Глава 7

Не видя океана, забываешь, насколько он огромен, и ощущение чего-то действительно необъятного возвращается, только если снова сидишь в покое и смотришь на него не отрываясь. Той ночью у Рэйлана было достаточно времени для созерцания. Он не заметил, как подкрался рассвет, вычертив его силуэт на песке. Тень эта очень отдаленно напоминала человека с растрепанными волосами, вобравшего голову в плечи. Она могла принадлежать, например, людоеду из какой-нибудь сказки-страшилки.

Таким он себя и чувствовал в ту ночь.

Кляня себя, он откинулся на песок и посмотрел на небо. Там предрассветная бледность сменялась лихорадочным розовым блеском, как будто обреченный больной перед самой кончиной вдруг почувствовал себя лучше. Звезды, бессильные продлить отпущенное им время, мигали на прощание и гасли.

Рэйлан стал разглядывать свои руки. Ему было больно. Кожа покрылась волдырями и красными полосами. Может, это руки виноваты? Нет, боль укоренилась глубже – в подсознании.

Его мать часто говорила, что он самый неблагодарный пациент. Когда Рэйлан заболевал, то несвобода и вынужденная бездеятельность бесили его, и он готов был срываться на ком угодно. Никакая любовь и никакое терпение не могли победить в нем это. Так что винить за вчерашнее поведение придется свои больные руки. Жалость к себе не приходит одна: хорошо бы сейчас сделать кому-нибудь больно.

Да ведь уже сделал. Так больно, что и представить себе невозможно.

Он прикрыл глаза тыльной стороной ладони. Но это не помогло забыть лицо Кирстен: такое, какое у нее было, когда грубый мужлан произнес те жестокие слова. Она смотрела на Рэйлана, бледная, ошеломленная. Глаза казались слишком большими для такого лица. Губы, которые от поцелуев покраснели и припухли, теперь стали бледными и вытянулись в ниточку. От отчаяния. На его глазах она полностью переменилась. Вся съежилась и сникла, как будто что-то внутри оборвалось.

Атмосфера накалилась до предела, даже пахло озоном, как после грозы. Оба не в силах были двинуться с места и на мгновение потеряли дар речи.

После затянувшейся паузы Кирстен сказала срывающимся голосом:

– Это не было самоубийством. Как вы можете так говорить?

В конце фразы зазвучали истерические нотки. Возможно, не будь Кирстен такой спорщицей, он взял бы свои слова назад, извинился бы, снова обнял и приласкал ее, утешая.

Но упрямое желание сохранить верность памяти погибшего пробудило жестокость в живущем. Рэйлана все еще переполняло желание, и это тоже подливало масла в огонь его мстительности. Сам не зная зачем, он тогда нагло запрокинул голову и сказал:

– Такие уж ходят слухи, милочка.

– Это ложь, – отрезала Кирстен, быстро застегнула пуговицы на рубашке и расправила скомканную юбку. – Это ложь. Вы слышите меня? Чарли не совершал самоубийства. У него не было причин для этого.

– За исключением жены, которая любит обламывать.

– Как вы смеете?

– Смею, смею. Я что угодно посмел бы сделать и сказать женщине, которая откалывает такие номера, какие вы только что.

Кирстен гордо вздернула подбородок. Взгляд ее был полон чувства собственного достоинства.

– Я не собиралась заниматься с вами любовью.

– Вот и прекрасно!

– Так чего же вы раскричались?

– Просто вы немного опоздали с вашим «нет».

– Я не хотела, чтобы все зашло так далеко.

– Ах, вы не хотели? Поэтому Рамм и играл со смертью? Может быть, опасность в воздухе помогала ему преодолевать фрустрацию на почве секса?

Она закрыла ладонями уши.

– Прекратите. То, что произошло между нами сейчас, не имеет никакого отношения к тому, что было у меня с Чарли.

Рэйлан крепко выругался и направился к двери. Но прежде чем уйти, подошел к Кирстен почти вплотную и подчеркнуто пренебрежительно застегнул молнию на своих джинсах.

– Пусть это достанется тому, кто умеет ценить.

В тот момент такой уход казался ему очень эффектным. Теперь, после долгих часов раздумий, слова, сказанные напоследок, выглядели совсем не остроумными.

«Я был груб», – признался он себе.

Нет оправданий. Взрослый мужчина должен уметь смирять возбужденную плоть. Этим человек отличается от животного. Мужчина вышел из пещеры и научился достойно принимать отказ женщины.

Она не должна была позволить мне зайти так далеко.

Нет, не должна. Но рассудок твердил ему, что Кирстен не имела намерения довести все до предела, а потом отказать. Она хотела и ждала его так же, как и он ее, и дело не в том, что чувственность лишь на время завладела волей Кирстен. Что-то более серьезное, чем глупый каприз, заставило женщину передумать в последнюю минуту. Какая-то мысль. Или чувство.

Не правда, что мне нужен был только секс, Совсем не так. Я люблю ее.

Может быть, в этом случае следовало бы проявить терпение и понимание, а не взрываться, как динамит?

Удачное сравнение, Норт.

Он снова сел и стал смотреть, как волны набегают на берег. Эта переливающаяся беспокойная рябь была похожа на его чувства, которые бурлили и не находили выхода. Наверное, можно хотя бы частично объяснить отвратительное поведение сегодняшней ночью, если смотреть на его поступки как на поступки влюбленного человека. Как же это нелегко – любить!

Когда-то давно он читал о людях, которые умели любить на расстоянии, никогда не выражая своих чувств общеизвестными способами. Приятно думать, что некоторые потомки Адама были настолько возвышенны и благородны. Но Рэйлан не верил, что это возможно.

Сексуальность была неотъемлемой частью его индивидуальности. Как отпечатки пальцев, как форма бровей, цвет глаз, походка или голос. Сексуальность нельзя обуздать. Он любит Кирстен Рамм всем своим существом, в самой сердцевине которого заключен половой инстинкт.

Но неужели у нее всегда будут находиться причины для беспокойства, когда дело коснется этого?

В чем же загвоздка? Физически она в порядке. У нее совершенное тело для любви. Может быть, все намного проще: до сих пор любит Чарльза Рамма? Он воплощал собой представления Америки о красивом и бесстрашном мужчине. У него были обворожительная улыбка и магнетическое обаяние. Он был богат и знаменит. Нет ничего удивительного в том, что Кирстен от него без ума.

Но прошло два года со дня его само… со дня его смерти. Кирстен готова полюбить другого мужчину, знает она об этом или нет.

Итак, Рэйлан стоял перед выбором: признать себя побежденным и уйти, оплакивая свое разбитое сердце, или остаться, чтобы вернуть к жизни Кирстен, докопаться до причины ее неприязни к сексу и избавить любимую от страданий, пусть даже ценой собственной жизни.

Он встал и стряхнул с себя песок. Взбегая по лестнице на террасу, Рэйлан неожиданно вспомнил слова своего агента, предупреждавшего как-то перед съемками одной картины:

– На твоем месте я бы не стал звонить продюсеру, Рэйлан. Эта картина не для тебя. Даже если он даст тебе роль, ты провалишь ее и испортишь себе карьеру.

Но он был полон решимости не только получить роль, но сделать из картины настоящий хит.

И Рэйлан добился и того и другого.

Кирстен сидела, поджав под себя ноги, на кожаном диванчике темно-синего цвета, когда Рэйлан, приняв душ и переодевшись, вошел в кабинет и сел рядом. Безо всяких околичностей, даже без «доброго утра», он тут же сказал:

– Вам следовало бы влепить мне пощечину. Она взглянула на него серьезно и грустно.

– Я думала об этом.

– Почему бы сейчас не нагнать упущенное?

– Это не в моем стиле.

– Ну давайте же. Врежьте мне разок. Может, вам станет легче.

На припухших губах дрогнула тень улыбки. Кирстен покачала головой.

– Сомневаюсь.

– Вы примете мои извинения?

– За что?

– За то, что орал на вас, как какой-нибудь беспризорник, которому не подали доллар.

Ее серьезное лицо наконец осветила печальная улыбка.

– Я приму ваши извинения, если вы примете мои.

– За что?

– За… за такой конец.

– Я прощаю вас, – сказал он и тихо добавил:

– Но не знаю, смогу ли забыть.

– Да, забыть труднее всего.

– Я не хочу забывать, Кирстен. Я хочу помнить ваши ласки. – Рэйлану показалось, что от этих слов ей стало неловко, и сменил тему. – Мы обменяемся извинениями баш на баш, идет? – Идет.

Они торжественно пожали друг другу руки.

– Над чем вы работаете и почему здесь? – Он заметил на диванчике судебный бюллетень, в котором Кирстен сделала несколько пометок.

– Над последней главой.

– Есть какие-то трудности? Она вздохнула так, будто вынуждена говорить о том, о чем предпочла бы молчать.

– У меня не выходит ни единого предложения, как только я сажусь за написание этой главы.

– Вы вкладываете в это слишком много эмоций. Поэтому трудно быть объективной.

– Наверное, так.

Она выглядела такой маленькой и беззащитной. Фиолетовые тени легли вокруг глаз, отчего голубизна их стала еще ярче, а бледность лица заметнее. Хрупкость ее тела и ранимость ее души заставляли Рэйлана чувствовать себя животным. Тем более что ему еще предстояло подвергнуть Кирстен тяжким испытаниям, прежде чем она забудет мрачную тень прошлого.

– На чем вы застряли? – спросил он.

– Я не могу передать, что чувствовала, когда узнала о катастрофе.

– Споры, поднявшиеся вокруг нее, не могут быть вам полезны?

Она сняла очки, чтобы помассировать усталые глаза. В ее взгляде сейчас читалось предостережение; выражение беспомощности улетучилось в считанные секунды. Пока Кирстен не успела наброситься на него, Рэйлан взял ее ладони в свои и сказал:

– Кирстен, я хочу разобраться во всем не меньше, а может, и больше, чем вы.

– Ради картины?

– Частично – да, – согласился он. – Но это не единственная и теперь не главная причина. Я думаю, вы догадываетесь, какие еще причины могут быть.

Под его твердым взглядом ее запал угас. Кирстен посмотрела на их сложенные вместе руки.

– Что случилось прошлой ночью? – спросил он осторожно. – Красивая, милая, любящая, сексуальная женщина в мгновение ока превратилась в айсберг. Почему, Кирстен? Только не говорите, что вы меня не хотели. Я знаю лучше вашего. Никакая женщина не станет такой… если не хочет мужчину, который находится рядом с ней.

– Пожалуйста, Рэйлан, – простонала она, опустив голову.

– Может быть, дело в вашей невероятной застенчивости? Вас воспитывали в строгости? Учили, что даже разговаривать о сексе грешно? Вы скромны сверх обычного?

– Разумеется, нет. – Она с трудом сдержала улыбку.

– Тогда что? Скажите. Сделал ли я что-нибудь такое, от чего вы потеряли ко мне всякий интерес?

– Нет.

Он поцеловал ее в ушко и, не отводя губ, прошептал:

– Тебе нравилось то, что я делал? Она кивнула головой у его груди. От волнения, охватившего его, Рэйлан прикрыл глаза, несколько секунд боролся с желанием, а затем спросил:

– Тогда почему ты повела себя так, будто я собираюсь тебя насиловать? Я самый толстокожий и бесчувственный из всех мужчин на земле. Я могу говорить о чем угодно и даже глазом не моргну. Обещаю, что бы ты ни сказала, это меня не шокирует. – Все его десять пальцев зарылись в ее волосах, он поднял лицо Кирстен, заставляя посмотреть на себя. – Скажи, дорогая.

Его взгляд искал беспокойство в глубине ее глаз, которые быстро наполнялись слезами.

– Я не могу, Рэйлан. Пожалуйста, не спрашивай больше. Пожалуйста. Если у тебя есть хоть капля сострадания, не дави на меня больше.

Казалось, что холодный клинок вонзается ему в живот. Возражения требовательно вертелись на языке, но, увидев слезинку, готовую упасть с ее ресниц, Рэйлан понял, что исполнит любое желание любимой.

Губами он снял слезинку.

– Хорошо, Кирстен. Я не буду больше спрашивать. Но окажи мне две услуги.

– Какие?

– Скажи мне правду.

Она посмотрела с любопытством.

– Ты хотела меня этой ночью? Хотела, чтобы я любил тебя? Вошел в тебя?

Кирстен перевела взгляд на его губы.

– Ты обязательно должен услышать? Он вдохнул глубоко и задержал выдох, как перед прыжком в воду.

– Значит, причина, по которой ты все оборвала, не в нас с тобой?

– Не в нас.

Его поцелуй был полон тихой ласки, и все же это был настойчивый поцелуй.

– Какая вторая услуга? – тихо спросила она.

– Давай вместе восстановим последние двадцать четыре часа жизни Демона Рамма.

– Что?..

– Из-за этих ожогов я могу не приезжать на съемки несколько дней. Поговори со мной о его последнем дне. Вспомни этот день по часам. Я хочу знать правду о том, что случилось с самолетом Демона в тот день.

– Правда в том, что с Чарли произошел несчастный случай. Он не совершал самоубийства.

– Хорошо. Тогда чего он боялся? – Рэйлан видел, что она в нерешительности, и решил поднажать. – Это будет полезно и тебе, и мне. Ты не можешь сдвинуть с мертвой точки свою рукопись. А вдруг разговор о последних часах его жизни поможет тебе в этом, подстегнув твою память, и ты вспомнишь именно то, что тебе так необходимо?

Он обвел ее губы большим пальцем. Какие они нежные, будто созданные специально для поцелуя, для того чтобы дарить и получать наслаждение. Это просто несправедливо, что им отказано и в том, и в другом.

– Кроме того, подумай о нас, Кирстен. Мы не можем полностью принадлежать друг другу, пока не изгоним злых духов из твоей памяти. А мы должны быть вместе.

Он поцеловал ее снова, уже более страстно. Губы и язык без слов сказали о его любви.

– Прекрасно. Сэм здесь, вот его фургончик. – Кирстен указала на помятый «блейзер» у ангара из гофрированной жести.

Рэйлан остановил ее «мерседес» рядом с машиной Сэма и сказал:

– Куплю себе такой же.

– «Мерседес» или это? – спросила она, показывая на забрызганный грязью красно-белый грузовичок.

Он сделал вид, будто тщательно взвешивает свое решение.

– А, черт с ним. И то и другое. Смех любимой наполнил его почти таким же счастьем, какое он испытывал, целуя ее. Рэйлан мечтал о том дне, когда они смогут много и свободно смеяться вместе. У него не возникало ни тени сомнения, что такие дни наступят. Рэйлан Норт – сильный мужчина и способен преодолеть гораздо более серьезные препятствия, чем сопротивление Кирстен. Чем чары Демона Рамма.

Они вошли в ангар, который снаружи напоминал пещеру, а внутри – полость печи. Хотя сюда не проникали ослепительные солнечные лучи, духота стояла невыносимая. Они шли мимо безжизненных каркасов самолетов на звук ругательств, доносившихся из глубины ангара, пока не увидели Сэма. Он стоял на подъемной платформе, склонившись над открытым для обозрения мотором самолета.

– Сукин сын, скотина, куча…

– Здесь женщина, – сухо прервал этот поток брани Рэйлан.

Сэм так резко обернулся, что чуть не свалился со своего помоста.

– Ах ты, чертов ублюдок! Напугал меня, как…

– Полегче, Сэм, – поддразнил его Рэйлан. – Я привез одну леди повидаться с тобой. Окажи же ей почет и уважение.

Механик кубарем скатился по железным ступеням с платформы и предстал перед ними в своей промасленной и пропотевшей робе. Руки он вытер о потускневшую красную тряпку и, запихивая ее в карман, оглядел Кирстен с головы до ног.

– И, как я погляжу, не просто леди, а самую хорошенькую леди на свете. Если бы от меня так не воняло, я бы обнял ее покрепче.

– Раньше тебя это не смущало, – сказала Кирстен, разводя руки для объятий.

Сэм по-медвежьи обнял ее. При этом у обоих на глазах выступили слезы, и какая-то родственная неловкость пробежала между всеми тремя, когда товарищ и вдова Демона наконец отпустили друг друга. Сэм подвел их к столу, на котором царил такой же беспорядок, как и во всем ангаре. Он притащил стул для Кирстен и кивком указал Рэйлану на деревянный ящик. Старый механик не мог оторвать взгляд от Кирстен, когда она опустилась на предложенный стул с изодранным пластиковым сиденьем.

– Ты могла бы почаще навещать меня, – брюзжал он.

– Да, Сэм, прости, я обещаю исправиться.

– Ты так же говорила и в прошлый раз. Живешь как затворница в своем сказочном доме на горе. Ну да, конечно, я старый безобразный крот. И не виню тебя за то, что ты не хочешь меня видеть: вертеть хвостом с жеребцами вроде него куда как интереснее. – Сэм кивнул на Рэйлана. – А все-таки, что ты с ним делаешь?

– То же, что и ты: рассказываю ему о Чарли. Сэм недоброжелательно покосился на Рэйлана и ткнул в него пальцем с недельным слоем грязи под неровным ногтем:

– Только попробуй выкинуть с ней что-нибудь этакое – и можешь заказывать себе инвалидную коляску. Вы, голливудские петухи, меня не запугаете. Я вам яйца поотрываю!

Поморщившись, Рэйлан положил руку на сердце:

– Мои намерения относительно миссис Рамм абсолютно чисты.

– В задницу твои намерения, – не унимался Сэм. – Если хочешь поразвлечься, то я тебе скажу, где найти самых грязных и самых дешевых шлюх за сто миль отсюда. А эту леди оставь в покое.

– Сэм, – поспешила вмешаться Кирстен, – у тебя есть что-нибудь попить? Рэйлан настоял на том, чтобы снять верх с моей машины, и у меня в горле пересохло.

– Клубничный лимонад, – ответил Сэм, и Кирстен и Рэйлан сделали вид, будто приторная газированная жидкость вызывает у них дикий восторг, когда механик достал каждому по бутылке. – Так вы хотите поговорить о Чарли, – начал он после большого глотка напитка собственного производства.

Сэм положил ноги на угол ветхого столика. Кеды известной фирмы были единственным признаком, который выдавал в нем человека наших дней. Казалось, он связан с этим старым ангаром какой-то невидимой пуповиной.

– Верно, Сэм. Именно этого мы и хотим. Голос Кирстен и ее нежное прикосновение к руке старого друга с новой силой всколыхнули в Рэйлане желание.

– Ну, валяйте, спрашивайте. – Сэм откашлялся, чтобы скрыть переполнявшие его чувства.

– Мы хотим знать о том, что случилось в то утро, – сказал Рэйлан.

– Какое утро? Выражайтесь точнее.

– Утро, когда он погиб, – пояснила Кирстен.

– А что вы хотите знать? – Сэм потянулся к настенному календарю, чтобы выровнять его: несколько странный жест, если учесть, что изображение блондинки в набедренной повязке и с ослепительной улыбкой было едва ли не единственным предметом в ангаре, находившимся на своем месте и не требовавшим заботливого внимания.

– Это утро ничем не отличалось от других? – спросил Рэйлан, зная, что легче вырвать здоровый зуб у крокодила, чем добиться чего-нибудь от Сэма.

– Отличалось? Нет, ничем не отличалось.

– Какие фигуры он должен был делать в то утро?

– Не знаю. Ничего особенного, потому что Чарли был в воздухе один, никто за ним не наблюдал. Он позвонил ребятам и сказал, что они могут не приезжать.

Краем глаза Рэйлан засек удивленное выражение Кирстен. По ее словам, Рамм и команда были неразлучны. То, что остальные пилоты отсутствовали в тот день, имело немаловажное значением – Он позвонил им отсюда? – спросил Рэйлан.

– Вот с этого самого аппарата. – Сэм указал на старенький дисковый черный телефон. – Сказал им: «Отдохните, ребята, вы мне сегодня не нужны».

– Не было ли в этом чего-то необычного? Сэм рыгнул и покачал головой:

– Не, Чарли был главный, мог сделать как захочет. Иногда они вместе собирались и ни с того ни с сего устраивали себе каникулы. Помнишь, Кирстен?

Она повернулась к Рэйлану:

– Это верно. В команде не придерживались строгого регламента. Чарли устраивал выходные когда взбредет в голову, если не намечалось никакого показательного выступления.

Рэйлан дал им обоим время собраться с мыслями, но не хотел, чтобы Кирстен и Сэм погрузились в сентиментальные размышления. Ему нужны реальные факты, а не слезливый реквием.

– Какая в тот день стояла погода?

– Прекрасная. В небе – ни облачка. – Сэм вздохнул. – Повезло, ничего не скажешь. Мы летали в штормовой ветер, шныряли между молниями, прорывались сквозь такой туман, что носа самолета не было видно… Угораздило же Чарли разбиться в такой день!

Механик вдруг показался Рэйлану очень старым. Морщины на лице, словно ниточки, оттягивали кожу вниз. Состарившиеся раньше времени глаза слезились. Кирстен протянула руку и накрыла его ладонь своею.

– Извини, Сэм. Тебе больно вспоминать. Я не решилась бы тебя тревожить, но мне это жизненно важно… просто необходимо.

Сердце Рэйлана парило в облаках, там, куда летали окружавшие его самолеты. «Жизненно важно», – сказала она. Значит, он ей нужен! И даже очень нужен. Или Кирстен просто стремится раз и навсегда развеять подозрения в самоубийстве мужа?

– В тот день он летал на «Питц-спешл», – продолжил Рэйлан. – Он сам проверял машину перед вылетом?

– Да.

– А ты был с Чарли во время проверки?

– Нет, я работал здесь. Но я знаю, что он проверял, потому что видел его отсюда. Мы даже кричали что-то друг другу. Он всегда проверял все как следует, не халтурил.

– А в каком настроении он был тогда? – спросила Кирстен.

– В обычном, – пожал плечами Сэм.

– Не казался расстроенным?

– Нет.

Кирстен неуверенно взглянула на Рэйлана, но в этот момент Сэм добавил:

– Он был немного задумчив, что ли.

– Как?

– Задумчив?

Рэйлан и Кирстен вцепились в последнюю фразу Сэма, как два голодных тигра в кусок мяса. Рэйлан уступил Кирстен право быть первой.

– В каком смысле задумчив, Сэм? Очень важно, чтобы ты вспомнил каждую мелочь. Не было ли с ним чего-нибудь странного в тот день?

Сэм сдвинул на лоб кепи и почесал затылок.

– Тогда мне действительно показалось, что все немного странно… – Он снова пожал плечами. – Но после аварии поднялась такая шумиха, и я, наверное, забыл.

Рэйлан подумал, что такие люди, как Сэм, ничего в своей жизни не забывают. До сих пор старик просто-напросто скрывал от вдовы и от мира эту деталь, потому что прекрасно сознавал ее значение. Может быть, Сэму тоже необходимо избавиться от тяжких воспоминаний о Демоне Рамме? Может, он подумал, что пора наконец отпустить прошлое? Рано или поздно даже самым страшным фактам приходится смотреть в лицо и принимать их такими, какие они есть, и только тогда можно предать их забвению.

– Расскажи мне… нам, – попросила Кирстен.

– Ну, ты знаешь этот наш маленький дурацкий обряд.

– Большие пальцы вверх?

Сэм кивнул. Кирстен посмотрела на Рэйлана. Рэйлан тоже кивнул, давая понять, что знает, о чем идет речь.

– Перед самым вылетом, – помог он Сэму, – Рамм смотрел на тебя из кабины и подавал тебе знак большими пальцами вверх, а ты махал ему рукой.

– Да, да, верно. Ну а в тот день он… уф… едва не забыл сделать этого.

Все трое некоторое время сидели в полной тишине. В конце концов Кирстен спросила чуть слышно:

– Забыл? Как Чарли мог забыть? Вы же делали это автоматически.

– Ну да. Вот это-то меня и мучило. Потом. – Сэм избегал смотреть в глаза кому-либо из них и нервно потирал колени. – Я стоял на старте и ждал, что Чарли, как обычно, подаст мне знак, а он глядел прямо перед собой, будто глубоко задумался. Я вызвал его по рации. Он не ответил, только тряхнул головой, вроде как сбросил с себя что-то неприятное, и посмотрел на меня. Улыбнулся как положено, потом подал мне знак и пошел на взлет. Больше я его не видел.

Крупные слезы скатились по испещренному морщинами лицу старого механика.