XII. Откровение

Я вышла замуж за Джейсона только весной. К тому времени он мог ходить, опираясь на палку. Я пробыла с ним в Австрии три месяца. Тетя Пэтти уехала домой через три недели. Она сказала, что я смогу справиться и без нее, а она хочет увидеть, что там затевает Вайолит.

Она очень помогла с Фионой, которая не могла поверить, что была замужем не за романтическим героем, каким она его всегда знала. Он был нежным и любящим. Я думала о том, как странно все это, и заново дивилась сложности человеческой природы. Я полагаю, что когда он был с ней, он был всем тем, что она видела — и однако в то же время он ждал случая убить ее. Я думала о том, что же это был за человек, который мог играть две столь разные роли так убедительно.

Газеты много писали о деле, которое было названо делом Сатанинского жениха. Ганс Даулинг был сыном немки и англичанина; он убил двух женщин. Была еще одна до Лидии. Очевидно, это был способ собрать состояние, поскольку каждая из убитых женщин оставляла деньги ему. Его большим убийством должно было стать убийство Фионы и ее сестры. Именно проект получения денег Юджини вместе с деньгами Фионы и оставил Фиону в живых. Если бы не это, он давно отделался бы от нее.

Джейсон оставался моей основной заботой. Мы вместе сосредоточились на том, чтобы помочь ему поправиться. Были часы упражнений, в которых я помогала; я проводила около него целые дни, и мы часто вовлекались в эти стимулирующие словесные баталии, которые характеризуют наши отношения.

После того, как я узнала, что он поправится, я была счастливее, чем когда бы то ни было; и частенько удивлялась тому, что столько счастья могло быть результатом того, что во многом было злом.

Дейзи горевала, что я не вернулась в школу и что слава шаффенбрюккенского сияния исчезла из проспектов школы; однако она ясно дала родителям понять, что молодая леди, которая принесла влияние Шаффенбркжкена в ее Академию, скоро станет леди Веррингер, женой самого крупного землевладельца в Девоне. Я думаю, это ее несколько утешило.

Эльзу судили в Австрии. Она на самом деле никого не убила, хотя ее обвинили в попытке убийства и сообщничестве с убийцей. Она во всем призналась, что помогло Фионе примириться с правдой, и ее приговорили к длительному тюремному заключению.

Должно быть, в Колби было много разговоров, и я могу представить, что происходило во время переговоров через прилавок на почте. Дейзи написала мне, чрезвычайно довольная, поскольку никто из родителей не счел необходимым забирать своих дочерей из школы.

Таким образом, мы вернулись домой и были обвенчаны в церкви в Колби, и колокола звонили совсем иначе, чем в день моего первого приезда.

Эльза оказалась примерной узницей, и ей в конце концов дали льготы, благодаря которым она смогла написать книгу о своей жизни. Она многое открыла.

Эльза описала, как она и ее семья жили в бедности в деревушке Кростон в Суффолке. Их мать была бережливой; отец пьяницей и транжирой. До пожара он работал на помещика Эдварда Комптона, а после того как помещичий дом сгорел, он работал изредка и в конце концов спился. Дома дети говорили по-немецки, а в деревенской школе по-английски, так что хорошо владели обоими языками. Эльза и ее брат Ганс были очень близки; они обычно вместе играли на обгорелых развалинах и воображали, что владеют подобным особняком и живут там в роскоши. Ганс поклялся, что когда вырастет, он найдет способ завладеть таким домом и они с Эльзой будут жить там вместе. Это было постоянной мечтой, которую они пронесли сквозь годы лишений. Ганс обозлился на богатых Бывало он ходил на кладбище на могилу Эдварда Комптона и говорил: «Ты сгорел. Ты умер. Так тебе и надо, у тебя было все. У нас ничего нет. Но когда-нибудь у меня будет все, чего я захочу… у нас с Эльзой вместе». Бывало они приходили в церковь и стояли перед табличками и памятниками семейства Комптон… Это был обет. Он сказал Эльзе, что это война между такими, как они, и богатыми. Если богатые должны умереть, чтобы дать им то, чего они хотят, значит они должны умереть.

Эльза помнила ночь, когда они с Гансом пришли на развалины, и он, глядя на луну, дал очень торжественную клятву. Было полнолуние… Охотничья луна. Он сказал: «Я охотник. Я охочусь за тем, что собираюсь иметь, и когда это у меня будет, дорогая сестричка, я разделю это с тобой». Потом он вошел в церковь и там торжественно объявил о своих намерениях. Между ними это было вроде поговорки: «Помни ночь Охотничьей луны».

Эльза дала слово помогать ему. Она испугалась после первого убийства, которое произошло в Норвегии, однако оно прошло без сучка, без задоринки. Свадьба, несчастный случай в горах, горюющий молодожен, который забирает деньги жены и идет дальше. Первая попытка принесла мало прибыли, и он решил смотреть выше. Потом он услышал о Шаффенбрюккене — одной из самых элитных и дорогих школ в Швейцарии. Все юные леди будут моложе двадцати… подходящий для брака возраст. И они создали свой план.

Читать об этом было интересно, и еще в книге проступало что-то от характера Эльзы. Она любила людей; ей нравились веселье и смех; казалось невероятным, что такой человек мог хладнокровно замышлять убийство.

Она давала ясно понять, что они оба совершили фатальные ошибки. Ее брат совершил свою, когда не разобрался в достаточной степени в моих финансовых перспективах и в момент неосторожности назвал мне имя Эдварда Комптона. У него была почти мистическая вера в успех в моем случае, потому что мы встретились в период Охотничьей луны. Это казалось ему особенно значительным моментом, что и сделало его слишком уверенным и столь… неосторожным. Она совершила свою ошибку, оставшись в школе, когда обнаружила, что по странной прихоти судьбы там была я.

«Это была одна из недобрых шуток судьбы, — писала она, — что мы выбрали школу, где работала одна из наших намеченных жертв».

Они с братом часто собирали на развалинах Комптон Мэнор дикорастущие цветы. Они читали о свойствах этих растений, как целебных, так и других. Они обнаружили, что многие из тех, что люди считают обычными цветами, могут давать смертоносный яд. Они избрали для себя карьеру убийц, и яд мог им понадобиться. Они узнали, что наперстянка содержит дигитоксин и, хотя его и можно использовать в медицинских целях, в больших дозах он может быть смертельным; листья и семена тиса содержат смертельный яд; различные растущие в лесах мхи и лишайники могут вызвать смерть. Эльза стала экспертом в дистилляции соков и испытала их на животных, чтобы проверить их действенность.

«Как ни странно, — писала она, — мне нравилась Юджи-ни. Она была одной из моих любимиц среди девушек, но когда я должна была от нее избавиться, я думала о ней не как о Юджини. Она была просто объектом, который не давал нам получить особняк, о котором мы мечтали. Ганс сказал, что он чувствует то же самое. Он не испытывал дурных чувств к своим жертвам. Он был довольно привязан к ним, и даже когда он совершал убийство, он делал это хладнокровно и отстраненно. В нем не было ненависти к его жертвам; просто это было частью его великого плана — устранение.

Это был очень откровенный документ. Он объяснял так много, о чем мы только догадывались. Конечно, я не могла понять Эльзу. Да и кто полностью понимает другое человеческое существо?

Два года спустя после моего бегства в Австрию Тереза вышла замуж за Джона Маркема. Ей было тогда девятнадцать. Она выходила замуж из Молденбери, поскольку ее родители все еще жили в Родезии. Она обожала его и была бесконечно счастлива. Я уверена, что это идеальный брак, поскольку если Джон когда и думал о браке со мной — что, я полагаю, имело место — и если он был разочарован, когда я вышла за Джейсона, он принял случившееся и нашел счастье в другом. Он такой человек, который добивается успеха во всем, что встречается ему на пути, включая свою эмоциональную жизнь. Он будет таким же добродушным, любящим и нежным мужем Терезе, каким был бы мне. Именно такой муж и нужен Терезе.

Но все это еще предстояло.

А пока была моя собственная свадьба и веселое осознание того, что мы с Джейсоном такие люди, которые никогда не были бы счастливы ни с кем, кроме друг друга.

Как мы смеялись над волнениями в городке! Свадьба полностью затмила большую тайну с убийствами, которая коснулась школы.

Воспоминания снова оживились.

— А как его первая жена? Знает ли учительница? А потом была миссис Мартиндейл. Ну и фрукт же он, верно? Что ж, не говорят разве, что у Веррингеров дьявол в крови?

Мы смеялись над сплетнями. Я была этому скорее рада. Это показывало мне и Джейсону без тени сомнения, что я готова ради него принять что угодно. Я хотела, чтобы он это знал и не забывал.

Это произошло через два года после нашей свадьбы, приблизительно в рождественский период. К тому времени мы были гордыми родителями сына.

Джейсону очень хотелось, чтобы мы поехали в Лондон.

— Ты сможешь сделать покупки, — сказал он. — Тебе, наверное, многое нужно.

Я была не против. У юного Джейсона была отличная няня, и я не боялась его оставлять.

Когда мы прибыли в лондонский дом, Джейсон сказал, что хочет повести меня в театр, поскольку там идет пьеса, которую он особенно хочет увидеть. Когда мы приехали, меня позабавило, что это была «Ист Линн», а когда я взглянула на программу, мне в глаза бросились имена. «Марсия и Джек Мартиндейл. Вместе в своих первых ролях».

Занавес поднялся, и я увидела ее. Леди Изабель.

Не знаю, как я высидела пьесу, а потом мы отправились за кулисы повидать Марсию и Джека.

— Чудесно воскресший из своей водяной могилы, — сказала я.

— О, он из тех, кто выживает, — театрально произнесла Марсия.

Мы рассказали им о слухах в Колби по поводу ее отъезда, что она сочла чрезвычайно забавным. Стойкий Джек тоже.

— Я скажу вам, что мы сделаем, — сказала она. — Мы на Рождество нанесем вам визит. Ну не весело ли это будет, Джек? Мы проедем по улицам и покажем всем этим милым старым сплетницам, что мы еще пока на земле.

Так они и сделали. Марсия настояла на том, чтобы показать Джеку Грачиный Стан и поехать навестить ее дорогую малышку на болотах.

Мы были рады их отъезду и много из-за них смеялись.

— Они всю свою жизнь будут играть, — заметил Джейсон.

— Интересно, о чем теперь будет сплетничать миссис Бэддикомб?

— Мне даже жалко ее слегка, — сказал он.

Он помолчал.

— Я часто говорил себе: «Она должна очень меня любить, чтобы выйти за меня, когда надо мной висит эта туча подозрений».

— Что ж, теперь ты можешь сказать себе, что никогда не было никаких оснований в этом сомневаться.

— Да. И, однако же, это не перестает меня удивлять. Ты обо мне все еще многого не знаешь.

— Я рада, — сказала я. — Предвкушаю процесс углубления своего образования.