«ИЗ ПОЭМЫ „ВОЗМЕЗДИЕ“ Жизнь — без начала и конца. Нас всех подстерегает случай. Над нами — сумрак неминучий, Иль ясность божьего лица. Но ты, художник, твердо веруй В начала и концы. Ты знай, Где стерегут нас ад и рай. Тебе дано бесстрастной мерой Измерить все, что видишь ты. Твой взгляд — да будет тверд и ясен, Сотри случайные черты — И ты увидишь: мир прекрасен. Александр Блок. 13. VII-1916 г.» 9 В первые годы после революции мне часто приходилось иметь связь с Московским Пролеткультом, который находился в бывшем особняке Маргариты Морозовой на Воздвиженке (ныне ул. Калинина). В этом же здании проживали некоторые пролетарские поэты. Поэт М. Герасимов жил в ванной комнате, одно время вместе с ним жил и Сергей Есенин. Частым гостем у них был поэт Сергей Клычков. В этой же ванной комнате зародилась «Московская трудовая артель художников слова». «Трудовая артель» начала издавать книжечки своих членов. Как-то, придя на заседание московского совета Пролеткульта, я встретил в зале Сергея Есенина, который, увидав меня, радостно проговорил: — Вот и хорошо, что пришел, помоги нам в издательских премудростях. Нам надо выбрать шрифт, формат. Он сунул тощую книжечку образцов шрифтов типографии Меньшова и добавил: — Входи к нам в артель. Я дал согласие и предложил ему заходить ко мне на Волхонку в ЦК Пролеткультов… Дней через десять Есенин с Клычковым пришли ко мне на Волхонку похвастать своими книжечками. Есенин написал мне на книге «Сельский часослов»: «Милому Михаилу на ядреную ягодь слова русского. С. Есенин». Через неделю, к концу рабочего дня, часов в пять, пришел ко мне Сергей Есенин, закутанный коричневым шарфом. Только светились глаза яркой лазурью из-за индевелых ресниц. Подсел к топившейся железной печурке, растирая озябшие руки, и стал рассказывать, что переехал из Маргаритиной ванны к Сахарову и приступает к серьезной работе. Отогревшись, Сергей начал говорить о деле. Сотрудники все ушли, во всем этаже остались мы да уборщицы, подметавшие комнаты. — Давай решим, каким шрифтом будем набирать, — предлагал Сергей. — Я думаю выбрать «антик». Видимо, ему это слово нравилось, но шрифт этот вряд ли был ему знаком. Он вынул из кармана свою книжечку «Преображение» и написал на ней «В набор, „антик“». Список книг издания артели, находящийся в конце книги, Сергей исправил. Некоторые книги добавил, а нескольких авторов совсем вычеркнул. Я заметил Есенину: — Сергей, так скоропалительно нельзя отдавать в набор. Возьми свои книги, пересмотри, возможно, некоторые стихи удалишь, а новые вставишь, часть следует переработать. Собери все лучшее и побольше, на солидный томик. Я тебе дам набор не в полосах, а в гранках, ты до сдачи в типографию поработай над ними. Понял? — Понял, — сказал Сергей и на книжке «Преображение» написал: «Ну, тогда не в набор эту книгу, а лишь в разбор. Много в ней тебе не нравится, присмотрись, гляди, и понравится. Любящий Сергей. 18.I-1919 г.». Последняя встреча с Сергеем Александровичем Есениным состоялась у меня за несколько дней до его отъезда в Ленинград в 1925 году. Придя ко мне, Есенин был грустен и чем-то удручен. — Что с тобой? — спросил я его. — Плохо пишется, — ответил Сергей. Я не стал его допрашивать больше о настроении, а предложил чаю или по стаканчику легкого вина — рислинга. Когда я назвал слово «рислинг», Сергей лукаво улыбнулся и сказал: — Это слово напомнило мне Питер… Альбомы далеко? Дай-ка я их перелистаю. Я подал ему альбомы. — Михаил, какое прекрасное начало поэмы «Возмездие» Александра Александровича Блока! Она ведь автобиографична. Сергей передал мне альбом, а сам пошел к книжному шкафу, спрашивая: «На какой полке книги с автографами?» — На третьей от верха. Сергей долго стоял у книг, перебирая их, ища что-то. — Твоя «Радуница» тоже там, книги стоят хронологически, по годам, — заметил я и принялся в альбоме рисовать, как рисуют в минуту ожидания. Рисовал большим пером, чернилами. На рисунке получился обрыв, на котором росли две березки, справа — река. Сергей вернулся от шкафа и проговорил: — А ну, покажи, что натворил? — Березки как будто, — передавая ему альбом, сказал я. Сергей взял из подставки карандаш и на рисунке написал: «Это мы с тобой. С. Е.». Затем вдруг Сергей заторопился уходить, проговорив: — Проводи меня. И мы пошли. Это была моя последняя встреча с поэтом.