Глава пятнадцатая

Вечная беда всех кладов

– Это как?

– Вижу, – сказал Мазур, сбрасывая скорость. – Вообще, ничего.

Малость обшарпанный джип выглядел уныло, но ничего другого в пределах видимости не имелось, а колесить дальше было бы рискованно. Джип стоял на обочине, под огромным деревом с раскидистой кроной, о котором Мазур мог бы сказать только то, что оно – безусловно не пальма. Один вояка в зеленом берете сидел, развалясь, на водительском месте и безмятежно пускал дым, второй прохаживался рядом со скучающим видом, и только третий, с капральским серебряным «уголком» на погонах, был занят делом: возился с рацией в машине, нацепив наушники, то ли болтал с кем-то, то ли просто настраивал огромный старомодный ящик, не обращая внимания на окружающее.

Анка многозначительно поправила на коленях автомат, на ее лице появилась мечтательная нехорошая улыбка.

– Отставить, – сказал Мазур непререкаемым тоном. – Хватит тебе…

– Я их аккуратненько…

– Не сомневаюсь, – сухо сказал Мазур. – Вот только не стоит украшать обочину жмуриками – дорога оживленная… К чему нам такие следы? Я серьезно.

– Да ладно, поняла…

– Сиди и ни во что не вмешивайся, – сказал Мазур.

Он прибавил газку, выехал на обочину, подкатил к джипу с шиком, затормозив буквально в метре от присобаченного к заднему борту запасного колеса. Двое невольно шарахнулись – зная, очевидно, лихость в обращении с техникой своих земляков. Теперь главное было – не сбавлять напора и целеустремленности…

Шумно распахнув дверцу, Мазур выпрыгнул наружу, сделав яростное лицо, размашистыми шагами направился к джипу, остановился у заднего колеса, набрал в грудь побольше воздуха и заорал:

– Все еще здесь торчите? Полковник Маконго проезжал? Я кого спрашиваю? – и добавил изрядную порцию местной матерщины.

Оба воззрились на него недоуменно и где-то даже испуганно – даже радист снял наушники и попытался встать «смирно» в позиции сидя.

Действия Мазура основывались на блестящем знании армейских реалий – с учетом местной специфики. Крупная войсковая операция с участием нескольких родов войск – это всегда неразбериха. То и дело выныривают, как чертики из коробочки, разнообразные большие начальники – или та мелкота, что мнит себя большими начальниками, – всех знать в лицо решительно невозможно, все злые, все орут, отдают взаимоисключающие приказы, а бедолажным нижним чинам остается вытягиваться в струнку и ругаться про себя…

Перед служивыми стоял совершенно непонятный белый тип, без погон, зато с револьвером на поясе, прикативший на броневике с эмблемой бронетанковых сил республики. Он был насквозь непонятным явлением природы, но, если уж орал – значит, имел право…

– Я кого спрашиваю? – орал Мазур. – Полковник Маконго проезжал?

– Н-нет… – пробормотал капрал.

– Да вы что тут, с ума посходили? – рявкнул Мазур с исконно армейской луженостью глотки. – Вертолеты уже начали, атака идет вовсю… Где полковник?

– Не знаю… – промямлил капрал, в чем не было ничего удивительного: откуда ему знать несуществующего полковника. – У нас приказ – оставаться на месте, пока…

– Оружие, надеюсь, не растеряли? Оружие в готовность! Долго ты там сидеть будешь, капрал? Оружие в руки, и – из машины!

Он ревел так, что любой носорог обзавидовался бы. С элитной десантурой такое не прокатило бы, но эти нестроевики – по рожам видно, сплошная тыловая шпана! – взяв из джипа винтовки, довольно резво образовали некое подобие строя. Махнув Анке, Мазур, заложив руки за спину наполеоновским жестом, прошелся перед строем, положил руку капралу на плечо и сказал властно:

– Джип я забираю. Не рассуждать! Я из-за этих обормотов не собираюсь провалить задачу… Ясно? Охранять броневик! Никого не подпускать! За документы, что там лежат, головой отвечаете!

Анка, не теряя времени, прыгнула за руль, свалила поклажу на заднее сиденье и включила зажигание. Капрал открыл было рот в слабой попытке попросить некоторой ясности, но Мазур так на него уставился, что тот отступил на шаг и даже взял винтовку в положение на караул.

– Охранять броневик и документы! – внушительно повторил Мазур. – Приедет полковник Маконго – все объяснит и поставит новую задачу. Да не пальните сдуру в полковника, обормоты!

Вслед за тем он непринужденно уселся в машину, гордо вздернул подбородок, уставился перед собой с видом спешащего в Египет Бонапарта. Анка рванула с места. В зеркальце заднего вида Мазур разглядел одуревшие лица троицы, так и стоявшей шеренгой с винтовками на плече.

Машина понеслась. Рация на заднем сиденье хрипела, трещала и временами бормотала что-то на одном из местных языков. Мазур перегнулся назад, подхватил ее за бока, понатужился и вышвырнул на дорогу. В иных местах он внимательно слушал бы радиопереговоры – вдруг услышит что-нибудь интересное о себе? – но здешние радисты перекликались на своей тарабарщине, так что рация бесполезна…

Беспокоиться не следовало. Много времени пройдет, прежде чем лишившиеся джипа обормоты смогут внести в свое положение хоть какую-то ясность. Ручаться можно, что любой проезжающий офицер, которому они пожалуются, отмахнется и проскочит мимо – всем некогда, все спешат, бои уже завязались…

– Хреново, – сказала Анка.

– Что?

– Радиатор…

Мазур посмотрел. Стрелка на циферблате древнего фасона и в самом деле находилась достаточно близко к критическому делению – но все же не упиралась в него, пар из радиатора пока что не валил, патриарх автомобилестроения довольно резво катил по проселочной дороге. Мазур извлек навигатор. Сказал с довольным видом:

– Все больше и больше приближаемся к цивилизации. Вот тут крестиком миссия обозначена, будет километров через двадцать, а там – большая дорога, еще столько же, и въедем в Инкомати.

– Ты таким тоном говоришь, как будто это конец пути…

– Не конец, но все-таки… – сказал Мазур. – Двадцать тысяч населения, железная дорога, гостиницы, бары… Благодать.

Анка бросила на него какой-то странный взгляд – и прибавила газу. Навстречу им промчалась колонна грузовиков – но задерживать джип никто не пытался. И зона боев осталась позади, и белая кожа ездоков служит символом некоторой благонадежности…

– Надо бы сделать привал, – сказала Анка, не отрывая взгляда от дороги. – Одежду выжать окончательно, машине дать отдых, покурить, передохнуть…

– Перетерпим, – сказал Мазур. – Подождем до миссии. Где еще найти приют и отдых усталым путникам, как не в миссии? Документы у нас надежные, лапшу на уши вешаем убедительно…

– Ну что ты такой непонятливый? У меня началось… Прокладку нужно вставить. Не могу я терпеть двадцать верст до миссии.

– А, ну тогда, конечно… – чуть смущенно сказал Мазур, – так бы сразу и сказала…

Она свернула с накатанной колеи, повела машину по буро-зеленому полю к кучке деревьев. Джип раскачивался на ухабах, скрежетал разболтанными сочленениями.

Притормозив в таком месте, чтобы их не было видно с дороги, Анка спрыгнула на землю. Мазур из деликатности отвернулся, чтобы не мешать в столь женском деле. Достал сухую сигарету – как человек с большим опытом бродяжничества, он сложил в герметичную пластиковую коробку запас курева и пару зажигалок.

– Дай-ка мне тоже, – Анка взяла сигарету, присела на широкую кочку, поросшую бурой травой, преспокойно принялась пускать дым.

– А… это?

– Чего?

– Ну, прокладку вставлять? Время поджимает…

– А вот насчет прокладки я тебе наврала, уж извини, – сказала Анка с улыбочкой. – Просто-напросто нужно было поговорить в спокойной обстановке. Никуда не спеша и не прыгая по кочкам. Самое подходящее место…

– О чем говорить?

– О самом что ни на есть насущном, – сказала Анка, зажигая новую сигарету от окурка первой. – Потом времени может и не случиться…

– А что у нас самое насущное?

– Алмазы, друг мой, алмазы. Два кило. Ладно, ты не девочка, Кирюша, да и я тоже. Не будем тянуть кота за яйца и разводить дипломатию. Тебе не кажется, что два кило – очень удобное число? Удобнейшее. Оно так прекрасно делится на два…

– Ах, во-от оно что… – сказал Мазур, не особенно и удивившись, в общем. – Поделить и смыться?

– Хочешь сказать, ты об этом не задумывался? Так-таки и ни разочка?

– Честное слово, в голову не приходило, мне вполне достаточно моей скромной доли.

– А мне вот категорически недостаточно, – сказала Анка. – Я хочу всё. Точнее, половину, то есть кило. Обрати внимание: я с тобой играю честно. За все время пути у меня была масса возможностей всадить тебе нож в спину или пулю в затылок. Я этого не сделала…

– Вот спасибо, – сказал Мазур, ухмыляясь.

– Нечего лыбиться! Масса возможностей была раз и навсегда вывести тебя из игры… Скажешь, нет?

– Ну, почему…

– Вот видишь, – сказала Анка, такое впечатление, чуточку упиваясь собственным благородством. – Могла бы тебя прикончить к чертовой матери и забрать все. Но я хочу сыграть честно. Мужик ты неплохой и в качестве напарника весьма полезный.

– Очень мило, – сказал Мазур. – И как ты это себе представляешь?

– Выберемся из этой долбаной страны…

– Как?

– Придумаем, – отрезала Анка. – Времени навалом, мы с тобой люди хваткие, выживать умеем, крови не боимся… Разве нереально смыться потихонечку из страны?

– Вполне реально.

– Вот видишь, – торжествующе сказала Анка. – Мы да не справимся… Я излагаю первые наметки, а ты попробуй раскритиковать… В Инкомати мы толкнем скупщикам пару крупных камешков, и у нас будет достаточно бабок, чтобы добраться отсюда хоть до Австралии. Кинуть нас, двух таких борзых, или прирезать будет трудновато – сами кого хочешь замочим. В Инкомати, как во всяком достаточно крупном городе, тем более африканском, наверняка обретается устоявшийся, структурированный, неслабый криминал, у которого все схвачено. Значит, нетрудно будет раздобыть приличные документы… Изъяны видишь?

– Пока что не вижу, – серьезно сказал Мазур.

– Ну вот! Что тебя останавливает? Теплые чувства к нашим нанимателям? Прикажешь в это верить? В Олеську влюбился до потери пульса? В жизни не поверю… Что еще? А, у тебя жена осталась в России… Ну, времени у нас впереди достаточно. Нас будут ждать еще долго, прежде чем поймут, что произошла накладочка. Позвонишь ей из Инкомати, объяснишь, что к чему, скажешь, чтобы она срочно слиняла и притаилась где-нибудь… Мать твою, ты же адмирал спецназа, у тебя полно влиятельных корешков, смогут ее спрятать так, что ни один черт не найдет. А потом воссоединитесь. Тьфу ты, да выложить пару мешочков – и тебе в России перестреляют всех проблемных типов: начиная с Олеськи и кончая Вадиком-баянистом… Изъяны видишь?

– Да нет.

– Так какого черта? – энергично сказала Анка. – Ты понимаешь, что у нас в кармане – сотни миллионов баксов? Сотни миллионов. Баксов. Это – на десять жизней. Совсем не обязательно покупать острова в Эгейском море, футбольные команды и «Боинги». Можно просто жить, и жить красиво. На планете столько мест, где можно жить красиво… На такие бабки можно нанять охрану, которой американский президент позавидует… Сотни миллионов баксов…

Ее смазливое личико было невероятно мечтательным, расплывалось поневоле в широкой улыбке – лицо беспризорника, оказавшегося на лучшей в мире шоколадной фабрике. Девочка впервые увидела столько продуктов, процитировал про себя Мазур, бедная девочка. Вот она, вечная беда всех кладов – скорее рано, чем поздно, их рвутся переделить самым решительным образом. Следовало бы предвидеть заранее, но ни разу не подумал о таком обороте дела, болван со старомодной закваской…

– Что молчишь?

– Повторяю про себя нехитрые истины, – сказал Мазур. – Иногда сотни миллионов счастья не приносят – одно беспокойство…

– Ты про то, что они будут нас искать? Конечно, будут. Я на их месте носом землю рыла бы на три аршина вглубь… Но тут уж – кому как повезет. Ради таких бабок можно и рискнуть. В конце концов, мы имеем дело не с ЦРУ, не с ФСБ, не с государством. Это – всего лишь корпорация. Крупная, не спорю, сильная, не спорю, но это – не более чем крупная корпорация. А такой расклад внушает оптимизм. И потом, есть некоторые нюансы… Очень может оказаться, что они, поматерившись и попрыгав до потолка, в конце концов махнут на нас рукой.

– Это с чего бы вдруг? – спросил Мазур.

– С того, – усмехнулась Анка торжествующе. – А вот с того… Мы с тобой, строго говоря, не воры. Мы хапаем ворованное.

– Ты насчет президента и его задумок?

– Да ничего подобного, – сказала Анка с нескрываемым превосходством. – Эх ты, а еще адмирал, спецназ и все такое… Ты не знаешь в с е й правды, а я ее знаю. Ну, впрочем, не вижу причин над тобой по этому поводу насмехаться. У тебя просто-напросто нет и быть не может тех возможностей, какие есть у меня. Вот тут… – она, ухмыляясь, похлопала себя между ног. – Как в том анекдоте про клерка и секретаршу: я конечно могла бы вам рассказать, Джим, как добилась прибавки, но вам это все равно ни к чему… Хрен с ними, с деталями, это скучно и неинтересно. Главное, я сумела докопаться до всей правды. Это президент, придурок черномазый, думает, что ему ужасно повезло, нашлись благородные подельнички, которые за скромный процент помогут пристроить камешки в Европе в его персональный сейф… А на самом деле они его кинут. Не знаю точно, но по некоторым намекам и обмолвкам похоже, что не просто кинут, а шлепнут к чертовой матери. Ну, не сами, конечно. Найдут какого-нибудь шизика из местных, автомат купят, подведут… Если уже не шлепнули, мы ж сидим в джунглях, как идиоты, газет не читаем, новости не слушаем…

– А смысл?

– Что бы ты без меня делал, адмирал… Ладно. Слушай всю правду. Алмазы они, собственно, тырят не для себя. Не на личные нужды, а, так сказать, на общественные. До две тысячи восьмого года осталось не так уж много времени, всего ничего… Ну, ты еще не допер? Путин им не нужен – и надежный преемник оного тоже. Они хотят поставить своего. Я не интересовалась этой стороной дела, занималась только главным, поскольку это неразрывно связано с алмазами, а кто там у нас будет президентом, мне фиолетово. Мне, честно тебе скажу, и на страну совершенно наплевать, не хочу я там жить… В общем, «оранжевые», «бархатные» и прочие серо-буро-малиновые революции требуют денег. И немалых. Нужен серьезный фонд, причем, крайне желательно, неучтенка. Если они начнут тратить на «восьмой год» свои легальные денежки, есть большой риск, что те, кого они намерены спихнуть, просекут все задолго до финала – и отреагируют соответственно, по кочкам пронесут. Один уже попробовал, теперь кукует во глубине сибирских руд. Сечешь? И вот тут им подворачивается президент, собравшийся смыться с родины… и неосмотрительно доверяет им два кило алмазов. В обычных условиях они наверняка кидать бы его не стали. Но сейчас, когда позарез нужны бешеные бабки на «проблему-2008»… Теперь понял? Это, в некоторой степени, наша страховка. Если намекнуть им, что мы кое-что знаем, – может обойтись и без долгой погони по всем континентам… Они ж деловые люди, плюнут, поматерятся и начнут придумывать что-то другое, им скоро будет совершенно не до нас…

– Лихо…

– У меня совершенно точная информация, – сказала Анка. – Все так и обстоит. Они кидают президента, чтобы сделать жирную заначку на восьмой год. Не веришь?

– Отчего же? Верю, – сказал Мазур рассеянно.

Черт-те что творилось у него в голове. Он подумал с нешуточным ликованием, что Лаврик оказался прав: не было никакой пустышки, они все же нащупали нечто, стоившее всех усилий и надорванных пупков. Похоже, она говорит правду. Это то, что нужно, это нешуточный успех Белой Бригады, триумф, джек-пот, звонкая удача… Есть!

Но как теперь прикажете выпутываться из сложившейся ситуации? Для девки это – сбывшаяся мечта, она ни за что не передумает, не даст заднего хода, не уступит…

– Ну, что молчишь?

– Думаю, – сказал Мазур.

– О чем? – вытаращилась она, словно на законченного идиота.

Мазур пожал плечами:

– Такие дела, как говорилось в классической комедии, с кондачка не решаются. Нужно будет посидеть, обдумать… В принципе, идея хорошая. Но думать и думать…

Анка смотрела на него пытливо, напряженно, зло. Мазур приготовился к долгой дискуссии, попрекам, быть может, ссоре – но она оставалась совершенно невозмутимой. Даже бесстрастной. Старательно, неторопливо, медленно выпуская дым, докурила сигарету до самого фильтра, окурок не отбросила, а уронила под ноги и тщательно затоптала высоким ботинком. Встала с кочки, отряхнула от сухих травинок все еще не просохшую толком одежду:

– Вообще-то правильно. Доберемся до более цивилизованных мест, обговорим все подробнее… Поехали.

И, не оглядываясь, направилась к машине. Мазур пошел следом. Все это ему чрезвычайно не нравилось – бесстрастие, невозмутимость, застывшее лицо – вместо жарких споров, весомых аргументов, попыток его все же убедить. Осталось впечатление, что она уже приняла решение – как-никак успел ее немного изучить…

И есть сильные подозрения, что решение это как две капли воды похоже на то, которое капитан Флинт принял в отношении своих матросов, помогавших ему закапывать клад на небезызвестном острове. Белоснежный скелет в высокой траве, остатки рыжих волос на черепушке – а, так это старина Аллардайс…

Вот именно. Очень уж демонстративно она играет спокойствие, даже равнодушие. Не стала размениваться на уговоры, не пыталась убеждать, прельщать миллионами… Серьезная девочка, опасная, как три крокодила сразу. Щелк – и готово решение.

Не хочется быть пессимистом, но жить ему, по Анкиным расчетам, остается всего ничего. Она не злая, в общем – она рациональная, как полдюжины компьютеров… ага, глянула искоса и вновь старательно изображает полное спокойствие… Ошибки быть не может. У нее есть план, пусть и недоработанный, она примерно представляет, что ей делать… зачем ей типчик, не согласившийся стать подельником?

Как обычно в таких случаях, в башке у Мазура щелкнул незримый выключатель. Страха, разумеется, не было – его столько раз пытались убить, что в этом не было ничего удивительного и уж тем более пугающего, – дело житейское… Просто-напросто следовало теперь врубить на полную все пять чувств и затребовать шестое, иначе эти унылые африканские перелески будут последним, что он увидит в своей богатой на впечатления жизни.

За руль ни в коем случае садиться не стоит – верная смерть, столько шансов у нее будет… Ага, сама, не вступая в дискуссии, полезла на водительское место. Это чуточку лучше. На полном ходу вряд ли что-то будет предпринимать… но где? Она уже, безусловно, придумала, где и как… нужно угадать… Поставить себя на ее место… черт, совершенно другое поколение, другой менталитет, другая психология…

– А что за миссия? – спросила Анка, трогая джип с места.

– Никогда не видела? Обычное убогое заведение: церквушка, парочка домов, поле. Португальцы, да будет тебе известно, католики, вот и действовали соответственно.

– Говоришь, там можно остановиться?

– Конечно. Христианский долг у них…

Анка резко даванула газ, джип рванул вперед на кочковатой равнине, Мазур ухватился на поручень, а в следующий миг, после резкого торможения его швырнуло в сторону…

Рука с ножом метнулась к его горлу с невероятной быстротой. Успеть в секунду выхватить нож из ножен на поясе, нанести удар, продолжая левой вертеть рулем, а ногами – орудовать педалями… Высокий класс, чего уж там!

Уклонился он, честно признаться, чудом – потому что ждал чего-то подобного напряженно, собранно – и уже не доверял девке ни на копейку… Уклонился!

Вот только нижнюю челюсть с левой стороны обожгло, как огнем – это кончик острейшего клинка все же черкнул по лицу… Новый рывок машины в сторону, конечно же, намеренный – и Мазур, предупреждая дальнейшие события, не дожидаясь, когда вылетит за борт, выпрыгнул сам на полном ходу. Подобному его учили качественно, он полетел головой вперед, собрался, приземлился на согнутые расслабленные руки, тут же перекувыркнулся, одновременно выхватывая револьвер из кобуры.

Распрямиться, встать на ноги не успел, заходящее солнце на миг закрыл распластанный силуэт – это Анка в великолепном прыжке покинула остановившуюся машину. Раньше, чем Мазур смог отреагировать, удар ноги вышиб у него револьвер из поневоле разжавшихся пальцев – в нужную косточку, носком ботинка, все правильно, по руке к плечу словно разряд тока дёрнул…

Он увернулся от нового удара ногой, нацеленного в висок, ерзнул боком по траве, смог наконец вскочить и распрямиться, развернулся к нападающей лицом. И нож успел выхватить.

Анка наседала, как обкурившаяся рысь, с невероятной быстротой нанося удары, используя все четыре конечности почище любой шимпанзы, меняя позиции, направление атаки, так что не было никакой возможности угадать следующий удар.

Сделав пару энергичных махов рукой с ножом, Мазур заставил ее чуток отпрыгнуть – и сорвал попытку развернуть его лицом к солнцу, уж эти фокусы он прекрасно знал… Впрочем, и она увернулась от его аналогичной попытки, и солнце било им в глаза исключительно сбоку. Та еще была пляска…

Куда упал его револьвер, Мазур не видел, и не было ни секунды времени отыскивать его взглядом. Не давала ему девка такой возможности: металась, как фурия, наседала в поразительном темпе, явно пытаясь измотать с ходу…

Задача перед Мазуром стояла труднейшая: во-первых, качественно отмахаться, избежать и удара любой из четырех костей, и сверкающего, заточенного до бритвенной остроты клинка. И, что важнее, нужно было сделать две взаимоисключающих вещи: и атаки отбивать, и не давать ей отодвинуться достаточно далеко, чтобы успела выхватить свой револьвер, у нее-то пушка осталась в кобуре…

Они кружили меж кочек, отчаянно пытаясь то повернуть противника лицом с ослепляющему солнцу, то достать так, чтобы упокоить с одного удара – да вдобавок то и дело Анка пыталась выхватить револьвер, а Мазур всякий раз это пресекал.

Увернулся в очередной раз – и сверху вниз по ребрам слева черкануло острие, моментально вспоров рубашку, расслоив кожу. Впервые у Мазура на миг сорвалось дыхание, задев пяткой очередную кочку, он потратил на сохранение равновесия и уход в сторону не мгновение, а парочку. Скверно. Никак нельзя сказать, что он выдохся, но повторялось то, что уже имело место в заграничном отеле: на него напирало создание, в два раза моложе, имевшее чисто технические преимущества – реакция лучше, связки гибче, организм не такой истрепанный тридцатилетними странствиями по белу свету… И все такое прочее.

Ох… Кончик клинка вспорол правое плечо в опасной близости к шее – но зато Мазур угодил ногой по наполовину вытащенному из кобуры револьверу, он отлетел куда-то, Анка, с исказившимся лицом зашипев от боли, в точности, как он, бесповоротно потеряла из виду свой огнестрел… Шансы, можно сказать, равные – но в глубине души прекрасно понимаешь, что не так все это, ох, не так, все труднее…

Он присел – нож, нацеленный в правый глаз, прошел мимо. Но не удалась попытка подсечь ее ногу, свалить в траву…

Где-то на самом донышке сознания предостерегающе, едва слышно тренькнул первый звоночек – не страх, не паника, но, безусловно, приближение чего-то, панику чрезвычайно напоминавшего. Называлось это – сомнение, но хрен редьки не слаще, сомнение ведь – в своих силах, в стопроцентной уверенности в победе, так что ничего хорошего…

Мазур выдохнул:

– Брось нож, сучка, – живьем останешься… Слово.

– Ищи дураков… – так же тяжко, скупо цедя слова, выдохнула Анка, пытаясь зайти сбоку. – Два на два не делится…

Острие шло ему в горло. Мазур отбил руку, ушел, прицелился ребром левой ладони по сонной артерии – и ринулся вперед, сделав отвлекающий взмах рукой с ножом. Сорвалось…

Анка молниеносным движением перехватила нож за рукоять – но теперь уж Мазур, кинувшись вперед, сорвал попытку кинуть в него холодняком. За что поплатился ударом по ребрам – не ножом, ногой, так что не смертельно…

Пора было менять тактику. Кардинально.

И он, собрав всю волю, весь опыт, стал отступать, играть утомившегося, выбившегося из сил гораздо больше, чем это обстояло на самом деле. Подпустил неуклюжести. Стараясь, чтобы все выглядело, как нельзя более естественно. Пропустил удар носком ботинка по бедру, недостаточно проворно ушел от нового сильного пинка.

Ага! Ее азартное, искаженное злобой личико озарилось подобием радостной улыбки – показалось девке, что явственно почуяла слабину, задавила старичка молодым напором, вымотала…

Воспрянувший духом Мазур продолжал игру в прежнем ключе: еще раз неловко ушел от удара рукой, позволил на миг – один-единственный – развернуть себя лицом к солнцу…

И это лицедейство, балансирование на опасной грани принесло должный результат: Анка, принимая все за чистую монету, стала легонько халтурить. Уверившись, будто переломила ситуацию и смяла противника, чуточку поддалась самоуверенности. Немного успокоилась, чего как раз и нельзя было делать… Ослабла прежняя отточенность, безукоризненность пируэтов, маневров, ударов, появилось самонадеянное нахальство – все это лишь наметками прорывалось, но ведь началось…

Мазур, увертываясь, уклоняясь, упрямо работал в том же ключе – почти не атаковал, главным образом отбиваясь и уходя, намеренно допустил шумный сбой дыхания, чтобы услышала, великолепно сымитировал, будто поскользнулся. Чем больше он «уставал» и «промахивался», тем больше дурной самоуверенности появлялось у атакующей фурии, она даже улыбнулась, тратя на это совершенно неуместное в такой момент действие лишние усилия мускулов и лишнюю секунду…

Мазур тщательно выбирал момент.

И когда он настал, действовал с предельной собранностью, превратив все тело в нерассуждающий механизм, проворный и смертоубойный. Обманным движением инсценировав атаку справа, ушел влево, рухнул на колено – и вместо того, чтобы уклониться, как она несомненно ожидала по логике событий, нанес удар, выбросив вперед руку…

Нож вошел мягко, идеально. Левой рукой захватив ее запястье, Мазур увел нож в сторону – и почувствовал неописуемые словами перемены в теле нападавшей. Ее рука дрогнула, наливаясь вялостью, лицо изменилось, застыло, искажаясь безмерным удивлением и осознанием – и на нем появилась едва ли не детская обида… а потом глаза тем же неуловимым манером погасли, утратив некую искру, остались прежними, но нечто ушло безвозвратно…

Выдернув нож, Мазур отпрянул – и Анка рухнула лицом вниз, в траву, на лобастые кочки, нелепо вывернув руку с ножом, конвульсивно подергивая ногами, что длилось недолго.

Он стоял, уронив руку с ножом. Легкие работали, как кузнечные меха, все порезы моментально заболели – пекло, жгло, ощущалась липкая кровь. Солнце опускалось к верхушкам деревьев, стояла тишина, наполненная резким запахом мяты, вытоптанной травы, – и Мазур, как никогда прежде, ощутил нечеловеческую усталость, не тела, а души. Это навалилось, как ливень. Он вдруг понял, как бесконечно устал – бродяжничать по свету, разгадывать козни и уворачиваться от опасностей, взрывать, стрелять, убивать, побеждать, переигрывать, одолевать…

Это сотрясало тело, как приступ тропической лихорадки, а то, что творилось в голове, описать нормальными человеческими словами было решительно невозможно. Он стоял посреди знойной, жаркой Африки, уронив руки, таращась пустым взглядом на лежавший у его ног труп, чувствуя невероятную тяжесть, пригибавшую к земле… В голове билось одно: когда этому придет конец? Слишком долго для нормального человека все это продолжается…

А потом он справился со всей этой напастью – моментально и бесповоротно, словно смял и отбросил пустую сигаретную пачку. Как-никак он был сугубым профессионалом и не мог позволить себе передышки, предстояла еще масса хлопот: и понадежнее упрятать тело, сделав все, чтобы его не смогли опознать, и от лишней поклажи избавиться, и убраться отсюда до возможного появления нежеланных свидетелей, а ведь до конечной точки маршрута оставался еще изрядный кусок, так что он, собственно говоря, был на полпути… Один, бравый.

Шумно выдохнув, помотав головой, отошёл. Стал прежним.