Глава 14

На следующий день, когда подошло время перерыва, Гейб и Рэчел устроились на их любимом месте, рядом с бетонной черепахой, защищенные от лучей полуденного солнца нависающим над ними огромным белым экраном. Гейб открыл крышку пластикового ведерка со снедью из закусочной «Кентукки фрайд чикен» и протянул его Рэчел.

Прошло девять дней с тех пор, как они занимались любовью под дождем. Кинотеатр должен был открыться ровно через неделю, но Гейб не мог думать ни о чем, кроме тела Рэчел, такого чудного, теплого, податливого. Она, однако, делала все, что могла, чтобы не допустить повторения близости. Сначала она использовала в качестве предлога для отказа свои критические дни, хотя Гейб отнюдь не считал это препятствием. Тем не менее он не пытался оказывать на Рэчел давление.

Однако наступил момент, когда терпению его пришел конец. Увидев в очередной раз, как от дуновения ветерка старомодное хлопчатобумажное платье соблазнительно облагает фигуру Рэчел, он решил, что пора предпринимать какие-то действия.

— Хочу тебя обрадовать, — сказал он, — кажется, я разрешил нашу небольшую дилемму.

— Что это еще за дилемма? — осведомилась она, вытаскивая из ведерка куриную ножку.

Гейб давно уже заметил, что Рэчел неравнодушна к куриным ножкам. Он же, со своей стороны, был явно неравнодушен к ее грудям, и потому, завладевая другой куриной ногой, не мог отказать себе в удовольствии пройтись по ним взглядом, пользуясь тем, что верхние пуговицы уродливого красного платья были расстегнуты и позволяли видеть довольно много.

Подобрав повыше юбку, Рэчел вытянула ноги. На одном колене у нее красовалась засохшая ссадина, другое было залеплено куском бактерицидного пластыря: утром она поранилась и не заметила этого, так что Гейбу пришлось самому заклеивать ей царапину. Больше всего, однако, доставалось ее икрам: они были сплошь усеяны царапинами и синяками. Рэчел трудилась с исключительным усердием, отвергая все предложения Гейба заняться более легкой работой, как бы он на нее за это ни ворчал.

Стройные, изящные ноги Рэчел очень странно выглядели в грубых мужских полуботинках и толстых белых носках, собравшихся гармошкой вокруг ее тонких щиколоток.

Гейб обратил внимание, что Рэчел ежедневно тщательно начищает башмаки. Ему было страшно даже подумать, сколько сил она тратит каждый вечер, чтобы удалить с них пятна краски и грязь. Он долго не мог понять, зачем она это делает, пока ему не пришло в голову, что человеку, имеющему всего одну пару обуви, по всей вероятности, волей-неволей приходится как следует о ней заботиться.

Гейбу была неприятна уже сама мысль о том, что, придя с работы, Рэчел каждый вечер вынуждена тратить время и силы на то, чтобы привести свои башмаки в порядок. Он с удовольствием купил бы ей дюжину пар обуви, но прекрасно понимал, что Рэчел швырнет их ему в лицо.

— Я имею в виду дилемму, которая касается почасовой оплаты твоего труда и того, чем ты можешь, а чем не можешь заниматься в рабочее время.

— Ты решил повысить мне зарплату? Наконец-то!

— Нет, черт побери, я не собираюсь повышать тебе зарплату.

Гейб едва сумел сдержать улыбку при виде разочарованной мины, появившейся на лице Рэчел. Хотя это было нелегко, он изо всех сил старался делать так, чтобы в руки Рэчел не попадало много наличных разом, и в то же время тщательно следил за тем, чтобы у нее было все, в чем она действительно нуждалась. Такая линия его поведения была вызвана тем, что он теперь уже хорошо знал ее способность откладывать деньги про запас даже в тех случаях, когда это казалось совершенно невозможным. Получив сразу относительно большую, по ее нынешним понятиям, сумму, Рэчел наверняка отложила бы ее «в чулок», а это было опасно:

Гейб сознавал, что, как только в «чулке» скопится столько, сколько она сочтет достаточным для отъезда, Рэчел скорее всего тут же покинет Солвейшн. Ведь рано или поздно она должна была понять, что Дуэйн Сноупс не прятал в Солвейшн никаких пяти миллионов, и тогда ее пребывание в городе потеряло бы всякий смысл. Короче говоря, Гейб хотел быть уверен в том, что она по чисто финансовым причинам не сможет уехать из Солвейшн. Гейб не мог позволить ей уехать до того, как он почувствует, что более или менее спокоен за ее будущее. Рэчел слишком долго балансировала на самом краю пропасти, и ему хотелось быть уверенным, что она никогда больше не будет бедствовать.

— Я заслуживаю прибавки к зарплате, и ты это прекрасно знаешь.

— Странно, что мне это сразу не пришло в голову, — сказал Гейб, не обращая внимания на ее слова. Лежа на боку, он вытянулся в траве, затем приподнялся и, опершись на локоть, начал жевать цыпленка, хотя ему совершенно не хотелось есть. — Теперь у тебя будет фиксированная зарплата. Это означает, что, чем бы ты ни занималась в течение дня, на твоем заработке это никак не будет отражаться.

Глаза Рэчел вспыхнули.

— И какая же у меня будет эта самая фиксированная зарплата?

Гейб назвал сумму и стал ждать, когда из розового ротика Рэчел на него посыплются громы и молнии. Ожидание было недолгим.

— Ах ты, скряга, скупердяй, жмот паршивый…

— Уж кому-кому, но не тебе говорить такие вещи.

— Я не богачка вроде тебя. Мне приходится экономить каждый цент.

— Получая фиксированную зарплату, ты только выиграешь. Сверхурочные я все равно буду тебе выплачивать отдельно, но зато ты не будешь терять деньги, если в течение рабочего дня тебе потребуется выкроить часок для отдыха или для того, чтобы съездить куда-нибудь по моему поручению. Или еще для чего-нибудь. — Гейб сделал паузу и положил в рот еще кусочек цыпленка. — Да ты должна на коленях меня благодарить за щедрость.

— Дать бы тебе ломиком по коленкам.

— Не понял.

— Ладно, проехали.

Гейбу хотелось немедленно заключить Рэчел в объятия.

К сожалению, он не мог этого сделать, учитывая то, в каких условиях физическая близость между ними произошла в первый раз. Сколько бы Рэчел ни пыталась строить из себя женщину, прошедшую огонь, воду и медные трубы, по мнению Гейба, она заслуживала, чтобы во второй раз это случилось в постели, и притом не в доме, некогда принадлежавшем Дуэйну Сноупсу. Она заслуживала того, чтобы все было обставлено не просто как удовлетворение некоей физиологической потребности, а как самое настоящее свидание. Гейб планировал отвезти ее в четырехзвездочный ресторан. Ему очень хотелось посмотреть, как она будет есть. Он почему-то ужасно любил смотреть, как Рэчел ест. Именно по этой причине он каждый день лично привозил ей продукты. По утрам, приезжая на работу, он доставал сваренные вкрутую яйца с острым соусом и говорил, что терпеть не может завтракать в одиночестве. Около полудня он заявлял, что настолько голоден, что не в состоянии сосредоточиться на работе и что его может спасти только ведерко с кусочками жареного цыпленка из закусочной «Кентукки фрайд чикен». Еще через какое-то время он открывал установленный в закусочной кинотеатра холодильник, доставал оттуда фрукты и сыр и заставлял Рэчел сделать еще один перерыв, думая о том, что если так пойдет и дальше, то скоро он не сможет влезть в свои джинсы.

Зато щеки Рэчел чуть-чуть округлились. Этого было достаточно, чтобы ее лицо перестало казаться изможденным, Постепенно исчезли синяки под чудными зелеными глазами. Цвет лица у Рэчел стал гораздо здоровее, тело ее тоже окрепло. Было очевидно, что опасность растолстеть Рэчел не грозит и вряд ли когда-нибудь будет угрожать, но в то же время Гейб с удовольствием отмечал, что в целом вид у нее уже не такой изнуренный.

Ему снова стало больно, когда он вспомнил о Черри и о том, как она всегда следила за своим весом. Гейб тысячу раз говорил ей, что не разлюбит ее, даже если она будет весить триста фунтов, но она все равно упорно вела счет калориям.

Гейб бросил недоеденный кусок цыпленка обратно в пластиковое ведерко и снова вытянулся на траве, прикрыв глаза рукой так, словно собрался вздремнуть. Вскоре он почувствовал на своей груди руку Рэчел и услышал ее голос, который теперь уже звучал совсем не зло и не раздраженно:

— Расскажи мне о них, Гейб. О Черри и о Джейми.

Кожа Гейба мгновенно покрылась мурашками. Это случилось снова: она опять произнесла вслух их имена.

Желание поговорить о них было почти непреодолимым, но остатки разума и здравого смысла все же подсказывали Гейбу, что не следует обсуждать достоинства погибших жены и сына с женщиной, с которой он намеревался в ближайшее время заняться любовью. Кроме того, он боялся, что Рэчел и тут не сможет удержаться, чтобы не дать воли своему языку.

Впрочем, он тут же одернул себя: для него было совершенно очевидно, что Рэчел может использовать любой повод для того, чтобы высмеять его, но только не этот. И все же что-то его останавливало.

Рэчел положила ладонь ему на грудь и с нежностью, которой он никогда раньше не слышал в ее голосе, снова заговорила, обдавая теплым дыханием его щеку:

— Все вокруг жалеют тебя и не говорят об этом, Боннер, но ты вполне можешь превратиться в зацикленного на своем горе, без конца жалеющего себя и совершенно невыносимого для окружающих человека. — Рэчел тихонько погладила его. — Дело вовсе не в том, что у тебя нет оснований себя жалеть. Они есть. Да и вообще в этом не усматривалось бы ничего страшного, если бы у тебя впереди не было стольких лет жизни…

У Гейба словно кровь в жилах закипела. Он почувствовал, как в душе разгорается какая-то страшная, неконтролируемая злоба. Должно быть, Рэчел ощутила, как напряглись под ее рукой его мускулы, и, чтобы успокоить его, положила голову ему на грудь. Прядь ее волос упала Гейбу на губы. Ноздри уловили свежий запах шампуня, в котором смешались ароматы солнца и дождя.

— Расскажи мне, как ты познакомился с Черри.

Снова ее имя. Гнев Гейба испарился, и ему опять отчаянно захотелось поговорить о своей жене, чтобы она вынырнула из глубин забвения, в которые ее погрузили те, кто избегал о ней даже упоминать.

— Это случилось во время воскресного школьного пикника.

Слова дались Гейбу не без труда. Он поморщился от того, что Рэчел локтем нечаянно надавила ему на живот, и машинально поднял руку, прикрывавшую глаза. Рэчел тем временем уютно устроилась у него на груди и, вместо того чтобы бросить на него сочувствующий взгляд, как делали все его друзья, знакомые и родственники, улыбнулась.

— Вы были еще совсем детьми? Подростками, да?

— Даже еще не подростками. Нам было по одиннадцать лет, и Черри только-только переехала жить в Солвейшн. — Гейб слегка приподнялся и передвинул локоть Рэчел. — Я носился как ненормальный, не глядя толком ни вокруг, ни под ноги, и в итоге нечаянно облил ее лимонадом.

— Держу пари, она этому не обрадовалась.

— Она выкинула такую штуку, что я просто обалдел.

Представляешь, она посмотрела на меня, улыбнулась и сказала: «Я знаю, тебе очень жаль, что так получилось». Вот так, ни больше ни меньше. «Я знаю, тебе очень жаль».

— Похоже, она не очень-то умела давать отпор, — засмеялась Рэчел.

— Это уж точно. — Гейб тоже рассмеялся в ответ, что его самого несказанно удивило. — И вообще, она всегда думала о людях только хорошо. Ты не представляешь себе, сколько раз у нее из-за этого возникали проблемы.

Гейб лежал навзничь на траве в тени огромного экрана, и счастливые воспоминания всплывали в его памяти. Одно за другим, они возвращались к нему.

Над ними с жужжанием пролетела пчела. Кругом вовсю стрекотали кузнечики. Лицо Гейба щекотали волосы Рэчел.

Вскоре веки его налились свинцом и он уснул.

Вечером следующего дня Рэчел и Эдвард помогали Кристи распаковывать вещи в ее новом доме — небольшом, но уютном, удивительно симпатичном, с одной спальней, с крохотным внутренним двориком и с полностью оборудованной всем необходимым кухней, в потолке которой имелся даже световой люк. Стены сияли белизной, и повсюду стоял восхитительный запах свежести и новизны.

Как раз в этот день Кристи привезли мебель. Это были в основном предметы, которые ее родители не захотели брать с собой, переезжая во Флориду, и теперь Кристи оглядывала их с явным неудовольствием.

Стараясь говорить тихо, так, чтобы ее не слышал никто, кроме Рэчел, она сказала:

— Я знаю, что у меня нет денег на то, чтобы заменить эту рухлядь, но она… Не знаю. Теперь она меня совершенно не устраивает. — Кристи горько улыбнулась, явно недовольная собой. — Ты только послушай, что я несу. Пять дней назад я подстриглась и прикупила кое-что из одежды, и вот теперь мне кажется, что я стала совсем другим человеком. Наверное, я просто чувствую себя виноватой из-за того, что не переехала во Флориду, как хотели мои родители.

— Последняя неделя выдалась для тебя нелегкой. — Рэчел закончила расставлять стаканы на буфетных полках, уже оклеенных бумагой голубого и бледно-лилового цвета. — А по поводу мебели не переживай. Она вполне может стать основой твоего интерьера. Ты можешь украсить ее новыми подушками, повесить на стены какие-нибудь картинки или еще что-нибудь. Вот увидишь, когда ты как следует все обживешь, тут у тебя будет просто замечательно.

— Я надеюсь.

Из комнаты вприпрыжку выбежал Эдвард.

— Нам нужна крестообразная отвертка, чтобы собрать кровать, — объявил мальчик. — У вас она есть?

Кристи подошла к аккуратному ящичку с инструментами, который лежал на выкрашенной в белый цвет стойке, отделяющей кухню от жилых помещений.

— Возьми-ка вот эту.

Рэчел невольно улыбнулась, глядя, как Эдвард с важным видом взял из рук Кристи отвертку и пошел обратно в спальню, где его ждал Этан. Возможно, Этан Боннер в данный момент вызывал у Кристи сильную неприязнь, но Рэчел не могла не оценить душевной щедрости этого человека в отношении ее сына, и потому ее отношение к младшему брату Гейба изменилось в лучшую сторону. Здесь, в новом доме Кристи Браун, Эдвард впервые получил возможность заняться полезным делом в компании взрослого мужчины, и ребенок просто упивался каждой минутой их с Этаном совместного труда.

Взглянув в сторону двери, ведущей в спальню, Кристи едва слышно шепнула:

— В четверг вечером в «Горце» Этан вел себя просто ужасно, но сейчас держится так, словно ничего этого не было.

— Я подозреваю, что ему не меньше, чем тебе, хочется забыть об этом.

— Ха!..

Рэчел улыбнулась и одобрительно ткнула подругу кулаком в плечо. В этот день Кристи была одета в ярко-красную футболку, заправленную в новенькие джинсы. Косметики на ее лице почти не осталось, а свои золотистые сандалии она сменила на пару довольно-таки поношенных спортивных туфель, так что одежду ее вряд ли можно было назвать сексуально вызывающей. Тем не менее Рэчел заметила, как время от времени Этан бросал на Кристи пристальные взгляды.

— Я всю свою жизнь занималась исключительно тем, что нянчила инфантильного лицемера, но теперь этому конец!

Если бы Кристи произнесла эту фразу немного громче, Этан вполне мог бы ее услышать, но Рэчел ничего не ответила, решив, что и так уже дала подруге много советов.

— Мне удалось скопить кое-какие деньги, так что теперь я смогу закончить свое образование, — снова заговорила Кристи. — Мне нужно прослушать всего несколько лекций на курсах, и я получу диплом педагога младших классов. С этим дипломом мне нетрудно будет устроиться на работу в качестве помощника учителя. Тогда я смогу выплачивать взносы за дом.

— Это просто замечательно.

— Мне надо было сделать это много лет назад.

— Наверное, раньше ты не была к этому готова.

— Да, наверное. — Кристи задумчиво улыбнулась Рэчел. — Знаешь, мне сейчас так хорошо. Впервые в жизни я не чувствую себя человеком-невидимкой.

Рэчел считала, что это ощущение, которым Кристи так наслаждалась, — результат не чисто внешних перемен, а внутренней решимости ее новой подруги изменить свою жизнь, но не стала ей ничего говорить.

Из спальни вышли Этан и Эдвард.

— Все сделано, — сказал Этан. — Почему бы нам с Эдвардом не заняться вон тем книжным шкафом?

— Спасибо, но его пока еще рано собирать, — ответила Кристи сухо, почти грубо.

— Ну и ладно. Тогда мы можем пристроить на место телевизор.

— Ты и так уже много сделал. Этан. В любом случае, спасибо тебе.

Более прозрачный намек на то, что Кристи хочет его выпроводить, придумать было трудно, но Этан сделал вид, будто ничего не понял.

— Ну, Эдвард, давай посмотрим, что мы можем сделать, чтобы подогнать эту дверь в ванной, — начал было он, но Кристи была непоколебима.

— Завтра подрядчик пришлет мастера, который все сделает, — сказала она. — Мне в самом деле ничего пока больше не нужно. Этан. Увидимся завтра на работе.

После этих слов Этану не оставалось ничего другого, как уйти. Глядя, как он складывает инструменты в ящичек и идет к двери, Рэчел впервые испытала по отношению к преподобному Боннеру что-то вроде жалости.

Свет в окнах дома не горел. С того самого вечера, когда кто-то устроил перед коттеджем Энни сожжение креста, Гейб понял, что Рэчел нельзя оставаться одной на горе Страданий. Теперь, когда Кристи переехала в свой дом, он всерьез боялся за Рэчел.

Гейб планировал добраться до коттеджа Энни гораздо раньше, но по дороге встретил Этана и был вынужден выслушать длинный монолог младшего брата о том, как жестоко обошлась с ним Кристи, а заодно и несколько весьма прозрачных намеков на то, что Рэчел охотится за его, Гейба, деньгами. Он не обратил на эти намеки никакого внимания. Разговор затянулся, и в результате Гейб подъехал к коттеджу Энни Глайд лишь около полуночи.

Он припарковал пикап около гаража и, заглушив двигатель, несколько секунд сидел в темноте, пытаясь разобраться в хаосе, царившем у него в душе. После сегодняшнего совсем короткого разговора с Рэчел о Черри ему стало явно легче. Живи Рэчел в коттедже одна, Гейбу было бы гораздо проще переселиться к ней хотя бы на время. Но он понимал, что, помимо Рэчел, ему придется в этом случае общаться с ее сыном, а одна только мысль о том, что где-то рядом с ним будет находиться этот бледный молчаливый мальчик, снова наполняла его душу отчаянием и безысходностью.

Малыш был ни в чем не виноват, и Гейб десятки раз пытался заставить себя изменить свое отношение к ребенку, но у него ничего не получалось. Каждый раз, стоило ему взглянуть на Эдварда, он тут же начинал думать о Джейми и о его нелепой гибели.

Гейб тряхнул головой, отгоняя неприятные мысли, затем вытащил из машины чемодан и направился к дому. Несмотря на то что была темная ночь, а фонари не горели, Гейб без труда нашел нужную тропинку и уверенно двинулся по ней. В детстве ему сотни раз приходилось ночевать в коттедже Энни. Множество раз они с Кэлом, дождавшись, когда Энни Глайд уляжется спать, выбирались из дома через окошко на его задней стороне и отправлялись рыскать по окрестностям. Этан был слишком мал, чтобы сопровождать их, и они не брали его с собой. Теперь, когда все трое стали взрослыми, младший брат нередко корил старших за то, что они лишали его возможности пережить вместе с ними множество интересных приключений, Когда Гейб огибал дом, где-то вдали раздался крик совы.

Его ботинки поскрипывали на утоптанной тропе, в руке позвякивала связка ключей.

— Стой и не двигайся!

На крыльце замаячила тень Рэчел. Губы Гейба расползлись было в улыбке, но когда он увидел направленный ему в грудь старый дробовик, когда-то принадлежавший его бабушке, до него дошло, что сейчас не время для шуток.

— У меня есть оружие, и я не побоюсь им воспользоваться! — отчеканила Рэчел.

— Это же я. Черт возьми, Рэчел. Ты ведешь себя, как героиня какого-нибудь халтурного полицейского сериала.

Рэчел опустила ствол.

— Гейб? Что ты здесь делаешь? Ты напугал меня до смерти!

— Я приехал, чтобы в случае необходимости тебя защитить, — сухо ответил Гейб.

— И ты не мог придумать ничего лучше, как заявиться в полночь?

— Я хотел приехать пораньше, но по дороге наткнулся на Этана, и он меня немного задержал.

— Твой братец просто ублюдок.

— Он тебя тоже не очень-то жалует. — Гейб шагнул на крыльцо и свободной рукой взял из рук у Рэчел дробовик.

Она шагнула к дверному проему и включила на крыльце освещение. Гейб взглянул на нее при свете, и у него моментально пересохло во рту. Она стояла перед ним босая, с голыми ногами, в голубой рубашке, которая была на ней в то утро, когда кто-то испоганил стену дома надписью. В свете лампы завитки ее растрепанных волос казались золотыми.

— А это что такое? — спросила она.

— Как видишь, чемодан. Я решил переехать сюда на какое-то время.

— Это Кристи тебя подговорила?

— Нет. Кристи тоже беспокоится за тебя, но идея принадлежит мне. Пока она жила здесь, я был уверен, что тебе могут только угрожать, и не более того, но теперь, когда Кристи уехала, ты стала гораздо более уязвимой.

Гейб вошел в гостиную, поставил на пол чемодан и осмотрел дробовик. Патронов в казеннике не оказалось, и он вернул оружие Рэчел. Одновременно Гейб вспомнил о револьвере тридцать восьмого калибра, который запер в ящике, прежде чем уехать из дома Кэла, и брезгливо содрогнулся от сознания того, что в течение долгого времени держал его заряженным рядом со своей подушкой.

— Убери куда-нибудь эту штуку, — сказал он, указывая на дробовик.

— Ты, наверное, считаешь, что я не могу постоять за себя, так ведь? Так вот, ты не прав. А теперь забирайся обратно в свой чертов пикап и проваливай.

Гейб попытался подавить улыбку, но это удалось ему лишь отчасти, и он невольно подумал о том, что это Рэчел вернула ему способность улыбаться.

— Брось, Рэч, — отозвался он. — Ты никогда в жизни никому не была так рада, как мне сегодня, и сама это прекрасно знаешь.

Рэчел скорчила недовольную гримасу.

— Ты что, действительно собрался переехать сюда?

— Ну да. Я и так сплю неважно, а если я еще буду думать о том, все ли у тебя в порядке здесь, мне вообще не заснуть.

— Мне не нужна нянька, но если ты решил составить мне компанию, я не возражаю.

Гейб понял, что Рэчел и сама побаивается оставаться в одиночестве, но признаться в этом может только в завуалированной форме. Она вышла из комнаты, чтобы вернуть на место дробовик, а Гейб взял свой чемодан и, пройдя по коридору, оказался в комнате, которая когда-то была спальней его бабушки. Глядя на старую кровать и на стоящее в углу кресло-качалку, он вспомнил, как ему, когда он был совсем маленьким, бывало иной раз страшно по ночам. В таких случаях он, замирая от ужаса, тайком пробирался в бабушкину комнату и нырял к ней в постель.

Услышав за спиной шаги Рэчел, Гейб обернулся. Вид у нее был заспанный, но, несмотря на это, она выглядела просто замечательно. На щеке у нее он заметил вмятинку от складки на подушке и понял, что, когда он подъехал к дому, она спала. Взглянув на рубашку, которая была на ней надета, Гейб вдруг почувствовал глухое раздражение.

— Тебе что, не в чем больше спать? — спросил он.

— А чем тебе не нравится эта рубашка?

— Тем, что она принадлежит Кэлу. Если тебе нужна рубашка, ты можешь надеть одну из моих.

Гейб бросил чемодан на кровать, открыл его и вытащил рубашку. Она была чистая, но кое-где на ней виднелись пятна, с которыми не справился стиральный порошок.

Взяв протянутую рубашку, Рэчел критически ее оглядела и сказала:

— Рубашка Кэла гораздо красивее.

Затем она поймала устремленный на нее недовольный взгляд Гейба и, лукаво улыбнувшись, добавила:

— Но твоя, пожалуй, будет поудобнее.

— Это уж точно.

Рэчел снова улыбнулась, и Гейб почувствовал, как у него потеплело на душе. Он в очередной раз подивился умению Рэчел находить что-то забавное в мелочах даже тогда, когда жизнь поворачивалась к ней своей самой суровой и неприглядной стороной.

Вдруг Гейб насторожился, заметив, как в зеленых глазах Рэчел промелькнула хитринка.

— Если ты хочешь, чтобы я готовила еду, то закупку всех продуктов тебе придется взять на себя.

В том, что касается экономии денег, Рэчел была весьма изобретательна. Поняв, что на этот раз ею руководят именно соображения экономии, Гейб не смог удержаться, чтобы не подразнить ее немного.

— С какой это стати ты решила, будто я хочу, чтобы ты стряпала? Я наверняка делаю это лучше тебя.

Рэчел на секунду задумалась, но тут же нашлась:

— Ты ешь гораздо больше меня, поэтому будет нечестно, если я стану тратить свои деньги на твою еду. Нет, правда, Гейб, у тебя чудовищный аппетит. Я никогда не видела, чтобы человек столько ел. Ты же постоянно что-то жуешь!

Прежде чем Гейб успел придумать подходящий ответ, их с Рэчел разговор прервали.

— Мама!

Резко обернувшись, Гейб увидел стоящего в дверях Эдварда. На мальчике была новая пижама, которая была ему порядком велика: рукава и штанины были закатаны. В этом тоже сказалась предусмотрительность Рэчел, не желающей тратить деньги зря, — пижама явно была рассчитана на вырост.

Рэчел подошла к сыну и притронулась губами к его лбу, словно проверяя, нет ли у ребенка температуры. При этом она наклонилась, и Гейб увидел край ее трусиков. Мальчик бросил на Гейба настороженный взгляд и уставился в пол.

Повернувшись спиной к Рэчел и Эдварду, Гейб принялся разбирать свой чемодан.

— Пойдем, дорогой, — сказала Рэчел, обращаясь к сыну. — Давай-ка я тебя уложу.

— А он что тут делает? — спросил мальчик.

— Этот дом принадлежит Гейбу, — стала объяснять Рэчел на ходу, уводя ребенка в коридор. — Он может приезжать сюда, когда захочет.

— Это дом пастора Этана.

— Пастор Этан и Гейб — братья.

— Не правда.

Гейб слышал, как мать и сын вошли в комнату, где стояла швейная машинка Энни Глайд. Мальчик сказал еще что-то. Гейбу показалось, что он уловил слово «придурок», довольно странно прозвучавшее в устах пятилетнего мальчика.

Эдвард был странным ребенком. Гейб понимал, что должен испытывать к нему жалость, но ему мешали воспоминания, которые по-прежнему то и дело всплывали у него в мозгу.

Ему вспомнился Джейми в пижаме, теплый и чистый после вечерней ванны, с копной влажных темных волос на голове. Он имел обыкновение плюхаться Гейбу на колени со своей любимой книжкой и иногда засыпал, прежде чем они успевали дочитать очередную главу до конца. В таких случаях Гейб еще долго сидел, держа сына на коленях и захватив ладонью одну из его голых маленьких ступней…

— У тебя есть все, что тебе необходимо?

Гейб не слышал, как Рэчел вернулась. Моргнув несколько раз, он вернулся к реальности.

— Нет, не все. — Голос Гейба слегка дрогнул. — Мне еще нужна ты.

Она тут же подошла и прижалась к нему всем телом, и Гейб понял, что для нее ожидание было таким же трудным, как и для него. Он запустил руки под рубашку Кэла и осторожно дотронулся до нежной кожи.

Рэчел, однако, тут же отстранилась. Гейб почувствовал острое разочарование, но сразу сообразил, что она просто хочет запереть дверь.

Интересно, сколько раз они с Черри, живя в фермерском домике в Джорджии, запирали дверь спальни, чтобы в комнату случайно не вошел Джейми? Едва успев подумать об этом, Гейб почувствовал, как его снова настигла боль.

Рэчел взяла его пальцами за подбородок и, повернув к себе его лицо, прошептала:

— Побудь со мной. Ты мне тоже очень нужен.

Казалось, она всегда очень точно понимает состояние Гейба. Руки его снова обхватили ее теплое тело. Рэчел принялась расстегивать на нем одежду. В ее движениях чувствовалась требовательная нетерпеливость, и от этого Гейб мгновенно возбудился настолько, что забыл обо всем на свете и вообще потерял способность соображать. Через какие-то секунды на нем не осталось ничего, кроме одного-единственного носка.

Он знал тело Черри так же хорошо, как свое собственное, знал, где и как к ней нужно прикоснуться, чтобы доставить удовольствие. Но Рэчел была для него загадкой. Он снял с нее рубашку брата, причем сделал это нарочито грубовато, оторвав несколько пуговиц, чтобы в будущем у нее не возникло желания облачиться в нее снова. Затем он повалил Рэчел на кровать, но она, извернувшись, мгновенно оказалась сверху.

— Кто сказал, что командовать будешь ты? — тихонько спросила она.

Гейб засмеялся и прижался губами к ее груди. Рэчел раздвинула его ноги. Она еще не успела снять трусики и теперь принялась дразнить его, то приспуская их, то снова подтягивая резинку.

Когда Гейбу стало ясно, что он не в силах больше терпеть эту пытку, он охватил руками ее бедра и, с силой притянув Рэчел к себе, сказал:

— Шутки кончились, дорогая.

Рэчел наклонилась вперед так, что соски ее коснулись его груди. Ее золотисто-рыжие волосы разметались по покрытым веснушками плечам. Одна из прядей коснулась губ Гейба, и он застонал. Рэчел, вдова покойного телепроповедника, взглянула на Гейба Боннера дьявольскими зелеными глазами.

— Да что ты говоришь?

Гейб снова застонал и просунул пальцы под тонкую ткань трусиков Рэчел.

После этого оба они на какое-то время совершенно потеряли ощущение времени. Оттого что им нельзя было шуметь, их желание становилось еще сильнее, еще нестерпимее. Рэчел кусала Гейба за грудь, искала требовательным ртом его язык. Гейб грубо ласкал ее ягодицы и целовал ее, целовал, пока у нее не пресекалось дыхание. Сверху оказывался то один, то другой из любовников. Наконец Рэчел заставила Гейба сесть и опустилась сверху на его плоть, не снимая трусиков, а лишь отведя их пальцами в сторону. Их страсть невозможно было описать словами.

Когда уже ночью Гейб проснулся, он почувствовал огромное разочарование, увидев, что Рэчел перешла спать на другую кровать. Одновременно где-то глубоко в его сознании мелькнула мысль о том, что, возможно, ему следует жениться на Рэчел Стоун. Это могло бы защитить ее от всех подстерегавших ее проблем и неприятностей. И к тому же Гейб хотел, чтобы она постоянно была с ним рядом. Но все же он не любил ее так, как когда-то любил Черри. И еще он не смог бы воспитывать ее сына. «Во всяком случае, пока», — сказал себе Гейб. И тут же изменил в уме слово «пока» на «никогда».

Ему так и не удалось больше заснуть. Под утро он пошел в ванную и принял душ. Гейб знал, что Рэчел привыкла рано вставать, но к тому времени, когда он, вымывшись, оделся, она все еще не проснулась. Гейб довольно улыбнулся: по всей видимости, он порядком ее утомил.

В тишине он прошел на кухню, открыл заднюю дверь дома и вышел на улицу. Тут же сердце его кольнула ностальгия. Ему на какой-то миг показалось, что он снова вернулся в детство.

И Гейб, и Кэл родились, когда их отцу и матери не было еще и двадцати. Отец учился в колледже, а затем поступил в медицинскую школу, после чего, став практикующим врачом, принялся лечить жителей Солвейшн. Дед и бабка Боннеры были обеспеченными людьми, и их несколько смутил вынужденный брак их единственного сына с представительницей бедного семейства Глайдов. Но Гейб и его братья любили бабушку Энни Глайд и проводили в ее доме на горе Страданий столько времени, сколько позволяли родители.

Гейб вспомнил, как по утрам он стремительно удирал из дома, чтобы поскорее начать полный приключений новый день. Бабушка Энни нередко вынуждена была грозить ему деревянной ложкой, заставляя съесть завтрак. По-волчьи, не прожевывая проглотив еду, Гейб выскакивал из дома через заднюю дверь и пускался на поиски белок, енотов, скунсов и опоссумов, которыми кишели окрестные леса.

Иногда тут можно было встретить и черного медведя. Сегодня медведей на горе Страданий стало гораздо меньше.

Болезнь, поразившая каштановые деревья, лишила их любимого корма. Правда, со временем в округе появилось множество дубов, но как корм дубовые желуди не могли сравниться с каштанами.

Утреннюю тишину прорезал громкий, тоненький детский крик. Он донесся откуда-то со стороны фасада. Гейб бросился бежать вокруг коттеджа, со страхом думая о том, что на этот раз могло случиться нечто гораздо более страшное, чем появление надписи на стене.

Подбежав к главному крыльцу, он остановился как вкопанный. На крыльце в одной пижаме стоял Эдвард и, окаменев от страха, смотрел на нечто ужасное, чего Гейб пока не мог видеть.

Бросившись вперед, он сразу же понял, что заставило Эдварда закричать: у стены дома свернулась кольцом маленькая змейка.

Сделав три больших шага, он быстро просунул руку сквозь перила крыльца и схватил змею, прежде чем она успела ускользнуть.

— Эдвард! — На крыльцо выбежала испуганная Рэчел. — Что случилось? Что… — Тут она увидела ужа, свисавшего из руки Гейба.

Гейб бросил на дрожащего ребенка сердитый взгляд.

— Это всего-навсего уж, — сказал он и протянул рептилию мальчику. — Видишь, вот здесь, на затылке, у него желтое пятно. Когда у змеи такое пятно, это значит, что она не опасна. Ну давай, потрогай ее.

Эдвард отрицательно покачал головой и сделал шаг назад.

— Давай! — скомандовал Гейб. — Я же сказал тебе, она не ядовитая.

Эдвард попятился еще дальше.

В ту же секунду Рэчел оказалась рядом с сыном и, как обычно, прижала его к себе.

— Все в порядке, милый, — заговорила она с утешительными интонациями. — Ужи совсем не страшные. На ферме, где я выросла, их было очень много. — Выпрямившись, Рэчел бросила на Гейба взгляд, полный холодной ярости. Затем она взяла у него из рук змею и швырнула через перила. — Ну вот, мы ее отпустили. Пусть она возвращается в свою семью.

Гейб укоризненно посмотрел на нее и подумал, что ей никогда не удастся воспитать Эдварда мужчиной, если она без конца будет его опекать и защищать. Сам Гейб познакомил Джейми со змеями, когда его сын еще только начал ходить. Разумеется, он сделал это, предварительно убедившись, что мальчик научился безошибочно отличать безобидных рептилий от опасных Джейми любил дотрагиваться до них, брать в руки. Что-то подсказывало Гейбу: есть огромная разница между мальчиком, умеющим обращаться со змеями, и не умеющим этого. Но его сын был мертв, и все это уже не имело значения.

Эдвард продолжал жаться к матери. Рэчел ласково погладила его по голове.

— Как насчет того, чтобы позавтракать, мистер Ранняя Пташка? — спросила она сына.

Уткнувшись головой в ее живот, Эдвард кивнул.

— Пастор Этан сказал, что я сегодня пойду в воскресную школу, — пробормотал он так невнятно, что Гейб его едва расслышал.

— В другой раз, сынок, — сказала Рэчел несколько раздраженно.

Гейб мысленно обругал своего младшего брата за то, что тот подал мальчику эту идею. Этан совершенно не подумал, через что придется пройти Рэчел, если она появится в церкви во время воскресной службы.

— В прошлое воскресенье ты сказала мне то же самое, — захныкал Эдвард.

— Давай лучше откроем коробку с конфетами.

— Я хочу сегодня в школу.

— Делай, что тебе говорит мама, — вмешался Гейб, не в силах слушать их спор.

Волчком повернувшись на месте, Рэчел посмотрела на него и открыла было рот, желая что-то сказать, но тут же передумала и, взяв сына за руку, торопливо увела в дом.

Чтобы не встречаться с ними какое-то время, Гейб ушел в лес и бродил там до тех пор, пока не нашел место, где когда-то в детстве устроил звериную больницу Когда ему было десять или одиннадцать лет, он построил несколько клеток. Помещая в эти клетки всех раненых и больных животных, найденных в лесу им или его друзьями, он стал заниматься их лечением. Теперь, вспоминая те далекие времена, он невольно поразился, как много зверюшек ему удалось спасти от неминуемой гибели.

Впрочем, эти воспоминания не вызвали в его душе ничего, кроме печали. Теперь у него не было никакого желания возиться с животными. Ему было горько сознавать, что, вылечив множество живых существ, он оказался бессилен помочь самому себе.

Возвратившись домой, Гейб почувствовал, что все еще не готов к общению с Рэчел и Эдвардом, и потому, сев в машину, отправился в город. Там он заглянул в закусочную «Макдоналдс» и выпил чашку кофе, после чего подъехал к церкви Этана и припарковался на своем обычном месте, в квартале от нее.

Рэчел повернулась к Богу спиной, но Гейб никогда не ощущал в себе способности сделать это. Его вера была такой же прочной, как вера младшего брата. Правда, это не помогло ему, не спасло от несчастья.

Несмотря на то что в последнее время Этан раздражал его своим поведением, Гейб любил слушать его проповеди.

Этан Боннер не был одним из сладкоголосых, безукоризненно правильных во всем слуг Божьих, которые напыщенно провозглашали прописные истины и вели себя так, словно только они обладали правом общаться со Всевышним и выдавать пропуска в рай. В отличие от них младший брат Гейба проповедовал терпимость и пытался воспитывать в прихожанах не только чувство справедливости, но и сострадание и умение прощать, то есть именно те качества, которые сам Этан отказывался проявлять в отношении Рэчел. Гейб не мог этого понять, считая, что его младший брат никогда не был лицемером.

Оглядевшись, Гейб заметил, что он не единственный опоздавший. Прошло уже немало времени после начала службы, когда на заднюю скамейку тихонько опустилась Кристи Браун, одетая в очень короткое желтое платье. Выражение лица у нее было вызывающее. Гейб мысленно улыбнулся. Как и многие жители Солвейшн, он никогда не обращал на Кристи никакого внимания, за исключением тех случаев, когда ему нужна была ее помощь в каком-нибудь деле. Теперь же Кристи стала женщиной, с которой нельзя было не считаться.

После окончания службы он заехал в пустующий дом Кэла и, позвонив брату, сообщил ему, что на какое-то время переселяется из его жилища в другое место.

Узнав о причине такого его решения, Кэл взорвался:

— Так ты, значит, переезжаешь к вдовушке Сноупс? Этан говорил мне, что ты с ней снюхался, да я ему не верил. Значит, теперь ты живешь с ней?

— Все не совсем так, — ответил Гейб, хотя в словах Кэла было немало правды. — Похоже, на нее тут начали охоту, и мне кажется, ей угрожает опасность.

— Ну, так пусть этим занимается Оделл.

Ухо Гейба уловило какой-то тихий писк, и он понял, что рядом с братом его маленькая дочь. Рози была чудесным ребенком с лукавым ясным взглядом, весьма недвусмысленно говорившим о весьма шаловливом нраве и о том, что в скором времени ее родителям предстоят нелегкие времена. Глубоко в груди Гейба снова шевельнулась боль.

— Послушай, Гейб, я тут побеседовал с Этаном… — заговорил Кэл после небольшой паузы. — Я знаю, что больные животные всегда были твоей слабостью, но в данном случае речь идет о гремучей змее. Любой, кто побудет в твоей компании пять минут, сразу же поймет, что вытянуть из тебя денежки проще простого, и…

— Гейб? — послышался в трубке голос жены Кэла.

Хотя Гейб виделся с доктором Джейн Дарлингтон Боннер всего несколько раз, он очень быстро проникся к ней симпатией. Она была умна, уверена в себе и в то же время отличалась скромностью и сдержанностью. Именно этими качествами и должна была обладать супруга Кэла, который в течение всей своей футбольной карьеры был окружен молодыми девицами без царя в голове.

— Гейб, не слушай его, — сказала Джейн. — И Этана тоже не слушай. Мне нравится вдова Сноупс.

— Я очень рад это слышать, — заметил Гейб, — но ведь ты, насколько я помню, ни разу с ней не встречалась.

— Нет, не встречалась, — ответила Гейбу его невестка голосом человека, который привык говорить серьезно. — Но я жила в ее ужасном доме. Когда у нас с Кэлом были проблемы, я, хотя это, наверное, звучит глупо, оказываясь в ее спальне или в детской, почему-то чувствовала, что мы с ней очень похожи. Весь дом был чем-то вроде воплощения порока, а ее комната и детская — воплощением добродетели. Я всегда была уверена, что эти две комнаты — ее рук дело.

До Гейба донесся скептический смешок старшего брата.

Гейб улыбнулся.

— Рэчел так далеко до святой, что я и выразить не могу, Джейн, — сказал он. — Но ты права: она хороший человек, и сейчас переживает очень тяжелые времена. Постарайся сделать так, чтобы мой старший братец какое-то время не дышал мне в затылок, ладно?

— Сделаю все, что в моих силах. Счастливо, Гейб.

Положив трубку, Гейб тут же снова снял ее и позвонил еще в несколько мест, в том числе Оделлу Хэтчеру. Затем он забрал из холодильника скоропортящиеся продукты и отправился обратно на гору Страданий. Когда он припарковался около гаража, была уже середина дня. Окна коттеджа были открыты, входная дверь отперта, но ни Рэчел, ни ее сына в доме не оказалось.

Гейб занес зелень и другие продукты на кухню и положил их в холодильник. Покончив с этим, он обернулся и увидел позади себя Эдварда, стоящего у задней двери. Он вошел так тихо, что Гейб не слышал его шагов.

Гейб тут же вспомнил, как в их небольшой фермерский домик в северной части Джорджии вбегал Джейми. Он врывался, словно ураган, хлопая дверями, громко топая ногами, во всю силу своих легких крича, что обнаружил какого-то необыкновенного земляного червяка, или требуя починить сломанную игрушку.

— А твоя мама на улице? — спросил Гейб.

Опустив голову, мальчик уставился в пол.

— Пожалуйста, ответь мне, Эдвард, — спокойно сказал Гейб.

— Да, — прошептал Эдвард.

— Что «да»?

Плечи мальчика напряглись и оцепенели, голова опустилась еще ниже. Для Гейба было очевидно, что мальчику необходимо мужское влияние, чтобы он стал более решительным и раскованным.

— Посмотри на меня, — сказал Гейб, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.

Эдвард медленно поднял голову.

— Когда ты говоришь со мной, Эдвард, я хочу, чтобы ты произносил «да, сэр» и «нет, сэр», а когда разговариваешь с мамой, с Кристи или еще с какой-нибудь женщиной — «да, мэм» и «нет, мэм». Ты теперь живешь в Северной Каролине, а здесь вежливые дети разговаривают со взрослыми именно так. Ты понял?

— Угу.

— Эдва-ард… — предостерегающе протянул Гейб.

— Меня зовут не Эдвард.

— Но я слышал, как тебя так называет твоя мама.

— Ей можно так меня называть, — сказал мальчик с мрачным видом, — а тебе нет.

— Ну а как же мне тебя называть?

— Чип, — пробормотал малыш после некоторого колебания.

— Чип?

— Да, Чип. Мне не нравится имя Эдвард. Я хочу, чтобы все меня называли Чипом.

Гейб хотел было объяснить, что Чип Стоун — не самое лучшее имя, но тут же отказался от этого намерения. Он всегда ладил с детьми, но с сыном Рэчел у него это плохо получалось: уж больно мальчик был странный.

— Эдвард, ты нашел моток веревки?

Задняя дверь дома распахнулась, и появилась Рэчел. Ее грязные руки и обгоревший нос яснее ясного говорили о том, что она работала в саду. Едва успев войти, она тут же устремила озабоченный взгляд на сына, словно боялась, как бы Гейб не сделал с ним чего-нибудь в ее отсутствие. Гейб невольно почувствовал себя виноватым, и ему это не понравилось.

— Эдвард.

Мальчик подошел к старому буфету, обеими руками открыл левый ящик и вытащил клубок бечевки, который, насколько Гейб помнил, лежал там всегда.

— Положи его в то ведро, ладно?

Эдвард кивнул и, бросив настороженный взгляд на Гейба, сказал:

— Да, мэм.

Рэчел вопросительно посмотрела на него, но Эдвард уже вышел из дома через заднюю дверь.

— Почему ты решила назвать его Эдвардом? — спросил Гейб, стараясь не дать Рэчел возможности начать разговор об утреннем происшествии с ужом.

— Так звали моего деда. Он взял с меня клятву, что своего первого сына я назову в его честь.

— А разве ты не можешь называть его Эдом или Эдди? Сейчас никто не называет маленьких мальчиков полным именем Эдвард.

— Прости, но я не понимаю, какое тебе-то до этого дело.

— Я только хочу тебе сказать, что ему не нравится его имя. Он сказал мне, что хочет, чтобы я называл его Чипом.

Зеленые глаза Рэчел сверкнули, словно у дикой кошки.

— А ты уверен, что это не ты сказал ему, будто с его именем не все в порядке? Может, это ты подсказал ему, что он должен сменить имя Эдвард на имя Чип?

— Нет, я ничего такого не говорил.

Рэчел шагнула вперед, наставив на Гейба указательный палец, словно дуло пистолета.

— Оставь моего сына в покое! (Бац!) И не смей больше вмешиваться в наши отношения, как сегодня утром! (Бац-бац!) Рэчел была не из тех, кто тщательно выбирает слова и смягчает выражения.

— То, что ты проделал сегодня утром с этой чертовой змеей, было жестоко по отношению к ребенку, — снова заговорила она. — Я не позволю тебе больше так поступать. Если ты еще раз попытаешься сделать что-нибудь подобное, можешь убираться отсюда к чертовой матери.

Несмотря на то что Рэчел, безусловно, была права, Гейб тоже ощетинился.

— Если ты забыла, хочу тебе напомнить, что это мой дом, — сказал он, слегка погрешив тем самым против истины, поскольку на самом деле коттедж принадлежал его матери.

— Я ни о чем не забыла.

В это время Гейб боковым зрением уловил неподалеку от себя какое-то движение и, посмотрев через плечо Рэчел, заметил Эдварда, который, стоя у двери, внимательно прислушивался к их разговору. При этом вид у мальчика был такой, словно он был готов в любой момент броситься защищать мать.

— Я серьезно, Гейб. Оставь Эдварда в покое.

Ничего не отвечая, Гейб продолжал смотреть в сторону двери. Эдвард понял, что его заметили, и спрятался.

Гейб достал из заднего кармана квадратный листок бумаги и развернул его.

— Оделл дал мне имена всех, кто был задействован в операции в аэропорту, когда Дуэйн сбежал.

У Рэчел мгновенно поднялось настроение.

— О, Гейб, спасибо! — Она выхватила у него из рук бумажку и, усевшись за кухонный стол, принялась изучать список. — А ты уверен, что здесь указаны все? — спросила она. — Тут ведь только десять фамилий. Мне показалось, что там было как минимум человек сто.

— Да нет, здесь все. Четверо людей шерифа и все отделение полиции Солвейшн. Все сходится.

Рэчел снова склонилась над столом, собираясь изучить список подробнее, но в это время послышался шум приближающейся машины. Гейб, опередив Рэчел, торопливо направился в гостиную, но тут же вздохнул с облегчением, увидев в окно Кристи, выходящую из своей «хонды». Одета она была просто сногсшибательно — в облегающие шорты цвета хаки и шелковую зеленую блузку.

Рэчел пошла навстречу подруге, чтобы поздороваться с ней, но ее опередил Эдвард.

— Кристи! — воскликнул мальчик, бросаясь в объятия гостьи. — Ты вернулась!

— Я же говорила тебе, что вернусь. — Наклонившись, она поцеловала Эдварда в макушку. — Я что-то очень устала на работе и решила заехать узнать, не сможешь ли ты отправиться со мной на благотворительный пикник поесть жареного бекона.

— Вот здорово! Мама, можно мне съездить с Кристи?

— Ну конечно. Только сначала пойди умойся и приведи себя в порядок.

Когда женщины вошли на кухню, Гейб наливал себе кофе.

— Но зачем тебе потребовалась Библия Дуэйна? Что ты… — Кристи осеклась и умолкла при виде Гейба Боннера. Гейб знал, она беспокоится из-за того, что Рэчел осталась в коттедже Энни одна, и теперь в ее взгляде он прочел облегчение.

— Привет, Гейб.

— Здравствуй, Кристи.

— Библия Дуэйна нужна мне для Эдварда, — сказала Рэчел, не глядя на Гейба. — Это семейная реликвия.

«Вот, значит, как, — подумал Гейб. — Рэчел даже Кристи не говорит правду». Получалось, что она поделилась своим секретом только с ним.

Усевшись за стол, Кристи быстро просмотрела лежащий перед ней список.

— Один из этих людей скорее всего украл Библию в тот вечер, когда у меня конфисковали машину. — Рэчел взяла чашку с кофе, которую Гейб приготовил для себя, и отхлебнула небольшой глоток. Это было сделано машинально, как нечто само собой разумеющееся, но Гейбу это почему-то доставило огромное удовольствие.

— Только не Пит Мур, — задумчиво сказала Кристи, продолжая изучать список. — Он не появлялся в церкви уже много лет.

Рэчел оперлась бедром о раковину, бережно держа в ладонях чашку с кофе.

— Человек, который украл ее, мог сделать это отнюдь не из религиозных соображений, — заметила она. — Он вполне мог зажать ее как своеобразный сувенир.

Наконец Кристи решительно вычеркнула из списка шесть человек и заявила, что оставшиеся четверо тоже вряд ли могли присвоит Библию. Рэчел, однако, не собиралась опускать руки.

— Ну что ж, — сказала она, — начну с этих четырех, а если это ничего не даст, поговорю с остальными.

В это время в кухню вбежал Эдвард.

— Я уже чистый! — закричал мальчик. — Ну что, Кристи, поехали? А мы правда будем есть настоящий жареный бекон?

Когда Рэчел подошла к Эдварду, чтобы проверить, в самом ли деле у него чистые руки, Гейб взял отставленную ею чашку с кофе и пошел на заднее крыльцо. Через несколько минут он услышал, как машина Кристи отъехала от дома.

Над горой Страданий снова воцарилась тишина. Гейб с радостью подумал о том, что весь остаток дня коттедж Энни будет в их с Рэчел распоряжении, и словно ток пробежал по всем его жилам. Да благословит Господь Кристи Браун, мелькнуло у него в голове.

Он на несколько секунд прикрыл глаза, словно устыдившись того, что испытывает такое сильное влечение к Рэчел Стоун, но при этом не любит ее. Он не мог любить ее.

Та часть его души, в которой раньше жила любовь, почернела и обуглилась. Но все же ему было хорошо с Рэчел, очень хорошо, и одно лишь ее присутствие действовало на него успокаивающе.

Хлопнула входная дверь. Обернувшись, он заглянул в глаза Рэчел и сразу же понял, что все его надежды и планы пошли прахом.

— Поехали, Гейб, — сказала она. — Мы займемся поисками Библии сейчас же.

Гейб хотел было возразить, но понял, что это бесполезно: Рэчел уже приняла решение.