ГЛАВА СОРОКОВАЯ

В машине Мала они едут в негритянский район; на приборной доске список продавцов героина от Лакса и список гостиниц от Дэнни / Клэр. Мал ведет машину, Базз думает, не прикончил ли он «звездного» хирурга Лакса. Разговор начинается сам собой.

Первым стал рассказывать Базз: об обмороке Мэри Маргарет и о Лаксе, опустив эпизод со скальпелем. Коулмену была сделана пластическая операция, чтобы уйти от преследования Дадли Смита и угодить извращениям отца. Лаке сообщил Гордину сведения о кровосмесительном грехе, чтобы тот шантажировал Рейнольдса,а россказни об обожженном лице распространялись среди друзей Лофтиса специально, чтобы скрыть его извращенную похоть: повязка на лице просто скрывала операционные швы. Рассказ о том, что Лаке раздробил кости лица Коулмена, Базз приберег напоследок. Мал присвистнул: так вот почему, допрашивая саксофониста Хили в первый день Нового года, Дэнни не заметил поразительного сходства Лофтиса с Коулменом — сходства этого уже не существовало.

Далее последовал рассказ Мала о том, что собой представлял Коулмен. Именно Коулмен первым выставил Мартина Гойнза голубым; Коулмен рассказал Дэнни о высоком седом человеке; Коулмен в седом парике и, видимо, в гриме нападал на свои жертвы; Коулмен носил фальшивую бороду. Именно Лофтис, Клэр и Мондо Лопес выкрали бумаги Дэнни, когда узнали, что он расследует серийное убийство голубых, а Хуан Дуарте опознал в нем полицейского. Мал подробно рассказал о допросе Майнира, который сообщил, что Коулмен был недостающим звеном любовного треугольника в начале 40-х. А застрелил он Гордина, чтобы реабилитировать себя в глазах Клэр и Лофтиса, которые теперь самостоятельно разыскивают Коулмена. И Мал и Базз пришли к единому мнению: Мартин Гойнз, бывший подельник Коулмена, скорее всего, стал случайной жертвой: он просто подвернулся, когда Росомаха почувствовала позыв к убийству. Второе, третье и четвертое убийства — чудовищная попытка подставить папашу Рейнольдса.

Они въехали на тихий в дневное время Стрип в районе Сентрал-авешо, по обеим сторонам которого вплотную друг к другу выстроились фасады увеселительных заведений: «ТаджМахал», рождественские гирлянды цветных лампочек на пальмах, украшенные блестками скрипичные ключи, черно-белая зебра и гигантский алебастровый негр с красными глазами. Ни один из музыкальных клубов еще не открылся. Никто не толпился у входа, где маячили одни привратники-вышибалы да подметали на своих участках окурки и битое стекло смотрители автостоянок. Мал остановил машину и пошел влево, Базз — вправо.

Базз беседовал с вышибалами и с подметальщиками, раздавая мелочь, которую не успел затолкать в глотку Терри Лакса. Трое из черномазых только помотали головами, двое не видели Коулмена недели две, а клоун в шутовском костюме адмирала слышал, что Хили джазует в одном из закрытых клубов Уоттса, где белых допускают до сцены, если они дают качество и не тянут грабки к цветным девчонкам. Базз пересек улицу и продолжил опрос, двигаясь навстречу своему партнеру. Еще трое негров помотали головами, когда к нему рысцой подбежал Мал:

— Говорил с парнем, который на прошлой неделе видел Коулмена возле «Бидо Лито». Он разговаривал со старым евреем, который выглядел еле живым. Похоже старец был из числа любителей джаза и обитает в реабилитационном санатории на углу Семьдесят восьмой и Норманди-стрит.

— Думаешь, это Лезник? — спросил Базз.

— Мы с тобой мыслим одинаково, сынок…

— Перестань называть меня «сынком», босс, от этого меня дрожь пробирает. Босс, я видел донесение в доме Эллиса. Дочь Лезника говорит, что он собирался после операции лечь в какой-нибудь санаторий. Там был список с адресами, но я не сумел его взять.

— Поехали сначала в санатории на Норманди-стрит. Что-нибудь разузнал?

— Коулмен, скорее всего, играет в закрытом джаз-клубе в Уоттсе.

— Вот черт, несколько лет назад я работал в отделении на Семьдесят седьмой, там этих клубов не меряно. И никаких подробностей?

— Ничего.

— Поехали.

За считанные минуты они доехали до санатория «Звезда Давида». Мал проскакивал на желтые огни светофоров и на двадцать миль превышал скоростной режим. Здравница размещалась в низком желтовато-коричневом доме, напоминающем скорее тюрьму общего режима, где заключенные тихо мрут. Мал припарковал машину и направился к стойке администратора, а Базз зашел в телефонную будку и стал просматривать в справочнике адреса на странице «Санатории». На Южной стороне их оказалось тридцать четыре. Базз вырвал страницу с адресами, увидел стоящего у машины Мала и подошел к нему, качая головой:

— Тут их тридцать четыре — нам на целый день работы, мать его!

— И тут ничего, — сказал Мал. — Лезник не регистрировался, никто от рака легких не умирает. Коулмен тут не появлялся.

— Давай займемся гостиницами и наркоторговцами. Если там ничего не найдем, наменяем мелочи и станем обзванивать санатории. Знаешь, я думаю, Лезник в бегах. Если это он был с Коулменом, он как-то замешан в этом деле и не станет регистрироваться под своим именем.

Мал постучал по капоту машины:

— Базз, Клэр составила список здешних гостиниц. Майнир говорил, они с Лофтисом пытаются найти Коулмена. Если они это уже…

— Это ничего не значит. Коулмена тут видели на неделе. Он может быть где угодно, но он всегда там, где музыка. Что-то его связывает с джазом, и хотя никто не считает его музыкантом, здесь говорят, что он здорово играет на альт-саксофоне. Давайте пока еще светло все-таки прошерстим гостиницы и наркодилеров, а когда стемнеет, займемся негритянскими джаз-клубами.

— Пошли.

Гостиница «Тевер» на углу Восемьдесят четвертой и Бич-стрит — ни одного белого постояльца. Гостиница «Галеон» на углу Девяносто первой и Бекин-стрит — из постояльцев один белый — толстяк-алкаш полтора центнера весом с негритянкой-женой и тремя детьми в одноместном номере. По пути к машине Базз просматривал оба списка гостиниц и вдруг схватил Мала за руку:

— О-па!

— Что такое?

— Совпало! Гостиница «Пурпурный орел» на углу Девяносто шестой и Сентрал обозначена в списке Клэр. Роланд Наваретт, номер 402, с пометкой «Лакс».

— Что ж ты молчал?

— Да чернила тут расплылись. Мал отдал ключи Баззу:

— Веди машину, я посмотрю, что ты еще пропустил. Они ехали на юго-восток. Базз лихорадочно переключал передачи. Мал сравнил два списка:

— Только одно совпадение. Знаешь, что я подумал?

— Что?

— Лакс близко знает Клэр И Лофтиса, Лофтис добывал для Клэр наркотик. Значит, они могли иметь доступ к продавцам Лакса.

Базз увидел «Пурпурного орла» — семиэтажное здание из шлакоблоков с хромированным украшением над рваным пурпурным навесом при входе.

— Может быть, — сказал Базз и припарковал машину у подъезда. Мал почти бегом поднялся по ступеням.

Базз догнал его у конторки администратора. Мал размахивал под носом у клерка своим жетоном. Тощий негр в рубашке, застегнутой на все пуговицы, хотя в вестибюле стояла духота, бормотал:

— Да-сэр-да-сэр-да-сэр, — кося глазом на Мала и шаря рукой под конторкой.

— Рональд Наваретт. Он все еще у себя в 402-м номере?

— Нет-сэр-нет-сэр-пет-сэр, — бормотал служитель. Базз зашел за конторку, сцапал руку клерка в тот момент, когда тот ухватил маленький пакетик с наркотиком, и разогнул ему пальцы. А тот все продолжал бормотать:

— Да-сэр-да-сэр-да-сэр.

— Белый, около тридцати, может быть, с бородой. Тягал он герань от Наварета?

— Нет-сэр-нет-сэр-нет-сэр.

— Говори мне правду, или я тебе руку сломаю и отправлю остывать в накопитель на Семьдесят седьмой.

— Да-сэр-да-сэр-да-сэр.

Базз отпустил его руку и положил пакетик на конторку. Негр потер пальцы:

— Белый человек и белый леди спрашивали о том же двадцать минут назад. Я им говорил и вам говорю, Роланд у себя, но он не торгует сладкой геранью.

Негр уставился на внутренний телефон. Базз схватил его, выдернул провод и швырнул телефон на пол. Мал кинулся к лестнице.

Базз, отдуваясь, побежал за ним и нагнал только на площадке четвертого этажа. Мал стоял с пушкой в руке и указывал на дверь, выходящую в грязный, вонючий холл. Базз отдышался, вытащил свой револьвер и направился к двери.

Мал стал загибать пальцы — «раз, два, три» — и на счете «три» ногой вышиб дверь. На полу в грязном нижнем белье сидел негр. Игла шприца уже торчала в вене и он вводил содержимое в руку, не обращая внимания на шум и двух белых, наставивших на него револьверы. Мал пнул его и выхватил шприц. Базз заметил стодолларовую бумажку под другим шприцем на туалетном столике: Клэр и Лофтис уже купили у него нужные сведения.

Мал, пытаясь привести наркомана в чувства, бьет его по щекам. Базз знает: так ничего не выйдет. Он хватает негра, тащит его в ванную, сует головой в унитаз и спускает воду. Роланд Наваретт с девятого неба возвращается на грешную землю мокрый с головы до ног, дрожит, хватает ртом воздух и плюется водой. Первое, что он видит, — направленный ему в лоб револьвер Базза.

— Куда ты послал двух белых за Коулменом?

— Слушай, что за ерунда… Базз взводит курок:

— Не заставляй меня сделать глупость.

— Коулмен джазует сегодня вечером на Сто шестой и Авалон-стрит, — говорит Роланд Наваретт.

Уоттс. Код «три» — езда без сирены. Сумерки. Базз нащупывает свою дубинку, Мал держит ногу на педали газа. Угол Сто шестой и Авалон-стрит — самое сердце Уоттса: при каждой хижине под рубероидом обязательный загон для козы или цыплят за колючей проволокой. Базз думает о черных обитателях этих трущоб, приносящих свою живность в жертву разным колдунам и знахарям, которые и подвигли, наверное, Коулмена на помешательство с этой росомахой и ночное джазовое безумство. Он первый замечает голубые неоновые огни у входа в угловое невысокое здание.

— Подъезжай ближе, я выйду, гляну.

Мал круто свернул направо и остановился у обочины. Базз указал на другую сторону улицы:

— Вон та белая машина стояла у дома де Хейвен. Мал кивнул, потянулся к бардачку и достал оттуда наручники:

— Хорошо бы предупредить газетчиков, но, кажется, не успеем.

— А может, он и не здесь. Лофтис с Клэр могли поджидать его на улице, а может, самое печальное уже произошло. Готов?

Мал кивнул.

У освещенных голубым светом дверей выстроилась очередь негров, которые потихоньку начали входить внутрь. Базз жестом велел Малу выходить, они быстро прошли по тротуару и вслед за последним негром зашли внутрь.

Привратник, здоровенный черномазый в синей в белую полоску рубахе, встал было им на пути, но, узнав в них полицейских, тут же отступил и почтительно поклонился.

Базз входит первым. Зал погружен в темноту. Тускло горят синие рождественские лампочки на стенах, приглушенно освещен только бар. Посетители сидят за раскладными столиками лицом к сцене в рассеянном голубом свете прикрытых цветной пленкой огней рампы. Оркестр играет оглушительно. Труба, контрабас, ударник и рояль — негры в синих с белой полоской рубашках. Альт-саксофон — Коулмен без бороды. Неисправно мигающий синий фонарь освещает посадку его глаз — как у папы Рейнольдса.

Мал толкнул локтем Базза и прокричал в ухо:

— Клэр и Лофтис — возле бара. Вон в углу, спрятались.

Базз повернулся, увидел сладкую парочку и прокричал:

— Коулмен их не видит. Как шум стихнет, возьмем его. Пригнув голову, Мал вдоль левой стенки пробирается к сцене. Базз — на пару шагов сзади, слегка шаркая ногами: вроде он тут случайно. Когда до края сцены уже рукой подать, Базз оглядывается. Клэр сидит одна, Лофтис исчез. Задняя дверь на другой стороне зала закрывается, оставляя лишь освещенную щель.

Базз тронул Мала за плечо, тот кивнул в знак, что все видел. Базз быстро переложил пушку из кобуры в правый карман брюк, Мал держал свою, прижав к ноге. Музыканты перестали играть, и Коулмен выдал соло — завизжал, заскрежетал, закрякал, залаял, зарычал, запищал. Базз представил гигантских крыс, ритмично рвущих мясо до самых костей. Снова загрохотало, и этот рев, казалось, никогда не кончится. Коулмен на последней ноте задрал свой сакс к небу. Синие огни погасли, и в полной темноте грохот постепенно стих, переходя в ритмичное «тумба-тумба-тумба». Зажегся свет, зрители, вскочив, разразились громом аплодисментов.

Базз продирался сквозь беснующуюся толпу, Мал — за ним, жирафом вытягивая шею и привставая на цыпочки. Кругом одни негры, но вот мелькнуло белое лицо, и Базз увидел Коулмена, пробирающегося к той же задней двери с поднятым над головой саксофоном.

Они переглянулись с Малом и бросились туда, толкаясь, работая локтями и коленями, получая в ответ такие же тычки, удары локтями и содержимое из высоко поднятых стаканов. Базз продрался к двери, вытирая глаза, которые резало от брызг дешевого виски. Внезапно он услышал крик и далекий звук выстрела. Мал с пушкой в вытянутой вперед руке распахнул дверь.

Второй выстрел. Полуослепший Базз метнулся вперед за тенью Мала. В десятке шагов впереди на полу боролись две тени. Мал целился в них и поводил своей пушкой. Из-за угла выскочил негр и заслонил собой дерущихся. Мал дважды выстрелил, негр рухнул лицом вниз. Базз увидел двоих борющихся на полу людей. Коулмен Хили душил Лофтиса: из его рта торчали жуткие розовые зубы с двумя острыми клыками. Грудь Коулмена была забрызгана кровью, пах и нога Лофтиса были залиты красным. Рядом лежал револьвер.

— Коулмен, назад! — крикнул Мал. Базз скользнул по стене на пол, чтобы взять человека-зверя на мушку. Коулмен издал искаженное протезом мычание и откусил у отца нос. Мал трижды выстрелил, угодив Лофтису в бок и в грудь, стал его оттаскивать от обезумевшего маньяка. Коулмен обхватил руками папашу и, как изголодавшийся зверь, вцепился ему в горло. Базз прицелился ему в голову. Но Мал загородил ему пространство и выстрелил сам. Пуля срикошетила и рикошетом стала рвать стены коридора. Базз поймал Коул-мена на мушку, выстрелил, попал в плечо — Коулмен дернулся. Мал выхватил наручники и подскочил к нему.

Базз распластался на полу, снова пытаясь прицелиться, но мешали ноги Мала и развевающиеся полы его плаща. Базз вскочил и кинулся вперед. Увидел, как Коулмен схватил с пола револьвер — выстрел, второй, третий. Мала подняло в воздух, завертело, лицо превратилось в кровавую кашу. Базз подошел к Коулмену. Тот плотоядно скалил окровавленные клыки и поднимал на него револьвер. Базз выстрелил первым и, выпустив весь барабан во вставную челюсть росомахи, заорал. Он все кричал и кричал и не мог остановиться, даже когда в помещение ворвалась целая орава копов и с силой вырывала из его объятий Мала Консидайна.