безликом ужасе, который поглотит ваш прах, ваши мечты, даже не заметив этого?

Неужели вы не понимаете, что без Творца, без Великого Поручителя вы остаетесь перед бездной наедине, без малейшей надежды одолеть ее?!

— Да что вы стращаете нас? — воскликнула какая-то восторженная девушка, встряхнув белою, гривой. — Человечество начало такой поражающий штурм Космоса, а вы… Вот люди уже на Луне побывали, а там — другие миры, иные звездные системы!

Встретим мыслящих существ, подружим, побратаемся! Затем — Великое Кольцо цивилизаций, о котором писал Иван Ефремов…

— Сны, — грустно покачал головой священник. — Напрасные упования. Даже ученые пишут, что расширение информации об окружающем мире расширяет вместе с тем и кольцо неведомого. Страшный парадокс! Выход в Космос еще четче подчеркивает одиночество человека. Любой шаг в бездну открывает неизмеримые горизонты. И вы не овладеваете ими, а видите, как океан разливается и увлекает вас в чудовищное ничто. О нет! Без помощи Высших Сил человек неспособен достичь брега Истины!

— Ерунда! Нигилизм! Обскурантизм! Старые сказки! — послышались голоса.

— Погодите, — внезапно вмешался в беседу Сергей Гореница. — Наш гость прав, незачем называть то, что он высказал, ерундой!

— Как так? — удивилась белявая девушка. — И вы?

— Погодите, — махнул рукою ученый. — В том, что он поведал, есть горькое зерно правды. Умножение информации, усиление энергомощностей, овладение иными мирами не приближают нас к Истине…

— Как так не приближают? А куда же мы движемся? Каждый шаг — все ближе к Истине, мы так всегда верили?

— Верить мало. Что значит — «ближе» в Беспредельности? Это пустой звук.

— Так вы тоже ратуете за веру в Творца, в Высшие Силы?

— Зачем же? — улыбнулся Гореница. — Альтернатив множество. Нельзя мыслить черно-белыми категориями. И еще… Или мы всегда находимся в Истине, или ее вообще нет, это — словесная фикция. Мы ежемгновенно «врастаем» в Истину, раскрываем ее, становимся ее сутью. Поиск Истины — это проблема сознания. Ведь можно быть среди сада и умирать от голода, если не видишь плодов. И еще… Что касается «овладения» Космосом. Гость наш прав, что волюнтарные устремления тщетны, «завоеванием» нельзя овладеть тем, что так огромно и таинственно. Пока мы телесны, пока мы передвигаемся в коробках ракет и скафандров, успеха ждать нечего. Но есть — во всяком случае, должны быть иные пути познания Вселенной.

Устремление в пространство с помощью приборов — это первые, детские шаги. Даже Циолковский, отец космонавтики, утверждал это. Он пророчествовал о сублимации, утончении материи, о трансформации тел, о расширении наших чувств и разума в многомерность Мироздания, овладении пространством и временем, о прорастании человека из ограниченной трехмерной телесной темницы — смертной и слабой — в Новый Мир. Человек должен воссоздать в себе всемогущего Титана, который способен будет овладеть Беспредельностью, станет ее жителем, синтезирует в себе всю глубинность Макрокосма. Тогда осуществится мечта древних мудрецов и философов, атом будет равен Космосу, Человек отождествится с Целым. Друзья! Боги человеческой истории — только небесный негатив нашего хаотического земного бытия. Хомо Космикус, Человек Звездный станет Сыном Вселенной, даст жизнь и мысль всему сущему, выведет всех существ из лабиринта необходимости и смерти в царство свободы.

— Невообразимо, — вздохнул священник, задумчиво глядя на Гореницу.

— Философская фантазия, — пожал плечами баптист.

— Объясните, — попросил кто-то из ребят. — А то слишком все абстрактно…

— Хороши, — согласился ученый. — Кратко скажу. Остальное — размышляйте сами.

Последние достижения науки привели нас к пониманию Вселенной как Целого. Но Целое может быть лишь как импульс, квант, мгновенность, а не интеграция систем или частиц. Тут противоречие с теорией относительности, ограничивающей распространение причинности скоростью света. Считается, что квантовый барьер — 300000 километров в секунду — не будет преодолен. Таким образом, Космос останется непознанным, ибо ограниченная скорость в Беспредельности создает перед исследователем стену. Позже возникла идея мгновенного взаимодействия вне времени и пространства. Некоторые эксперименты с фазовыми кванторезонаторами подтвердили, что Вселенная имеет, кроме известных нам пространственно-временных связей, более глубокое родство…

— Как это возможно? — не сдержался прокурор. — Ведь существуют мириады звезд, туманностей, планет, частиц, существ. Каким образом между ними может быть мгновенное, сверхвременное взаимодействие? Ведь сигнал должен передаваться в некоей среде, хотя бы в вакууме, преодолевая миллиарды световых лет?!

— Вот-вот! Ветхая логика, обременяющая нас даже на уровне космического мышления.

Все это — механистические представления средневековых ученых, передавших нам в наследство первобытный логический аппарат мышления. Не буду углубляться в чащу софистики. Приведу пример: изображение на экране телевизора ткет луч за какую-то часть секунды. Мы видим изображение как целое. Представьте себе, что на электроне, сканирующем изображение, живут мыслящие существа. Для них телевизионная картинка, воспринимаемая нами в одно мгновение, будет целой космоисторией, продолжающейся, возможно, миллионолетия. Ученые допускают, что и Вселенная соткана единственным Праатомом. Жизнь этого Праатома и есть мозаика Вселенской Эволюции. Мыслящие существа постепенно, во времени и пространстве, «рассматривают» то, что Всегда Есмь. Таким образом, все сущее — тождественно, ибо несет в себе импульс Единственного Праатома. А время, пространство — лишь ритмика, проявление, волны эволюции. Мыслящее существо должно овладеть секретом этой динамической творящей нити. И если преуспеем в этом, тогда сможем сознательно сливаться с Космосом, расширять свои чувства и разум — до Беспредельности…

— Какая-то научная религия, — скептически вздохнул баптист. — Но без любви, без веры, без надежды. У нас есть Отец, Творец. Значит, есть упование, что где-то можно отдохнуть от абсурда бытия.

— Это правда, — согласился Гореница. — Нам негде почить, преклонить голову. Мы — вечные птицы. Бытие — вечный полет. Но — все же — вы заблуждаетесь. Задание, о котором я намекнул, нельзя осуществить без любви. Надо очень любить людей, мир, каждый цветок, чтобы идти на такой сумасшедший шаг — познание Целого!

Сумасшедший с точки зрения «нормального» смысла. Но надо идти! И мы пойдем.

Новый Человек должен родиться от нас, как мы родились в лоне животного мира. Вы знаете, что бывает, когда в лоне матери задерживается плод?

— Мертворожденное дитя, — подсказал Григор.

— Да! — остро взглянул на него Гореница. — Преждевременное рождение — тоже катастрофа. Кесарево сечение — это исключение, которое не всегда бывает удачным.

Нужно трепетное ожидание, чтобы человечество своевременно родилось в новое бытие…


…Григор с Галей вышли на улицу, направились к днепровским склонам. Над Левобережьем плыли туманы, фиолетовой мглой наливалось небо.

— Тебе понравилось? — помолчав, спросил Григор.

— Гореница хорошо сказал. Мне он чем-то близок… будто я с ним знакома давным-давно… вот как с тобой…

— Мне тоже он близок.

— А судьи не понравились. Умные ребята, но все это — наивно. Сами же люди навыдумывали богов, а затем принялись их судить…

— Ну не совсем навыдумывали. Все это — сложнее. Тут тянется ниточка к праистории, к космоистории… А наши ребята? Ведь это лишь шуточный прием…

— А мне грустно. Во всех этих ка-вэ-энах, различных дискуссиях есть некая гротескная искусственность. Нет органичности, естественности. Там, где есть природность, — не может быть дискуссий. О чем дискутировать цветам? Или орлам, аистам? Летим, брат, вот единственное слово. А то — соревнуются, кто умнее скажет, острее, кто больше знает, помнит. Разве мудрость в памяти? Или в острословии, юморе?

— А в чем же, Галя?

— В простоте, в искренности. Я это ощущаю, но… доказать? Нужно ли? То, что можно «доказать», — неправда.

— Парадоксально, но — верно. Интересно весьма. Правда, как солнце, не требует доказательства. Греет, сияет и жжет! Галя, я что-то захотел есть. Зайдем-ка в кафе. Недалеко от фуникулера. Посидим, а то ведь завтра я еду…

— На две недели? — заволновалась Галя. — Так надолго?

— Командировка, — вздохнул Григор.

И снова молчание. Надо обманывать. А она говорит об искренности. Как же уйти от недостойной комедии?

Им принесли бутылку сухого вина, конфеты, яблоки и яичницу. Григор наполнил бокалы. Галя взяла свой, посмотрела на свет, улыбнулась.

— Традиция. Но приятная. А вообще-то — я всегда с тобою как в хмелю. За твое возвращение. За успех.

— За любовь, — сказал Григор.

Она возражающе покачала головой.

— За любовь — нельзя — Почему?

— Потому что она — вне всего утилитарного. Можно желать богатства, успеха, здоровья, но любви… нет! Она приходит сама. И уходит тоже сама. Она есть или ее нет. И ничто не вернет ее.

— Тогда, — молвил Григор, — выпьем за то, чтобы она не ушла. Она тут… Со мною… Правда, Галя?

— Правда, — ответила просто и спокойно. — Она здесь… невидима. Как мне хочется сохранить ее, оберечь…


Прошло две недели. Григор вернулся в Киев. Шеф встретил его приветливо, но сдержанно. Сразу же сказал:

— Придется тебе снова взяться за то дело, голубчик.

— За какое? — не понял Григор.

— Предыдущее.

— Но ведь Куренной явился?

— И затерялся. Дело чрезвычайно осложнилось. Его убили…

— Как? — подскочил Григор.

— Не ори, — сердито прервал шеф. — Не барышня дореволюционная, а криминалист.

Держи себя в руках!

— Но он же был в тюрьме?

— Его выпустили. Оказалось, и весьма быстро, что он не виноват. Главбух там поработал после его исчезновения. Когда его спросили, где он был, Куренной заявил, что на том свете…

— Как?

— Что слыхал — то передаю. Ну, его сюда-туда, зачем, мол, врешь? Ведь ты чист перед законом? Он свое: был на том свете. Еще захватил с собою сувенирчик. Чаша или бокал. Прозрачный, очень тонкой работы. Почти невидим. Чашу взяли, начали анализировать. Снова к нему — где взял? Кто тебе дал эту штуковину? Не за границей ли был? Он свое — на том свете. Короче — какая-то буча поднялась по поводу волшебной чаши. Точно не знаю. Его — в психиатрическую. В Павловскую. Там обсервировали. Говорят — здоров, нормален. И внезапно — известие. Из Института физики звонят: пропала чаша. Я туда. Говорят — невероятная ценность. Надо найти, вернуть. Станьте колдунами, магами, но разыщите. Весьма мудрые они! Потеряли, а нам искать? А где ее искать? Возвращаюсь — еще сюрприз: из дурдома сообщили, что герой этой истории исчез!..

— Куда?

— Погоди. Исчез неизвестно куда, но через два часа милиция сообщила, что на шоссе около Святошино нашли два трупа…

У Григора защемило под сердцем.

— Почему два? Кто другой?

— Вот это и есть самое странное, — сурово сказал шеф. — И страшное. Убили отца… и дочь…

— Галю? — не своим голосом закричал Григор.

— Ее, — скупо ответил шеф. — Без истерики. Впервые слышишь о смерти, что ли?

— Галю убили, — тупо повторил Григор. — Как же… Как же так?

Он заплакал и не вытирал слез.

— Эге, хлопец! Да ты, я вижу, не только выполнял задание, но и…

— Да, я полюбил ее! — в отчаянии воскликнул парень. — По-настоящему! Разве это преступление? Неужели не имел права?

— Голубчик, — замахал руками шеф. — Имеешь право, имеешь! Гм… Только странно все это. Ну хорошо… Возьми себя в руки. Едем…

— Куда?

— В морг. Посмотришь. Надо, чтобы и ты подписал акт. Бабусю позвали… как ее — Григорук? А она заливается слезами и не может слова вымолвить. Глянула и заголосила: «Ой, сиротка моя, что ж они с тобою сделали?» А потом потеряла сознание. Посмотришь ты. Для точности.

Шеф взял обалдевшего Бову за руку, повел к машине. Парень сидел возле начальника, равнодушно глядя на многолюдные улицы. Что ему теперь работа, дискуссии о богах, сны о далеких мирах? Свет погас. Вокруг — только тьма. Она была целая Вселенная!

В морге их встретил дежурный в белом халате. Григор в ужасе смотрел на окоченевшие тела, прикрытые простынями. Синие ноги, словно у магазинных цыплят, раскроенные черепа. Это то, что было жизнью? Какая бессмыслица. Неужели и она?

Неужели и ОНА?..

— Смотри, — сердито прошептал шеф.

На мраморной плите лежало девичье тело. Даже смерть не убила красоты. Судорожно вытянутые вдоль тела руки, на яйце следы мук. Григор склонился над нею, еще не веря очам. Не она! Не Галя! Весьма похожа, но не ОНА! Вот маникюр. Лиловый. А Галя не делала. И ногти длинные, модные. Медикам таких нельзя. Немного подкрашенные глаза, а Галя не красилась. Нет, нет, это не ОНА!

— Не она, — хрипло сказал Бова, взволнованно поглядывая на шефа.

— Как не она? — растерялся шеф. — Ты это… точно?

— Да. Абсолютно. Не она!

— Тогда это усложняет дело. Документы при ней были на имя Куренной Гали.

Документы настоящие, не подделка. Кто же это? И где Куренная? Ее выкрали? С какой целью? Тут действовал не простой преступник. Отца убили, дочь выкрали.

Вместо нее подсунули труп другой девушки. И все это — ради чаши? Что ж она значит, откуда она?

— Тысяча узлов, — прошептал Григор.

— Придется тебе их развязывать…

— Буду, — ответил Григор, ощущая, как в его сердце возрождается неясная надежда.

— Я ее найду и под землей…

— Вероятно, это сложнее, голубчик, нежели под землей, — задумчиво промолвил шеф.

Они попрощались с дежурным и вышли из морга. Остановились возле машины.

— Вот что, — сказал шеф. — Садись и кати в Павловскую больницу. Иди к главному психиатру. Расспроси о Куренном. О том свете, о чертях, демонах, о чем угодно.

Ты понял? Нас интересует все, что связано с ним. Ученые пренебрегли его рассказом, а мы не имеем права. Кумекаешь?

— Я понял!

— Бывай. Я жду, голубчик. Вот дело, о котором ты мечтал. Я доберусь трамваем…


Книга третья. Волшебная чаша | Звездный корсар | Глава 2. Встреча с предками