Глава 18
На Пауна-эва приходит ночь, буря приходит с ней.
Вырваны с корнем стволы дерев, брошены средь камней.
Листья лехуа под ветром шумят, падают наземь цветы
Бог Пауна-эва грозно рычит среди потоков воды.
О Пауна-эва! Я шлю тебе зло!
К битве готовься, время пришло.
Гибель нахлынет, точно волна,
Будет жестокой наша война!
18 июня 1866 г., безымянная деревня на берегу Коны
Возникшее из тумана существо избрало своей жертвой преподобного Хеймарка и набросилось на него столь стремительно, что даже мистер Клеменс не успел сдвинуться с места, – к тому же я видела, что его продолжают удерживать невидимые руки. Существо, бывшее прежде юношей Халеману, обволокло несчастного священнослужителя, словно пожирая его. Преподобный пытался кричать, но крик раздавался откуда-то издалека, как сквозь вату. Я не могла встать, прикованная к месту той же силой, что держала двух моих спутников. Из тумана донесся леденящий душу звук – надеюсь никогда больше не слышать ничего подобного. Похоже было, что огромный, невыразимо безобразный зверь грызет рядом с нами свою добычу.
Наконец преподобный Хеймарк затих, и туманное создание – Пауна-эва? – начало сгущаться в темную фигуру. Чавкающие звуки сменились бульканьем, как будто зверь, торопясь, лакал воду. Потом все смолкло.
Старик, сидевший напротив преподобного, запел что-то по-гавайски. Туманный зверь отстранился от тела нашего бедного спутника и переместился в угол. Силуэт его, все еще расплывчатый, напоминал теперь не человека, а гигантскую рептилию.
Старики продолжали произносить заклинания, в которых все время повторялось имя Пауна-эвы. Рептилия раскачивалась в такт пению, переводя с мистера Клеменса на меня свои желтые глаза, в которых мне чудилась насмешка. Я посмотрела на корреспондента, но он был целиком поглощен созерцанием твари. Рот его был приоткрыт, глаза выпучены. Преподобный Хеймарк лежал без движения, и я поняла, что произошло самое худшее.
Наконец старики прекратили пение и по одному стали выходить из хижины, пока в ней не остались только старая женщина в углу, мы с мистером Клеменсом, бесчувственное тело нашего спутника и чудовище, именуемое Пауна-эвой.
– Ваши души принадлежат мне, хаоле, – заговорило оно по-английски. – Я вернусь за ними.
С этими словами ящерообразная тварь начала зарываться в мягкий пол хижины и в мгновение ока исчезла с глаз. Освободившись от невидимых пут, я чуть не упала, но тут же выпрямилась и устремилась к преподобному.
Мистер Клеменс уже был около него. Пока я пыталась нащупать пульс, он изучал дыру, оставленную в земле удивительной тварью.
– Интересно, – проговорил он сквозь зубы. – Очень интересно.
Я в шоке смотрела на него.
– Он умер, – сказала я. – Пульса нет.
Еще больше, чем отсутствие пульса, меня шокировала температура тела нашего спутника: его кожа была холодна как лед. Широко раскрытые глаза застыли, как голубые льдинки.
Подошедший мистер Клеменс подтвердил мой диагноз.
– Мертв как камень, – пробормотал он.
– Он не мертв, – сказала вдруг сидящая в углу старуха.
Она говорила по-английски медленно, но почти без акцента.
Мы оба уставились на нее. Признаться, мы просто забыли о ее присутствии – настолько тихо она вела себя во время предыдущих ужасных событий.
Потом мистер Клеменс пригладил усы и сказал:
– Вынужден не согласиться с вами, леди. Наш друг холодный, как лягушка в замерзшем пруду.
– Он не жив, – возразила старуха, – но он и не мертв.
Мы с мистером Клеменсом поглядели друг на друга.
– Кто вы? – спросила я у женщины.
Она молчала. Старики снаружи снова принялись петь заклинания.
– Зачем ваши друзья убили нашего друга? – спросила я. – Зачем они вызвали этого демона?
– Эти каува кахуна, эти безумные чародеи – не друзья мне. Они так ничтожны, что не видят меня. Только вы можете меня видеть.
Мы снова переглянулись. Слова женщины были абсурдны, но абсурдно было все, что случилось с нами за эти бесконечные день и ночь.
– Они и нас хотят убить? – спросил мистер Клеменс.
– Они сейчас молятся о вашей смерти, слышите? Но их молитвы бесплодны.
Мистер Клеменс поглядел на бесчувственное тело священнослужителя:
– Ну, демона они смогли вызвать.
Старуха нахмурилась:
– Вызвать демона – детская забава. Они как дети. Пауна-эва мог забрать душу только одного из вас, и они выбрали его, потому что он ваш кахуна. – Она плюнула на пол. – Эти болваны решили, что он самый сильный из вас.
Я посмотрела на отверстие, в котором скрылась тварь:
– А он… оно… вернется?
– Нет, – ответила старуха. – Он боится.
– Чего? – спросил мистер Клеменс.
– Меня, – просто сказала старуха и поднялась. Не встала, а именно поднялась, оставшись сидеть, и повисла в трех футах над земляным полом.
По выражению лица мистера Клеменса я узнала, как сама выгляжу в этот момент.
– Послушайте меня, – сказала старуха. – Вы должны уйти отсюда. Оставьте здесь тело вашего друга…
– Мы не можем… – начал мистер Клеменс.
– ТИШЕ! – Казалось, голосу женщины вторил грохот вулкана.
Мистер Клеменс замолчал, но старики снаружи все так же продолжали распевать заклинания.
– Оставьте здесь тело вашего друга. С ним ничего не случится… хуже того, что уже случилось. Я сама буду следить за ним. Вы же должны спасти его душу.
– Его душа… – начал мистер Клеменс и тут же осекся.
– Чтобы сделать это, – продолжала женщина, – вы должны добраться до входа в Царство мертвых, который эти каува… эти безумцы открыли, не ведая, что творят. Теперь они не знают, как его закрыть. Пытаясь изгнать белых кахуна, они разбудили страшное зло. Вы подойдете к отверстию и спуститесь в него. – Голос женщины стал ритмичным, возвышаясь и затихая в такт заклинаниям за стенами хижины. – У входа вы должны сбросить с себя нелепые одежды хаоле…
Я поглядела на свои юбку, блузку, перчатки. Что такого нелепого в этих одеждах? Я купила их в лучшем денверском магазине.
– Когда вы сбросите эти тряпки, намажьтесь маслом из гнилых орехов кукуи. Тогда духи не учуют вас.
Мистер Клеменс поднял брови, но благоразумно удержался от комментариев.
– Потом вы спуститесь в Царство мертвых по веревке из лиан иее. Только вы не должны показывать духам и демонам, что вы живые, не такие, как они. – Она предостерегающе подняла палец. – Если это случится, они заберут ваши души и даже я не смогу вам помочь.
Я закрыла глаза в тайной надежде, что все это окажется сном и я сейчас проснусь в Хило… или в «Доме у вулкана»… или где-нибудь еще. Но пение за стеной и голос старухи не умолкали. Я открыла глаза – наша таинственная собеседница по-прежнему парила в трех футах над землей.
– Вы должны отыскать не только дух вашего друга, но и все души хаоле, похищенные с тех пор, как эти безумцы открыли вход две недели назад. Заберите их с собой. Если вход будет закрыт, ни одна душа хаоле не должна остаться в царстве Милу.
Мы оба подняли головы, глядя в темные неподвижные глаза женщины. Только сейчас мы заметили, что и губы ее не двигаются, когда она произносит слова.
– А если эти люди снаружи захотят нас остановить? – спросил мистер Клеменс.
– Пристрелите их, – последовал ответ.
Мистер Клеменс послушно кивнул.
– И еще одно, – сказал он. – Как мы найдем это… этот вход? И где достать гнилые орехи кукуи и лианы иее?
– ИДИТЕ! – повелела старуха, указывая на дверь.
В ее голосе слышалась досада матери, которой надоели непослушные и непонятливые дети.
Мы пошли, оглядываясь на неподвижное тело преподобного Хеймарка. Старуха вернулась на свое место в углу хижины.
Старики снаружи уставились на нас, словно удивляясь, что мы еще живы. Когда мистер Клеменс начал отвязывать лошадей, они прекратили пение и двинулись в нашем направлении. Тут корреспондент достал револьвер и прицелился в обнаженную грудь идущего впереди. Услышав щелчок затвора, старик вскинул руки и поспешно отскочил.
– Волшебство хаоле тоже иногда срабатывает, – заметил с улыбкой мистер Клеменс, садясь на свою лошадь.
Мы поспешили покинуть предательскую деревню и поехали назад, петляя среди лавовых полей. Позади нас на востоке разгорался мутный от дыма рассвет.
– Что будем делать? – спросила я, когда мы отъехали от деревни на безопасное расстояние.
Мистер Клеменс сунул пистолет в карман.
– Единственное разумное решение – ехать в Кону за помощью.
Я оглянулась на черные скалы, за которыми скрылась деревня.
– Но преподобный Хеймарк…
– Вы и правда думаете, что нам удастся вернуть его к жизни? – Голос корреспондента был острым, как скалы, по которым стучали копыта наших коней. – Таких чудес я давно не видел.
Я молчала. В горле у меня першило, и в этот момент я готова была расплакаться.
– А-а, ладно, – махнул он рукой. – Незачем изображать благоразумие, когда кругом сплошное безумство. Поехали в Царство мертвых.
– Но как мы его найдем? – спросила я, вытирая глаза.
Мистер Клеменс, натянув вожжи, остановил лошадь.
Я посмотрела вперед и увидела, что в десяти футах от нас висит над землей голубоватый сгусток света, похожий на болотный огонек. Казалось, он терпеливо ждал нас, как верный пес.
Мистер Клеменс, чертыхнувшись, погнал коня в объезд, и огонек тут же весело отскочил, как играющий щенок.
Оглянувшись на быстро светлеющее небо и прошептав что-то вроде молитвы, я пустила Лео вслед за ним.
На страницу упала тень, и Корди Стампф, прищурясь, подняла голову.
– Интересно? – спросила Элинор.
Корди пожала обгоревшими плечами:
– Ничего. Характеры интересные, а вот сюжет подкачал.
Улыбнувшись, Элинор присела на соседний стул. Сильный юго-западный ветер унес большую часть дыма, и небо над пальмами было ярко-синим. Корди повернулась спиной к морю, чтобы свет солнца падал на страницы.
– А серьезно? Что ты думаешь?
Корди закрыла кожаную обложку дневника.
– Если серьезно, то теперь я понимаю, почему ты здесь.
Элинор поглядела на подругу. Ее круглое лицо порозовело от солнца, но губы были белыми. Это значило, что ее опять мучают боли.
– Я знала, что ты поймешь.
– Я уже прочла, а сейчас перечитываю отдельные места. Некоторые детали кажутся мне важными.
Элинор кивнула.
– Где ты была с утра? Гуляла с нашим куратором?
– Можно сказать и так. – Элинор вкратце рассказала про свой визит к кахунам. – Когда мы вернулись, он кое-что мне рассказал. Это была не его идея – вызвать древних демонов, но когда дядюшки это предложили, он не смог отказаться. Он сам кахуна, только недавно посвященный.
– Так ты рассказала ему, что его пращуры накололись так же, как он со своими дядюшками?
– Нет, – сказала Элинор. – Но он знает, что мне известна информация, которая никогда не публиковалась… о Марке Твене и всех этих событиях.
Корди хмыкнула.
– А как у тебя? Все спокойно?
– В общем, да. Немного поплавала на лодке.
И она рассказала всю историю. Когда она закончила, Элинор открыла рот, потом закрыла и открыла снова:
– Похоже, ты стреляла в Нанауэ. Человека-акулу.
Корди улыбнулась:
– Ну, человеческой части я не очень испугалась. Вот акулья – совсем другое дело. Твоя тетя мало писала про Нанауэ. Ты что-нибудь про него знаешь?
Элинор на мгновение задумалась, прикусив губу.
– Только то, что говорят легенды.
– Не знаю, что там говорят легенды, но какой-то хрен с акульей пастью на спине едва не сжевал мою лодку, и я хочу знать, кто он такой.
– Мне кажется, тебя это не очень волнует.
– Напротив, амига. Меня всегда волнует, когда мной пытаются позавтракать.
– Ты понимаешь, о чем я. Проблема в том, что это невероятно… все, что здесь происходит.
Корди перестала улыбаться:
– Ну, ты можешь сказать, что я до сих пор не выросла из моей маленькой мифологической вселенной. Может быть, я с детства готовилась к этому, только сама не знала. Сегодня кто-то пытался меня убить, и я хочу знать, кто это был.
Элинор кивнула:
– Тогда слушай. Давным-давно, когда здесь поселились первые люди, на Гавайях был бог по имени Камохоалии, Вождь акул. Как большинство гавайских богов, он мог являться в естественном облике – как акула – или в образе человека. Однажды он влюбился в женщину по имени Калеи. Он вышел из воды на северном берегу Большого острова, принял человеческий облик и женился на этой женщине. Они поселились в долине Вайпио, через которую мы проезжали, и у них родился сын, которого назвали Нанауэ. У него был горб, и на нем родимое пятно в форме акульей пасти.
Элинор замолчала.
– Продолжай, Нелл. Ты очень хорошо рассказываешь.
– Так вот, по легенде, Камохоалии вернулся в море, оставив жену…
– Типичный мужчина, – прокомментировала Корди.
– …но предупредил, чтобы она никому не показывала родимого пятна Нанауэ и не позволяла мальчику есть мясо животных. Калеи выполняла его наказ, пока Нанауэ не достиг совершеннолетия и не стал есть с мужчинами. Он ел очень много мяса, а когда плавал, превращался в акулу. Одни легенды говорят, что он целиком принимал облик акулы, другие – что он был наполовину акулой, наполовину человеком.
– Правы вторые. Продолжай, Нелл.
– Так вот, тайна Нанауэ была раскрыта. Он приобрел дурную привычку заманивать жителей долины в воду и там съедать. Когда его попытались убить, он спасся в море, но долго жить там не мог. Легенда говорит, что кахуны загнали его на остров Мауи, потом на Молокаи и там схватили его и отвезли назад на Большой остров. Дальше версии расходятся. Одна легенда гласит, что его разрубили на куски на холме Пуумано, другая – что его заточили в царство Милу вместе с другими демонами.
Корди улыбнулась:
– Ну, теперь ясно, какая из версий держится на воде… в буквальном смысле.
Элинор откинулась на плетеном стуле. Небо на востоке посерело от пепла, но над Мауна-Пеле оно еще было синим. Элинор попыталась представить отдых на этом дивном курорте: теннис, купание без страха перед человеком-акулой, вечернее гулянье без боязни того неведомого, что подкрадывается в темноте. Она вздохнула.
– Я хотела бы еще послушать эти легенды. – Корди протянула ей дневник. – Если уж мы работаем вместе, я должна знать то же, что и ты.
– Да. Прости, что я так долго держала тебя в неведении. Только зря ты ввязываешься во все это.
Корди Стампф рассмеялась:
– Нелл, детка, я уже ввязалась. И не развяжусь, пока все не кончится. – Она оглянулась на солнце, которое медленно клонилось к закату. – А мне сдается, это будет сегодня ночью. Нам нужно выработать план. Кстати, нас собираются кормить обедом? Или Пауна-эва уже слопал шеф-повара?
– Пол говорит, что почти все уехали. Но столовая еще работает, как и другие службы. Мистеру Трамбо очень важно поддержать видимость спокойствия, и он обещал щедрые премии тем, кто останется.
– Хорошо. – Корди встала и взяла полотенце и сумку. – Я что-то проголодалась. Как ты смотришь на то, чтобы перекусить и пропустить по паре бокалов «Пламени Пеле»? Кстати, я хочу все знать и об этой даме.
Элинор тоже встала и поглядела на часы:
– Я собираюсь на вертолетную экскурсию…
– Я знаю. До заката еще пара часов. Ты все успеешь. – Видя колебания Элинор, она добавила: – Эта ночь будет долгой, Нелл.
Элинор кивнула:
– Хорошо. Увидимся в ресторане через пятнадцать минут.
И она пошла в свой хале переодеваться.
Трамбо остановился.
Три женщины загородили ему дорогу. На Кэтлин были белые курортные шорты и блузка, в руке она сжимала такую же белую сумочку. В центре стояла Майя в гавайском цветастом парео поверх оранжевого купальника, в котором она в прошлом году красовалась на обложке «Спортс иллюстрейтед». Губы и ногти она выкрасила в ярко-алый цвет. Бики была в туфлях на платформе и в темном купальнике под цвет кожи. Казалось, на ней вовсе нет одежды, кроме золотых колец и браслетов, позвякивающих, когда она воинственно переминалась с ноги на ногу.
– Привет, девочки, – сказал Байрон Трамбо.
Целую минуту единственными звуками были шум прибоя и сопение Джимми Кахекили позади. Потом Кэтлин Соммерсби Трамбо сказала:
– Ах ты, козел вонючий!
– Дерьмовый ублюдок!
Британский акцент Майи был, как всегда, безупречен.
– Привет, Т!
Бики изобразила ослепительную улыбку, размноженную десятками телепрограмм.
– Привет, Бик.
– Мы тут посовещались и решили. Решили отрезать тебе хер и яйца и взять по штуке на память.
– Извините, девочки. Я спешу.
Трамбо попытался обойти их слева, но они закрыли ему дорогу слаженно, как ковбои на линии огня.
Майрон Кестлер отделился от дерева и сделал шаг.
– Мистер Трамбо… Байрон, боюсь, что открывшиеся обстоятельства полностью меняют дело. В свете их законные требования моей клиентки, как мне кажется, требуют существенного пересмотра.
Трамбо взял Кахекили за руку, которая была толще, чем его бедро.
– Джимми, если этот ходячий геморрой скажет еще одно слово, убедительно прошу тебя разрубить его на такие маленькие кусочки, чтобы ими можно было кормить мышей. Понимаешь?
Громада за спиной Трамбо издала одобрительный звук. Кестлер побледнел, оглянулся на женщин, словно призывая их в свидетели, но промолчал.
– Слушайте, я с удовольствием поболтал бы с вами. Знаю, вам очень интересно познакомиться друг с другом и все такое. Но я правда спешу. – Он сделал шаг влево.
Кэтлин достала из сумочки револьвер – больше, чем у Майи, – и нацелила его в живот супругу.
– Что, у Бергдоффа была распродажа? – осведомился он, останавливаясь.
Кэтлин сжимала оружие обеими руками. Две другие женщины смотрели на нее без выражения.
– Убьешь меня – не получишь денег, детка. Тебя, может быть, сунут в ту же камеру, что и ту корову, что пристрелила своего диетолога.
Кэтлин подняла пистолет так, что он оказался нацеленным в лицо Трамбо.
– Повторяю, у меня нет времени на эту ерунду, – сказал он, глядя на часы. До обеда ему надо было еще встретиться с Сато. – Пошли, Джимми.
Майя отступила. Кэтлин сделала то же, продолжая целиться. Бики смотрела так, как может смотреть только афроамериканка, оскорбленная в лучших чувствах. Майрон Кестлер молча стоял под пальмой, боясь пошевелиться.
Только отойдя на десяток шагов от молчащих женщин, Трамбо вздохнул с облегчением.
– Пошли скорее, Джимми. Мы должны привести Санни, прежде чем Хироси выйдет из себя.
– Ты лоло смелый. Эти хаоле вахине устроить большой ху-ху.
– Угу, – согласился Трамбо, выходя на беговую дорожку, уводящую к полям петроглифов.
Фредриксон ждал их в конце дорожки. Он нервно сжимал пистолет, то и дело оглядываясь на темные лавовые поля.
– Где он? – Трамбо увидел, что охранник в изумлении уставился на гиганта с топором. – Не обращай на него внимания. Где Санни?
Фредриксон облизал губы:
– И Диллон… Диллон тоже там.
– Плевал я на Диллона! Мне нужен Санни Такахаси. Если ты вызвал меня, чтобы смотреть на этого…
Миллиардер и Джимми Кахекили одновременно шагнули вперед.
– Мистер Трамбо… сэр… вам надо взглянуть самому. Я никому больше не сказал, потому что это… это… – Он повернулся и побрел в лавовое поле.
Отверстие в лаве ждало их меньше чем в сотне ярдов от дорожки. Похоже, это была прорвавшаяся на поверхность лавовая трубка. Фредриксон осторожно приблизился к краю, подняв револьвер.
– И как эта дрянь связана с… – начал Трамбо и замолчал.
Трубка уходила вглубь футов на пятнадцать, переходя в идущую горизонтально пещеру. Один ее край обвалился, но другой был невредим. В этом черном эллипсе стояли друг Сато Санни Такахаси, начальник службы безопасности Диллон и… кабан ростом с шотландского пони. Диллон и Санни были обнажены, и их тела мерцали зеленым светом, словно их раскрасили флуоресцентной краской. Глаза их были открыты, но неподвижны. У стоящего между ними кабана – он был выше плеча Диллона – глаза состояли из отдельных ячеек, горящих оранжевым блеском, напомнившим Трамбо купальник Майи. Кабан ухмыльнулся, показав большие, но вполне человеческие зубы.
Трамбо повернулся и посмотрел на Фредриксона. Тот лишь беспомощно пожал плечами.
– Он велел привести вас, сэр.
– Он? Какого черта…
– Да-да, я, – сказал кабан.
Трамбо выхватил из-под рубашки браунинг. Кабан ухмыльнулся еще шире. Его многочисленные глаза влажно поблескивали, и Трамбо мог поклясться, что видит в них довольное выражение.
– Не стоит, Байрон, – сказал кабан. – У нас слишком много общего, чтобы так начинать знакомство. – Голос был именно таким, какого можно было ожидать от тысячефунтового зверя.
Байрон Трамбо почувствовал, как по спине у него стекает струйка пота. Он повернулся, ища помощи Джимми Кахекили, но гаваец исчез, бросив свой топор.
– Т-с-с, – сказал кабан. – Иди сюда.
Трамбо опять повернулся к пещере – ухмыляющийся кабан и двое безмолвных людей по-прежнему были там.
– Диллон! – Бывший начальник службы безопасности не шевелился; глаза его оставались такими же стеклянными.
– Да нет же, Байрон. Это я хочу с тобой поговорить.
Трамбо облизал губы:
– Ладно. Что тебе нужно?
– А что нужно тебе, Байрон? – осведомился кабан.
– Мне нужен Санни Такахаси. Диллона можешь оставить себе.
Кабан рассмеялся. Звук напоминал стук пересыпающихся камней.
– Все не так просто. Об этом я и хотел с тобой поговорить.
– К черту разговоры! – Трамбо прицелился животному между глаз.
– Если нажмешь на курок, – задушевно сказал кабан, – я поднимусь и отгрызу тебе яйца.
– Попробуй, – сказал сквозь зубы Трамбо, продолжая целиться.
Кабан опять усмехнулся.
– Тебе нужен вот этот? – Он кивнул в сторону загипнотизированного японца.
Трамбо кивнул.
– Что ж, бери его. – Кабан мигнул своими восемью глазами, и Диллон с Такахаси отступили в глубь пещеры, двигаясь, как сомнамбулы. – Только сначала тебе придется спуститься и поговорить со мной. – Он легко, почти грациозно повернулся и исчез в темноте, откуда донесся его голос: – Только поторопись – через пару часов начнется самое интересное.
Копыта зверя простучали по базальту, и наступила тишина. Трамбо опустил пистолет.
– Твою мать, – сказал Фредриксон и тяжело сел на лаву.
Лицо у него было пепельного цвета.
– Только в обморок не падай, идиот! – рявкнул Трамбо.
– Я подумал сперва, что это бред… но я даже наркотиков не употреблял. Этот… это существо велело мне связаться с вами…
– Ладно, – прервал его Трамбо, засовывая пистолет за пояс– Кто-нибудь еще знает?
Фредриксон мотнул головой:
– Он сказал, что, если я кому-нибудь скажу… он пустит мои кишки на подвязки. Да, так и сказал… на подвязки.
Трамбо на миг представил этот образ.
– Ладно, – буркнул он снова.
Фредриксон поднял голову. Его лицо потихоньку приобретало нормальный цвет.
– Сэр, вы ведь не пойдете туда?
Трамбо посмотрел на него.
– Не ходите. Я думаю, если взять всех наших… и людей Сато… и дать им «узи» и гранаты и…
– Заткнись, – бросил Трамбо, глядя на часы. – Черт, опоздал на встречу с Хироси. Оставайся здесь и карауль выход, пока я…
Охранник вскочил на ноги:
– Черт меня возьми, если я останусь в этом чертовом месте, где какой-то чертов кусок бекона…
– Ты останешься здесь, – повторил Трамбо, отчетливо выговаривая слова. – Получишь десять тысяч. Десять тысяч долларов. Если из этой дырки кто-нибудь вылезет, можешь бежать, но дай мне знать по радио. Понял? Если ты этого не сделаешь, Фредриксон, я найду тебя где угодно… тебя и всех твоих родичей до пятого колена. Ты меня понял?
Охранник глядел на него стеклянным взглядом, до удивления напоминающим взгляд Санни и Диллона.
– Вот и хорошо. Я пошлю к тебе кого-нибудь с едой.
Он потрепал застывшего охранника по плечу и быстро пошел по тропинке по направлению к Мауна-Пеле.
Ветер опять подул с юга, неся с собой влажную, липкую жару. Трамбо вспомнил, что этот ветер называется «кона» и что он дал название целому участку побережья. Дым от подступающих потоков лавы уже заволакивал местность туманной дымкой. В наступившем сумраке тоскливо шелестели пальмовые деревья и свистел ветер, пробираясь сквозь поля аха.
Трамбо в последний раз взглянул на часы и поспешил к темнеющему вдали пальмовому оазису.
– С чего начать? – спросила Элинор, когда они прикончили по второму «Пламени Пеле».
Они сидели на террасе Китового ланаи, глядя на закат, окрашенный пеплом.
– С Пеле. – Корди подняла бокал в молчаливом тосте.
– М-м-м… ну, Пеле – богиня с обычным для функциональных божеств набором атрибутов и…
– Нет, Нелл. Говори человеческим языком. Оставь эту ученую муть для своего колледжа.
Элинор отпила еще глоток, откашлялась и начала снова:
– Пеле – не самая древняя из богов, но она происходит из хорошей семьи. Ее отцом был Моэ-моэа-алии, или «Вождь, предвидящий беды», но он рано исчез и не упоминается в дальнейших мифах о Пеле…
– Типичный мужчина, – пробормотала Корди. – Продолжай.
– Вот… матерью Пеле была Хаумеа, известная также как Хина, или Лаилаи, которая была верховным женским божеством плодородия, матерью младших богов и всех людей и женским соответствием мужского творческого начала…
– Ага! – Корди торжествующе подняла палец.
– Ты выпила уже два… – нахмурилась Элинор.
Корди наклонилась и тронула ее руку.
– Будь уверена, Нелл, уж с «Пламенем Пеле» я справлюсь.
– Так вот, Пеле черпает силу из плодоносящих недр Матери-Земли, которую гавайцы называют Папа.
– Мама, папа… не поймешь… ох, извини, Нелл! Я больше не буду.
– Древние верили, что Вселенная основана на единстве противоположностей. Мужской свет проникает в женскую тьму и рождает мир, состоящий из тьмы и света.
Корди кивнула, но ничего не сказала.
– Пеле пришла на острова поздно, – продолжала Элинор своим «сказочным» голосом. – Ее каноэ вел Камохоалии…
– Это тот бог-акула? Папаша урода, который сегодня пытался меня сожрать? Извини, Нелл, молчу.
– Да. Камохоалии был братом Пеле. На Бора-Бора, откуда они оба родом, его также называли Вождем драконов. Так или иначе, он привел каноэ Пеле к Гавайям. Сперва она высадилась на Ниихау, потом перебралась на Кауаи. У нее была волшебная палка под названием Паоа, и ею она выкопала в земле ямы с огнем, где могла бы жить, – она ведь была богиней огня. Но море везде заливало огонь, и в конце концов она дошла до Большого острова и обосновалась на Килауэа.
Тут воздух прорезал пронзительный крик. Поглядев вниз с террасы, обе женщины увидели, что это всего-навсего две яркие тропические птицы не поделили ветку.
– Перед тем как поселиться здесь, Пеле пришлось выдержать на Мауи битву со своей старшей сестрой Намака-о-кахаи, богиней моря…
– У меня не было старшей сестры. Одни братья, но тоже редкие мерзавцы, кроме одного, который умер маленьким. Извини, Нелл. Продолжай.
– Они сражались, пока Пеле не была убита.
– Убита?
– У богов есть и смертные тела. Пеле потеряла свое, и это сделало ее еще могущественнее как богиню. Поскольку она умерла здесь, на Гавайях, ее дух получил свободу не только на вулканах Мауна-Лоа и Килауэа, но и на всем острове.
– А я думала, что она может появляться в человеческом облике, – сказала Корди, когда им принесли третью порцию «Пламени».
– Может. Но смертного тела у нее нет.
– Не понимаю. Ну да ладно. Продолжай.
– Это сложно, – согласилась Элинор. – Например, Пеле – богиня огня, но она не может зажечь огонь… это мужская прерогатива. Она может управлять огнем, и это ее главная функция. У нее есть несколько братьев, которые управляют громом, лавовыми потоками и так называемым огненным дождем – шумными, но менее важными аспектами огня.
– Типично, – опять пробормотала Корди.
– Сама Пеле контролирует громадную силу вулканов. Обычно она не участвует в делах людей, но несколько раз помогала вождям, в которых влюблялась…
– Камехамеха?
– Да. – Элинор отодвинула третий бокал. – Лучше прекратить. Не хочу, чтобы Пол и его друг-пилот решили, что я пьяна.
Корди пожала плечами:
– А мне плевать, кто что думает. – Подошел официант и спросил, желают они есть на террасе или внутри. – Что скажешь, Нелл? Лично мне больше хочется остаться здесь.
– Согласна, – сказала Элинор.
Они сделали заказ. Элинор выбрала пирожок ахи с яичным белком, помидоры с козьим сыром из Пуны и лук с Мауи. Корди предпочла запеканку из лобстера с горчичным винегретом. В качестве главного блюда обе заказали мясо ягненка с молодым картофелем и тимьяном. Еду принесли быстро, и она оказалась восхитительной на вкус. В середине обеда у их столика появился Пол Кукали – только чтобы сказать Элинор, что вертолет прилетит через полчаса. Казалось, куратор чем-то расстроен.
– Вернемся к Пеле, – сказала Корди, когда ягненок исчез. – Проблема в том, не она ли устроила всю эту заварушку. Или она на нашей стороне.
– Ты знаешь, что я думаю.
– Да, я прочла дневник.
Элинор подняла руку и заметила, что она слегка дрожит.
– Я думаю, что здесь действуют силы, враждебные Пеле.
Глаза Корди блеснули:
– Да, но какие именно?
– Не знаю. У Пеле множество врагов. Кроме богини моря Намака-о-кахаи это Плиаху, богиня снежных вершин, живущая на Мауна-Кеа. Когда-то они влюбились в одного мужчину.
Корди хмыкнула. Им принесли десерт – сырные пирожки лиикои, лимонное мороженое с орехами для Корди и кофе, который заказала Элинор.
– Мы знаем, что в тысяча восемьсот шестьдесят шестом году и сейчас против Пеле выступает Пауна-эва, но он недостаточно силен, чтобы самому решиться на такое восстание.
– Кто еще? – спросила Корди, облизывая ложку.
– Большинство младших богов. И даже старшие боги вроде Лоно и Ку, которые завидуют почестям, достающимся Пеле.
– Мужское свойство, – вздохнула Корди.
– Что?
– Ничего. – Она попробовала мороженое. – О, здорово! Хочешь попробовать?
– Нет. – Элинор отпила крепкий кофе, чувствуя, как проходит опьянение. – На чем я остановилась?
– На зависти.
– Да… мы видели Ку в образе черного пса.
– А этот… как его… Лоно? В каком образе появляется он?
– Не знаю. Он может принимать облик человека, но редко появляется в нем. Это самый могущественный из старших богов, и именно ему приносилось большинство человеческих жертв на островах. Но у него нет особых причин враждовать с Пеле.
– Значит, ее главные враги – Ку и Пауна-эва с его дружками – демонами?
Элинор посмотрела на часы. Скоро ей предстояло лететь с Полом на вертолете, и она вдруг обнаружила, что немного боится этого.
– Или кто-то еще. Недалеко отсюда у Пеле была битва с ее младшей сестрой Хииакой – опять из-за мужчины.
– Я молчу, – сказала Корди.
– Хииака была знаменитой танцовщицей. Она любила Пеле и устояла перед ухаживаниями любовника сестры, человека по имени Лохиау. Но Пеле подумала, что между ними что-то было, и напала на сестру на этом берегу.
Обе женщины посмотрели на берег, освещенный лучами заходящего солнца. Вдоль линии прибоя тянулся туман, окрашенный солнцем в красно-оранжевый цвет. Волны приобрели оттенок крови.
– И кто победил? – спросила Корди.
– Что? Трудно сказать. Случайно Пеле убила Лохиау.
Корди кивнула:
– Ага, семейная ссора в Чикаго.
– Но у этой истории счастливый конец. Один из братьев Пеле встретил душу Лохиау над океаном и вернул ее назад в тело.
– Как в дневнике тети Киддер?
– Да. Хииака и Лохиау вместе отправились на Кауаи, и не исключено, что у нее осталась обида на старшую сестру. Она тоже довольно могущественна…
Корди шумно вздохнула и откинулась в кресле.
– Знаешь, Нелл, не думаю, что Пол и его кахуны позвали на помощь богиню-женщину. Скорее уж они должны были прибегнуть к помощи какого-нибудь кабана-мужчины…
Элинор широко улыбнулась.
– Ты чего?
– Бог-кабан. Камапуа. Он тоже враг Пеле… и ее бывший любовник.
Корди наклонилась ближе. Последние лучи солнца обагрили ее лицо.
– Ну-ка расскажи.
– Кабан – самое большое сухопутное животное, которое знали полинезийцы. Воплощение мужской силы. Камапуа принимает облик кабана или красивого мужчины. Он – могущественный бог, хотя редко покидает дождливую подветренную сторону острова. Он ассоциируется с дождем и темнотой. Похоть часто впутывала его в истории. Однажды он пытался изнасиловать Капо, сестру Пеле, но она спаслась от него, вырвав у себя вагину и отбросив прочь… извини за такую подробность.
– Ничего, Нелл… я просто подумала, что это интересная мысль.
– За столетия Камапуа не один раз насиловал Пеле. На южном берегу острова есть место под названием Калуа-о-Пеле, где вся земля изрыта, и легенды говорят, что именно там Камапуа впервые одолел Пеле и… овладел ею.
– То есть трахнул?
Элинор кивнула:
– Я видела фотографии этого места. Похоже на смятые простыни.
– Жаль, что у Пеле не хватило сил справиться с этим ублюдком, – сказала Корди задумчиво, когда официант унес последние тарелки.
– Она пыталась. Это была страшная битва – огонь Пеле против потоков дождя Камапуа. Он послал тысячи свиней, которые съели всю растительность, чтобы Пеле было нечего жечь. Пеле превратила в пар его дождь и залила лавой его земли, но он все же стал одолевать. Она была готова скорее умереть, чем подчиниться Камапуа, но братья заставили ее это сделать, чтобы спасти сестру от смерти. Они боялись, что с ее смертью погаснут все огни на Земле.
– Типично, – опять прокомментировала Корди.
– Камапуа может стоять за всем этим, но должно было произойти что-то сверхъестественное, чтобы он покинул влажную часть острова.
– Черт побери! – Корди смотрела куда-то за плечо Элинор.
Обе женщины встали и подошли к перилам. В последних отраженных лучах солнца повисли тысячи мерцающих красных нитей. Они лежали на траве, на песке, покрывали воду, как распущенные женские волосы.
– Что это? – прошептала Корди.
– Волосы Пеле, – ответил голос сзади.
Повернувшись, они увидели Пола Кукали, лицо которого все еще было обеспокоенным.
– Это стекловидные образования, вылетающие из кратера при сильных извержениях. Они редко залетают так далеко. – Он поглядел на запад, где разгоралось багровое зарево. Казалось, в этот вечер на острове было два заката. – Извержение становится сильнее.
Они сошли с террасы, и Элинор, наклонившись, коснулась остывшей стеклянной нити.
– Значит, мы не сможем лететь?
– Почему? Вертолет здесь, можно отправляться. Только быстрее, пока пепла не стало больше.
Элинор оглянулась на Корди:
– Ты уверена, что…
– Уверена. Я мало чего боюсь, Нелл, но при мысли о полете у меня внутри все переворачивается. Жалко будет потерять такой вкусный обед, правда?
Они сели на тележку для гольфа, которую привел Пол, и поехали вокруг Большого хале, мимо теннисного корта и северного поля для гольфа, к вертолетной стоянке, вырубленной в поле аха. Здесь небо было светлее, но пепельное облако так же висело в нескольких тысячах футов над землей.
Вертолет стоял в центре асфальтового круга, и его лопасти медленно вращались. Он был значительно меньше, чем представляла Элинор – кабинка лифта с хвостом и винтом. За багровым от заката плексигласом кабины вырисовывались смутные очертания пилота.
Повернувшись, Элинор взяла Корди за руку:
– Увидимся через пару часов.
– Будь осторожна, Нелл. Если найдешь того, кого ищешь… как я думаю… передай от меня привет.
Элинор улыбнулась и пошла в кабину. Отступив, Корди смотрела, как они с Полом сели в кабину. Затарахтел мотор, лопасти завертелись быстрее, и маленькая машина взвилась в воздух, как стрекоза. Она сделала круг над курортом и удалилась в сторону моря.
– Удачи тебе, Нелл, – прошептала Корди и пошла назад к темному оазису Мауна-Пеле.