Анн Росман
   Дочь смотрителя маяка
  

  

   Ann Rosman
   FYRM
   

   Published in the Russian language by arrangement with B
   Goumen & Smirnova Literary Agency, Sweden Перевод со шведского Екатерины Хохловой
   

   © Ann Rosman, 2009
   © Хохлова Е.Н., перевод, 2021
   © ООО «Издательство АСТ», 2021
   


  

  

   
    Лучшее лекарство от всех недугов – соленая вода. Пот, слезы и море.
    Карен Бликсен
   
   

  

  

   Колокола церкви в Марстранде в 10:30 объявили о начале воскресной мессы, но в Хамнесшере, где без устали трудились поляки, их звона не было слышно. Рабочие старательно заделывали полуразрушенную стену в кладовке, когда она внезапно обрушилась. Видимо, старинные камни были больше не в силах выносить тяжесть секретов, которые так долго хранили. За руинами глазам польских рабочих предстала комната, которая когда-то принадлежала семье хранителя маяка. И в полумраке они увидели покойника. Мертвец сидел к ним лицом, словно давно ждал гостей.
   Поляки вскрикнули и перекрестились.
   
Маяк Патер Ностер, Хамнесшер,

   
2 августа 1963 года

   Она поцеловала его в лоб и погладила по волосам. Потом взяла одну руку и приложила к своему животу. Ей показалось, что он улыбнулся. Она провела пальцем по изгибу его прекрасных губ. Младенец в животе заворочался, словно тоже желая попрощаться.
   Сердце разрывалось от тоски. Она прикрыла его покрывалом от холода. Мужчина в дверях ждал, когда она закончит. Давно пора было уже идти. В дверях она в последний раз обернулась и помахала. С губ сорвался шепот:
   – До скорой встречи. Я буду считать минуты!
  

  

   

    1
   

   На Хамнесшере – маленьком острове к западу от Марстранда царило оживление. Оставалось два месяца до открытия после долгой реставрации маяка Патер Ностер. Морской пейзаж без его привычного силуэта казался чужим и незнакомым. Два года общество «Друзья Патер Ностер» собирало деньги на реставрацию и транспортировку маяка, и это было весьма нелегкой задачей. Только несколько местных жителей Марстранда пожертвовали деньги, и мало кто проявлял интерес к проекту.
   Бригадир Роланд Линдстрём в свой перерыв наслаждался лучами мартовского солнца, когда его покой нарушили крики Мирко. За спиной побежавшего к нему Мирко маячил второй поляк постарше, чье имя Роланд никак не мог запомнить. На лице его была написана тревога. От второго рабочего всегда неприятно пахло потом, и шведы прозвали его Светт. Роланду было непонятно, как можно довести себя до такого состояния и не замечать, как дурно от тебя пахнет. Светт носил одну и ту же серо-зеленую рубашку в клеточку каждый день. Интересно, почему жена ничего ему не говорит. Или он не женат?[1]
   – Матерь Божья, – запричитал Мирко по-польски и перекрестился.
   – Что случилось? – спросил Роланд, раздраженный тем, что ему помешали наслаждаться теплом и солнцем за домом смотрителя маяка.
   – Покойник.
   Роланд нахмурился. По-шведски поляк говорил плохо. Может, что-то другое имеет в виду? Роланд неохотно вылил остатки кофе из стальной крышки термоса и вернул ее на место. Сунув под губу пластинку жевательного табака, он вытер руки о синие рабочие штаны, и поднялся. Наверное, что-то перепутали, подумал он.
   Проект также предусматривал ремонт домов на Хамнесшере и строительство пансиона с залом для конференций. Последним писком моды было строить гостиницы для конференций и семинаров в труднодоступных местах, чтобы поездка туда казалась приключением. Резиновые моторки с двенадцатью пассажирами на борту развивали скорость до 40 узлов и оказывали ожидаемый эффект на пассажиров, несмотря на вред окружающей природе и весьма недешевую цену. Роланда же больше всего интересовал щедрый бонус, который он получит, если работы будут закончены точно в срок, указанный в плане.
   Он медленно открыл дверь в кладовку. Времени до планового окончания работ оставалось немного, и они не могли позволить себе простой. А с трупом простой гарантирован. Этот покойник здесь явно лежит уже много лет. Пара месяцев не сыграют роли. Если бы стена не обрушилась, они бы вообще его никогда не нашли. Может, дело ограничится только тем что полиция приедет и быстренько его заберет. Но не стоит на это надеяться. Видно, что чувака замуровали. Роланд долго взвешивал за и против, пока наконец не принял решение, которое и сообщил полякам с характерным гётеборгским акцентом.
   – Мы снова замуруем стену, понятно? Вы ничего не видели? Поняли, мужики?
   Фразы были сформулированы как вопрос, но и дураку было понятно, что это приказ. Роланд буравил рабочих взглядом, одновременно нащупывая в кармане мобильный. Он уже начал набирать номер, когда Мирко прокашлялся. Как верующий католик, он счел своим долгом возразить. Покойный имеет право на достойное погребение в освященной земле. И их долг позаботится об этом. Возможно, покойный мужчина был женат, его семья должна узнать правду. Микро показал на свое обручальное кольцо, чтобы подчеркнуть сказанное. Роланд прищурился – солнце слепило глаза – и предложил им выплатить две месячные зарплаты в обмен на молчание и отпустить домой.
   Мирко попытался было возразить, что дело тут не в деньгах, но когда Роланд согласился поднять компенсацию за молчание до шести зарплат и возможности сразу ехать домой, быстренько заткнулся. Перед таким предложением сложно было устоять. Нужно было думать о жене и дочери. Мирко перевел слова начальника Светту, и они пошли собирать вещи. Роланд отвез их на материк на своем рабочем катере, ничего не сказав другим рабочим. Всего час прошел с того момента, когда они нашли труп, а они уже стояли на парковке. Мирко этот час показался целой вечностью. Никогда еще он не испытывал такого ужаса.
   В полном молчании они ехали в синей шкоде Мирко по просторам весенней Швеции. Дороги были свободными. Весна здесь ощущалась острее, чем в море. Зеленая травка, свежий воздух и шесть зарплат в конверте заметно улучшили их настроение. Паром из Устада в Свиноустье отходил через час, так что они решили сделать остановку у старой церкви. Пожилая пара перекусывала бутербродами на скамейке. Дама, заправившая за воротник салфетку, чтобы не испачкать светлую куртку, сморщила нос от запаха, исходившего от Светта. Краем глаза Мирко отметил, что она что-то шепнула своему мужу. Тот достал пульт от машины и открыл двери.
   Мирко зажег две сигареты и одну протянул своему приятелю. Светт трясущейся рукой принял сигарету. Ему явно было трудно сохранять спокойствие. Произошедшее выбило обоих из равновесия. Они медленно обошли выкрашенную в белый цвет церквушку, чтобы размять ноги. Ласточки сновали вокруг колокольни. Причесанный гравий хрустел под подошвами видавших виды рабочих ботинок. Мирко сделал вдох, словно желая что-то сказать, но передумал. Подумав еще немножко, он провел рукой по щетине на подбородке, затушил сигарету и посмотрел на Светта.
   – Роланду известно, где ты живешь? Он знает, где тебя можно найти?
   Светт покачал головой.
   – Тогда давай поступим, как положено.
   Мирко уверенно набрал экстренный номер на мобильном. Когда польские рабочие спустя десять минут ехали по направлению в порт, на душе у них было легко, и окружающий пейзаж радовал гораздо больше.
   
Марстранд, август 1962 года

   Летний вечер выдался теплый, Дом собраний был похож на дворец из сказок, в которых все всегда хорошо кончается.
   Изящное деревянное крыльцо приглашало прохожих зайти, но белоснежные скатерти и распорядитель с зачесанными волосами и строгой миной явно давали понять, что не каждому тут будут рады. Только те, кто умел держать себя в обществе, мог подняться по этой лестнице. Официантки давно уже усвоили, что лестница живет своей жизнью, и что надо внимательно смотреть под ноги, особенно когда идешь с полным подносом.
   Рассказывали, что один молодой человек родом с острова Марстранд в этом зале опустился на колено и сделал предложение девушке выше его по сословию и состоянию. К неудовольствию родителей и других гостей девушка ответила согласием. Рука об руку молодые люди вышли из Дома собраний, но поскользнулись на лестнице, упали и оба сломали шею. Пожилые официантки говорили, что у лестницы свои понятия о плохом и хорошем.
   Арвид откинулся на спинку кресла на веранде и отпил шампанского. Легкий ветерок развевал флаги, в воздухе пахло морской солью и водорослями. Солнце садилось, окрашивая улочки у северной гавани Марстранда в золото. Был конец августа, но солнце не спешило уходить, и вечера радовали теплом. Деревянная яхта под четырьмя парусами плавно вошедшая в гавань, привлекла его внимание. Паруса неспешно спускали, замедляя ход судна. Яхта мягко причалила к мосткам у купальни. Арвид сложил ладони козырьком, чтобы лучше видеть против солнца. На борту был только один пассажир – молодая женщина, теперь спрыгнувшая на берег. От прыжка лодка закачалась, а юбка затанцевала вокруг стройных ног. В руках у нее была корзинка.
   – Еще шампанского? – отвлекла его официантка, подошедшая подлить шампанского. Она нагнулась вперед, демонстрируя пышную грудь.
   – Что желаете… покушать? – спросила она с соблазняющей улыбкой.
   – Спасибо, пока ничего. Я подожду с заказом прихода остальных, – ответил Арвид, скрыв недовольство.
   – Тогда я желаю господам хорошего вечера, моя смена на сегодня закончена, – ответила она и решительно направилась в сторону кухни.
   Арвид снова вернулся к созерцанию. Яхта все еще стояла у причала, но женщины нигде не было видно. Тут на веранду ввалились его друзья.
   – Милый, ты давно ждешь? – выдохнув табачный дым, Сири прижалась к его щеке поцелуем и потом уселась рядом. Сигарету в мундштуке из слоновьей кости она положила прямо на льняную скатерть. Арвид поспешил поднять ее, чтобы на гладкой ткани не осталось следов.
   – Густав рассказал нам такую смешную историю, – она вырвала сигарету у Арвида и показала на мужчину из компании, жестом прося повторить историю.
   К ним подошла официантка. Она бросила взгляд на лодку, а потом обвела взглядом оживленную компанию и повернулась к Арвиду.
   – Мы совсем забыли про клубнику к шампанскому, – сказала официантка теплым, как ее улыбка, голосом. Светлые волосы были убраны наверх, только один локон вырвался и ласкал загорелую шею. В тонких руках стеклянное блюдо с клубникой. Это была она – девушка с яхты. Она приняла заказ с вежливостью и тактом, которые Арвид редко наблюдал у обслуги. Сири вырвала его из задумчивости толчком в бок.
   – Ты скучал по мне, Арвид?
   Он чувствовал аромат ее парфюма, слишком терпкий для него. Официантка поставила перед ним тарелку. Арвид отметил ее легкую поступь и то, что в ее лице было что-то знакомое. Он представил, каково было бы держать ее за талию и кружить в вальсе. Сири продемонстрировала свое неудовольствие, взяв его за руку.
   – Дорогой Арвид, если ты собираешься разглядывать других женщин, пожалуйста, не в моем присутствии.
   Было очевидно, что она имеет в виду официантку. Арвид отечески похлопал Сири по руке и отстранился. Официантка ушла, а Арвид все не мог выбросить ее из головы. Ее красота и безыскусность его околдовали. Он думал о том, как изящно она управляла лодкой. Солнце делало последние золотые мазки на морской глади, и внутри Арвида разливалось тепло.
  

  

   

    2
   

   Вся потная и в бешенстве, Карин втащила корзину с бельем из стирки в прихожую. Ворот куртки прилип к шее, она убрала со лба мокрую прядь. Душ бы ей сейчас не помешал, а еще лучше ванна. Карин стянула куртку и повесила в шкаф. Дверь не хотела закрываться, Карин надавила, и, содержимое коробки со стиральным порошком, которая мешала двери закрыться, все оказалось на полу.
   Она беззвучно выругалась.
   – Привет, – крикнул Йоран с дивана. В руках у него была брошюра.
   – Мы были записаны в прачечную, – отрезала она. – И теперь у нас куча мокрой одежды и еще куча нестираной. И тетка Сведберг в ярости, потому что была записана после нас.
   Карин чувствовала, как нарастает раздражение. Почему именно она должна все делать по дому, а он только валяется на диване.
   – Я купил DVD-проигрыватель. Иди посмотри! – махнул он пультом.
   – Ты слышал, что я сказала?
   Пульс у Карин участился, ее бросило в жар.
   – Зачем злиться? Можно же перезаписаться.
   Не удостоив его ответом, Карин вышла в кухню и открыла дверцу холодильника. Кусочек сыра, выжатый тюбик с тресковой икрой, тарелка с остатками еды с прошлой недели.
   Карин взяла тарелку и соскребла ножом остатки, бросив их в мусор. Йоран не выносил звук, с которым нож скреб по стеклу, но ей было плевать. Она добавила тарелку к груде грязной посуды. В животе заурчало. Она крикнула в гостиную:
   – Думала, ты купишь продукты.
   Йоран вышел в кухню и обнял ее.
   – Я решил сходить завтра.
   Она высвободилась из его объятий и разочарованно спросила:
   – А что мы будем есть сегодня и завтра утром? Только не говори, что пиццу. Кто завтракает пиццей?
   – Почему ты злишься? – удивился он.
   – Потому что ты никогда не покупаешь продукты, не стираешь, не готовишь и даже не задумываешься об этом. Притом что ты в отпуске шесть недель, и мог бы найти время на дела по дому.
   – Я тяжело работаю все остальное время. Неужели мне нельзя отдохнуть у себя дома? – возмутился Йоран, решив, что лучшая защита – нападение.
   – Разумеется, отдыхай. У меня нет сейчас сил на споры. Мне нужно идти за продуктами.
   Карин сдернула куртку с вешалки и вылетела из квартиры, хлопнув дверью. Эхо разнеслось по подъезду.
   Йоран работал посменно, капитаном на торговом судне. Шесть недель в море, шесть на суше. Они встречались уже пять лет. В начале Йоран говорил, что его работа мешает их отношениям и что он будет искать работу на суше. Но ни одна работа ему так и не приглянулась. Карин, много раз бывавшая на борту судна, знала, что эта работа прекрасно ему подходит. Матросы и остальная команда уважали молодого капитана. Не только потому, что его семье принадлежало судно, но и потому, что он с жил морем и не считал зазорным помочь матросам или коку на кухне. Йоран умело управлял огромным судном и обожал встречать рассвет на капитанском мостике. Было бы жестоко требовать от него сменить работу, но его длительное отсутствие сказывалось на их отношениях. Было сложно включать и выключать любовь каждые шесть недель и закрывать глаза на то, что с каждым разом чувства становились все слабее.
   В те шесть недель, когда Карин жила одна, в холодильнике всегда была еда, и белье было выстирано. Казалось, жизнь с Йораном обещала быть легче, потому что двое могли хлопотать по хозяйству, но почему-то получалось наоборот. Карин привыкла по утрам пить чай с молоком, но, открыв холодильник, выясняла, что всё молоко выпил Йоран, а о покупке нового не подумал. Или, придя домой, понимала, что Йоран не купил продуктов, хотя обещал. Как сегодня, например.
   Молодая женщина дернула на себя тележку, но слишком поздно, та уже врезалась в стеллаж с картошкой. Наверное, у нее тоже сегодня было плохое настроение. Пожилая дама, внимательно изучавшая апельсины, прежде чем положить в пакет, недовольно окинула женщину взглядом. Карин набирала картошки, когда в магазине появился Йоран.
   – Ты больше не злишься? Я пришел тебе помочь, – сообщил он.
   Но его помощь обычно заключалась в том, что она набирала товары в тележку, а он плелся следом, как собачонка. Карин устало посмотрела на партнёра. Он серьезно? – подумала она.
   – Я могу помочь. Что нам нужно? Что принести?
   Это было все равно что ходить за продуктами с ребенком.
   Карин подумала было попросить его выбрать продукты для ужина, но решила, что у нее нет сил снова спорить. Проще самой что-нибудь придумать, чем спрашивать совета у Йорана, который всегда отвечал «что-нибудь вкусное».
   – Можешь поискать кофе? – спросила она под конец.
   Йоран оглянулся по сторонам и начал бесцельно бродить между полками.
   Через десять минут, когда Карин уже хотела было объявить его в розыск, он возник из ниоткуда с коробкой кофе в руках. Карин бросила взгляд на коробку. Полчетверти экологического кофе без кофеина, бешено дорогого и явно без бодрящего эффекта. Она подавила желание пойти к полке и поменять его. Их жизнь всегда была такой или только в последнее время все изменилось? Пока они шли к холодильникам с замороженными продуктами, Йоран объяснял, что еду они покупают только на сегодня, потому что он не знает, что захочет на ужин завтра.
   Кассирша в красной рубашке любезно улыбнулась им, и Йоран сразу пошел за кассу паковать пробитые продукты. «Умно, – подумала Карин, набирая пин-код, – так ему не придется платить».
   Она застегнула куртку и уже натягивала рукавицы, когда зазвонил мобильный. На пятый сигнал ей удалось ответить.
   – Что? Когда? Да, о’кей.
   Йоран кисло посмотрел на нее с руками в карманах зеленого пуховика.
   – Тебе нужно ехать? В воскресенье?
   Что было бы, если бы она говорила так каждый раз, когда ему надо было на работу, подумала Карин, но ответила как есть:
   – На Хамнесшере обнаружен труп.
   – Хамнесшере? Том острове с маяком? Точнее, без маяка. Но там же никто не живет, – удивился Йоран.
   – Я знаю, мне тоже это кажется странным.
   Они молча поднялись на лифте. Карин неохотно призналась самой себе, что ее даже обрадовала необходимость уехать из дома. Она поставила пакеты на кухонную стойку и мысленно взмолилась, чтобы Йоран додумался убрать продукты в холодильник.
   Она натянула комбинезон, рубашку-поло, джинсы, шерстяные носки и ботинки. Зима упорно не желала уходить, хотя на календаре значилась весна. Светлые волосы торчали во все стороны, но Карин смочила руки и убрала их в конский хвост. Потом надела непромокаемую куртку для яхты марки «Musto Offshore» – свою любимую куртку. В комплекте с брюками она защищала молодую женщину от дождя и холода в шведских и шотландских водах. В нее также был вшит специальный ремень, которым можно было прикрепить себя к матче во время шторма. Карин сунула крючок от ремня во внутренний карман. Йоран фыркнул, увидев, что она надевает куртку. Он считал, что носить ее на суше нелепо.
   Постояв в раздумьях перед книжным шкафом, она подставила стул и достала три книги. Две из них она положила в рюкзак вместе с фонариком и блокнотом. На прощание Карин не стала целовать Йорана, только сказала «пока», и вышла из квартиры.
   Десятью минутами позже она сидела на пассажирском сиденье в теплой машине Карстена. Окна заливало дождем – типичным гётеборгским дождем, больше похожем на туман. Капельки умудрялись проникать везде, отчего человек промерзал насквозь. Карстен улыбнулся, увидев, что она взяла с собой права на управление лодкой.
   – Извини, что испортил тебе вечер воскресенья с Йораном, – сказал Карстен.
   – Было бы чего портить, – ответила она, стягивая шапку, успевшую промокнуть, пока она шла к машине.
   – Плохи дела? – спросил он с тревогой.
   Карин задумалась над вопросом. Давно уже она не смеялась в компании Йорана.
   – А у тебя как дела? – спросила она, положив конец расспросам.
   Уголовный комиссар Карстен Хид не каждый день выезжал на место преступления, большую часть времени он занимался административной работой.
   – Спасибо, все хорошо. Мне удалось избежать воскресного рагу Хелены. Этот звонок был как благословение, – признался он со смехом. Карин улыбнулась. Рядом с ним она расслабилась. Оставалось только включить печку.
   – Какая дерьмовая погода!
   По голосу слышно было, что Карстен датчанин. У него была особая манера говорить «дерьмо». Он вгляделся в серую мглу перед ними и увеличил скорость стеклоочистителей. Дождь не переставал, и мокрые жухлые листья налипали на стекло.
   – К нам поступила информация о том, что в одном из домов на Хамнесшере найден труп, – сказал Карстен. – Морская полиция поехала туда все оцепить лентой. Они должны быть неподалеку.
   – Хамнесшер? Но там же никто не живет. И сам остров размером не больше почтовой марки, – удивилась Карин.
   – По словам морской полиции, на острове сейчас работает строительная бригада. Не знаю, живут ли они там постоянно.
   – Увидим.
   Карстен причмокнул, увидев книги, которые она взяла с собой. По дороге в порт они ознакомились с информацией об острове. Карин читала вслух, время от времени посматривая в окно, чтобы ее не укачало.
   – Есть письмо короля от 1724 года, что в этом месте нужен маяк, но остров слишком мал для проживания. Маяк строят в крепости Карлстен на острове Марстранд. Он используется сто лет, пока наконец не строят маяк на Хамнесшере. Архитектор Нильс Густав фон Хейденстам, отец поэта. Маяк был нового типа, который теперь называют «Столп Хайдена» или маяк-кринолин, потому что он по виду напоминал женский кринолин. 1 ноября 1868 года впервые зажглись огни на «Патер Ностер». В тот же год смотритель маяка мастер Улоф Андерссон с женой Юанной переехали на остров. Они прожили тут двадцать лет.
   Карин разглядывала фото супругов в книге. Женщина со строгой прической сидела на стуле, сложив руки на коленях. Взгляд уверенно смотрел в объектив. На вороте у нее была брошь, длинная юбка слегка приподнималась над черными ботинками на шнуровке. Муж стоял за ее спиной, положив ей руку на плечо.
   В Кунгаэльве они свернули с шоссе на дорогу 168 в направлении Марстранд, которая извивалась как змея. Типичная шведская дорога семидесятых.
   – В 1964 маяк автоматизируют, а в 1977 гасят. На смену ему приходят маяки Хэттебергет и Скалленс неподалеку.
   Она подняла глаза. Дождь перекрестился после того, как они пересекли Нурдэн. Южный залив замерз и покрылся коркой серо-зеленого льда.
   Сложно было поверить, что там внизу была вода и живые рыбы. Покрытое льдом, море было похоже на зеленый луг. Пролив между островами Нурдэн и Инстэн не замёрз, отметила Крин, когда они проезжали по мосту. Карстен замедлил ход.
   – Маяк Винга, – сказала Карин, показывая на световые лучи на горизонте. Карин было приятно видеть эту картину. С детства ей нравилось плавать на яхте по ночам, ориентируясь по мигающим огням маяков.
   – Не позвонишь Лассе с погрузочного катера? Он может отвезти нас на Хамнесшер, – Карстен протянул Карин мобильный. – Смотри последний набранный номер.
   Карин взяла телефон.
   

   С материка через цепь островов, связанных мостами, можно было попасть на Куэн. Но дальше до Марстранда можно было добраться только на пароме. Солнце окрашивало небо в сказочные цвета. На горизонте над маленькими домами возвышалась крепость Карлстен.
   Карин привыкла к морским путешествиям. Машина это совсем не то. Карстен припарковался перед зданием Морского управления, и пятнадцатью минутами позже они уже были на борту оранжевого катера с Лассе за штурвалом. Он был в вязаном свитере. Лассе крепко пожал им руки.
   На борту Карин была как рыба в воде. Миллион раз она плавала на таком катере провожать и встречать Йорана или чтобы навестить его на борту. Катер причаливал к борту судна, сумки поднимали на веревках, а пассажиры поднимались по висячей лестнице. Однажды она устроила Йорану сюрприз. Они говорили утром, и у него было плохое настроение. Зная, что его корабль будет проходить Кальмар, она сбежала с уроков, позвонила штурману и тот согласился на ее дерзкий план, не посвящая в него Йорана. Девушка приехала на поезде из Гётеборга и тайком пробралась на борт. Эти воспоминания вызвали у нее улыбку.
   Катер пересек гавань Марстранда и остановился, пропуская паром, идущий с Куэна в Марстранд. Их штурман поприветствовал капитана парома.
   – Мой сосед, – пояснил он.
   – И муж твоей сестры или кузины? – шутливо поинтересовалась Карин.
   – Ничего подобного вообще-то, – ответил Лассе. – Но если ты находишь мою внешность странной, то это как раз потому, что люди в этих местах женятся на родственниках, и большинство моих знакомых никогда не бывали в Гётеборге, – подмигнул он. Карин расхохоталась.
   – Как красиво город обрамляет гавань, – сказал Карстен.
   – Называть это городом преувеличение, хоть когда-то Марстранд и имел статус города. Но то, что красиво, согласна. Я не устаю наслаждаться этой красотой каждый день.
   Выкрашенные в пастельные тона старые домики вдоль покрытой брусчаткой набережной ждали летних туристов. Веранды ресторанов пустовали, но в домах начинали зажигаться огни. Карин гадала, сколько из них включали живые люди, а сколько – запрограммированный таймер. Дома располагались вплотную друг к другу и постепенно взбирались вверх к крепости. Некоторые дома были обиты шифером. В окнах некоторых все еще висели кружевные занавески – дань моде прошлых времен. За ними можно было разглядеть старожила Марстранда, который не считал нужным включать свет так рано и сидел в полумраке.
   Карин бывала тут не раз и знала, что дома в прекрасном состоянии, но особенно хорош был выкрашенный в белый цвет дом с балконом, украшенным резными звездами. На балкон можно выставить классическую белую садовую мебель с крестом в спинках, или из тикового дерева с подушками темно-синего цвета.
   Словно прочитав ее мысли, Лассе сказал:
   – Слишком дорого.
   Он кивнул в сторону красивых домов и пожал плечами.
   – Политики твердят о том, что в этих деревнях на побережье нужно поддерживать жизнь, но при этом призывают закрыть школу. Но суровая реальность заключается в том, что только некоторые могут позволить себе жить здесь, учитывая сегодняшние цены и налоги. Убери школу, и останется город-призрак. Красивые кулисы, – Лассе показал на старый деревянный дом светло-желтого цвета. – Моя бабушка родилась здесь. Ее сестра с семьей все еще живут в доме, но вопрос как долго. Летом они сдают его в аренду, чтобы было чем платить налоги.
   Карин не могла не согласиться с его рассуждениями о будущем острова. Здесь больше не осталось рыбаков с грубыми руками и проворными пальцами, чинящих сети и чистящих рыбу. Больше не осталось сушилен для рыбы. Может, дома и в хорошем состоянии, но темные и пустые. Медленно вымирает старое рыбацкое поселение. Последние дома справа она часто видела на открытках с Марстранда. Карстен кивнул в сторону серого дома, выходящего окнами на пролив.
   – Какой вид у них!
   Лассе направил катер в северный вход гавани Марстранда. Он сказал, что раньше этот дом принадлежал известного певцу П.Г. Гулленхаммару.
   – Фонарь, – так его называли. Или «ПГ». Он, кстати, выставлен на продажу. Всего несколько миллионов. Кто-нибудь, у кого деньги в избытке, но нет времени, наверняка его купит. Завистники будут радоваться тому, что его часто приходится красить. Не им самим, но все равно. Раньше в доме жил управляющий маяком. Первый маяк был в этом доме, его до сих пор видно, – Лассе показал на стеклянную башенку с юго-западной стороны дома.
   – В 1914 году была построена специальная световая будка, оборудованное современным оборудованием АГА. Вы, возможно, помните Густафа Далена, отца шведского маякостроительства. Он в 1912 году получил Нобелевскую премию за свои достижения. Ага – это сокращение от АБ Газааккумулятор. Так называлась компания Далена, строившая маяки. Ага-маяк был автоматизирован, в смотрителе нужда отпала, дом был продан. Только будка напоминает о прошлой эпохе, ушедшей безвозвратно.
   Солнце, выглянувшее наружу из-за туч, напомнило им о том, что сейчас время заката. Карин при виде этого моря из жидкого золота переполняли эмоции. Какая красота, вздохнула она.
   – Редко можно увидеть море таким спокойным, – сообщил Лассе. Он показал на скалы. Ветер и соленая вода за тысячелетия придали им круглую форму.
   – Но когда сидишь на скалах и смотришь, как море медленно поднимается вверх и вниз, кажется, что он не из воды, а из масла. Мы обычно называем такое явление «иар».
   – Иар? – удивилась Карин. – Никогда ничего подобного не слышала.
   Она повторила слово про себя, попробовала на вкус, отметила, что оно звучит красиво, спокойно.
   – Шхер Патер Ностер состоит из нескольких островков…
   Лассе рассказал, что название происходит от молитвы «Отче наш», которую читали моряки, пересекая скалистые шхеры вокруг Марстранда.
   – Маяк расположен на островке двести пятьдесят метров в длину и сто пятьдесят в ширину. Здорово, да?
   Карин слушала, впитывая мельчайшие подробности.
   – Патер Ностер означает «Отче наш» по латыни, – продолжил Лассе. – В мире много остров с таким названием, и сам остров вообще-то называется Хамнесшер, это маяк называется Патер Ностер, но люди часто называют так и сам остров тоже.
   Скоростная моторка пронеслась рядом с ними.
   – Роланд Линдстрем, бригадир с Хамнесшера, – сообщил Лассе. – Вечно куда-то спешит.
   Должно быть, это были особые люди, семья смотрителя маяка, подумала Карин, вспоминая фото в книге.
   Лассе рассказал им, что уже месяц на острове живет строительно-ремонтная бригада из шведов и поляков. Согласно плану, они должны были закончить ремонт до того, как маяк доставят на остров к официальному открытию в конце июня.
   – Была создана специальная фирма, которая откроет на острове гостиницу с конференц-залом, – продолжил Лассе, умело лавируя между пирсов, до которых, казалось можно было достать рукой.
   – Хамнесшер, – сообщил он, причалив.
   Карстен и Карин сошли на берег.
   Остров выглядел необычно без маяка. Лассе не спрашивал, зачем им понадобилось на остров. Может, он уже знает, подумала Карин.
   Когда катер с надписью «Пилот Марстранд» на борту отчалил, и шум мотора затих, наступила полная тишина. В гавани, помимо полицейского катера, стояла алюминиевая моторка, которая недавно обогнала их в море. Небритый мужчина лет сорока вышел из нее и пошел к полицейским.
   – Карсте Ход, уголовная полиция Гётеборга. А это моя коллега Карин Адлер.
   – Здравствуйте, – устало поприветствовал мужчина.
   – Можно попросить вас представиться? – улыбнулась Карин.
   – Разумеется. Простите. Роланд Линдстрём, бригадир, – ответил мужчина, протянув им руку. – Морская полиция уже здесь и все оцепила.
   Он кивнул в сторону полицейской лодки, а потом на бело-синюю заградительную ленту.
   – Вы были там, когда нашли труп?
   Взгляд мужчины заметался. Видно было, что он напряженно думает. Несмотря на многолетний опыт мухлежа в строительной отрасли, вранье давалось ему нелегко.
   – Можно и так сказать.
   – Это вы вызвали в полицию? – спросила Карин, хотя знала, что звонил иностранец.
   – Ну это…
   Карстен пошёл поговорить с полицией. Карин в это время достала блокнот и записала дату, имя Роланда Линдстрема, дав тем самым бригадиру время на раздумья.
   – Итак, Роланд, посмотрим, – надо было как-то его разговорить, – так это не вы звонили, но вы знали о том, что найден труп, правильно? – спросила она, глядя на него.
   – Ну… в общем… да.
   – Тогда можно поинтересоваться, почему вы не позвонили?
   Вздохнув, Роланд описал ситуацию. Он рассказал о поляках и добавил, что они поступили правильно. Но он не стал упоминать свой бонус, о котором можно было уже не мечтать, и предложение, сделанное полякам.
   Остров был маленьким и скалистым. В гавани много круглых камней. Рядом с домом кто-то сложил каменную ограду, за которой был единственный кусочек земли на островке. Видимо, землю сюда завезли на лодке. Карин снова подумала о женщине со строгой прической, в зашнурованных ботинках.
   – Помидоры, – подумала она. Где-то она читала, что у семьи смотрителя маяка круглый год были томаты, которые они выращивали в стеклянной будке маяка. Кладовка для еды была выложена из камня и обита деревом, выкрашенным красной краской. Сводчатая дверь была обита железом. Во время войны там было убежище. Проход от дома к кладовке был окружен с обеих сторон каменной оградой. Наверное, для защиты от ветра, чтобы и в плохую погоду можно было сходить за едой. Роланд перешагнул оградительную ленту и открыл дверь. Глаза не сразу привыкли к темноте. Карин уже собиралась достать фонарик, когда Роланд включил керосиновую лампу. Слабый свет залил комнату.
   – Вот там, – показал Роланд. – Я должен был догадаться, потому что у каждой семьи на острове было свое отделение в погребе, а было тут три семьи – управляющего, смотрителя маяка и его помощника. Но в кладовке было только два отделения. И только сегодня я понял, что третье было замуровано.
   – Ты знаешь, сколько времени тут была эта стена? – спросила Карин.
   – Нет, – ответил Роланд. – Но явно давно.
   Он показал на обрушившиеся камни.
   – Он вот там.
   Они попросили Роланда подождать снаружи. Он явно с облегчением протянул Карстену керосиновую лампу, повернулся и толкнул тяжелую дверь. Свежий воздух ворвался в помещение. Потом дверь захлопнулась. В тишине они пошли к стене, освещая путь керосинкой.
   – Ой, – воскликнула Карин, и достала фонарик.
   – Он явно давно тут лежит. Интересно, насколько давно, – сказал Карстен.
   – Но удивительно хорошо сохранился, может благодаря соленому воздуху? – предположила Карин и начала искать сотовый. – Я звоню криминалистам.
  

  

   

    3
   

   Шестеро детей бегали и кричали в доме на Фискарегатан. Вальдемар сидел на диване. Вид у него был усталый. Внуки задержались в гостях в воскресенье, и шум было трудно переносить.
   Он потянулся за стаканчиком с кальвадосом. В другое время года он поехал бы на поле для гольфа, но сезон еще не начался. «Или ему велели остаться дома», – подумала Сара. Она посмотрела на своих золовок – Диану и Аннели. Сложно было найти двух менее похожих сестер. Одна светловолосая, другая темноволосая. Сводные сестры, поправила она. Диана была дочерью Сири от первого брака.
   Старшая сестра Диана работала в маркетинге. Во всяком случае так она отвечала на вопросы о своей профессии. В действительности же это означало, что она раздавала рекламные листовки на полставки. Обычно она умело переводила разговор на своего мужа Александра – успешного риэлтора.
   Александр совершал сделки с элитной недвижимостью в «модных районах» – Эргруте и Лангедраге. Неделю назад Диана позвонила родителям и попросила взглянуть на дом в Лангедраге, который приглянулся Александру.
   Родственники Дианы Аннели и Томас гадали, откуда они возьмут денег на этот дом. Но оказалось, что Сири собиралась им помочь. Они с Вальдемаром хотели взять на себя половину кредита, сообщила она с невозмутимым видом.
   – Мы сделали предложение, – сказала Диана. – Маклер считает, что у нас есть все шансы. Он коллега Александра, так что мы располагаем инсайдерской информацией. Пожилая владелица дома обожает Александра, – рассмеялась Диана и откинула темные волосы назад.
   – Звучит любопытно, – сказал Томас. – А где дом?
   – В Лангедраге, я разве не говорила?
   Это Сири ответила, со звоном поставив чашку на блюдце.
   – Но где именно? – уточнил Томас, беря добавку десерта.
   Диана не ответила.
   – В Фискебэке? – спросила Сара.
   Поймав на себе грустный взгляд Томаса, она поняла, что этот комментарий был явно лишним.
   – Нет, это ещё Лангедраг. Ты не очень хорошо знаешь этот район? – надменно спросила Диана.
   – Налево от трамвайных путей, сразу после магазина, начинается Фискебэк, – подначивала ее Сара.
   Диана тут же начала с пристальным вниманием разглядывать брелок на своей сумке.
   – Нам придется все переделать. Я бы хотела датский дизайн, может потому что я родилась в Дании… Жаль, что ты больше не работаешь в магазине тканей, мама, и не можешь организовать скидку, когда нам понадобятся новые шторы и все такое.
   – Вам же не придется все там переделывать? – поинтересовался Вальдемар.
   – Нет, папочка, нужды нет, но мы хотим свой дизайн. Не так ли, дорогой?
   Это был не вопрос, а утверждение.
   – Разумеется, – ответил Александр, пригладив свои длинные – до середины шеи – волосы.
   Друзья Александра работали в финансовой сфере в Стокгольме, но и Александр неплохо устроился в сфере недвижимости в Гётеборге.
   Сара чувствовала физическое отвращение, когда Александр хвастался, что женщины постарше штабелями укладываются к его ногам. Но, с другой стороны, может, он сам был к ним неравнодушен. Например, Диана была на восемь лет старше его, а ему было сорок пять.
   – Вам, должно быть, сложно придется с тремя детьми, – сказала Сара. – Как вы все успеете? Наши соседи уже четыре года как не могут закончить ремонт.
   – Но мы же не сами будем все делать, – ответила Диана с таким видом, словно Сара несла несусветную чушь.
   – У Александра куча контактов. Ремонтные бригады, банки. Нам дадут хорошие условия кредита, и мы выберем лучшую бригаду. Никаких проблем.
   – Но это все равно дорого и займет кучу времени, – констатировал Томас.
   – Но это же здорово, что Диана и Александр решили купить дом. Разумеется, вы будете рады помочь родственникам, – сказала Сири, обращаясь к сводной дочери. – И, ты, Сара, сидишь дома все время.
   – Сара дома, потому что у нее стресс из-за работы, – ответил Томас, отложив в сторону десертную ложечку.
   – Да, но и у Дианы тоже, – возразила Сири.
   – Это когда же?
   – Когда Эстель родилась. Она не могла спать спокойно. Это тоже стресс.
   – Нет, не думаю. Только недостаток сна или послеродовая депрессия, – предположил Томас.
   – Больше не будем это обсуждать, – отрезала Сири.
   Вальдемар снова наполнил стаканы – свой и Александра – кальвадосом.
   Сара с отвращением вспоминала историю о внуках и квартирах. Когда Аннели позвонила Томасу и рассказала, что родители начали копить деньги на жилье для детей Дианы – и только ее – Томас сначала не поверил. Он даже бросил трубку и не разговаривал с Аннели целую неделю. Но два месяца спустя случайно увидел банковскую выписку дома у родителей. Оказалось, что Сири не только копила деньги для детей Дианы, но еще и делала ей переводы каждый месяц. Это открыло ему глаза. Он понял, что Аннели говорила правду.
   – А не пора ли вам завести братика или сестричку Матильде? – нейтральным тоном спросила Диана, хотя прекрасно знала, что для Аннели это щепетильный момент.
   – Каким образом? – спросила Аннели.
   Саре видно было, как та прижала руки к животу, словно защищаясь. К животу, в котором второй ребенок почему-то не желал появляться.
   – Думаю, детям полезно иметь братика или сестричку. Так они не вырастут эгоистами, – продолжила Диана.
   – Кто бы говорил…
   Это Диана-то умеет делиться…
   – Ну извини, что спросила, – фыркнула Диана.
   – А вы планируете еще детей? – спросила Сири. – Лучше, когда разница не очень большая.
   – Не у всех дети рождаются как по заказу. Вам это не приходило в голову? – спросила Аннели.
   – В нашем случае стоит Алексу помахать трусами, как я уже в положении. Не так ли, дорогой? – спросила она у мужа.
   – Да, проблем у нас с этим не было.
   Александр подмигнул Диане.
   Потом потянулся, положил подушку под спину, поправил запонки на манжетах. Из белого золота, они стояли 4600 крон. Сара была в курсе, потому что однажды слышала из туалета, как Сири и Диана разговаривают.
   – Мамочка, это так мило с твой стороны, он будет очень рад.
   – Но не дороговато ли 4600 для запонок? Неужели других не было? – спросила Сири.
   – Столько и стоят запонки от Энгельберта, и это не самые дорогие. В его отрасли внешний вид имеет значение. Нинни Йонсон купила своему мужу за 8500, по сравнению с ними, эти совсем дешевка.
   Диана умолчала о том, что взяла вторые по дороговизне. Упоминание о Нинни было как красная тряпка для быка. Сири тут же сказала, что раз это обрадует Александра, то разумеется она поможет.
   – Спасибо, мамочка. Ты переведешь мне 5000 на счет? Я хочу купить завтра прямо с утра, пока их кто-нибудь не перехватил.
   Диана, разумеется, попросила отложить запонки, но лучше не дать маме время передумать.
   – Переведу вечером.
   – Может, сейчас? По телефону? А я пока развлеку гостей.
   – Аннели с Томасом сами себя развлекут.
   Сара нажала кнопку смыва, вымыла руки и вытерла о дорогое полотенце. Когда она вышла, Диана и Сири подпрыгнули от удивления. Видно было, что они гадают, как много она слышала.
   Сара лишь холодно улыбнулась. Дети играли на застекленной веранде. Линнея сделала из табуретки прилавок, и они играли в магазин.
   – Один, два, четыре, восемь, двенадцать, – считала она блоки лего, которые использовались в качестве денег.
   Кузены активно покупали видимые и невидимые товары.
   – Нам, пожалуй, пора ехать, – сказала Сара, многозначительно посмотрев на Томаса.
   – Да, будет неплохо отдохнуть дома перед тяжелой неделей, – сказал Томас, поднимаясь.
   – Эй, Томас, а ты заправил мою машину? – спросил Вальдемар.
   Томас начал искать кофту Линнеи. Саре видно было, как он напрягся, как пытается встретиться с Вальдемаром взглядом.
   – Ты же одолжил ее на прошлой неделе, – продолжает Вальдемар.
   – Когда я ездил вам за дровами? – уточнил Томас. – Я думал, что… в общем, я ее заправлю. Без проблем.
   Сара вся вспыхнула, но при виде умоляющего взгляда Томаса промолчала. Она пробормотала спасибо за ужин и пошла в прихожую одевать сына. Аннели пошла за ней и положила ей руку на плечо. Сара только покачала головой. В то время, как Сара доставала из горы детской обуви обувь Линуса и Линнеи, Линус успел опрокинуть содержимое сумочки бабушки на пол. Две помады, ключи, кошелек, духи. Сара и Аннели бросились поднимать вещи и собрали все, когда заметили, что в кулачке Линус сжимает кольцо. Оно было слишком большим для Сири. Аннели прочитал:
   – Элин и Арвид.
   Они удивленно посмотрели друг на друга.
   – 4/10 1962, должно быть дата помолвки, а 14/6 1963 – дата свадьбы. Элин и Арвид, кто это? – спросила Сара.
   – Должно быть, это первый муж мамы, тот, что умер. Но я не знала, что Арвид тоже раньше был женат.
   Сара пожала плечами. Аннели сунула кольцо обратно в сумку.
   По дороге домой Сара не сдержалась:
   – Они серьезно? Они совсем спятили.
   Томас ничего не говорил. Он шел, опустив плечи. Саре хотелось сказать ему, что пора выпрямить спину и заняться своей жизнью. Она больше была не в силах это терпеть. Ей хотелось кричать, драться. Сара пнула снежный ком на дорожке. Он оказался твердым, и ногу пронзила острая боль.
   – Какого хрена мы должны платить за бензин, когда едем за дровами для твоих родителей на их машине? Разве нет у твоего отца скидки на бензин на той парковке, что рядом с его старой мастерской?
   – Дилерским представительством, не мастерской. Он импортировал машины из Англии и Германии. – Не важно. У него гораздо больше времени, чем у нас, и он мог бы и сам заправить машину, да еще и по дешевке.
   – Сара, ты несправедлива, это же мои родители. Не понимаю, почему ты все время на них злишься.
   – Я несправедлива? Когда твои родители покупают дом твоей старшей сестре? Да это просто смешно.
   Сара старалась не повышать голоса, чтобы дети не слышали. Она толкала двойную коляску в гору. Коляска была тяжелой, но усилия приятными. Хорошо, что было куда деть агрессивную энергию.
   – Знаешь, что? Мы это вообще не должны обсуждать. Потому что дело тут не во мне, а в твоих родителях. Пора бы тебе это понять. Пора бы Черт возьми!
   

   Карин вернулась домой в начале третьего, и ей совсем не хотелось покидать теплую постель, когда зазвонил будильник. Она несколько минут полежала в кровати, вспоминая события вчерашнего дня, а потом натянула спортивные штаны. В доме, где она жила, находилась пекарня «Кампанилен». Карин сбежала по лестнице вниз и купила хлеб. Потом пошла в ванную и выругалась, обнаружив, что забыла купить вчера шампунь. Слава богу, во флаконе еще оставалась пара капель.
   Карин присела за стол с чашкой чая, ощущая страшную усталость. Наконец, она вылила чай в раковину и вместо этого сделала себе крепкий кофе с молоком. Хорошо еще что в банке на дне оставался настоящий кофе, и ей не пришлось пить новый без кофеина.
   Затем Карин порылась в коробке с полезными мелочами. Среди мелочи, пуговиц, просроченных купонов со скидками, она нашла ручку и стикеры.
   – Шампунь, – записала она и добавила еще пару вещей, которые надо было купить.
   – Завтрак в постель? – спросил Йоран из спальни.
   Мечтать не вредно, – подумала Карин, но сказала:
   – Сегодня завтрак в кухне, но у нас есть кофе и свежий хлеб.
   Йоран вышел в кухню в джинсах и футболке с растрепанными волосами и сонным взглядом голубых глаз. Карин отрезала ломоть теплого хлеба.
   – Доброе утро, – сказала она.
   – Ты пекла хлеб? – спросил он.
   – Нет, я сбегала в пекарню, – ответила Карин. – Хлеб викингов, – она показала на хлеб, – и еще есть булочки к чаю.
   Думает, что я буду печь, как его мама, подумала Карин. Он уже не раз на это намекал. И если ему так уж хочется домашнего хлеба, почему бы не испечь его самому.
   – А джем есть? – спросил Йоран.
   – Сейчас спрошу у официантки, – пошутила Карин.
   – Что? – удивился Йоран.
   – Ты покупал джем? – спросила Карин.
   – Почему ты злишься?
   – Я не злюсь, но ты ведь и сам можешь посмотреть в холодильнике, прежде чем спрашивать у меня. Я не знаю, есть ли у нас джем, и мне нужно бежать.
   – Опять на работу? Ты же работала вчера, а это было воскресенье.
   – А что если я бы сказала тебе то же самое? Забей на работу и останься со мной, – съязвила Карин и тут же пожалела о том, как зло это прозвучало.
   – Я знал, – с триумфом объявил Йоран. – Я дома меньше не недели, а ты уже начинаешь критиковать мою работу. Типично. Ты эгоистка! Сколько еще мы будем это обсуждать?
   Он закатил глаза, чтобы подчеркнуть свое негодование.
   Это последний раз, хотелось ей сказать, но Карин не отважилась.
   – Так больше не может продолжаться. У меня нет сил, – прошептала она, потом набрала в грудь воздуха и повторила: – Я больше не могу. Прости, но это так.
   Теперь голос был увереннее, громче. Она сказала то, что давно хотела сказать.
   Карин положила руки на стол.
   – Опять за старое. Все время ты, ты, та. А как же я? – Йоран поднялся и начал театрально жестикулировать. – Я так больше не могу, – пародировал он ее голос. – Как ты думаешь, я себя чувствую? Как мне приходится? Ты чертов эгоист!
   Он скрестил руки на груди и ждал ответной атаки. Которая не последовала.
   Пять лет, думала она, выходя из кухни с кружкой в руках. Когда все успело закончиться?
   Йоран вышел вслед за ней.
   – Серьезно, Карин. Я столько для тебя сделал? Ты об этом не забыла?
   Эта реплики мученика была словно взята из плохого фильма. Для него ссора была развлечением. И это взбесило Карин. Злость, скопившаяся в ней за пять лет, вырвалась наружу. С нее хватит! Она швырнула синюю чашку с кофе в стену, и осколки полетели во все стороны.
   – Ты совсем спятила? Что ты творишь?
   Он уставился на осколки и кофе на белой стене.
   – Что именно ты для меня сделал? Что? Назови хоть одну вещь! Даже мой день рождения в январе ты забыл. На дворе май, а ты меня так и не поздравил, – плевалась она, как бешеная кошка.
   – Но я же позвонил. А подарка у меня не было, потому что я не смог найти ничего подходящего. Я по-прежнему ищу.
   Его спокойствие только разозлило ее еще больше.
   Карин вспомнила январское утро два года назад, когда ей исполнилось тридцать. Мама Йорана встретила ее домашним тортом со свечками и песней «С днем рождения тебя». У мамы Йорана, несмотря на работу главным врачом, всегда находилось время. Она будет скучать по ней больше, чем по Йорану. Карин не удостоила его ответом. Что тут можно сказать? Все уже сказано. И ни один раз. Она грустно посмотрела на него. Так это должно было закончиться? А он даже не понимает, что все кончено. Карин села за стол в гостиной. Она опаздывала на встречу с Карстеном, но раз уж она начала этот разговор, лучше покончить со всем этим раз и навсегда. Она отправила эсэмэску Карстену и отключила звук на телефоне.
   Йоран продолжал:
   – Типично, что ты никак не можешь забыть про день рождения. Тебе есть дело только для материальных ценностей. Это единственное, что имеет для тебя значение. Что ты не получила подарка. Скажи, что ты хочешь, и я сразу поеду и куплю это.
   – Это неправда, и ты прекрасно это знаешь. Если ты серьезно так обо мне думаешь, то нам лучше расстаться. Мы хотим разных вещей и…, она подбирала слова…
   – Ты не можешь меня бросить. Мы обручены. Ты обещала, что мы будем вместе.
   Он протянул вперед левую руку с кольцом.
   Она вспомнила первое время, когда они начали встречаться. Бабочки в животе. Бесконечные телефонные разговоры, письма. Как она скучала по нему, когда он был в море. Его голубые глаза и нежные объятья. Его мама, сперва, холодноватая, но потом относившаяся к Карин как к дочери.
   Она подумала о романтической помолвке в Кейп Врэт в Шотландии. Мыс гнева, какая ирония, что именно там они обручились. Йоран умудрился потерять свое кольцо спустя пару часов, когда они бросали якорь, но купил новое в Лервике на Шетландских островах. Пять лет они ссорились из-за его работы в море, и ей казалось, что она уже давно мечтает его бросить. Не стоит больше с этим тянуть.
   

   Карин покинула квартиру с облегчением. У женщины было ощущение, что она избавилась от тяжелого рюкзака, который столько лет оттягивал ей плечи. Когда наконец появилась возможность заглянуть внутрь, там не оказалось ничего ценного. Но одновременно ей было неприятно от того, что она причинила другому человеку боль, но умом Карин понимала, что так больше продолжаться не может. Они договорились, что Йоран поживет у своих родителей, пока она не выедет из квартиры. Он думает, что я успокоюсь, сказала себе Карин, заводя машину. Из радио полился голос Мауро Скокко «Я думал, любовь… и…».
   Она слушала песню по дороге в участок.
   
Гётеборг, 1962 года

   Сири освежила макияж и решительно вошла в кабинет. Она уверенно прошагала мимо Ирен, секретарши Арвида, которая закричала ей вслед:
   – Эй, фрёкен, он занят!
   Сири замерла, обернулась, смерила Ирен взглядом:
   – Для меня у него всегда есть время, – процедила она и, выпрямив плечи, толкнула дверь из красного дерева.
   Ее взгляду предстали четверо мужчин за столом.
   – Да? – озадаченно спросил Арвид.
   – Я думала, что мы вместе пообедаем, – сказала Сири, подошла к нему и положила руки в перчатках ему на плечи. Арвид резко убрал ее руки и встал.
   – Мне жаль, но я очень занят. Может, спросишь Ирен или еще кого из девушек? – Арвид избегал встречаться с ней взглядом. Он открыл дверь и буквально вытолкнул Сири из кабинета.
   Ирен ничего не сказала, но вид у нее был крайне довольный.
   – Короткая вышла встреча, не так ли?
   Не удостоив ее взглядом, Сири вышла и захлопнула за собой дверь кабинета. «Как он смеет обращаться со мной, как с какой-нибудь простолюдинкой», – подумала она, смахивая невидимую соринку с рукава пальто.
   


   Карстен сразу просек, в чем дело. Карин явилась на работу только к одиннадцати, и глаза у нее были красные как от рыданий. Он тут же принес к ней в кабинет две чашки кофе и приступил к делу:
   – Я хотел бы, чтобы ты занялась этим расследованием, Карин.
   Он поднял руку, прося дать ему договорить.
   – Ты просто создана для этого дела. Твой опыт работы с местом преступления просто уникален для женщины.
   – Поосторожней, – попросила она, пригубив кофе. Вкус у него был отвратный.
   – Знаю, прости, кофе застоялся, – объяснил Карстен и продолжил: – Ты уже принимала участие во многих расследованиях нашего отдела. Мы за тобой наблюдали. Это дело может стать твоим первым самостоятельным расследованием. Сперва нужно установить, когда он скончался. Мне кажется, произошло это довольно давно, так что это будет старая добрая детективная работа.
   – Что скажешь? – спросил он.
   Карин закрыла взяла новую папку и написала на этикетке «Патер Ностер». Ее первое собственное расследование. Она начала просматривать вчерашние записи, потом сделала список контактов, которые могут ей понадобиться.
   Уик-энд выдался богатым на преступления, так что покойник из погреба явно не в приоритете у полиции, но что делать. Карин позвонила судебному врачу Маргарете Руландер-Лилья. Тело уже было доставлено в отделение судебной экспертизы, но она еще не успела сделать вскрытие. С сомнением в голосе Маргарета ответила:
   – Я знаю, что ты хочешь спросить, и не хочу делать предположения, могу только сказать, что лежит он там долго.
   Маргарета говорила медленно, не торопясь, если вслушиваться в ее голос, можно было уловить нотки легкого диалекта региона Даларна.
   – Но если прикинуть, сколько? – настаивала Карин, зная, что срок исковой давности у убийств в Швеции 25 лет. Маргарета ответила не сразу:
   – Я бы сказала, от 20 до 40 лет, позже я дам более точную информацию. А пока можете изучить его одежду. Забавно, что ты будешь вести это расследование. Извини, ко мне пришли. Я перезвоню.
   Карин стояла с трубкой в руке, щеки у нее раскраснелись от слов врача. Она надеялась, что сможет оправдать ожидания коллег.
   

   Спустя какое-то время они сидели в кабинете Карстена и рассуждали на тему, зачем кому-то понадобилось замуровывать человека в стену, и был ли тот при этом жив.
   – Наверное, он уже был мертв, – сказала Карин.
   – Но зачем его замуровывать? Можно было просто кинуть в море.
   Звонок мобильного Карин прервал их разговор.
   – Да-да, конечно.
   Она бросила взгляд на часы.
   – Мне подойдет.
   Она улыбнулась Карстену.
   – Это звонил полицейский на пенсии с Марстранда. Стен Видстранд. Он услышал о находке и сказал, что может нам помочь. Я поговорю с ним завтра.
   – Возьмешь с собой Фольке? – спросил Карстен.
   Карин засмеялась было, но поняла, что Карстен спрашивает серьезно.
   – Лучше нет.
   Швеция очень красивая страна, это невозможно отрицать, думал он, стоя на борту парома с Куэна на Марстранд. Время было десять утра. Может, его шведское происхождение было причиной восхищения перед этими пейзажами. Вырос он в Ринтельне, в сказочном немецком городке с домиками в стиле фахверк, но никогда не чувствовал себя там своим. Когда родители рассказали, что его усыновили, все встало на свои места. Тогда же и начались поиски. Он чувствовал, что должен выяснить историю своего происхождения.
   Выучившись на журналиста и поработав в крупной газете, он решил перейти на фриланс. Он отправлял статьи немецким заказчикам по Интернету, а сам путешествовал. Последние полгода мужчина жил в Дании и Швеции. Он написал двенадцать статей о Швеции, о красных домиках, налогах на недвижимость, и условиях покупки домов. Спрос на статьи был огромным. Когда он написал об Эстерлене, цифры покупок немцами домов в этой местности, резко возросли. Разумеется, не все видели в этом позитив. Местные жители предпочли бы иметь в соседях шведов.
   Туристический офис в Марстранде еще не открылся, но ему удалось снять квартиру в подвальном этаже в Марстранде. Она состояла из комнаты и кухни с камином, который нужно было топить дровами. Камин особенно пришелся ему по вкусу. Также там была отремонтированная ванная комната, а прачечную он делил с семьей, которой принадлежал дом. В прачечной была печка и сушилка, на которой он сушил снаряжение для ныряния. У него, как и у полосатой кошки, был собственный отдельный вход в дом.
   Каждый день журналист топил камин. Ему нравилось приходить домой, приносить дрова из сарая и разжигать пламя. Он наполнял корзину и для Сары, хозяйки дома. Они редко общались. Обычно он просто ставил корзинку им под дверь.
   Возле камина была каменная ниша для дров. Он бросил в камин скомканную газету и чиркнул спичкой. Когда огонь разгорелся, он подкинул поленьев из корзины, а остальные сложил в нише. Тепло от камина было просто замечательным. Оно согревало даже душу. И он предпочитал готовить еду на плитке на камине, а не в кухне.
   Наверное именно эти детали придавали его статьям колорит. Немец умел видеть мельчайшие детали и с их помощью передавать атмосферу. Читатели буквально слышали хруст веток в камине, чувствовали аромат шведского горохового супа.
   В конце концов, он выяснил имя своей биологической матери. Оно и привело его на Марстранд. Это было нелегко. Пришлось потратить немало евро. Об отце он по-прежнему ничего не знал, но надеялся выяснить. Незнание шведского, конечно, мешало, но голубые глаза и искренняя улыбка открывали двери в церковные архивы, краеведческие собрания, библиотеки и прочие кладези информации. Порой, там можно было обнаружить настоящие сокровища, если попасть на нужного человека.
   Он много раз видел свою биологическую мать, но не отваживался приблизиться к ней. Первым шагом к сближению было снять квартиру у ее родственников. Он наблюдал за ней. Наблюдал за тем, как она совершает покупки в магазинах, как прогуливается по набережной. Однажды она уронила билет на паром, он догнал ее, подобрал билет, и, когда протягивал ей, их руки соприкоснулись. Интересно, ее руки его узнали? Почувствовали, что в их жилах течет одна кровь? Она с улыбкой поблагодарила, и он долго стоял и смотрел ей вслед. Только когда паром с женщиной на борту отчалил, он повернулся и пошел в библиотеку. Библиотека Марстранда располагалась в подвале Ратуши, изящного каменного строения на площади с серебристым тополем. Вычурные веранды с потрескавшейся краской терпеливо ждали, пока хозяева наконец договорятся, покрасить их старыми добрыми масляными красками или современными химическими.
   С вымощенной улицы Ланггатан видно было ратушу и заднюю сторону дома собраний, а также северный вход в гавань. Запрокинув голову, можно было увидеть крепость Карлстен.
   Крутая улочка поднималась вверх, окруженная старыми низкими домами.
   Маркус начал с краеведческого собрания. Оно находилось в белом домике рядом с ратушей. Сейчас там проходила фотовыставка «Марстранд сегодня и вчера». Его вопросы встретили со вниманием, потому что гость интересовался и морем и сушей. Много кораблей затонуло вокруг Марстранда, особенно в печально знаменитых шхерах Коппарнагларна. Маркус обожал представлять себе скрытые сокровища на дне морском, которые хоть и прекрасно сохранились в среде без кислорода, но до которых было крайне сложно добраться.
   Две недели ушло у Маркуса на просмотр краеведческого архива, но уже на четвертый день он совершил находку. И все благодаря сотрудникам, полным энтузиазма к своей работе. Он обнаружил серию снимков, сделанную профессиональным фотографом в 1963 году. На ней были представлены гости вечеринки на вилле Доктора Линднера на острове Клёверэн поздним летом. Вилла выходила окнами на канал Альбректссунд, но Маркуса больше интересовала яхта с четырьмя людьми на борту, чем почтенные гости доктора Линднера. Они были сфотографированы парами, с бокалом шампанского в руках, на заднем плане проплывала яхта. Две женщины и двое мужчин были на борту. Он знал, что женщина на снимке номер пять, сидящая лицом к фотографу, была его матерью. Оставалось выяснить, кто из мужчин был его отцом.
  

  

   

    4
   

   Карин предпочла бы поехать на задание с другим коллегой, но достался ей Фольке. Он вел машину. Фольке не только раздражал ее одним свои видом, но к тому же отказался заехать в Макдональдс за кофе. Он посмотрел какой-то документальный фильм о вреде фастфуда и охотно во всех красках пересказал Карин его содержание. Коллега был постоянным читателем журнала «Добрые советы», а также подписан на «Здоровье». Карин уже поняла, что день будет долгим, но все равно попыталась улучшить атмосферу, сказав, что хотела только кофе. Ей безумно хотелось кофе, но они поехали прямо на Куэн, где надо было сесть на паром до Марстранда. Не в сезон паром имел весьма странное расписание.
   – Семь минут через каждую четверть, – пояснила брюнетка в кассе. Прочитав недоумение на лице Карин, она достала расписание и протянула Карин:
   – С Куэн на Марстранд 12:07, 12:22, 12:37, 12:52.
   Карин поблагодарила и сунула расписание в карман. Паром был заполнен рабочими, которые ездили на обед. Шведами и поляками. Карин взглянула на мужчину, стоявшего неподалеку. Он был в темно-синих штанах, белом вязаном свитере с эмблемой, и кепкой на лысине. Крик за спиной заставил женщину подпрыгнуть.
   – Привет, Путте!
   Мужчина с молодой женщиной пробирались к ним. Мужчина орал так, словно хотел перекричать шум мотора.
   – Что ты делаешь в наших краях?
   У мужчины был глубокий назальный голос. Подражает ПГ Гулленхаммару, подумала Карин.
   – Еду на Марстранд с женой.
   – Ирина, – представилась женщина, протянув руку. На ней была короткая юбка и туфли на шпильках. Прекрасная обувь для прогулок по брусчатке, подумала Карин. Губы были неестественно пухлыми, как и грудь. Платиново-белые волосы чернели у корней. Но мужчину рядом с ней переполняла гордость за внешность своей спутницы.
   – Путте, – сказал мужчина, снимая кепку. – Эншанте, – добавил он на школьном французском и поцеловал женщине руку.
   Карин покачала головой. Боже милостивый. Мужчины продолжили разговор.
   – Я снова женился.
   – Я слышал, поздравляю! Здорово, что вы решили приехать.
   – Да. А как твой бизнес?
   – Хорошо. Очень хорошо, – ответил Путте.
   – Сколько у вас сейчас кораблей?
   – Одиннадцать. И еще несколько в совладении, – ответил Путте.
   «Боже мой», – подумала Карин. Фольке разглядывал птиц, не проявляя никакого интереса к разговору.
   – Да, мы сильно разрослись в Польше. Нанимаем местную рабочую силу.
   – Вот как. Любопытно, – без тени интереса протянул Путте.
   – Может, нам зайти поздороваться с Анитой?
   – Было бы здорово, но сегодня вряд ли получится.
   Путте откашлялся. Карин спрятала улыбку. Путте явно не улыбалась мысль принимать у себя в гостях этого мужчину и его новую жену.
   – У меня к тебе есть деловое предложение.
   – Правда, ну я могу что-нибудь придумать. У тебя есть визитка? Может, я позвоню тебе позже.
   Мужчина порылся в карманах, но не нашел визиток, поэтому Путте протянул ему свою – с рисунком в виде якоря. Паром тем временем причалил к острову, и шлагбаум поднялся, пропуская пассажиров на берег.
   

   Время пришло. Осознавая это, она испытывала радость и грусть одновременно. Пожилая женщина долго смотрела на конверт в своей морщинистой руке, а потом надела пальто и вышла из дома. У почтового ящика она остановилась и посмотрела по сторонам. Люди сновали по улице. Кто-то быстро шел, кто-то почти бежал, боясь опоздать на трамвай. Теперь все все время куда-то спешат. Спешка – признак важности, неотъемлемая часть социального статуса. Спешка означает, что кто-то тебя ждет. Ребенок в саду, рекрутер на интервью, врач на приеме, коллеги на собрании. Медленно же ходили старые, безработные и больные.
   Женщина бережно достала конверт и, убедившись, что марка тщательно наклеена, опустила в щель. Она поклонилась, словно ящик был гробом, в каком-то смысле так и было. Потом обернулась и пошла. Теперь дело за другими.
   

   Дом был один из тех, что все еще был обит шифером. «Видстранд» значилось на почтовом ящике. «И никакой рекламы, спасибо» – на наклейке с морем и красной лодкой. Человечек на палубе был гротескно крупным по сравнению с лодкой. Фольке нажал на ручку и толкнул калитку, не подумав о Карин, которая шла следом. Калитка больно ударила ее в ключицу.
   – Нельзя было дверь придержать, Фольке? – спросила она кисло.
   – Ой, извини.
   Две фарфоровые кошечки с голубыми глазами и розовыми бантами на шее сидели на подоконнике окошка, завешенного кружевными занавесками. Старый мопед с тележкой стоял перед домом.
   Мелкий гравий хрустел под подошвами ботинок. Камушки застревали в щелях подошв, и потом их приходилось выцарапывать палкой. Карин постучала в дверь из лакированного дерева. Стекло в окне в двери задрожало, но в доме было тихо. Ее нос уловил запах свежеиспеченных булочек.
   Карин снова постучала.
   – Да-да, одну минуточку, – крикнул мужчина и добавил: – Элси, в дверь стучат.
   Невысокая дама с седыми волосами и бодрыми глазами толкнула дверь локтем. На ней был полосатый передник, испачканный мукой, туго стянутый за спиной.
   – Входите, входите. Закроете за собой дверь? – попросила она тонким голоском, демонстрируя им перепачканные мукой руки.
   Карин вошла в дом. Пол был застелен ковром. Обои были в стиле семидесятых. На стене справа были прибиты крючки для курток. Внизу стоял табурет с розовой подушкой. Стараясь не ступать на ковер, Карин начала аккуратно, чтобы не поцарапать пол застрявшими в подошвах камушками, снимать обувь. Фолько закрыл дверь, но она снова открылась.
   – Нужно приподнять ручку и потянуть, – пояснила дама в переднике. В кухне запищал таймер, но дама явно не услышала.
   – Таймер, – пояснила Карин, показав на кухню. Дама непонимающе смотрела на Карин.
   – Элси! Звонит! – крикнул мужчина, которого они пока еще не видел. Крик заставил женщину сорваться с места. Они услышали хлопок крышки духовки и грохот противня. Дама вернулась, обдавая их ароматом выпечки.
   – Стен ждет вас в гостиной. Входите.
   Она указала направление рукой, сжимавшей желтые прихватки.
   Мужчина с редкими волосами в белой рубашке и бежевом вязаном жилете сидел в кресле с деревянными подлокотниками, к которому были прислонены костыли. Ноги в клетчатых носках сунуты в сандалии с расстегнутыми ремешками, чтобы не давить на распухшие пальцы.
   Карин подошла и протянула мужчине руку. На запястье у него были современные часы, не сочетавшиеся с остальной одеждой.
   – Присаживайтесь, – пригласил мужчина.
   Фольке и Карин присели на диван бордового цвета. Вид у него был совсем новый. Стен и Элси принадлежали к поколению, которое использовало гостиную только для приема гостей, отчего и лак и мебель нисколько не пострадали от времени.
   Карин подумала о своем поколении, которое сносило перегородки между кухней, столовой и гостиной, превращая квартиру в студию.
   На журнальном столике у дивана уже стояли белые чашечки с золотыми ободками.
   – Элси, принесет кофе и булочки. Вы же выпьете кофе?
   – С удовольствием, – сказала Карин.
   Подойдя ближе, она увидела, что лицо мужчины все в шрамах. Серые глаза внимательно смотрели на нее. В них не было тепла. Нос был весь в шишках или бородавках. Карин отвела взгляд.
   – Знаю, мой звонок вас удивил, но в таком маленьком городке трудно что-то утаить. Стоило полиции отправиться на Патер Ностер, как люди начали чесать языками.
   – Хамнесшер, – поправил Фольке.
   – Простите?
   – Остров ведь называется Хамнесшер. Если я правильно помню, это маяк называется Патер Ностер. А вы так назвали остров, – пояснил Фольке.
   Карин сердито на него посмотрела. Стен явно удивился, но продолжил.
   – Да, это так. Остров называется Хамнесшер, но мы называем его Патер Ностер.
   Карин решила, что лучше не давать Фольке открывать рот, и повернулась к Стену:
   – Вы работали тут полицейским?
   Стен рассказал, что раньше на острове был полицейский участок, в котором работали три сотрудника. Был тут и банк, два обувных дел мастера, три продуктовых магазина, чего тут только не было. Элси появилась с подносом с кофе и булочками. Чудесная женщина, подумала Карин, когда та начала разливать горячий кофе по чашечкам. Закончив, Элси присела в свободное кресло. Она сняла передник, но мука на лбу и волосах осталась.
   – Эти булочки просто потрясающие. И у вас мука на лбу, – сказала Карин Эльси.
   – Что? – переспросила женщина.
   – Булочки были очень вкусные, – громче похвалила Карин.
   – Без были, – поправил Фольке. – Булочки очень вкусные. Завтра можно будет сказать «были вкусные».
   – Мой коллега интересуется шведским языком, – попыталась загладить ситуацию Карин.
   – Как любопытно, – сказала Элси. – Я рада, что булочки вам понравились.
   – А что там за начинка?
   Карин попыталась перевести тему.
   – Яблоко, корица, немного масла.
   «Очень много масла», – подумала Карин и пригубила кофе.
   Булочка в сочетании с кофе была просто божественна. Странно было есть сладкое во время ланча, но она не удержалась и взяла еще одну. Мягкая и теплая, она просто таяла во рту.
   Карин могла полгода вечером лопать бутерброды и держать вес, но стоило ей хоть раз съесть вечером булочку, как штаны тут же переставали застегиваться. Она попыталась не думать о лишнем весе и наслаждаться выпечкой. Элси расстроилась бы, если бы они не попробовали ее булочки. Она будет только рада, если Карин съест парочку. Это доброе дело. Фольке тоже активно жевал, и Карин воспользовалась моментом, чтобы попросить Стена рассказать, что он слышал.
   Он знал, что они нашли тело на Патер Ностер. За время его работы полицейским бесследно пропали только несколько человек. У него был список этих людей в папке. Карин посмотрела. Девять имен. Шесть мужчин и три женщины.
   – Покойник среди них? – спросил Стен.
   Карин начала записывать имена в свой блокнот, одновременно думая, что стоит сообщать пенсионеру.
   – А фотографий у вас нет? – спросила Карин.
   – Значит, вы не знаете, кто он, – догадался Стен.
   Карин вздохнула. Значит, они уже знают, что это мужчина. С другой стороны, этот человек полицейский, точнее был им когда-то, как сказал бы Фольке. Фолько открыл рот, но Карин его быстренько перебила.
   – Нет, мы не знаем, кто он.
   Она посмотрела на Фольке, а потом на Стена.
   – Страница номер пять, – сказал Стен. – Там файл с фото всех пропавших.
   Он коротко рассказал обо всех. Элси качала головой при каждом имени и причитала «как жалко» и «такой молодой».
   Фольке и Карин смотрели на снимки.
   – Узнаете его? – с любопытством спросил Стен.
   Карин знала, что не может рассказать даже бывшему полицейскому о личности покойного. Сперва, нужно было проинформировать родственников.
   – Сложно сказать, – уклончиво ответил Фольке, который в кои-то веки сказал что-то разумное.
   – Может, это вообще не они, – сказала Карин. – А совершенно неизвестный человек, которого не объявляли в розыск.
   Стен выглядел разочарованным.
   – Можете одолжить папку, если хотите, но не забудьте вернуть. Я знаю, что не стоит хранить дома рабочие материалы, но эти дела такие старые, не думаю, что кому-то это навредит…
   Стен начал массировать больные ноги.
   – Надеюсь, она вам пригодится. Там есть рапорты и обстоятельства исчезновения этих людей.
   Карин поблагодарила за папку и за кофе. Стен попытался подняться, но, скорчившись, опустился обратно в кресло. Карин пожала ему руку и пообещала информировать о развитии событий. Элси проводила их в прихожую. Она крутила и сжимала пальцы, словно размазывая невидимый крем.
   – Вам нужно поговорить с Мартой, – посоветовала она.
   – А кто это?
   – Марта Стридбек. Она здесь всех знает.
   Стен стоял в дверях, опираясь на костыли, и ему явно не понравилась инициатива жены.
   – Она тут живет? – поспешила спросить Карин, пока Элси не передумала.
   – Она живет на Куэн, на Слоттсгатан, за супермаркетом.
   – Кооп, – добавил Фольке.
   – Что? – удивилась Элси.
   – Магазин называется «Кооп рядом с вами».
   – Да, возможно. Она живет неподалеку.
   Карин поблагодарила и помахала Элси на прощание. Занавески в окне двигались, когда они с Фольке шли прочь от дома.
   – Ты его узнал? – спросила Карин.
   Фольке остановился и медленно пролистал папку.
   – Нет, не могу сказать. Может это он… или он… или…
   Мужчины с фотографий смотрели на них сквозь время, но молчали. Нельзя было определить, кто из них мужчина, найденный в погребе на Патер Ностер. Все отчеты были подписаны И. Фределиус, кроме одного авторства самого Стена. Он был об исчезновении Арвида Стернквиста. Рапорты были короткими, максимум две машинописных страницы длиной, только рапорт об исчезновении Арвида во время поездки на яхте, занимал четыре страницы и изобиловал деталями. Зазвонил мобильный Карин. Слушая, она сделала знак Фольке подождать.
   – Да неужели! Спасибо.
   – Это звонил Роланд Линдстрём, бригадир с Патер Ностер. Ты не представляешь, что они обнаружили.
   
Марстранд, 1962 год

   Арвид сидел на веранде Дома собраний. Когда появилась официантка, он испытал разочарование. Это была не она. Сперва он подавил желание спросить, но потом не сдержался.
   – Простите, фрёкен, а где официантка, которая обслуживала нас в субботу?
   – Вам что-то не понравилось?
   Взрослая женщина явно была встревожена. Решительный взгляд, безукоризненно белый передник.
   – Нет, нет, что вы. Я забыл оставить чаевые…
   – Суббота, – повторила официантка и задумалась. – А в котором часу?
   Арвид ответил. Женщина с теплом в голосе ответила:
   – Очень способная девушка, несмотря на то, как тяжело ей пришлось. – Тяжело? – Арвид изо всех сил пытался скрыть любопытство.
   – Ее зовут Элин Стрёммер. Она дочь Акседя Стрёммера, смотрителя маяка Патер Ностер.
   Элин Стрёммер! Ну разумеется. Сестра Карла-Акселя. Они пару раз пересекались. Тот всегда был занят делами фирмы.
   – Если вы меня извините господин Стернквист…
   Женщина кивнула в сторону других гостей.
   – Разумеется.
   Она отошла, но обернулась.
   – Вы что-то хотели передать Элин?
   В голубых глазах читался вопрос.
   Поколебавшись, Арвид достал конверт, потом купюру и положил в конверт, который запечатал.
   – Можете передать ей чаевые?
   Он увидел разочарование в глазах официантки, но она была не в курсе, что в конверте уже лежало письмо. Он долго думал над тем, что написать и подбирал лучшие формулировки, не знал, как выразить словами то, что чувствовал. Много времени ушло у него на то, чтобы написать эти четыре строчки. Но отступать было поздно. Интересно, когда она получит письмо? Элин.
   


   Врач сжал пальцы и положил руки на журнал на столе. Путте сразу все понял.
   – Рак? – опередил он врача.
   – Да, – ответил тот.
   – Черт. Где?
   – В животе. Вы должны были чувствовать боль.
   – Временами. Я подозревал, что что-то не так, но боялся идти к врачу. Мои родители умерли от рака.
   – Мы должны сделать анализы, – губы врача шевелились, но Путте не понимал смысла. – Лечение, облучение… жизненно важные органы… клетки…
   Путте слышал слова, но не осознавал их. Час спустя он стоял на парковке больницы, не зная, что теперь предпринять. Когда он несколько часов назад входил в это здание, он был человеком с будущим, теперь же ничего не осталось. В воздухе висел удушающий запах горячего асфальта: неподалеку ремонтировали дорогу.
   Раньше запахи его не раздражали. Он поднял глаза к небу. Ласточка пролетала над головой. Ярко светило весеннее солнце. Подснежники и крокусы показались из влажной земли в самых солнечных местах.
   Он присел на корточки и разглядывал черную землю в клумбе. Взял горсть земли в ладонь и сжал пальцы.
   – Из праха родился, в прах возвратишься…
   При этой мысли он испугался и выпустил землю. Быстро вскочил, вытер руки о темные брюки. Они испачкались, но это сейчас была не самая главная проблема. Он не был примерным христианином.
   Но ведь измениться никогда не поздно? Или уже поздно? Столько всего надо было исправить, а он не знал, сколько еще у него есть времени. Путте решительно направился к машине, открыл дверь, сел, включил зажигание и тронулся с места. Выехав с парковки, он включил третью передачу. На встречу ему попался мужчина, толкавший инвалидное кресло с толстой женщиной в платье в мелкий цветочек. На ней оно смотрелось как палатка. Как она вообще влезла в кресло, подумал Путте, но потом вспомнил, что решил стать добрее, а это подразумевало симпатию к больным людям. Пара передвигалась медленно. Но вместо того, чтобы притормозить на переходе, и дать им пройти, Путте вдавил педаль газа. Мужчина рванул инвалидное кресло назад и погрозил ему кулаком. – Женщина вскрикнула.
   – У вас больше времени, чем у меня, – подумал он и поехал дальше.
  

  

   

    5
   

   Путте посмотрел на подписанный вручную конверт. Отправителя звали Рольф Ларссон. Это имя ничего ему не говорило. Давно он уже не получал писем по почте. Теперь все пользуются электронной почтой, а это совсем не то. Письмо казалось более настоящим, потому что кто-то потратил время и усилия на то, чтобы его написать и отправить. Это тебе не кликнуть по иконке.
   Ботинки оставляли грязные следы на плитке. Он вскрыл конверт на ходу. Внутри была короткая записка и еще один конверт. Стоя на пороге, он зачитал написанные вручную «Дорогой Пер-Уно». Отправитель явно не знал его лично. Никто из знакомых не звал его так. «Мой отец в 2004 году купил дом, принадлежавший капитану Карлу-Акселю Стрёммеру. Недавно мой отец скончался, и среди его вещей нашлось письмо, адресованное вам. Оно приложено. Если у вас будут вопросы, звоните по…
   Карл-Аксель. Это имя пробудило воспоминания. Путте снял ботинки, и посмотрел на второй конверт. Старомодным почерком аккуратно было выведено его имя Пер-Уно Линдблум. Выглядит крайне официально. Он не стал разрывать конверт, а пошел в библиотеку и достал нож для разрезания бумаги из английского письменного стала. Модель корабля, которую ему вручил Карл-Аксель по случаю повышения по службе до должности капитана, свисала с потолка. Они повесили ее вместе с Карлом-Акселем после долгого обсуждения, в какую сторону направить нос. Это важно, направляется ли корабль в Люсекиль или другой порт в Богуслене или в Данию или Англию. А, может, в Германию? Полдня ушло на то, чтобы определить курс корабля, груз, который он вез, и направление ветра. Также основательно они подошли к ремонту детской и трансформации ее в библиотеку. Они с Карлом-Акселем закрыли стены темными деревянными панелями. На работу ушло много времени, Анита считала бессмысленными эти бесконечные обсуждения курса корабля. С тех пор в комнате ничего не изменилось, он только поменял освещение, тоже по совету Карла-Акселя, чтобы лучше подсветить модель корабля.
   Путте помнил все как вчера. Ему было пятнадцать, когда он покинул рыдающую мать и ушел в море. Его первым портом был Рио. Огромный белый пароход. На полпути вверх по трапу его встретил улыбающийся мужчина. Главный штурман Карл-Аксель Стрёммер. Мускулистый, загорелый и самый компетентный матрос из всех, кого Путте довелось встретить за долгие годы в море. Путте часто сопровождал его на дежурствах, когда Карл-Аксель управлял огромным судном.
   Путте вырос без отца. У Карла-Акселя не было детей. Они быстро сблизились, и Карл-Аксель научил подростка всему, что он знал. Когда Путте назначили главным штурманом, он стал правой рукой уже капитана Карла-Акселя.
   Карл-Аксель так и не обзавелся семьей. Пару раз он встречал рождество с Анитой и Путте, но ему было непривычно ощущать твердую почву под ногами вместо трясущейся палубы, и спать он предпочитал на борту. Под старость борода его побелела, мальчики называли его дедушкой. Это трогало старика. Он извинялся и выходил «почистить трубку». Путте казалось, что и в жилах у него не кровь, а морская вода.
   Он всегда представлял, что Карл-Аксель поселится в теплом местечке с видом на море и лодкой на причале. Изнутри конверт был зеленым. Он достал письмо и начал читать. Закончив, перечитал еще раз. Карл-Аксель, старый лис, думал он, поднимаясь и подходя к модели корабля. Капитанская рубка и правда отсоединялась. Путте положил ее на стол и включил лампу, чтобы разглядеть получше. Под рубкой обнаружилась латунная петля. К ней был привязан тонкий просмоленный шнурок, исчезавший в глубине корабля. Он осторожно потянул за шнурок. На конце обнаружилась свернутая трубочкой пожелтевшая бумага. Он вытащил ее наружу и аккуратно развернул.
   
    
     Между холмами Нептуна и горами Муссона

     С белыми верхушками, постоянно меняющими цвет,

     Между снежным туманом и брызгами

     Тебя ждет твой родительский дом, выкрашенный

     в белый цвет.

     Невеста обворожительна,

     Жених гордо стоит неподалеку,

     Но никогда не приблизится.

     Предмет из минувших времен

     С места, где многие упокоились.

    

   
   Путте перевернул пожелтевшее письмо. Пусто. Сперва он был разочарован, но потом ощутил любопытство. Карта сокровищ. Тайный шифр. «Вполне в духе Карла-Акселя», – подумал он. Тот обожал охоту за сокровищами, и часто рассказывал истории о пиратах и разбойниках. Он был талантливым рассказчиком, сопровождавшим рассказ жестами и умевший говорить разными голосами. Путте перечитал стихотворение. Горы Муссона, это звучит знакомо. Муссон это ветер. Но есть ли такие горы? Точно есть модель корабля под названием Муссон. Тут его мысли прервал звонок мобильного.
   Путте отложил бумагу.
   Он еще несколько раз перечитывал стихотворение, но так и не разгадал его смысл. Может, интернет поможет. Мальчики показывали ему, как это делается, но он так и не научился разбираться в поисковиках или как там они называются. Он предпочитал пользоваться словарями и энциклопедиями. Интернету он не доверял, как и компьютерам. Мальчики обычно смеялись над ним и переглядывались. Зато Путте доверял своей жене Аните, которой не было равных в деле викторин. До ее прихода домой оставалась пара часов. Путте сказал, что у него есть для нее загадка, не объясняя, откуда она взялась.
   – Прочитай еще раз, медленно, – попросила Анита.
   Путте прочитал. Жена подняла глаза к потолку. Повертев бокал в руках, она повторила вслух:
   – Холмы Нептуна и горы Муссона… – Она скинула тапочки и положила ноги на стол.
   – Муссон – это ветер, – пояснил Путте. – Нептун морской бог. Но все остальное?
   – Холмы Нептуны и горы Муссона это может означать море, – предположила Анита.
   – Море… – протянул Путте, – да, возможно.
   – О чем идет речь? – спросила она после ужина.
   Путте не знал, сказать ли ей правду. Когда Анита принесла кофе и шоколад, он наконец решился.
   – Я думаю, речь идет о карте сокровищ Карла-Акселя.
   Сперва, Анита расхохоталась, но увидев, что Путте серьезен, осеклась.
   – Правда?
   Путте кивнул и протянул ей письмо. Казалось, перед ними открылась дверь в прошлое. И ощущение было, что они впервые видели друг друга. Давно уже они так не смотрели друг на друга, занятые бытом и детьми. В тот вечер они говорили до утра. Путте зажег свечи в серебряном подсвечнике. Давно уже супруги так долго не разговаривали. Когда небо посветлело, они заснули.
   

   Сара проснулась. Сердце бешено билось в груди, как после пробежки. Она бросила взгляд на будильник. 03:38. Что ее разбудило? Она услышала, как дверь в квартиру, снимаемую Маркусом, немецким журналистом, захлопнулась. Он только сейчас вернулся? В марте ночная жизнь в Марстранде мало чего могла предложить туристу, особенно в будний день. У нее еще есть пара часов, чтобы поспать. И ей нужен этот сон. Она же приняла снотворное, почему же она проснулась? Может, надо было принять две таблетки?
   Томас мерно дышал рядом с ним в кровати, а рядом с ним, вытянув руки, как солдатик, спал сын. Пустышка выпала изо рта. Сара осмотрелась, но не нашла ее. Тогда она опустила тяжелую голову на подушку и попыталась подстроиться под мерное дыхание Томаса, чтобы снова заснуть. Ну давай же. У тебя еще два часа до того, как придется кормить Линуса и Линнею.
   Женщина бросила взгляд на часы. 04:14. Она откинула одеяло и поставила ноги на холодный пол. Потом сунула ноги в тапочки. Линнея спокойно спала в кроватке. Только одна Сара не могла заснуть. Надев халат, женщина вышла из спальни. Дождь молотил в стеклянные окна веранды. Она услышала шум автомобиля и звуки радио. Почтальон припарковался посреди улицы и под дождем раскидывал почту по ящикам ближайших домой. Эффективно, подумала Сара, экономия время. И можно одновременно слушать радио.
   Она тоже раньше была эффективной на работе, пока тело не сказало: «Стоп, я так больше не могу». Сара работала так эффективно, что ее пришлось заменить тремя временными сотрудниками. С тех пор она медленно, постепенно возвращалась к жизни.
   Ощущение постоянной спешки не покидало ее даже после одиннадцати месяцев сидения дома, когда ей не нужно было соблюдать расписание. Детей она отводила в сад в девять и забирала в три, но между этими часами была предоставлена самой себе. Что в этом сложного, спрашивала Сара, но знала, что это чертовски сложно.
   Одетая в фланелевую пижаму, она стояла посреди застекленной веранды с бешено бьющимся сердцем. Внезапно грудь сдавило, она рухнула на колени и начала задыхаться. Это было так больно. Сара чувствовала себя маленькой и одинокой.
   Страх проникал в каждую клеточку. В чем смысл, спрашивал он. В чем смысл твоей жизни? Ты умрешь, все мы умрем. Пред глазами мелькали лица Линуса, Линнеи, Томаса с закрытыми глазами. Они тоже умрут, все, кого ты любишь.
   Сара с трудом поднялась и оперлась о стену. Перед глазами потемнело. Это побочные явления от таблеток, которые она принимала. Держась за перила, она пошла вниз. Стоило ей сесть на унитаз и взять в руки ведро, как ее прорвало. У нее был понос, и одновременно рвота. Ее бросило в холодный пот. Через какое-то время она успокоилась и опустила ведро на пол. Оторвав туалетной бумаги, протерла лицо и рот. Она долго так просидела, закрыв лицо руками. Сиденье унитаза больно врезалось в кожу. Наконец Сара поднялась, вытерлась и открыла холодную воду. Умылась, выпила ледяной воды, сполоснула ведро, убрала волосы в узел и посмотрела в зеркало. Под глазами были темные круги, в глазах полопались сосуды, выглядела она отвратительно.
   Что-то мягкое погладило ее голые ноги. Кот. Он не мурлыкал, только гладил ее по ногам и вопросительно смотрел на хозяйку.
   Она пошла наверх, держась за перила. Привычным движением поставила чайник, достала кружку, пакетик чая, мед и молоко. Скоро проснется Томас. Можно сделать ему завтрак, раз уж она встала. Так он сэкономит время. Диван с подушками манил, но она присела за кухонный стол. На часах было 05:36. Сара сидела и смотрела на дождь, пока чай стыл в руках. Машина припаркована неправильно, отметила она. Надела резиновые сапоги, выбежала по дождь, повернула машину и припарковала на улице, чтобы Томас мог сразу ехать на работе. Когда она вернулась, Томас стоял в дверях и держал Линуса в объятьях.
   – Сара, любимая, как ты? – спросил он обеспокоенно.
   – Малыш, ты проснулся? – Сара погладила сына по волосам, избегая вопроса.
   – Зачем ты выходила?
   Сара показала газету, которую захватила из ящика, но не стала упоминать машину. Сын протянул ей ручки.
   – Хочешь кашки, Линус?
   Он кивнул и причмокнул.
   – А почему машина на улице? – я переставила ее, когда уходила.
   – И завтрак тоже приготовила? Сара, тебе же нужно отдыхать. Ты для этого дома. Иди спи. Я сам могу сделать завтрак.
   – Я не могу спать. Я проснулась вся в поту, – зарыдала она, – и меня все время тошнит… когда это кончится?
   – Ты больна, и тебе надо отдыхать. Хочешь я возьму выходной и останусь с тобой.
   – Нет, не нужно.
   – Мама?
   Она вытерла слезы.
   – Да, любимый?
   – Погладь Линуса.
   Она погладила сына по щеке. Тот погладил ее тоже. Детские ручки гладили ее по щекам. Сначала по одной, потом по другой. Слезы хлынули из глаз. Сара выдвинула ящик и достала пакет с кашей. Потом поставила на плиту кастрюльку с водой. Размешала в ней порошок. Сын не выпускал ее шею из рук. Они пошли и легли в кровать вместе с бутылочкой каши. Сара перенесла Линнею из колыбельки к ним в постель. Девочка ела кашку, не просыпаясь. Линус задремал рядом с ней. Сара попыталась расслабиться и наслаждаться теплом. Снаружи раздался шум мотора. Обычно Сара в это время ехала вместе с ним на работу. Интересно, что о ней думают коллеги.
   

   – Где твои ботинки, Линус?
   На часах была половина девятого. У них было время и на птичек и на улиток по дороге в сад.
   – Вот они, – радостно сообщил он ей.
   – Хорошо Идем?
   Она открыла дверь.
   – Пока, Мяу, – он помахал на прощание полосатой кошке, которая теперь спокойно могла расслабиться на диване, зная, что несколько часов никто не будет лупить ее игрушечным автомобилем.
   – Пойдем… – начала она, и сын закончил за нее:
   – В садик!
   Слава богу, он обожал садик.
   – Друзья! – добавил он, и Сара улыбнулась.
   Он говорил хорошо для своих двух лет. Старшая сестра Линнея была не столь разговорчива.
   – Сегодня вторник. Вы пойдете гулять. Здорово, правда? – спросила Сара у девочки, которая только кивнула.
   – Привет, Линус! Привет, Линнея!
   Это Ида и Эмиль показались с соседней улицы.
   – Как ты? – обняла ее Ханна.
   – Не сегодня, – борясь со слезами, ответила Сара.
   – Дружочек, – встревожилась Ханна. – Что я могу для тебя сделать?
   Только не плачь, только не плачь, умоляла себя Сара, ведя детей в сад. Ты справишься. Дома поплачешь.
   – Давай поговорим о чем-нибудь другом, – ответила она, смахнув слезы.
   – Прости. Кода они это починят? – Ханна имела в виду тяжелую калитку в сад. – Ах да, ты хотела поговорить о чем-то другом. Если бы ты должна была выбрать между сексом между тремя мужчинами, кого бы ты выбрала? Свекра Вальдемара, успешного мужа Дианы Александра или дядю Эрнста с родимыми пятнами?
   Сара расхохоталась.
   – Ты совсем больная?
   – Разве не ты у нас больная?
   Дети бросились в калитку, кроме Эмиля, который все еще сидел в коляске. Ему еще не исполнился годик, и он был дома с мамой.
   Группы в садике назывались «Чайка», «Мидия» и «Журавль».
   Сара повесила куртку Линуса перед комнатой «Морская звезда» и поставил ботинки в шкафчик. Потом надела ему на ножки синие почки, пока он гладил ее по щеке. Линнее помогла Аманда, пятилетняя помощница группы.
   – Мама, – позвал Линус.
   На глаза Сары набежали слезы. Сын всегда чувствовал, когда ей было плохо.
   – Да, милый, маме надо идти, а ты играй с Линнеей и друзьями.
   Воспитательница взяла Линнею и Линуса за руку.
   – Пожелайте маме хорошо дня и пойдем помашем ей из окна на прощание.
   Сара кивнула и пошла домой. Выйдя из садика, она помахала детям и послала им воздушный поцелуй. Дома она села за стол и начала читать газету. Слезы капали прямо на страницы.
   – Давай, возьми себя в руки! Нельзя раскисать. Давай подумаем. Что не так? У тебя что-то болит? Да, болит. Душа. Кажется, что она вся истрепалась до дыр. В дверь постучали. Сара вытерла слезы и высморкалась. Это был Маркус, их арендатор.
   – Привет, – простите, что побеспокоил. Можно одолжить компьютер?
   Сара впустила его и включила компьютер в кабинете. У него были проблемы с электронной почтой, поэтому он иногда просил одолжить их компьютер. Только бы не воспользовался нашим интернет-банком, подумала Сара, оставляя его одного. Четвертью часа позже он поблагодарил и ушел.
   Сара надела красные треники, футболку, джемпер, кроссовки и пошла на пробежку. Вверх в гору, прочь от людей. Ее подгоняла тревога. Она ускорила бег. Асфальт сменился гравием. Пульс участился, как при панических атаках. Тропинка была скользкой от мокрой глины. Она бежала, шлепая по лужам. Вода проникла в кроссовки и начала хлюпать между пальцами. Они горели. Единственный, кто попался ей на пути, это гигантская жаба. Во рту у женщины появился вкус крови, когда она выбежала на площадку, с которой открывался вид на фьорд. Вдали виднелись Хамнесшер, Астол и Клэдесхольмен. Пейзаж был красивый, но Сара была слишком взбудоражена, чтобы наслаждаться им. В воздухе пахло солью и глиной. Сара набрала в грудь свежего воздуха и приказала себе дышать медленно и ровно. «Целительный морской воздух», – думала она. Спокойствие, сохраняем спокойствие, – приказала она сама себе и тут же испугалась, вспомнив, что только психи разговаривают сами с собой.
   Зеленые скалы были мокрыми от дождя. Из расщелин лезли зеленые кустики. Природа просыпалась к жизни, раскрывалась под лучами весеннего солнца, несмотря на все еще холодные ночи. Сара прижалась лбом к скале. Ей хотелось передать свою тревогу серому камню и обрести его молчаливое спокойствие. Со стороны похоже было, что она молится, стоя на коленях. Отчасти это было правдой. Нужно ли позвонить врачу и спросить, можно ли увеличить ежедневную дозу таблеток?
   Вместо того, чтобы бежать обратно домой, она повернул налево и побежала вниз к Куэну… Тропинку было плохо видно. Год назад здесь закопали электрический кабель, но следы быстро заросли травой. Соль и ветер разрушили рукотворные ступеньки. Тонкие металлический перила шатались, когда за них берешься. Вокруг были бывшие военные укрепления. По дороге вниз Сара пробежала мимо бункера с ржавой дверью. Она добежала до самого низа, повернулась и хотела бежать назад, когда вдруг увидела людей рядом с хижиной. Она впервые видела здесь людей. Домик, у которого они стояли, принадлежал рыболовному сообществу Гётеборга, но эти двое не были похожи на рыбаков. Сара замерла. Что происходит? Они что-то обсуждали. Женщина махала руками. Сара была слишком далеко, чтобы расслышать слова, а пара, занятая ссорой, ее не заметила. Они инстинктивно сделала пару шагов назад и спряталась за скалой. Что они делают здесь? Женщина порылась в сумке и протянула мужчине предмет. Тот неохотно принял его. Сара не видела, то это. Покрутив предмет в руках, он сунул его в карман, развернулся и пошел. Женщина побежала за ним, схватила за плечо, но мужчина только покачал головой. После этого он поднялся на борт алюминиевой моторки и быстро отчалил. Сердце Сары оглушительно колотилось в груди. Она медленно поднялась по лестнице, остановилась и сделала глубокий вдох. Потом повернулась и побежала в лес. Она не снизила скорости, пока не достигла дома. Смотрела она только прямо перед собой, чтобы не возникло необходимости болтать с соседями.
   В душе она закрыла глаза и подставила лицо под горячие струи. Сделала воду погорячее и нанесла маску на волосы. Подождала тридцать секунд, хотя стоило подождать подольше. На часах была половина одиннадцатого. А встреча в Кунгэльв назначена на два. Суша волосы, она увидела горящую свечу на столе. Оставался почти огарок, и в любую секунду могла заняться пламенем газета. Она зажгла ее за завтраком и забыла потушить. Память часто ей отказывала. Она все забывала и путала. С этого все и началось. В конторе она обнаружила, что не помнит имен своих ближайших коллег и поняла, что с ней что-то не так.
   Томас позвонил и предложил поехать с ней на встречу в Социальный фонд, но она отказалась. Не стоит ему отпрашиваться с работы ради нее. Она в состоянии справиться сама. В два часа одну минуту дверь с кодом открылась.
   – Сара фон Лангер, – назвалась женщина, хотя в приемной было только двое человек, помимо нее. Сотрудница представилась Марией. Одета она была в растянутую полосатую вязаную кофту и застиранную коричневую юбку с карманами. Эта юбка напомнила Саре ту, что она пожертвовала бедным в конце учебы. Уже тогда она вышла из моды.
   Волосы у женщины были короткими прямыми и выкрашенными в истошный красный свет, напоминая синтетическую щетку. Они присели в бесцветной комнате с серыми шторами и старым аппаратом для демонстрации слайдов.
   Стены были выкрашены в цвет «депрессивного шампиньона». Пол покрыт практичным линолеумом, у одной стены – пустой книжный шкаф. Женщина нажала на кнопку изнутри, чтобы включить табличку «занято». У Сары возникло ощущение, что она на допросе.
   – Ага… Сара… посмотрим. Мне нужно заполнить вот эти анкеты данными о вас.
   Ее дыхание пахло табачным дымом.
   – Рассказывайте.
   Сара медленно и подробно начала рассказывать, стараясь не упускать деталей, но тут женщина ее перебила:
   – Где вы работаете?
   Сара продиктовала по буквам название компании и рассказала, чем компания занимается. Жилье на нефте- и газовых платформах. Проекты стоимостью от пятидесяти миллионов до миллиарда.
   – Вот как, – протянула без всякого интереса Мария. – И вы занимаетесь такими проектами?
   – Не я одна. В проекте участвуют до 600 человек. Я занимаюсь бухгалтерией и отчетностью.
   – Бухгалтерией и отчетностью, – повторила Мария. Пальцы у нее были желтые от никотина.
   – У вас прекрасное образование. Почему вы не можете работать?
   Она спустила очки на нос и критично посмотрела на Сару.
   – Я плохо себя чувствую.
   Сара прикусила щеку с внутренней стороны. Плохо – это слабо сказано.
   – Все могут работать. По крайней мере, на четверть ставки, вам так не кажется.
   Нет, хотелось ей закричать. Не кажется. Не злись, отвечай спокойно и по существу. Сара откашлялась и заговорила:
   – Сейчас мне нелегко, и мне нужна помощь. Я не могу сидеть в офисе и рыдать. Это непрофессионально.
   Она вспомнила собрание, на котором ей пришлось притвориться, что что-то попало ей в глаз и выйти в туалет. Выплакавшись и наложив новый макияж, она вернулась в зал.
   – Это естественно плакать. В вашей семье это запрещалось?
   – Нет, но…
   – Можно принимать таблетки и работать. Многие так делают.
   Женщина продолжала вонзать нож в самое больное место.
   – Я вижу, что у вас маленькие дети. Им нужна мама. Вы не можете позволить себе болеть сейчас.
   Она улыбнулась и опустила ручку на стол.
   Сара не могла сдержать слез. Как она может такое говорить. Сара хочет работать, она просто не в состоянии делать это в данный момент. Ей не стоило приходить одной, надо было взять кого-то с собой, кто мог бы ее защитить. Одна она была беспомощна, а эта тетка с уродливыми волосами продолжала издеваться.
   – Скорейшего выздоровления.
   Она буквально вытолкнула ее из комнаты. Дверь с кодом захлопнулась. Сара застегнула куртку, надела шарф, но ее бил озноб. Она чувствовала себя полным ничтожеством. Сара села в автобус 312 и только на полпути вспомнила, что машина осталась на парковке в Кунгэльв.
   

   Роланд Линдстрём предусмотрительно положил находку в пластиковый пакет, в котором, судя по всему, держал бутерброды, потому что от него пахло колбасой и он был весь в крошках. Он приехал на Марстранд на рабочей моторке и даже не стал выключать мотор, так он спешил им все сообщить.
   – Тут имена и дата, – сказал он, протягивая пакетик с золотым кольцом Карин.
   – Где вы его нашли? – спросил Фольке.
   – Не я, один из рабочих. Спрошу у его.
   Он уставился на Карин.
   – У него! – поправил Фольке. – Не его, а него! Так надо говорить.
   – Вы что из полиции грамотности? – пошутил Роланд, но Фольке не уловил шутки. Карин же спрятала улыбку.
   – Это мой номер, – она протянула Роланду свою визитку и убрала пакет в карман.
   – Я могу дать свой тоже, – Фолке вырвал лист из ежедневника и записал цифры. Карин удивленно посмотрела на коллегу. Это было не в его стиле.
   Роланд посмотрел на лист. Нынешняя неделя.
   – Справишься без нее? Надо ведь говорить нее, а не ее, не так ли?
   – Да, а вот жители Марстранда не справятся без причала, который долбит твоя лодка с включенным мотором, – с неприязнью ответил Фольке.
   – Большое спасибо, Роланд, – перебила их Карин и дернула Фольке за рукав, чтобы он не успел еще наговорить глупостей.
   – Погнали, Фольке?
   Роланд смотрел им вслед. Потом сел в лодку, и отчалил. На скорости, явно превышающей разрешенные в гавани пять узлов, он рванул к северному выходу.
   – Когда ты говоришь «погнали», что ты имеешь в виду? – уточнил Фольке.
   Пожилая пара с любопытством посмотрела на них. Мужчина кивнул, и поднес руку к козырьку матросской фуражки. За парой плёлся пожилой лабрадор.
   Карин улыбнулась и кивнул в ответ, потом шепотом сказала Фольке: – Ты серьезно? Что у тебя в голове, Фольке?
   От негодования у нее вспыхнули щеки.
   Фольке тоже возмутился.
   – Я не понимаю, о чем ты.
   – Мы тут ведем расследование, – строго напомнила Карин.
   – Вот именно. И я считаю, что очень важно правильно выражать свои мысли.
   – Я согласна, но нельзя забывать о том, что как полицейские мы должны проявлять вежливость в общении. Нельзя все время придираться к тому, как они говорят. Это невежливо и может их разозлить и лишить желания помогать нам.
   – Кто-то же должен делать им замечание. Иначе все будут говорить как хотят. Например, охрененно. Хрен – это ведь что-то плохое, поэтому нельзя называть что-то хорошее словом «хрен». Вот «хреново» – это совсем другое дело. Ты слышала, как сегодня разговаривают школьники? Вот в мои времена…
   Карин решила, что пора его перебить, прежде чем он заведет песню о том, как в детстве ходил в школу четыре мили по свежевыпавшему снегу, потому что некому было расчистить дорожку.
   – Понимаю, но язык – это живая материя. Он все время развивается. Иначе мы бы сейчас все говорили на древнешведском. Или тебя бы это больше устроило?
   – Я слушаю одну передачу на радио П1. Называется «Язык». Профессор, который в ней участвует, говорит, что…
   Карин велела себе успокоиться. Сделать глубокий вдох, сосчитать до десяти. Хоть бы Роббан скорее выздоровел.
   Роберт Шолин, которого все звали Роббан, был коллегой Карин. Это он переманил ее в следственный отдел из уголовной полиции. На предыдущей должности в обязанности Карин входило выяснить, что произошло на месте преступления. И если преступник был неизвестен, дело передавалось следователям. Карин часто сотрудничала с Роббаном и его коллегами, и под конец им удалось переманить ее к себе. Это было год назад. Все шло хорошо, пока Роббан не заболел, и ей в напарники не достался Фольке. Но что поделаешь. Придется искать выход из сложившейся ситуации.
   – Что скажешь, Фольке? Вернемся к парому и по дороге поищем место для обеда? За обедом можно решить, что делать дальше.
   Фольке что-то пробормотал в ответ и прибавил шагу. Карин сочла это согласием. Знаменитое кафе Берга уже выставило стулья и столы на набережную в месте, где не было ветра. Залитые солнцем, они так и манили. Фольке присел на уже подсохший после дождя стул. Карин села напротив. Она зажмурилась и подставила лицо солнечным лучам. Но тут же вскочила, потому что ее стул оказался мокрым.
   – Дерьмо, – выругалась она и тут же пожалела. Но Фольке ничего не сказал. К тому же они обнаружили, что кафе не в сезон открыто только по выходным. Им пришлось перейти в кафе Матильда по-соседству. Официант вытер мокрые стулья и принес им покрывала.
   – Кафе, – протянул Фольке. – Разве не лучше поесть нормально?
   – Но, Фольке, прости, в кафе тоже есть еда. Ты же мог заранее сказать, что не хочешь есть в кафе. – Карин не удержалась и добавила: – И можно спросить, что ты имеешь в виду под нормальной едой? Есть ненормальная еда?
   Она гадала, не зашла ли слишком далеко, показывая пальцем на плакат с текстом «Блюдо дня 99 крон». Цену она комментировать не стала. Но Фольке, разумеется, не удержался.
   – 99 крон и напиток не входит. Это и так дорого, а еще и без напитка… у меня обед в участке…
   – Но мы же не можем сейчас поехать за ним, – возразила Карин.
   Как коллеги они должны найти общий язык. У них же одна цель – расследовать преступление, не так ли? Но не было двух таких других непохожих людей, как Карин и Фольке. Интересно, она его бесит так же, как он ее? Может, дело в том, что она моложе его и женщина? И пытается командовать им? Надо попробовать предоставить ему инициативу. Она достала пакет с кольцом и протянула Фольке. Тот повертел его в руках и прочитал гравировку:
   – Сири и Арвид, 3 августа 1963 года. Возможно, это тот самый Арвид из папки Стена, – предположил Фольке. – Если они поженились в церкви Марстранда, то в церковных книгах должна остаться запись.
   Он вопросительно посмотрел на Карин, и та кивнула. Швеция была знаменита своими подробными архивами с допотопных времен.
   – После ланча пойдем в церковь, – предложила Карин и отпила кофе с молоком.
   Она посмотрела на узкий пролив между Куэн и Марстранд. Паром сновал туда сюда, задавая ритм жизни маленького городка. Время здесь шло медленнее, чем в Гётеборге. Жизнью здесь умели наслаждаться. Несмотря на солнце, сидеть в мокрых штанах было холодновато. Карин поёжилась.
   Официант вышел с двумя тарелками лосося с картошкой с укропом, от которых исходил божественный аромат.
   – Могло быть и хуже, – сказала Карин и глянула на Фольке.
   – Неплохо, – кивнул он и приступил к еде. Это было самое позитивное из всего, что он сказал за весь день. Группка мам с колясками присели за соседний стол. Одна из женщин расстегнула кофту и начала кормить ребенка, судя по голубым одежкам, мальчика. Карин надеялась, что Фольке не станет комментировать, но внезапно он вскочил и скрылся в кафе. Карин запереживала, но через секунду он вернулся со стаканом воды, который, к удивлению Карин, поставил перед кормящей матерью:
   – Какой сервис! Спасибо, – поблагодарила та с улыбкой.
   Фольке вернулся к еде с таким видом, словно ничего не случилось, но заметив вопрос в глазах Карин, пояснил:
   – Моя дочь недавно родила, – сказал он. – Ей все время хочется пить, когда она кормит грудью.
   – Я не знала, что ты стал дедушкой, поздравляю!
   Наконец-то нейтральная тема для разговора, подумала Карин, и выжала из себя пару вопросов. Она не знала, о чем спрашивать новоиспеченного дедушку. Бабушку можно было бы спросить, о том, как прошли роды. Но дедушку? Впрочем, Фольке тоже мог бы приложить усилия к поддержанию разговора.
   

   Церковь Марстранда располагалась на улице Чюркугатан. Средневековая, выкрашенная в белый цвет каменная церквушка, из дверей которых доносились звуки «Den blomstertid nu kommer». Пока они ждали, Карин читала памятную доску пастору Фредрику Багге. Органная музыка затихла, и из церкви начали выходить люди в черном, многие с палочкой или рулятором. Черные наряды резко контрастировали с белыми стенами церкви и первыми зелеными листочками.[2]
   В ушах Карин еще звучал псалом. Ей нравились слова. Особенно строки «под лучами солнца все возрождается», так там было? Она не помнила. Но псалом все равно красивый. Медленно люди пошли к старому деревянному дому по-соседству.
   – Дом пастора? Или Дом собраний?
   – Что-то в этом стиле, – ответил Фольке.
   Молодой парень в грубых ботинках и рубахе на выпуск оказался кантором. Он сообщил, что церковь принадлежит пасторату Торсбю и дал телефон канцелярии.
   – Остальная информация на доске объявлений, – он показал на застекленную доску на углу Чюркугатан и Дроттнинггатан. – Там все нужные вам номера телефонов и контактные данные.
   Карин поблагодарила, чувствуя себя идиоткой, потому что не подумала про доску. Фольке по ее просьбе позвонил в канцелярию. Автоответчик сообщил, что часы приема сейчас, но кто-то явно забыл его отключить. Карин позвонила по другому номеру. Пару минут в трубке играл орган, потом ответила дама, которая ответила на половину вопросов.
   – Вы из полиции? Вам лучше поговорить прямо с пасторатом. Секундочку.
   Дама, с которой ее соединили, раздраженно поинтересовалась, откуда у него его прямой номер, но, услышав, что звонок из полиции, смягчилась. Карин объяснила, что у них есть кольцо с именами и годом.
   – Всех обвенчанных записывали в церковную книгу, если обряд происходил в одной из церквей нашего пастората. Но мне придется спуститься в архив просмотреть книги. Вам можно перезвонить? – спросила дама, назвавшаяся Ингер.
   Спустя полчаса она позвонила обратно.
   – Я нашла книгу от 1963 года. Как вы сказали, 3 августа это было?
   – Да, а имена Сири и Арвид.
   Карин зажала трубку и сказала Фольке сжать кулаки на удачу.
   В трубке дама листала книгу.
   – Простите, но я ничего тут не вижу.
   Карин не могла скрыть разочарование.
   – Жаль. Спасибо в любом случае.
   – Погодите! Тут что-то есть. Странно, хронология не совпадает, запись от 5 августа, но я вижу имена Сири и Арвид. Венчание было в церкви Марстранда.
   – Правда? А что еще написано? – затаила дыхание Карин.
   
Брэутигамс, Гётеборг, 1962 год

   По залу ресторана разливались звуки пианино под аккомпанемент звона вилок о тарелки. Он уже почти утратил надежду, когда дверь открылась. Может, это было его воображение, но ему показалось, что в ресторане воцарилась тишина, и все движение замедлилось.
   Она заметила его поднятую руку. Мужчины в ресторане в дорогих костюмах наградили его гостью восхищенными взглядами. Наверное, они тоже поняли, что все эти женщины в стильных платьях и в жемчугах не сравнятся с ней по красоте, потому что такую красоту не купишь за деньги.
   Он поднялся и выдвинул для нее стул. Девушка села напротив. Она была еще красивее, чем он запомнил. Светлые волосы собраны в высокую прическу. Одета в синее платье без рукавов с поясом под грудью. Она улыбнулась, и все вокруг потеряло значение. Он утонул в ее глазах цвета янтаря.
   – Я… я… – он не знал, что сказать… В ее присутствии, он, деловой человек, светский лев, образованный юноша, утратил дар речи. – Кажется, время остановилось… – признался он. – Кажется, что я перестал дышать…
  

  

   

    6
   

   – Алло? Вы еще там? – спросила Ингер из пастората Торсбю.
   – Да-да, я тут, – Карин плохо удавалось скрыть возбуждение. – Посмотрим, Сири и Арвид обвенчались в церкви Марстранда 3 августа 1963 года.
   – А личные номера граждан там есть?
   – Конечно.
   – Погодите, я достану блокнот.
   Карин отложила телефон на широкую церковную ограду и достала блокнот. Открыв его, прижала телефон к уху, и начала записывать. Фольке не сделал попыток ей помочь. Она порылась в куртке. Куда делись наушники?
   Поблагодарив, она повернулась к Фольке.
   – У нас есть номер Сири. Позвонишь в участок проверить регистр?
   Фолько прокашлялся.
   – Ты звони.
   Сжав руки за спиной, он разглядывал голубей перед церковью. Ведет себя как пенсионер, подумала Карин. Интересно, сколько ему осталось лет до пенсии. Она набрала номер. Марита взяла трубку после первого сигнала.
   – Привет, Карин, как дела? – обрадовалась она.
   – Неплохо, – ответила Карин.
   – Я слышала, что тебе в напарники достался Фольке.
   Карин бросила взгляд на Фольке.
   – И не говори, Марита. Потом обсудим. Нам нужно помочь пробить один номер.
   – Вижу, Фольке там не перенапрягается.
   – И не говори.
   В трубе слышно было, как пальцы Мариты проворно стучат по клавиатуре.
   – Сири фон Лангер, – ответила Марита. – Вы в Марстранде? Точнее на Марстранде? Там всех зовут фон или ван. Проверите?
   – Конечно, – ответила Карин, вспоминая Элси с обычной шведской фамилией и ее сдобные булочки. Карин дали адрес и телефон. Фон Лангер. Наверное, она повторно вышла замуж, подумала Карин. Фольке все еще разглядывал голубей. Карин хотела было отставить его за этим занятием и отправиться самой на поиски Сири фон Лангер.
   – Фискарегатан, – объявила она. – Сири живет по этому адресу. Что будем делать?
   – А что надо делать? – не получив ответа, он продолжил: – Проинформируем, что муж найден и спросим, может ли она прийти на опознание.
   Он словно зачитал текст из инструкции, но в нем не было ни тени эмпатии.
   – Нет, так мы не можем поступить. Мы не знаем точно, он ли это, и можно ли его опознать после стольких лет.
   Карин проинформировала Фольке, что говорить с Сири будет она. Как вообще он умудрился стать полицейским. Как жаль, что Роббан болен. Он всегда умел подобрать правильные слова, но, к сожалению, сейчас лежал дома с воспалением пазух носа и больным горлом.
   Напротив церкви был парикмахерский салон, куда Карин силком отправила Фольке спрашивать дорогу к улице Фискаргатан. Пока он ходил, она позвонила Роббану:
   – Привет, Роббан, это Карин. Как у тебя дела?
   Роббан прохрипел приветствие. Карин рассказала о последних событиях, включая уроки грамотности. Роббан расхохотался, но смех тут же перешел в приступ кашля, и им пришлось положить трубку. Судя по всему, на работу он вернется не скоро, подумала Карин. А это значит, что от Фольке ей не избавиться.
   Видимо, Фольке неправильно понял указания парикмахера, потому что через двадцать минут они все еще блуждали по городу в поисках нужной улицы. Мужчина на мопеде с эмблемой «Эль-Отто» помог им найти дорогу.
   Дом оказался роскошной деревянной виллой начала века с высокими окнами. К дому вело крыльцо из местного гранита с изящными коваными перилами. На одной створке двойных дверей красовалась латунная табличка с надписью «фон Лангер».
   Карин не знала, кого ожидала увидеть, но Сири оказалась элегантной женщиной со стрижкой-паж, крашеными темными волосами и неброским макияжем. Каблуки сапог стучали по плитке. Она держала спину прямо и с достоинством демонстрировала стильное узкое серое платье. На шее был повязан платок от Армани. Карин спросила, есть ли у нее время на разговор. Карин подумала было, что в таком наряде она куда-то собирается, но Сири фон Лангер предложила им войти. Дом был словно из журнала по дизайну с обоями от Лоры Эшли и шторами в тон. Красиво, стильно, но анонимно. Уюта этой комнате придавали только фотографии внуков над диваном. Паркетный пол был покрыт настоящими коврами. В углу комнаты стоял печь с изразцами.
   – Красота, – отметила Карин, показывая на печь.
   – Итальянская? – спросил Фольке, удивив коллегу своей осведомленностью.
   – Браво! Верная догадка. Мы нашли ее в Тоскане. Она просто потрясающая. Я буквально влюбилась в нее, и мы ее купили. У нее такая чудесная платина.
   Платина? Подумала Карин и чуть не расхохоталась. Она Наверное имеет в виду патину. Бросается словами, значения которых не знает. Она бросила умоляющий взгляд на Фольке, который уже открыл рот для очередной лекции и тот послушно промолчал. Сири продолжал рассказывать о печи. Это у нее получалось натянуто, Наверное потому, что она все время втягивала живот. Под конец Карин перестала ее слушать, сконцентрировавшись на то, как Сири время от времени отворачивается, чтобы глотнуть побольше воздуха.
   – Но когда мы привезли ее сюда, оказалось, что никто не умеет устанавливать такие печи. В Италии они используют другие методы кладки печи. Пришлось привозить мастера из Италии. Две недели он над ней работал.
   «И это влетело в копеечку», – подумала Карин, гадая, с чего начать разговор о причине их визита. Всю дорогу она подбирала правильные слова. Их ситуация отличалась от других подобных, поскольку речь шла об исчезновении много лет назад, и Карин не знала, что нужно говорить. Как сообщить женщине, что ее мужа, пропавшего сорок лет назад, нашли замурованным в кладовке?
   – Мы из полиции, как мы уже сказали. Может, присядем?
   – Хотите кофе? – спросила Сири. Карин отказалась и присела на диван. Сири присела на банкетку.
   Карин набрала в грудь воздуха:
   – Это вы Сири, которая была замужем за Арвидом Стернквистом?
   – Да, – тихо ответила она и сжала руки на коленях. – Карин посмотрела на Фольке, тот был сосредоточен.
   – Ваш муж пропал много лет назад, – мягко сказал он.
   Сири кивнула. Раздались шаги на лестнице. Высокий мужчина вышел в гостиную. Вид у него был заспанный. Он удивленно посмотрел на собравшихся.
   – Мой муж Вальдемар, – представила Сири их друг другу.
   – Полиция? Что-то случилось? – встревожился он.
   – Нет. Иди отдыхай, – попросила Сири.
   Вальдемар подошел к жене и положил руку ей на плечо. Карин не знала, захочет ли она говорить в присутствии мужа. У нее возникло ощущение, что женщина не хочет, чтобы он слышал ее рассказ. Но Вальдемар явно не собирался уходить, и делать было нечего. Фольке обратился к паре:
   – Мы обнаружили труп на Хамнесшере, возможно, это труп вашего бывшего мужа Арвида.
   К удивлению Карин, Вальдемар отреагировал сильнее, чем Сири. Он дернулся, пошатнулся, вцепился в банкетку, на которой сидела Сири. Он весь побелел, словно увидел привидение. Карин быстро подлетела к нему и помогла присесть на диван.
   – Я пойду приготовлю чай, – заявила Сири и исчезла в витражных дверях с мотивом из джунглей – попугаем на ветках.
   Карин встретилась взглядом с Фольке, кивком показала ему позаботиться о Вальдемаре, и вышла вслед за Сири на кухню. Сири уже наливала воды в чайник и выставляла на поднос старинные фарфоровые чашки с синим узором. Карин предложила помощь. Сири покачала головой.
   – Простите, что мы заявились без предупреждения… – начала Карин, которой плохо давался обмен любезностями. Она хотела бы сказать что-нибудь полезное, но не знала, что. И ей самой были противны люди, которые несли всякую чушь.
   – У вас такой красивый дом, – выдавила она наконец.
   – Да, теперь когда дети выросли, у нас есть время на дом и на себя. Правда, теперь у нас появились внуки.
   – Сколько у вас детей?
   – Трое. Сын и двое дочерей. Зять работает агентом по недвижимости. Он весьма успешен.
   Кухонные шкафчики были выкрашены в ярко-красный цвет. Карин помнила его как «английский красный». Теплый красный цвет резко контрастировал с бледностью женщины, только что услышавшей, что найден труп ее первого мужа. Впрочем, Карин знала по своему опыту, что люди по-разному реагируют на печальные вести. К тому же, он пропал так давно, что наверняка она подозревала, что он мертв. Удивляться можно было только тому, что найден труп был только сейчас, да еще и в погребе на Патер Ностер.
   Сири закончила разливать чай и понесла поднос в гостиную. Но посреди пути она резко остановился. Фольке и Вальдемар посмотрели на нее:
   – Чайные ложечки, – выдохнула Сири. – Я забыла ложечки.
   – Я принесу, – вызвалась Карин. Она вернулась в кухню, где на кухонной стойке из темного дерева лежали ложки. На керамическом подносе стояли бутылки и фигурки кошек. Оливковое масло Грапполини extra vergine, бальзамический уксус высшего сорта, масло с трюфелем. Карин взяла было ложки, но одна из них выскользнула у нее из рук и упала на пол. Карин нагнулась, чтобы поднять ее, и взгляд ее упал на пятилитровую канистру с оливковым маслом из супермаркета Хемчёп под кухонной стойкой. Внезапно Карин показалось комичным, что труп мужа Сири нашли именно в кладовке. Не самое очевидное место. Она вернулась в гостиную с ложками.
   – Сможете ответить еще на пару вопросов? – Карин повернулась к Сири.
   – Он исчез так давно, – ответила Сири, осторожно ставя чашку на блюдце.
   – Помните, когда вы поженились?
   – Нет… да… третьего августа 1963… – после некоторых раздумий ответила Сири. – Простите.
   – Ничего страшного. Это было так давно.
   – Я ничего не забыла. Я даже помню, что пастора звали Симон Невелиус. Кто помнит такие детали? – возмутилась Сири.
   – Я вынуждена также задать этот вопрос. Это нужно, чтобы выяснить, что произошло. Я знаю, что по поводу исчезновения вашего мужа было произведено расследование. Но мы хотели бы услышать вашу версию.
   Сири рассказала о несчастном случае. Четко и подробно. Их было четверо на яхте, но двое упали за борт и исчезли.
   – Тело было найдено на Патер Ностер. Как по вашему мнению, оно могло там оказаться?
   Сири покачала головой.
   – Может, его вынесло волнами на берег. Или его тело. Не знаю. Но как он оказался в кладовке?
   Карин решила не отвечать на вопрос и перешла к теме опознания тела.
   – У нас есть обручальное кольцо, но, возможно, вы помните, какого стоматолога он посещал?
   – Понятия не имею, – ответила Сири. – Простите.
   Она держала чашку обеими руками, но не пила. Руки слегка подрагивали. Вальдемар наклонился, вынул чашку у нее из рук и опустил на блюдо.
   – У вас есть фото Арвида? Может, свадебное?
   Сири задумалась. Пару секунд вид у нее был отсутствующий.
   – Может, и есть? На чердаке? Я могу поискать. А я не могу его опознать? – спросила Сири.
   Карин подумала о том, как выглядит покойник, и осторожно ответила:
   – Тело в не самом лучшем состоянии. Не факт, что вы сможете его опознать в таком виде, и, возможно, будет лучше, если он останется в вашей памяти таким, каким выглядел при жизни.
   Сири медленно кивнула. Потом встрепенулась, вспомнив о своей роли хозяйки.
   – Ой, что же вы не пьете чай? – спросила она и бросила взгляд на часы. – Боже! Нам нужно на день рождение к Вальдринам к семи, а ничего еще не готово.
   Карин тоже глянула на часы. До семи оставалось еще четыре часа. Им, что, не хватит на то, чтобы переодеться к празднику?
   – Вы слышали о Вальдринах? Не дожидаясь ответа, Сири продолжала болтать: – Чудесные люди. Миллиардеры, но совсем простые. Мы хорошие друзья. Там будет весь Марстранд.
   В этом Карин сомневалась. Но не удержалась от едкого комментария:
   – Все могут прийти, как чудесно.
   – Нет-нет, разумеется, нет, но все, кого мы знаем, получили приглашение, – ответила Сири и добавила: – На улице холодно?
   – Типичная переменчивая весенняя погода. Тепло на солнце, но дует холодный ветер, – ответила Карин.
   – Лучше взять шубу.
   Карин подумала, что шуба это слишком, но вряд ли шуба нужна ей для тепла.
   – Странно забыть собственную дату свадьбы, – протянул Фольке, когда они сидели в машине. Он был из тех, кто помнит каждую деталь, но не способен увидеть полную картину. Во всяком случае, такое у Карин сложилось о нем мнение.
   – Но потом же вспомнила. И имя пастора тоже. А ты помнишь, Фольке, имя пастора, который тебя венчал? – спросила Карин.
   Фольке задумался.
   – Нет, не помню.
   Карин удалось найти место для парковки на улице Гамла Варвсгатан. Был вечер понедельника, четная неделя, что означало убору мусора на улице Карла Юхансгатан. Порой уборка переносилась, но это никак не сказывалось на штрафах. Их методично выписывали всем, кого угораздило припарковаться в неположенный день. Спустя минуту после того, как Карин заглушила мотор, мимо нее проехало три машины с водителями, отчаянно ищущими парковку. Ей сегодня повезло. Еще минута – и о парковке рядом с домом можно забыть.
   Она не стала зажигать лампу в прихожей, только подняла почту с пола и положила на кухонную стойку рядом с кофеваркой. Кофеварка была не ее, а Ёрана. Карин повесила куртку на стул и открыла шкаф. Тарелки тоже его. Бокалы ее. Но что делать с совместными приобретениями? Она присела на стул, чувствуя, что у нее начинается депрессия. Не стоит оставаться одной в квартире. Можно, пойти поплавать на яхте. Но по возвращении трудно будет найти парковку. «Черт с ним, – подумала Карин. – Какой смысл иметь машину, если нельзя поехать куда тебе хочется».
   Спустя полчаса она припарковалась у старой гавани в Лангдраге и поднялась на борт своей яхты. И с плеч словно свалился тяжелый груз.
   – Привет, лодочка, – тихо поздоровалась она, похлопав по борту свое сокровище. Какое счастье, что лодка принадлежит только ей. Карин ни за что на свете бы с ней не рассталась.
   – Сегодня я одна, – сообщила она лодке, поглаживая полированное дерево. – Йоран больше не будет с нами плавать.
   Она оглянулась по сторонам, чтобы удостовериться, что никто ее не видит. Людям может показаться странным, что она разговаривает с лодкой. Карин открыла дверь в трюм и спустилась вниз. Внутри пахло дизелем и керосином. Она почувствовала, как расслабляется.
   Карин налила на ватку спирта и положила в нержавеющий обогреватель марки «Рефлекс», который надежно согревал яхту уже несколько лет. Он располагался в центре лодки и был снабжен плиткой, на которой можно было готовить еду. Плитка была закрыта со всех сторон на случай шторма, чтобы кастрюля не свалилась. Дизель уже был залит, оставалось только поднести зажигалку. Карин наполнила чайник и поставила на плитку. Потом легла на диван и стала ждать, пока вода вскипит под мерное покачивание волн.
   Она даже задремала, но проснулась от свиста чайника. Женщина достала из рюкзака хлеб и сделала бутерброды. У бутербродов, съеденных на лодке, всегда был особый вкус. Снаружи стемнело, и при свете керосиновой лампы в трюме было уютно и спокойно. Она поставила диск. Стихи Эверта Тоба в исполнении Свена Бертиля. Карин взяла морскую карту. Йоран не понимал, почему ей нравилось часто ее разглядывать. Она провела пальцем от Люсекиля к Малэ, потом Серинэн и Гульхольмен, дальше на юг мимо Клэдесхольмен, маяка Баррлинда, через фьорд Марстранда. С закрытыми глазами она представляла себе все эти места. Карин читала названия фьордов, островов и шхер под звуки голоса Свена-Бертиля Тоба, исполнявшего стихи отца.[3]
   
    
     Кто плывет сюда по бурлящим волнам?

     Девушка, господин Флинк, одна в лодке,

     Северо-западный галс…[4]

    

   
   Карин с детства обожала эти стихи. Лето они проводили с семьей на яхте, по вечерам они в трюме обсуждали, куда поплывут на следующий день. Ей давно пора было идти спать, но, видя живой интерес девочки к мореплаванию, родители разрешали ей задержаться. Папа знал все про историю Богуслена, и острова на карте оживали, когда он о них рассказывал. Яхта родителей была больше похожа на рыбацкую лодку, чем на яхту. Когда-то не ней и правда ловили рыбу, и у рыбаков она с ее красными парусами и традиционным дизайном – вызывала больше уважения, чем туристические пластиковые лодки.
   Папа всегда болтал с рыбаками, а Карин слушала, пытаясь понять местный диалект, одновременно собирая ракушки и камушки. Лучшие ракушки попадались, когда рыбаки чистили сети. Карин улыбнулась своим воспоминаниям. Дядя Оке с острова Лилла Курнэ каждое лето играл на гармошке. Однажды, она забыла кофту, он хранил ее всю зиму и вернул на следующее лето. Фритц, директор порта на Рамсэ к югу от островов Кустерэарна, который любил пропустить рюмочку и нередко засыпал на палубе гостевой лодки. Тетя Герда на Кальвэ, которая пекла хлеб в каменной печи и угощала Карин с братом, когда они покупали у ее семьи крабов. С уходом рыбаков и их жен ушла целая эпоха. Сегодня в живых остались единицы, и рыбной ловлей они уже не занимаются.
   Лодку дяди Стуре обнаружили дрейфующей по волнам в один солнечный октябрьский день. На восемьдесят седьмом году жизни он отправился за крабами и, судя по всему, упал за борт. Тело так и не нашли. Папа сказал, что дядя Стуре хотел бы себе такого конца. Но в то лето Карин боялась купаться, потому что где-то там в воде было тело дяди Стуре. У нее мурашки бежали при этой мысли. Сейчас мурашки у нее вызывает история Арвида Стернквиста.
   И тут ее осенило. Она же может жить на лодке. Яхта станет ее домом. Много людей живут на лодках. Карин оглянулась. Ее яхта была марки «Кнокер-Имрам», металлическая французская яхта тридцать два фута длиной. На этих десяти тридцати метрах квадратных было все, что нужно для жизни, кроме стиральной машины и душа. Здесь был туалет, и стол, и кухонный уголок, и обогреватель. На диванах можно было спать, но было и место для матраса и дополнительная койка на носу. В мини-холодильнике было полно места для еды, и для одежды тоже место найдется. Карин открыла бар и выбрала бутылку с односолодовым виски – Ардбег семнадцатилетней выдержки. Она купила его прямо на заводе на острове Ислей у берегов Шотландии, куда плавала на этой самой лодке. С Йораном. Карин налила виски в бокал и добавил немного воды. Выпьем за новый дом, сказала она, и брызнула пару капель виски в трюме, потом надела обувь, вышла на палубе и брызнула немного в соленую воду. Я идиотка, подумала она, но от этого ритуала ей стало спокойнее.
   Она еще полежала в трюме, глядя на звездное небо через люк в потолке, потом выключила обогреватель, почистил зубы в кухонном уголке и поставила будильник на час раньше, чтобы можно было успеть заехать домой принять душ перед работой. Она задула огонь в керосинке, и яхта погрузилась в полумрак. Но Карин чувствовала себя здесь в безопасности. Она пробралась на нос и залезла под одеяло. В койке было холодно, и она свернулась клубком, чтобы согреться. Несколькими минутами позже она согрелась и уснула под шум дождя, стучащего о палубу.
   
Маяк Патер Ностер, сентябрь 1962 года

   Мать всегда говорила ей, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке. Ее мать, жена смотрителя маяка, знала о чем говорила. И родители доверяли Элин, хотя и замечали, что дочь сильно изменилась.
   Нет, она не собиралась терять контроль над собой, но не могла не признать, что испытывает чувства к Арвиду. С их первой встречи она чувствовала, что между ними существует связь. И мысли о нем вызывали у нее улыбку.
   Элин установила кучу правил, надеясь, что игра быстра ему наскучит. Но он только сказал, что уважает ее желания.
   Они ходили на прогулки, но не в Марстрандн. Болтали ночи напролет, плавали на лодке, читали. Ей нравилось класть голову ему на колени и слушать, как он читает. Из его уст слова звучали по-другому, книжные образы оживали, обретали плоть и кровь. Он был герой, джентльмен, а она была принцесса. Арвид так же обожал музыку Эверта Тоба, как и она сама. Они танцевали вальс, напевая любимые песни.
   Он познакомился с ее родителями. Смотритель маяка окинул ег изучающим взглядом, но не нашел ничего подозрительного. Арвид с интересом слушал, как работает маяк, и помог ему сделать сигнальный выстрел. Мать по-праздничному накрыла стол и угостила гостя кофе с семью видами печенья.
   Медленно Элин начинала открываться на встречу чувствам в надежде, что он любит ее всю, а не только ее тело.
  

  

   

    7
   

   Без пары минут девять темно-зеленый «Ягуар» въехал на парковку перед зданием Судмедэкспертизы на Медисинарбергет и встал посреди разметки. Из машины вышла фру Сири фон Лангер в черных брюках, бледно-розовом пиджаке и туфлях от Шанель в тон. Карин пошла ей на встречу, гадая, почему Вальдемар не с ней.
   – Я обычно езжу на «Вольво», но сегодня ее взял Вальдемар, – объяснила Сири, хотя Карин ничего не спрашивала.
   – Может, позвонить кому-то из родных? – спросила Карин.
   – Нет, не надо. У Вальдемара слабые нервы. Я справлюсь.
   Карин положила карточку, разрешающую парковку, в машину. Сири достала ключи, заперла машину и пошла рядом с Карин, высоко держа голову и судорожно сжимая сумочку. Лицо у нее было напряжено. Интересно, рассказала ли она Вальдемару, куда собирается. Скорее всего, нет. Карин прошла за ней в палату, но держалась на отдалении. В комнате горел свет. Посетителям предназначались два стула, но Сири осталась на ногах. Сири долго стояла и смотрела на мумию перед собой на столе.
   – Арвид, Арвид, – вздохнула она. – Как ты выглядишь… Как так получилось…
   Поколебавшись, она подошла ближе и присела на стул.
   – Где его обручальное кольцо? – спросила она спустя какое-то время, давая Карин возможность сообщить о находке.
   – Может, потом посмотрим на все, что мы обнаружили.
   – Хорошо. Вы не возражаете, если я попрошу вас выйти?
   – Нет, конечно. Я подожду снаружи.
   Спустя десять минут Сири вышла из палаты.
   Карин нашла им комнату для разговора, но она оказалась слишком бездушной и серой, и находиться там было неприятно.
   – Простите, но тут так душно, вы не возражаете, если мы присядем на лавке снаружи?
   На улице дышалось легче. Сири тоже с облегчением присела на скамейку под японской вишней с распустившимися розовыми цветами. Подснежники уже отцвели, усыпав клумбы опавшими лепестками. А нарциссы выглядели так, словно готовы были раскрыться в любую секунду. Сири достала зеркальце в золотом футляре и поправила помаду.
   – Кольцо? Кольцо Арвида? – снова спросила она.
   – На его руке не было кольца, когда его обнаружили.
   – Почему? И где же оно было? – удивилась Сири.
   Карин задумалась, но решила сказать, как есть.
   – Мы не знаем. Его нашли позже.
   – Я могу его забрать?
   – Конечно, когда криминалисты закончат экспертизу.
   Карин сделала глубокий вдох.
   – Судмедэксперты также проведут вскрытие.
   – Это действительно необходимо? – спросила Сири.
   – Мы уже сделали исключение из правил, позволив вам увидеть его до вскрытия.
   – Разве я мало страдала? – спросила Сири, выпрямляя спину.
   – Мы должны установить причину и время смерти. Мне жаль, но таковы правила.
   – А вы в курсе, что я знаю начальника полиции? – спросила Сири.
   – Нет, не в курсе, но мы делаем это для того, чтобы семья получила ответы на все вопросы. Что вы могли идти дальше.
   – Это было так давно. Я не хочу больше копаться в прошлом, – сказала Сири. – Сегодня же свяжусь с бюро погребальных услуг. Когда можно будет забрать тело?
   Она говорила резко и без эмоций. Время от времени Сири крутила свое обручальное кольцо на пальце. На нем был один крупный камень и несколько поменьше.
   – Я позвоню, когда что-нибудь узнаю, – сказала Карин.
   Сири поднялась. Карин пошла с ней к машине.
   Мужчина с фотоаппаратом, спрятавшийся в кустах, следил за каждым их шагом.
   …Полицейский участок располагался недалеко от Медисинарбергет, но дорожные работы и автобусы со школьниками сильно затрудняли движение.
   Карин пересказывала утренние события Карстену, когда в дверь постучали. Это был Йеркер, криминалист, только что вернувшийся из свадебного путешествия. Вид у него был счастливый и отдохнувший. В руке у него был небольшой предмет, в котором Карин сразу узнала обручальное кольцо, найденное на Хамнесшере.
   – Отчет будет позже, но я подумал, что вы хотите на это посмотреть. И кое-что услышать, – сказал Йеркер с хитрым видом.
   – Как прошло свадебное путешествие? – спросила Карин.
   – Очень хорошо, спасибо. Солнце и море.
   Карин видела, что Йеркеру не терпится им что-то рассказать, и речь идет не о поездке. Он весь горел от нетерпения. Йеркер присел на краешек стула, словно был готов вскочить в любую секунду.
   – После того, как я посетил много ювелирных бутиков в поисках кольца для жены, я не мог не заметить одну вещь с кольцом этого парня с маяка.
   – Арвида, – поправила Карин.
   – Знаю-знаю. Посмотри на мое кольцо.
   Он снял обручальное кольцо, обнажив светлую полоску на загорелом пальце. Мы сразу поженились без обручения, а значит, что я ношу это кольцо всего две недели. Это недолго, но смотрите, сколько на нем уже мелких царапин. И обратите внимание на гравировку.
   Карин посмотрела. Карстен тоже наклонился, чтобы лучше видеть.
   – И? – спросил он.
   – Арвид тоже сразу женился, поскольку в кольце только одна дата. И если мы посмотрим на царапины на его кольце, то заметим, что они весьма необычны, – с возбуждением сообщил Йеркер, недовольный тем, что мы не разделяем его волнения.
   – Вернемся к моему кольцу. Вы можете посмотреть на свои тоже, чтобы понять, что я имею в виду. Карин дернулась, а Карстен начал подавать Йеркеру незаметные сигналы.
   Карстен снял кольцо и положил на стол.
   – Твое тоже, Карин, – попросил Йеркер.
   – У меня его нет, – ответила Крин, краем глаза видя, как отчаянно трясет головой Карстен, а Йеркер ничего не замечает. До него так и не дошло, что не так с кольцом Карин.
   – Ты его потеряла?
   – У меня больше нет ни кольца, ни жениха, – пояснила Карин и добавила: – Не переживай, Йеркер, ты не мог знать. Продолжай. Мы умираем от любопытства.
   Йеркер растерянно потрепал Карин по руке и продолжил.
   – Посмотрим на кольцо Карстена. Видите, сколько грязи внутри гравировки? Тоже и со моим, хотя я ношу его всего две недели.
   Он с многозначительным видом посмотрел на Карстен и Карин и показал им кольцо Арвида.
   – А теперь посмотрите сюда. Гравировка чистая. Царапины слишком правильные. Такое ощущение, что их сделали при помощи наждачной бумаги.
   Глаза у Йеркера горели.
   – Хочешь сказать, что кольцо новое? – спросил Карстен.
   – Осмелюсь утверждать, – ответил Йеркер, поднимаясь. – Дальше думайте сами, – сказал он и с улыбкой вышел из кабинета.
   Карин тут же позвонила Роббану сообщить последние новости. Она рассказала об опознании и о кольце. Роббан присвистнул.
   – И что это значит? – спросил он. Карин держала мобильный в одной руке, и кружку кофе в другой, и собиралась было ответить, когда в коридоре появился Фольке. Он направился прямо к ней и видно было, что он чертовски зол. Еще на середине коридора он начал орать:
   – Как ты могла сказать, что со мной сложно работать?
   Ему явно было плевать, что весь участок услышит.
   – Роббан, прости, кое-что срочное. Выздоравливай, – поспешила завершить разговор Карин.
   – Может, присядем поговорим? – предложила она, гадая, кто на нее донес. Но это мог быть только один человек. Карин была не из тех, кто поливает коллег грязью у них за спиной.
   – Это ты сказала Карстену, что со мной сложно работать? – буравил ее взглядом Фольке.
   Дерьмо, подумала Карин, пытаясь сохранять спокойствие. Сердце колотилось в груди, руки затряслись, и она пролила кофе на пол. Одно дело, когда на тебя кричит бой-френд дома, и совсем другое коллега – на глазах у других.
   – Я только сказала, что порой тебе сложно сохранять концентрацию, – ответила Карин.
   – Концентрацию? Милочка, знаешь, сколько я уже здесь работаю! – орал Фольке.
   Карин никогда не видела его таким возмущенным. Марита, вышедшая пополнить принтер, испугалась его ора и выронила две пачки бумаги А4. Она уставилась на Карин и Фольке.
   – Это не имеет отношения к делу, Фольке. Когда мы были на Марстранде… Можем мы присесть и обсудить все спокойно?
   Карин старательно подбирала слова. Она пыталась поговорить с ним еще в понедельник, когда они были в Марстранде. Лучше бы он тогда так отреагировал. Они хотя бы были одни.
   Впрочем, поведение коллеги ее не удивило. Карстен уже был в курсе того, что сотрудники избегают работать в паре с Фольке.
   – Пойдем, – сказала Карин, открывая дверь в конференц-зал. Фольке, весь красный от злости, открыл рот для новых оскорблений. Карин вошла в комнату и поставила кружку с кофе на стол, потом повернулась к Фольке, который тоже не стал садиться.
   – Даже не думай, что… – прошипел он.
   – А теперь прекрати, Фольке, – Карин стукнула кулаком по столу со всей дури. Руку обожгло огнем, на глаза выступили слезы. Она сморгнула и закусила губу. Кружка с кофе от удара подпрыгнула и перевернулась. Разлитый кофе капал на пол со стола.
   – Формально Карстен ведет расследование, но на практике я отвечаю за его результаты. Я хочу, чтобы мы сработались, но у меня нет сил выслушивать уроки шведского языка и прочую ерунду. Особенно, когда мы беседуем со свидетелями. У нас одна цель, и мы должны концентрироваться на ней, а не на других вещах. – Подумав, Карин продолжила. Надо добавить позитива. – У тебя большой опыт, и мне нужна твоя помощь. В этом деле много деталей, которые мы могли обсудить вместе, – Карин посмотрела на него, ожидая реакции. Фольке медлил с ответом.
   Не говоря не слова, он вышел из комнаты. Через минуту он пронесся по коридору уже в куртке, направляясь к выходу. Проклятье, подумала Карин. Ей не нравились такие ситуации. Конфликты высасывают из тебя всю энергию, и лучше пытаться их разрешить сразу.
   

   Фольке стремительно шел к трамваю, чтобы отправиться прямиком домой в Мёльндаль. Никогда еще он не был так зол. Проходя мимо киоска на Корсвэген он увидел обложки газет и остановился. «Без вести пропавший 45 лет назад, найден мертвым. Эксклюзивное интервью с женой». Фольке зашел и купил газету, потом еще одну, развернулся и пошел обратно в участок.
   


   Сара уселась сиденье в самом конце автобуса и вжала голову в плечи, чтобы казаться меньше. Хоть бы никто не присел на соседнее сиденье и не заговорил с ней. Машину она не стала брать, потому что не доверяла себе. Когда Сара вела машину в прошлый раз, на светофоре она обнаружила, что не помнит, что означает красный свет. Это так сильно ее напугало, что женщина больше не садилась за руль. Но в автобусе ее окружали чужие незнакомые люди, и от этого ей было еще хуже. Сердце колотилось в груди как бешеное. Она зажмурилась, сделала глубокий вдох, вставила наушники в уши и попыталась сосредоточиться на успокаивающей музыке. Но вместо этого в ушах ее звучал разговор с Томасом предыдущим вечером. Речь шла о приглашении на ужин к родственникам.
   – Мы не можем не пойти, – сказал Томас, демонстрируя ей карточку с бокалами шампанского.
   – У меня нет сил на ужины с родственниками. Я на больничном, потому что не могу работать. А ужин с родственниками это хуже работы.
   – Мы не можем не пойти. Диана и Александр не придут, так что важно, чтобы мы были. Мама настаивает.
   Вот уж несомненно, подумала Сара. Наверняка купила дорогой подарок и хочет, чтобы мы все скинулись. И не факт, что напишет наши имена на открытке, как она уже не раз забывала.
   – А они почему не могут? – напряженно просила Сара, чувствуя, как в ней вскипает раздражение.
   – У него важный показ.
   – Запланированный за шесть недель? Разве такое бывает?
   – Почему ты так негативно настроена. Мне кажется, будет здорово, если мы пойдем всей семьей.
   Сара вздохнула. Видимо, от этого чертова ужина ей не отвертеться. Томас отказывался принимать то объяснение, что она плохо себя чувствует. А вот Диане удалось отмазаться. Как всегда.
   Зазвонил мобильный. Сара вздрогнула. Не сразу она поняла, что звонит ее телефон. Он теперь звонил нечасто. Все знали, что она дома на больничном.
   – Привет, это я, Томас, все хорошо?
   – Да.
   – У тебя странный голос. Ты где?
   – Еду в Гётеборг. У меня встреча.
   – Какая встреча? – спросил Томас.
   Сара оглянулась по сторонам и шепотом добавила:
   – С психологом.
   – Черт, я совсем забыл. У меня кое-какие проблемы на работе, я не смогу забрать детей.
   – Но Сири же обещала их забрать.
   Единственный раз бабушка согласилась помочь забрать Линуса и Линнею. Взяв на размышление два дня, она позвонила Томасу и сообщила, что найдет время. Надеюсь, не ошибётся детьми, подумала тогда Сара.
   – Эй, Сара, ты там?
   – Да.
   – К сожалению, мама вынуждена была поехать помочь Диане в Гётеборге.
   – Помочь с чем? – спросила Сара, борясь с желанием выйти из автобуса на безлюдной остановке посреди маршрута.
   – Моя проблема в том, что я не могу отменить эту важную встречу, – сказал Томас, не отвечая на вопрос.
   Твоя проблема в том, что ты не можешь сказать нет матери, подумала Сара.
   – Встреча важнее твоих детей?
   – Нет, конечно, нет, но мне…
   – А ты сказал об этом матери, когда она звонила, чтобы все отменить, что у тебя важная встреча?
   – Нет, она же не могла не помочь Диане. Я не хотел осложнить ей жизнь. Не подумал, что ты тоже занята.
   Как-будто это что-то меняет, подумала Сара.
   – Ты хочешь, чтобы я вышла из автобуса и пошла пешком обратно? – спросила она без всякого энтузиазма. – Я могу позвонить психологу и сказать, что не могу прийти…
   Говоря по правде, Саре не очень-то и хотелось на эту встречу.
   – Нет, я просто думаю, как нам решить этот вопрос.
   Сара посмотрела на иконку, сигнализирующую о том, что телефон вот-вот умрет.
   – Томас, у меня кончается батарея, тебе придется отменить твою встречу и забрать детей, поскольку мне сложно…
   Телефон умер. Сперва, Сара думала одолжить сотовый у других пассажиров. Но не стала этого делать. Пусть Томас сам решает проблему. Муж никогда не забирает детей из садика. С тех пор, как она на больничном, он ни разу их не забрал. То, что он не может отводить их в сад, еще понятно, но уж забрать мог бы разок. Разве она много требует?
   
Гётеборг, октябрь 1962 года

   Перед Арвидом словно открылась дверь в новый мир. Внезапно он понял смысл всех тех стихов, что мама читала ему вечерами. Папа тоже слушал и кивал, и они переглядывались так, словно у них была одна общая тайна. Наверное, так оно и было.
   Любовь накрыла Арвида с головой. Он не мог ни есть, ни спать, и постоянно ловил себя на том, что улыбается. Чувства, которые он испытывал, сложно было описать словами. Он словно жил в темноте, а потом вдруг увидел свет. И она была этим светом. Всё остальное, даже работа, отошло на второй план.
   В Гётеборге октябрьским вечером было сыро и зябко, но Арвида грела любовь. По дороге из офиса домой он зашел в ювелирный магазин проверить размер колец и заплатить. Женщина за прилавком улыбнулась и сказала, что надеется вскоре снова его увидеть. Он тоже на это надеялся.
   Провожая его, продавщица поклонилась.
   Коробочка в кармане пальто была совсем небольшой, но он чувствовал ее вес. Несколько раз Арвид совал руку в карман, чтобы коснуться ее. В этой коробочке было заключено его будущее. Так, по крайней мере, он надеялся.
   Он прошел вверх по улице, повернул вправо на Васагатан, обдумывая в голове, как он будет делать предложение. Дома он присел в кабинете с ручкой и бумагой и начал подбирать фразы. Скомкав третий лист и выбросив в корзину, он взялся за четвертый.
   Я знаю, что мы, точнее, что ты, испытываешь сомнения по поводу нашего союза, поскольку находишь между нами различия…
   Еще один лист летит в мусорку. Иногда кажется, что язык слишком беден, чтобы передать его чувства. Штраус, Моцарт, Бетховен могли бы передать их через музыку. Эврика! Эверт Тоба! Вот кто ему поможет. Арвид достал собрание песен с полки и пролистал до стихотворения «Пьерина».
   
    
     Синие анемоны,

     Цветущий миндаль,

     Дымкой обвевают холмы.

     Петухи кричат за заборами,

     Винные горы ждут нас,

     Где зеленеют кусты

     На красной земле

     Но здесь в долине цветешь ты.

     О, Пьерина, когда же ты решишься?

     Тебе скоро девятнадцать.

     Слышишь ли ты в долине мой весенний мадригал?

     Этой весной ты будешь моей?

    

   
   Можно остановиться на этом вопросе. Оставив бумагу на столе, Арвид поднялся и пошел через столовую в прихожую. Выудил из кармана коробочку. Кольца сверкнули в темноте. Или пан или пропал! Рискнем, подумал он. Никто, кроме Элин, ему не нужен.
  

  

   

    8
   

   Анита не знала, что ее разбудило. Какое-то время она лежала в постели, бодрствуя, но потом вспомнила вчерашнее стихотворение и осторожно сняла обнимавшую ее руку Путте. Тот что-то пробормотал во сне и повернулся на другой бок.
   Она натянула халат, сунула ноги в тапочки из овечьей шкуры, спустилась по лестнице и зажгла свет в комнате, которую Путте называл библиотекой. Сама Анита считала это большим преувеличением. Эта комната больше походила на кабинет с книжными шкафами. От пола до потолка, он были из темно-коричневого, отдающего в красноту, дерева. Из-за них в комнате было мрачновато, но положение спасало умело подобранное освещение.
   Анита пошла прямо к шкафу. Она провела пальцем по корешкам книг. Книги ее всегда успокаивали. Их запах, обещание приключения, которое таили их страницы.
   – Не тут, – пробормотала она себе под нос. Анита перешла к соседнему шкафу, просмотрела через стекло названия книг. Ее внимание привлекла одна. – Может, тут.
   Она повернула ключ, и стекло задрожало. Осторожно женщина открыла дверцу, вынула книгу и, подумав, взяла соседнюю тоже. Оставив дверцу открытой, она положила книги на маленький столик и присела в кресло с широкими подлокотниками. Хорошо было бы сделать чашечку чая, но Аните не терпелось заглянуть в книги.
   С чаем придется подождать. Анита пролистала первую книгу, и, ничего не найдя, обратилась за помощью к указателю. Изучив и его, она опустила книгу на колен и открыла вторую. На этот раз женщина сразу стала искать указатель.
   – Хммм. Страница 87, – хмыкнула она и начала листать. Черно-белое фото на странице 32 привлекло ее внимание. Анита прочитала:
   – Черт. Вот оно…
   С книгами в охапке она взбежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Красный ковер, придерживаемый тяжелыми латунными штангами, приглушал звук шагов, так что Путте они не разбудили. Анита присела на край кровати.
   – Путте, проснись! Мне кажется, я нашла!
   Путте сел на кровати и растерянно оглянулся по сторонам. Видно было, что он не сразу понял, что находится в спальне жены.
   – Что? – начал он, но сразу улыбнулся.
   – Доброе утро. Спасибо за вчера.
   Анита присела на край кровати. Она была в домашнем халате персикового цвета, волосы слегка растрепаны после сна.
   – Спасибо, – поблагодарила она. – Слушай, тот стих, я поняла, что он означает. Смотри.
   
    
     Между холмами Нептуна и горами Муссона,

     С белыми верхушками, постоянно меняющими цвет…

    

   
   Она дочитала и подняла глаза.
   – Это описание моря. Нептун бог моря. Муссон – ветер. Плюс лодка Эверта Тоба так называлась.
   – Да ладно!
   Путте протер глаза и потянулся за очками. Запустив руку в редкие волосы, он присел и облокотился спиной об изголовье.
   – Какая ты красивая.
   – Что? – отмахнулась Анита. – Погоди, там еще есть. Она продолжила читать.
   
    
     Через снежный туман и брызги воды,

     Ты придешь в родимый дом с белыми стенами…

    

   
   Маяк Винга белого цвета, и там провел детство Эверт Тоб. Теперь дом смотрителя маяка превращен в музей.
   – Это так, – отозвался Путин. – Винга – маяк для причаливания, и у него все стекла обычные, прозрачные, без цветных секций. Карл-Аксель обожал Эверта Тоб.
   – Позволь мне продолжить. Теперь перейдем к невесте.
   
    
     Красота невесты поражает,

     Жених гордо стоит рядом, но никогда не приближается…

    

   
   В этой книге скальд описывает маяк и красный буёк рядом как жениха и невесту. Анита показала на обложку. Осталось расшифровать концовку, но речь точно идет о Винге. Что думаешь?
   – На Винге есть кладбище? – спросил Путте. – Я об этом не слышал.
   Он открыл книгу. В словах Аниты явно был смысл. Она была гораздо образованнее его. Он с восхищением взглянул на жену.
   – Молодец! Может, позвоним спросим, находили ли на Винге старые инструменты. Ты сказала, что там теперь музей. Наверняка там куча экспонатов.
   Путте вскочил с постели и натянул халат. Завязав пояс под животом, она направился к дверям, но на пути остановился, вернулся к жене, сидевшей на кровати, и поцеловал ее в лоб.
   – Путте, – строго произнесла Анита, ища его взгляда: – С тобой все в порядке?
   Он хотел было сказать, что все в порядке, но вместо этого присел рядом, взял ее руку в свои и рассказал все, как было. Врач сказал, что это рак, но он чувствует себя нормально, и у него ничего не болит. И что ему надо будет сделать анализы.
   

   Первый звонок в гавань утром был от Путте, который желал немедленно спустить на воду свою Таргу 37. Сотрудники быстро внесли изменения в расписание, и к обеду яхта уже ждала у причала с полным баком. Сперва, Анита пыталась его остановить, но после недолгой дискуссии сдалась, собрала корзинку для ланча и позвонила отменить занятия по французскому. Солнце светило вовсю, но холодный ветер пробирал до костей. Они взяли курс на юг. Анита украдкой поглядывала на мужа.
   Только одна яхта попалась им навстречу. Темно-зеленого цвета под голландским флагом. Мужчина и женщина, лет семидесяти, сидели на палубе в спасательных жилетах с кружками, от которых шел пар.
   Они помахали Путте и Аните. Анита подумала, что не знает, доживет ли Путте до своего семидесятилетия. Ей было интересно, думал ли он о том же самом. Никто не знает, сколько времени ему осталось.
   В гавани было пусто. Течение в узком проливе было довольно мощным, судя по тому, как сильно колыхались в прозрачной воде водоросли. Лодка плавно причалила к берегу, и Путте заглушил мотор. Анита покачала головой. С таким течением и мотор не нужен.
   Обычно в гавани пустого места не была, но сегодня они спокойно пришвартовались без необходимости просить другие лодки позволить им пришвартоваться к ним. Красный деревянный киоск, принадлежавший обществу друзей маяка Винга, открытый только летом, был заколочен.
   – Пошли!
   Аните не терпелось спуститься на берег. Закрыв лодку, они поднялись по лесенке на дорожку и пошли по направлению к маяку и дому смотрителя. Огромный красный буек был похож на пирамиду, примостившуюся рядом с внушительным маяком. Это буек Эверт Тоб сравнивал с невестой, стоящей подле своего жениха – маяка Винга. Путте и Анита шли молча. В красном доме неподалеку от маяка провел свое детство знаменитый бард.
   – Черт, закрыто! – выругался Путте, дернув дверную ручку.
   Анита попыталась заглянуть в окно, но оно располагалось слишком высоко. К счастью, рядом стояло эмалированное ведро. Анита перевернула его дном вверх и использовала в качестве табуретки. Встав на ведро, она приставила ко лбу руку, чтобы лучше видеть. Она внимательно оглядела все предметы в комнате и перешла к следующему окну. Обойдя таким образом дом кругом, она вернулась ко входу, и крикнула мужу:
   – Иди сюда! Я кое-что вижу!
   Путте что-то смотрел в мобильном. Он махнул Аните, но от телефона не оторвался. Какая она дура. Ждала, что муж забудет о мобильном хотя бы на день, ведь они отправились в плавание вместе, но нет. Наверняка опять звонок по работе. Сколько раз уже эти звонки заставляли его бросать все, вставать из-за обеденного стола, оставлять ребенка посреди укладывания спать, или бросать ее одну дома. Анита вернулась к окну. На стене весел предмет, который подходил под описание «минувшего времени». От ее дыхания стекло запотело.
   В кармане Анита нащупала грязный носовой платок, которым можно было протереть окно. Протерес, Анита прижалась к стеклу носом и задержала дыхание. Текст на табличке был слишком мелким, чтобы разобрать слова, но сам предмет видно было хорошо. Может, взять бинокль из лодки, чтобы прочитать пояснение?
   – Молоток, – крикнула она Путте, который наконец убрал телефон.
   – Топор, – поправил он. – Я как-раз говорил с председателем общества друзей Винги. Топор нашли в сороковые. Его нашел помощник смотрителя по фамилии Вестерберг.
   – И что теперь делаем? – спросила Анита, оглядываясь по сторонам. Красные домики были в хорошем состоянии. За садиками тоже ухаживали. Садовая мебель стояла у стены под брезентом. Указатели были недавно покрашены. Все говорило о том, что об острове хорошо заботятся. Но, кроме топора, больше ничто не привлекло их внимания, так что супруги вернулись к лодке и съели пирог с курицей, который взяла с собой Анита. Пирог они запили охлажденным в море пивом. Рядом с лодкой плавали черно-белые гаги, издавая характерные звуки. Анита знала, что эти звуки говорят о соперничестве самцов за самок. У этого вида гаг часто были проблемы найти партнершу. Аните эти звуки нравились, они ее успокаивали.
   – Итак, мы знаем, что предмет топор, но что нам дает это знание? – спросил Путте, доставая листок со стихотворением.
   – Карл-Аксель был непростым человеком, – задумчиво произнесла Анита.
   – Мягко говоря, – пожал плечами Путте. – И мы еще не разгадали последние строчки. Что они могут означать?
   Анита снова зачитала строфы:
   
    
     – Орудие из минувшего времени,

     Рядом с местом, где многие нашли вечный покой.

    

   
   Острова застыли в ожидании весны. Анита с Путте отчалили от Винги и взяли курс на Марстранд. По дороге они говорили о болезни Путте, почти не упоминая карту сокровищ Карла-Акселя. Но Путте нечего было сказать. Врач направил его на анализы. Вот и все, что он знал. Аниту этот ответ не устраивал.
   По возвращении домой, она пошла в кабинет и включила лампочку, подсвечивающую модель корабля. Они долго стояли и смотрели на корабль, пока Анита не пошла смотреть английский детективный сериал по телевизору. Путте остался в кабинете.
   – Винга, – сказал он сам себе, – дом детства, топор…
   Налив себе виски, он понюхал бокал, и тут же оставил в сторону. Врач запретил пить алкоголь. Тут его внимание привлек один предмет, который он раньше не замечал. За пояс одного моряка на палубе был заткнут топор. Путте сделал лампу поярче. Топор! Зачем матросу на корабле топор? Это неспроста.
   Пара часов ушла у Путте на то, чтобы отыскать лупу среди хлама на чердаке. Его покойная мать к старости почти ослепла и пользовалась лупой для решения кроссвордов. Поднеся лупу к матросу, он увидел, что на топоре что-то было написано.
   – Вау! Что-то видишь? – спросил Анита, присоединившаяся к нему после того, как фильм серия закончилась.
   – Надо попросить детей забрать свои вещи с чердака, – сказал Путте.
   – Не отвлекайся, Путте, что там написано? – Аните не терпелось отыскать сокровища.
   – Вижу! – воскликнул он. – Тысяча чертей! Страница 113.
   – Тысяча чертей? – спросила Анита. – Там так и написано?
   – Нет, только страница 113.
   – Страница какой книги? – недоумевала Анита.
   – Понятия не имею. Карл-Аксель подарил мне кучу книг. Наверное, одной из них.
   – А у него была любимая книга? Которую вы часто обсуждали? – спросила Анита.
   Обогреватель переключился в ночной режим, и Анита надела вязаную кофту. Зеленую. Путте купил ей ее в Ирландии. Аните очень шел зеленый цвет. Вот почему он выбрал именно эту.
   – Путте?
   Анита явно ждала от него ответа.
   – Прости, что ты спрашивала?
   – У Карла-Акселя была любимая книга? Сага, миф, роман? Ничего не припомнишь?
   – Что-то нет.
   – А писатель? Любимый писатель?
   – Эверт Тоб, конечно, но он, скорее бард или поэт, чем писатель.
   Путте постарался припомнить свои беседы с Карлом-Акселем на борту коряблся и в темных пабах с пьяными матросами. В те времена оно обо всем рассказывал в письмах Аните. Письмах, которые приходили из самых отдаленных портов.
   – Достанем все книги, которые тебе подарил Карл-Аксель, и проверим страницу 113.
   

   Юхан, заглянувший в библиотеку, увидел стопки книг, расставленные по полу, включенные лампы, несмотря на то, что ярко светило солнце и позолоченные часы на стене показывали одиннадцать, и родителей, склонившихся над книгой и что-то живо обсуждающих. Они были так заняты разговором, что даже не заметили сына.
   – Что тут происходит? Чем это вы занимаетесь?
   – Привет, сынок, мы кое-что ищем.
   – И что же?
   – Помнишь Карла-Акселя Стрёммера?
   – Помню, а что с ним?
   – Он тебе никогда не дарил книг?
   – Дарил, конечно. Но сейчас трудно вспомнить.
   – Понятно, – рассеянно сказал Путте.
   – Слушай, на чердаке куча ваших с Мартином вещей. Неплохо было бы, если бы вы их забрали… – протянул он.
   – Серьезно, папа, что вы ищете? – спросил Юхан.
   Анита поднялась и потянулась. Спина болела. Она взглянула на часы и охнула, увидев, что уже одиннадцать. Понятно, почему спина затекла. Они просидели так три часа.
   – Хочешь есть? Я буду готовить обед.
   Юхан пошел с матерью в кухню, где та рассказала про письмо, записку в модели корабля и топор на Винге.
   – Вы, что, вот так взяли и поехали на Вингу? – расхохотался сын. – Боже мой, мама……
   – Конечно. А потом папа нашел мотор за поясом у фигурки моряка. И с помощью бабушкиной лупы мы прочитали надпись на топорике.
   – И что там было?
   – Страница 113. Теперь мы ищем книгу с этой страницей.
   – Вы совсем с ума посходили, – констатировал Юхан, доставая пиво из холодильника. Сделав глоток, он скрестил руки на груди и оперся на стойку. В кухню вошел Путте.
   – Ты что-то хотел или зашел выпить мое пиво? – спросил он.
   – Выпить пиво, разумеется, – улыбнулся Юхан.
   – Анита, может, мы что-то пропустили?
   Анита резала лук для фарша.
   – Не думаю, – сказала она, оторвавшись от своего занятия. Тыльной стороной ладони она вытерла слезы.
   – Ты плачешь, Анита? – спросил Путте, кладя руку ей на плечо.
   – Это все лук, – ответила жена.
   – Набери в рот воды, – посоветовал Путте.
   – Что? – не поняла Анита.
   Бернхард, наш кок, научил меня этому способу. Может, пиво тоже работает, – сказал Путте, поглядывая на банку в руках сына. Потом он взял стакан, налил воды, набрал в рот, и принялся помогать Аните резать лук.
   – Интересно. Мы женаты 37 лет, а ты мне говоришь это только сейчас, – посетовала Анита.
   Путте сглотнул воду, поцеловал жену в щеку и высыпал лук в сковородку.
   – И сколько вы уже ищете эту страницу?
   – Со вчерашнего вечера. Мы сидели до семи утра. Оказалось, что у нас гораздо больше книг Карла-Акселя, чем мы думали.
   Юхан допил пиво, поставил банку на кухонную стойку и вышел из кухни. Он осторожно прошел между стопками книг на полу.
   – Страница 113, – пробормотал он.
   – Никогда не ел ничего вкуснее, – объявил Путте после обеда.
   Анита улыбнулась.
   – Рада слышать.
   Юхан за обедом молча слушал историю про карту сокровищ, но теперь решился высказать свою загадку. Говорил он медленно, с сомнением в голосе.
   – Страница необязательно страница в книге. Это может быть часть лодки, или модели. Родители вскочили и бросились в библиотеку.
   – А как же кофе, мама! – крикнул им вслед Юхан.
   …Статья занимала несколько страниц и была богато проиллюстрирована черно-белыми снимками из архива. Они взяли по экземпляру газеты и присели в столовой. На первой фотографии была плачущая Сири в кухне с вышитым кружевным платочком в руках. Она застенчиво смотрела на фотографа. Слезы не испортили безупречный макияж. Карин отметила, что Сири недавно поменяла и шторы и скатерть в кухню. Горшки с цветами с Вальдемарсудде она тоже перенесла из гостиной в кухню и поставила на подоконник на видное место. Вряд ли это совпадение.
   «Семья Стернквист» гласил следующий заголовок. Карин медленно читала статью.
   – Черт! – выругался Фольке.
   Карин раньше не слышала, чтобы он ругался. Она была рада, что Фольке не обиделся на нее за честность и продолжал работать над делом.
   Он читал быстрее Карин, и показал ей место, которое вызвало у него такую реакцию. При виде снимка Карин подпрыгнула. На нем была она сама с Сири на лавке перед больницей. Но не это фото ей хотел показать Фольке.
   Это было фото Арвида в палате для опознания. На него был направлен свет лампы, а Сири сидела с опущенной головой на стуле для посетителей. Карин затошнило. Как такое возможно? Сири попросила оставить ее одну в комнате, чтобы сделать фотографию? И потом продать прессе?
   – Она попросила меня выйти… – прошептала Карин.
   – С ней что-то не так, – высказал свое мнение Фольке и зачитал вслух: – «Арвид и я были в центре внимания. Нас приглашали на все вечеринки. Все нас знали. Мы были цветом высшего общества в то время, когда высшее общество еще существовало, и в нашем узком кругу не было всякого сброду».
   Под текстом было фото группы нарядно одетых людей с улыбками на лицах. Дамы были одеты в вечерние платья, джентльмены в смокинги. Сири и Арвид о чем-то говорили. На заднем плане видно было дом собраний Марстранда или Сасен, как его называли в городе.
   – Какая милая женщина, – съязвила Карин.
   – Бабушка обычно говорила, что таким людям должно быть стыдно. Только вот вряд ли она знает, что такое стыд.
   Карин вспомнила, что еще не рассказала Фольке об информации, полученной от Йеркера.
   – Новое? – удивился Фольке. – Может, просто он недолго его носил?
   – Возможно, но если бы он его носил, в гравировке осталась бы грязь, а ее нет.
   – Может, кто-то его починил? Может, это поляки, которые делали ремонт?
   – Не думаю, для них было очень важно, чтобы он упокоился в освященной земле. Если, конечно, Роланд Линдстрём сказал нам правду.
   Карин откинулась на спинку стула.
   – Кто?
   – Бригадир, Роланд Линдстрём.
   – А, понятно. Кстати, я тут подумал об одной вещи.
   – Дате венчания? – спросила Карин.
   – Да, хотя такие вещи можно забыть.
   Фольке ни разу не забыл годовщину свадьбы, но случалось, что его жена о ней забывала.
   – И еще о священнике, – добавил он.
   – А что с ним?
   – Его имя. Сири помнит, как его зовут. А я вот понятия не имею, как зовут священника, который нас обвенчал, а ведь обычно я помню такие вещи.
   – Но это не преступление. Может, она верующий человек и активно участвовала в жизни церковной общины. Или обращалась к священнику за помощью после исчезновения мужа.
   – Наверняка. У нее вид истинно верующей, – не удержался от сарказма Фольке.
   Карин улыбнулась. Значит, и Фольке умеет шутить. Это для нее новость. Они продолжили разговор по дороге в Мёльндаль. Фольке пригласил поужинать с его семьей, но Карин отказалась. Он помахал ей на прощание, когда Карин отъезжала от дома. Неплохой выдался день, подумала она. Раздался звонок мобильного. Карин рассмеялась, услышав знакомый голос.
   – Да-да, это звонит надоедливая старуха. Твоя бабушка.
   Как-будто Карин могла ее не узнать. Телепатия, подумала она. Бабушка словно чувствовала, что Карин направляется к ней. Свернув в Гарде и поднявшись на холм, она припарковалась на улице Данска вэген. Пожилая женщина открыла дверь и сжала Карин в объятьях. Разжав объятия, она окинула старшую внучку скептическим взглядом.
   – Ты так быстро приехала… Небось скорость превысила?
   – Включила мигалку, – пошутила Карин.
   – Господи боже мой, Карин, ты серьезно?
   – Конечно. Распугала всех мамочек с колясками. Бабушка, разумеется, я пошутила, – поспешила она добавить.
   – Как полицейская ты должна подавать людям хороший пример. Если кто-нибудь увидит, что ты превышаешь скорость…
   – Я не превышала скорость, я пошутила, бабушка…
   – Я читала в газете, что одна женщина-полицейский…
   Карин уже пожалела о шутке. Надо было сразу сказать, что она была в пути, когда бабушка позвонила.
   – Я смертельно голодна! – сменила она тему. Обычно всегда срабатывало.
   – Я сделала бутерброды с яйцом и разморозила блинчики. Кофе скоро сварится, – кивнула она в сторону шипящей кофеварки.
   Бабушка пошла к плите. Карин смотрела крошечной женщине вслед. Казалось, с каждым днем она все больше усыхает, становится миниатюрнее и миниатюрнее. Карин присела за кухонный стол. Он был уже накрыт на двоих. Бабушка налила кофе в кружки и присела напротив.
   Теперь, когда Сири все рассказала журналистам, информация стала общедоступной, и Карин тоже могла рассказать бабушке.
   – Я помню эту историю, – сказала бабушка. – Об этом много писали в газетах. Строили теории о том, что тогда произошло.
   – Например, – спросила Карин, пробуя бутерброд с яйцом.
   – Никто не знал, что Арвид и Сири были женаты до его исчезновения. Все очень удивились, узнав об этом браке. Арвид был приличным мужчиной из хорошей семьи, а Сири считали… девушкой вольных нравов… Ее видели в компании с женатыми мужчинами, с которыми ее связывали странные отношения. Вскоре после исчезновения Арвида Сири родила ребенка. Я помню, что журналисты рассчитали, что ребенок, кажется, это была дочка, была зачата еще до венчания. И рожать она поехала заграницу, то ли в Норвегию, то ли в Данию. Газетчики сочли это подозрительным. Но кто-то написал, что она просто хотела вернуть себе фигуру, прежде чем показаться дома.
   – Ее явно недолюбливали.
   – У меня в шкафу где-то лежат старые газеты. Дедушка все время просил Хеллу забрать свои вещи, но не думаю, что она это сделала. Можем глянуть.
   Хелла была тетей Карин, которая любила следить за модой. Со своим отцом, дедушкой Карин они не ладили, Наверное потому, что были так похожи.
   – Ой, ты уже все кофе выпила, – ахнула бабушка и кинулась к кофеварке.
   Квартиру не ремонтировали много лет, так что вытяжки в кухне не было, и запахи свежесваренного кофе и блинчиков быстро распространились по квартире. Карин, поколебавшись, вышла в прихожую за газетами с репортажем про Сири.
   – Так она потом снова вышла замуж, – покачала головой бабушка. – А, как, поживает Йоран? Он дома?
   Карин стоило подготовиться к вопросу, но она об этом не подумала. Теперь оставалось только сказать правду.
   – Нехорошо разрывать помолвку после пяти лет вместе. Раньше нельзя было решить? Что скажут его родители?
   – А что мне было делать? Оставаться с ним и страдать? – фыркнула Карин.
   – Вы могли бы хотя бы поговорить, – увещевала ее бабушка. – Сегодня люди сдаются слишком легко. Когда мы с дедушкой поженились…
   Карин не знала, куда ей деваться. Она обожала бабушку, но порой с ней было нелегко.
   – Так мне, что, позвонить Йорану и предложить дату свадьбы, а проблемы потом как-нибудь разрешатся?
   – Карин, милая, я только говорю, что вам стоило хотя бы обсудить.
   – Да мы только и делали, что обсуждали. Ты и представить не можешь, сколько мы обсуждали, – воскликнула Карин со слезами на глазах.
   – Все наладится, – осеклась бабушка при виде ее слез. – Поищем газеты?
   – Она обняла Карин и протянула ей связку ключей с табличкой.
   У бабушки было две кладовки. Одна была в гараже для велосипедов. Там было тепло и светло и пахло маслом. Карин вспомнилось детство, когда она ходила к бабушке и дедушке не через парадный вход, а через гараж. Запахи тут будили ее любопытство. Ей также нравилось наблюдать за тем, как дедушка чинит велосипед. Надо спросить бабушку, можно ли забрать его ящик с инструментом. Карин заглянула в ящик с аккуратно уложенными инструментами. Она была первой внучкой, и дедушка многому ее научил. Дедушка обладал огромным терпением, но Карин унаследовала не его, а упрямство, которого у него тоже было с избытком.
   Карин уже и забыла, зачем они в кладовке, когда бабушка протянула ей ключ от чердака, где была вторая кладовка. Там вдоль всей стены лежали газеты. Бабушка взяла одну из покрытых пылью пачек. Это оказался «Хемметс журнал» от 1965 года. Карин пролистала, улыбнувшись советам по домоводству. Бабушка тоже рассмеялась. Просмотр этой макулатуры займет много времени.
   – Как часто выходили эти газеты? – спросила Карин.
   – Раз в неделю, если я правильно помню.
   – Пятьдесят два номера в год… и еще надо найти выпуски на 1963 год. В тот год Сири с Арвидом поженились.
   Час ушел на поиски газет, и в квартиру они вернулись уже ближе к десяти. Бабушка сделала новые бутерброды, а Карин пошла в душ смывать пыль.
   – Можешь остаться на ночь, если хочешь, – предложила бабушка. – Тогда мы сможем посмотреть газеты вместе.
   За это Карин и обожала бабушку. Несмотря на восемьдесят семь лет, та обожала приключения. Они начали просматривать журналы, откладывая в сторону ненужные. «Арвид Стернквист с дамой почтил вечер своим присутствием». Карин посмотрела на женщину на фото. Это была не Сири, а блондинка, похожая на Грейс Келли. Карин проглядела текст, но не нашла имени. Журнал она отложила в сторону. Еще через час бабушка сделала новую находку.
   – Карин, смотри! «Ситуация в индустрии перевозок отличная, и предприятие процветает», – сообщает Арвид Стернквист, приглашенный…
   Карин узнала фото. Она уже видела его с Фольке в газете. Но кое-что изменилось. Карин поднесла журнал к свету. На фото Сири и Арвид стояли рядом, но на том же самом фото раньше была другая женщина, блондинка. Кто-то изменил снимок. Но зачем? Все остальное было таким же Платье, фон, но кто-то приклеил голову Сири на место головы блондинки. Арвид смотрел на нее через годы. Выражение лица у него было озабоченное. На заднем плане видно было море…
  

  

   

    9
   

   Карин не заглядывала еще в бумажку, потому что Марита сказала, что там написано. Ей нужно позвонить жене Арвида Стернквиста и узнать имя его зубного. В том, что Сири так представилось, было что-то дьявольское, и к тому же она уже идентифицировала Арвида, зачем журналы зубного врача?
   Карин сунула бумажку в карман и достала мобильный. Обычно она заносила в телефонную книжку все важные для дела номера. Это значительно экономило время, особенно в машине. Потом она много думала о том, что было бы, если бы она прочитала ту бумажку. Голос у Сири был запыхавшийся, может, она работала в саду, а может, они с мужем были заняты чем-то более интересным. Карин вспомнила сцену, когда Сири просила не Вальдемара не теребить ей волосы. Сири извинилась перед кем-то по-английски, и потом поздоровалась с Карин. Карин сказала, что ей передали, что Сири звонила.
   – Я не звонила, – ответила Сири с плохо скрываемым раздражением.
   – Но мне сообщили, что жена Арвида Стернквиста звонила ранее и…
   В трубке замолчали. Потом Сири ответила:
   – Да, я звонил, но ничего важного, простите, но сейчас я занята. У меня интервью. С иностранной газетой.
   Карин подавила желание сказать ей о манипуляциях с фото. Возможно, это заинтересовало бы Сири, она бы не упустила шанса расквитаться с прежними соперницами. Поразительно, на что люди готовы ради внимания прессы.
   Но был вечер пятницы, так что Карин попрощалась, надела куртку и пожелала коллегам хороших выходных.
   Вернувшись домой на улицу Гамла Варвсгатан и вставив ключ в замок, Карин почему-то показалось, что она входит в чей-то чужой дом. Она вошла, не снимая обуви и куртки, и зажгла все лампы и включила музыку, чтобы одной ей не было так одиноко.
   Когда Карин убирала продукты в холодильник, в дверь позвонили. Посмотрев в глазок, она увидела только прижатую к стеклу ладонь. Кто-то проник в подъезд и теперь стоит под ее дверью. Карин взглянула на часы. Семь вечера. Карин никогда не открывала дверь незнакомым. В дверь снова позвонили. Может, это Йоран. Тогда она набрала номер Роббана и только после этого открыла.
   – Тада! – раздалось на лестнице, и Карин сжали в объятьях.
   Кия, старая подруга, приехала на день раньше, чем они договаривались.
   – Роббан, все в порядке. Хороших выходных, – ответила Карин.
   – Ой, прости, Карин, я не подумала. Ты приняла меня за преступника? – фыркнула Кия.
   – Входи, – пригласила Карин. – Соседка с ума сойдет, если услышит, как мы смеемся на лестнице. Она терпеть не может шума.
   Но от этих слов Кия только засмеялась сильнее.
   – Не важно, ты все равно переезжаешь, – громогласно сказала она, прежде чем Карин втянула ее в квартиру и захлопнула дверь.
   Чудесная Кия прошла с ней и огонь и воду и медные трубы. Ради Карин она оставила двух детей на попечение мужа, села в машину и поехала к Карин, чтобы поддержать подругу в трудную минуту. Карин разрыдалась. После разрыва с Йораном ей столько надо было рассказать. Занятая работой, она не могла думать о бывшем женихе. С другой стороны, у нее было время подумать в те шесть недель, когда Йоран был в море, так что теперь оставалось только плакать. Кия обняла подругу.
   – Боже, что у тебя играет за депрессивная музыка?
   – Эния.
   – И зачем ты ее слушаешь?
   Кия выключила диск и поставила «Юллене Тидер». Карин погасила лампы и зажгла свечи. Кия достала привезенное с собой вино и налила в два бокала.
   – Рагу по-креольски, – сообщила Карин, показывая на продукты на кухонной стойке.
   – О давно я его не ела. Вкуснотища. С чего начать?
   Карин продиктовала рецепт. Кия начала класть в кастрюлю оливки, колбасу, маринованный лук и сливки.
   – А тебя как дела? – спросила Карин.
   – Ох, – ответила Кия, – все о’кей, только сильно устаю. Встаю в шесть, готовлю завтрак, отвожу детей в сад, еду на работу, после работы забираю детей, готовлю ужин, сажаю детей смотреть «Болибомпу», укладываю их спать, и потом без сил падаю на диван. Йенс весь вечер играет в компьютерные игры. Что такое секс, я уже давно забыла. У меня нет сил.
   Карин рассмеялась и напомнила подруге, как было в прошлые времена, когда Кия могла валяться в кровати до одиннадцати утра.
   – Хорошие были времена. Но детей я ни на что на свете не променяю. Порой у меня возникает желание поменять Йенса, но пока я с этим справляюсь.
   Карин предоставила Кие свою кровать, а сам легла в гостиной. Но они все равно не заснули до двух ночи. Болтая и смеясь. После завтрака в субботу подруги составили список дел. Все вещи Карин из квартиры и чердака надо было вывезти. Кия взяла на себя гардероб.
   – Карин, серьезно, когда ты в последний раз надевала эту кофту?
   В руках у нее была серая вязаная кофта, которую Карин с трудом узнала.
   – Давно, но она очень теплая, – ответила она.
   – Бездомные будут рады, – констатировала Кия и отложила кофту в стопку, предназначенную на благотворительность. Вся суббота и половина воскресенья ушла на упаковку. Они болтали, выкидывали, перебирали и паковали. Яхта в тридцать два фута была не резиновой, и туда все не влезет. Пять коробок они с Кией отвезли в кладовку бабушки. В половину девятого вечером в воскресенье бабушка, Карин и Кия ужинали на лодке. Три пластиковых пакета с разными мелочами стояли под навигационным столом.
   Все остальное уже было разложено по местам. Ключи Карин, как было договорено, бросила в почтовый ящик. С занесенной над ящиком рукой она какое-то время стояла и вспоминала, как они с Йораном получили эту квартиру, потом открыла ящик и бросила ключи вниз.
   


   После ее звонка он сразу пошел к велосипеду. Из всех его студентов за все годы она была самой сообразительной. Тогда ее звали Фрёкен Руландер. Она всегда думала самостоятельно и не боялась задавать учителям самые серьезные вопросы. Он очень обрадовался, когда она, как и он сам в молодости, решила стать судмедэкспертом, пошла по его стопам. А когда им потом пришлось работать в одном отделении, они стали еще ближе. Он хотел научить ее всему, что знал и умел, передать накопленный за годы работы опыт, а она, в свою очередь, помогала ему осваивать новые технологии и методы исследований, которые давались ей легче, чем ему. Это были взаимовыгодные отношения. Они брали и отдавали, обменивались ценной информацией, и помогали друг другу. Когда он вышел на пенсию, Маргарета заняла его место. Но пару раз в год она звонила и просила его зайти, когда ей попадался интересный случай. Иногда ей действительно важно было узнать его мнение, но чаще ей просто хотелось дать ему почувствовать себя нужным и важным. Потому что ей больше нечему было у него учиться. Теперь она была мастером, а он учеником. Маргарета открыла дверь и обняла бывшего учителя и коллегу:
   – Я и забыла, как ты стремителен.
   – Старая привычка. К тому же я только с Корсики, где ездил на велосипеде три недели.
   Он улыбнулся и поднялся за ней по лестнице с тростью в одной руке и велосипедным шлемом в другом. Дверь бесшумно закрылась за ними.
   – Вы с Йеркером разминулись. Криминалист, помнишь, он тебе всегда нравился, – сказала Маргарета и направилась к лифту, хотя обычно предпочитала лестницу.
   – Корсика, – протянул она. – Теперь понятно, почему ты не позвонил мне, когда газеты начали смаковать эту историю.
   Она на ходу начала рассказывать о теле, найденном на Патер Ностер.
   – Хамнесшер? – спросил пенсионер.
   Разве такое возможно, подумал он. После стольких лет.
   – Ты знаешь этот остров? Ах, да, у тебя же есть та старая деревянная лодка. Я и забыла.
   – Старая деревянная лодка? Это «Дракон» из африканского красного дерева. Построен в 1930 году! – фыркнул он.
   Маргарета протянула ему защитную одежду и открыла комнату в палату для вскрытия.
   Он осмотрелся по сторонам.
   – Как у вас тут удобно!
   Палата была светлой с большими окнами, с непрозрачными стеклами внизу, чтобы никто не мог заглянуть внутрь с улицы. Палата располагалась на первом этаже. Через окно видно было набухшие почки на ветках берез. Весна медлила, не зная, начинаться ей или нет.
   Тело лежало на одном из двух столов посреди палаты. Прихрамывая, он прошел по выложенному плиткой полу и замер перед столом. Он с удивлением разглядывал труп. Кожа обтягивала скелет. Жиры и жидкости трансформировались в воск и превратили покойника в мумию.
   В своих воспоминаниях он вернулся в жаркий августовский день сорок лет назад. Это было самое жаркое лето на людской памяти. Он никогда не забудет этот день. В тот день он сделал решающий выбор. Оставил много обещающую карьеру хирурга, чтобы стать судмедэкспертом. Никто из его окружения не был способен, почему он принял такое решение, а он не мог назвать истинных мотивов. В курсе были только Карл-Аксель. И Элин.
   – Как ты видишь, тело хорошо сохранилось. Оно находилось в хорошо проветриваемой каменной кладовке, что оказалось нам на руку. В противном случае нашли бы одни кости. Кладовке, а не погребе, иначе бы до него добрались насекомые. Впрочем, на острове далеко в море их не так много.
   Маргарета посмотрела на своего бывшего учителя. Сегодня он был необычайно тих.
   – Их? – переспросил он, изображая интерес.
   – Насекомых, – повторила Маргарета.
   Пенсионер кивнул. Столько мыслей роилось в его голове в тот момент.
   – Место играет важную роль, так ты всегда говорил.
   Она улыбнулась и показала на левую руку трупа:
   – Посмотри, видно, что на пальце раньше было кольцо.
   На пальце левой руки действительно были следы от обручального кольца.
   – Ты хочешь сказать, что кто-то снял кольцо с трупа? – возмутился пенсионер. – Это же осквернение могилы.
   – Более того, руку погнули и повредили, когда снимали кольцо, – посетовала Маргарета, разглядывая костлявую длань.
   – Ты определила причину смерти? – спросил он, зная, что это всегда самое сложное.
   – Трудно сказать. Тело мумифицировалось. Повреждений костей я не нашла, как и других следов внешнего насилия, – задумчиво ответила Маргарета и заправила прядь волос за ухо.
   – Череп в прекрасном состоянии, обычно от мягких тканей мало что остается.
   – Я тоже об этом подумал. Вообще, поразительно, что труп так хорошо сохранился. Но при этом нельзя определить, не умер ли он от удара ножом в сердце.
   Она показала на грудную клетку, где сохранились только ребра.
   – Разумеется. Ты сказала, он был замурован?
   – Да, в кладовке. Обычно требуются две-три недели сильной жары, чтобы тело подсохло, и после этого процессы гниения останавливаются… Кладовка хорошо проветривалась. Так что я могу предположить, что он скончался и был замурован летом. Специалисты так же нашли цветы и пыльцу. Знаешь такие розовые цветы, которые часто растут на берегу? Обычно они цветут в мае-июне, но случается, что и в начале осени.
   – Жаркое лето и за ним холодная зима, – констатировал пенсионер, и, опираясь на трость, наклонился ближе к трупу. Ему с трудом удавалось скрыть волнение. В тот год жара стояла до середины октября, и сразу за летом пришла зима. Сухая и холодная. Об осени природа словно забыла.
   – А об отравлении ты думала? – сказал он и тут же пожалел. – Вероятно, кишечник был опорожнен перед смертью, и потому эта часть скелета так хорошо сохранилась. Там было мало бактерий на момент смерти.
   – Слишком поспешный вывод. Особенно для тебя. К тому же, мы не знаем, чем его отравили, – удивленно заметила Маргарета.
   Мне не удастся ее провести, подумал он. Любого другого, но не ее.
   – Предположим, его отравили чем-то, что вызывает рвоту и диарею. Но ты сам учил меня не делать поспешных выводов, рассматривать все возможные варианты, не останавливаясь на самом очевидном.
   Он обещал держать рот на замке. Не говорить ни слова. Но это было так давно. Можно же намекнуть, подтолкнуть в правильном направлении. Судьба привела его сюда сегодня вечером. Судьба дает ему шанс поставить точку. Ему вспомнилась клятва, которую он дал по завершении учебы». «Я клянусь уважать волю пациента. То, что он сообщит мне по секрету, я обязуюсь хранить втайне». Все эти годы он часто задумывался о том, что означают эти слова. И почти всегда приходил к выводу, что они означают, что нельзя предавать доверие, которое оказывает тебе пациент.
   – Ну же говори, – прервала его размышления Маргарета. – Ты знаешь что-то, чего я не знаю?
   Она выжидательно смотрела на него. Маргарета умеет хранить секреты, это ему было известно. На нее можно было положиться.
   Он заколебался.
   – Может, тебя заинтересует татуировка, которую я нашла? – спросила Маргарета.
   – Татуировка? – опешил он.
   – Ее сложно отыскать, но следователи будут в восторге.
   – Где?
   Маргарета потянула к себе лампу с потолка, но передумала и скрестила руки на груди.
   – Покажу, после того, как ты мне все расскажешь.
   – Это шантаж.
   – Или обмен информацией. Ты всегда можешь позвонить в полицию, – добавила она с усмешкой.
   Он вздохнул.
   – Мышьяк. Я знаю, что его отравили мышьяком.
   


   – Ты знала, что уход за двумя детьми равнозначен работе сорок часов в неделю? – спросил Томас, оторвавшись от газеты, которую читал за завтраком. – Это же очень много. Неужели это правда?
   – Думаю, да, – ответила Сара. – Сорок часов? Да легко.
   – Вспомни прошлые времена, когда женщина занималась домом, а мужчина зарабатывал деньги. Тогда никто не болтал о равноправии, – покачал головой Томас.
   – Разница между прошлым и настоящим только в том, что от женщины ждут, что она будет и работать и заниматься домом одновременно, – устало произнесла Сара.
   – Но сорок часов – это многовато. Чем женщина занимается все это время дома?
   Вид у Томаса был такой, словно он серьезно озадачился этим вопросом.
   – Покупает продукты, одежду, подарки на дни рождения и прочие вещи. Готовит еду, пылесосит, заправляет постели, стирает одежду, постельное белье, полотенца. Отводит детей в сад и забирает, если, конечно, дети ходят в сад. Развешивает выстиранное белье, снимает высохшее, откладывает в сторону нуждающееся в починке, чтобы зашить потом, но на это никогда нет времени. Освобождает и наполняет посудомоечную машину. Моет вручную тарелки с присохшей кашей и кастрюли с остатками картофельного пюре, которые кто-то оставил в раковине в надежде, что они вымоют себя сами. Не говоря уже о кошачьих мисках.
   – Это прозвучало так, словно я совсем не помогаю, – раздраженно заметил Томас.
   – Помогаешь? Ты имеешь в виду, что дом – это моя ответственность, а от тебя требуется только «немного помогать». Ты это хочешь сказать?
   Линус оторвался от тарелки с йогуртом и ложкой погрозил Томасу.
   – Папа, не обижай маму.
   Томас улыбнулся, но понизил голос.
   – Я хочу сказать, что сейчас, когда ты на больничном, нам как никогда нужны деньги. – Он сложил газету и положил перед собой. – Чтобы получить повышение, мне нужно прикладывать усилия. Я знаю, что сейчас ты делаешь по дому больше, чем я.
   – Я понимаю, что ты хочешь делать карьеру, но я хотела бы, чтобы ты забирал детей из сада. Хотя бы раз в неделю.
   – Но тогда мне придется договорить с шефом, чтобы я мог уходить раньше один день в неделю.
   – Ну и договорись. В чем проблема? И что значит уходить раньше? Ты же постоянно перерабатываешь.
   – Да, и, как я уже сказал, моя работа сейчас, когда ты больна, важна как никогда.
   – Но я не поправлюсь, если буду делать всю работу по дому. Это замкнутый круг. Я сижу на больничном, и мой муж может перерабатывать, потому что жена всегда может забрать детей, и он работает еще больше, возвращается домой все позднее. Не говоря уже об уходе за детьми, когда они больны. По закону я не могу сидеть с больными детьми, когда я сама на больничном. И тем не менее это всегда делаю я. Сколько раз ты брал больничный по уходу за детьми?
   – Но зачем мне это, когда ты все равно дома? Я сильно занят на работе. У меня много деловых встреч. А ты совершенно свободна. Ты уверен, что не можешь быть дома с детьми? Ты проверяла?
   – Стопроцентно уверена. И считаю, что мы должны делать это по очереди.
   – Ты сидишь дома на больничном и считаешь, что я должен пропускать работу, чтобы ухаживать за детьми, когда ты дома и полностью свободна. Ты хоть понимаешь, скольких денег нам это будет стоить? И к тому же это может негативно сказаться на моей карьере.
   Иногда Саре казалось, что он понимает, но в такие моменты очевидно было, что нет. В их отношения словно образовалась трещина. Сперва незаметная, но со временем становившаяся все шире и глубже. Сейчас через нее было уже не перешагнуть. И Томас предпочитал верить, что во всем виновата она одна.
   – Мама, что это? – спросила Линнея, махая пригласительной открыткой на ужин с родственниками, о котором Саре хотелось забыть. – Можно на ней рисовать?
   Сара протянула дочери ручку, проигнорировав кислую мину Томаса.
   – Так что мы решили на счет ужина? – спросил он. – Я думаю, неплохо было бы пойти.
   – Ну и иди. Бери детей с собой.
   – Но так я не смогу ни с кем общаться. Они же постоянно требуют внимания.
   – Твоя мама может помочь.
   – Нет, я не могу. Она же тоже гость. Я не могу просить ее следить за детьми, ты же понимаешь.
   – Ну тогда откажись.
   – Но мама уже ответила согласием и за нас тоже.
   Кровь бросилась Саре в голову.
   – Какого черта! Я не хочу идти на этот ужин. Диана снова будет выставлять на показ себя и своих детей. А Александр снова занят на работе.
   Томас уставился на нее.
   Не думаю, что Диана пойдет.
   Ну, разумеется, сейчас период распродаж. Любой предпочтет шопинг ужину с твоими родителями, которые делают тебе замечания по поводу неглаженой рубашки.
   – Ну все, с меня хватит. Ты всегда поливаешь грязью моих родителей. Что они тебе сделали? За что ты их так ненавидишь?
   Томас явно хотел сказать что-то еще, но передумал, вскочил из-за стола и вышел.
   Саре было трудно высказывать свое мнение, а в те редкие разы, когда она осмеливалась открыть рот, Томас отказывался ее слушать. Или говорил, что это полная ерунда. В его глазах Сири и Вальдемар были идеальными родителями. Томас всегда готов был бежать к ним по первому зову. И к Диане тоже.
   

   В детской поликлинике врач спросил, как она себя чувствует. Сара от страха с трудом нашла, что ответить. Она боялась, что они занесут эту информацию в журнал и потом заявят, что она не в состоянии справляться с обязанностями родителя. Она дипломатично ушла от ответа, сохраняя маску спокойствия. Если они с Томасом разведутся, такая информация может сыграть ему на руку, если он захочет забрать детей. Боже мой, подумала она. Как они дошли до такого? Развод? Возможно, до этого не дошло бы, если бы Томас или его родители больше помогали им. Приготовили бы ужин, когда они работали допоздна, присмотрели за детьми, чтобы они с Томасом могли выспаться на выходных или съездить вдвоем отдохнуть на выходные. Но нет, до жены и детей Томаса им не было дела.
   


   Только ко вторнику следующей неделе в деле наметился прогресс. Или, по крайней мере, так показалось Карин. Толчком послужил звонок судмедэксперта Маргареты Руландер-Лилья.
   – Доброе утро! – грудным голосом поприветствовала Маргарета. – Я звоню, чтобы сообщить тебе три вещи, Карин. На мой взгляд, самые важные. Первая – твоего приятеля с острова в море отравили. Второе – кое-чего не хватает. У него на пальце след от кольца. Йеркер говорил, что кольцо вы нашли.
   Карин рассказала, что кольцо ей передал Роланд.
   – Мы с Йеркером убеждены, что это не то кольцо.
   – Но другого у нас нет, – смутилась Карин.
   – Это я поняла. Я только могу сказать, что, скорее всего, это не то кольцо, что было у покойного на пальце. Йеркер вам уже все объяснил.
   – А какая третья вещь?
   – Эта находка тебе понравится. У него на теле татуировка.
   – И что она изображает?
   – Ничего определенного, это просто комбинация цифр.
   – Цифр? – переспросила Карин.
   – 5754 пробел 1129.
   Маргарета повторила цифры, и Карин записала их в блокнот. 5754 1129. После 54 и 29 было еще что-то, что Маргарета не смогла разобрать.
   – Убийство, как в классическом детективном романе. Никаких наркотиков и пистолетов. Только яд. Высший класс, – прокомментировала Маргарета и попрощалась.
   Ознакомившись с отчетом о вскрытии, Карин не могла не согласиться с Маргаретой. Мужчина скончался между 1955 и 1956 годом, но поскольку женился он в 1963, то временные рамки можно ограничить 1963–1965 годами.
   Карин постучалась в закрытую дверь с табличкой «комиссар по уголовным делам Карстен Хид». Карстен открыл ей. К уху у него был прижат телефон. Он знаком велел ей сесть на стул для посетителей. Карин присела, но тут же вскочила, вспомнив, что кое о ком забыла. Через пять минут она вернулась вместе с Фольке и тремя кружками кофе.
   – Отравлен? Вот это да! – охнул Карстен, услышав новости.
   Он присел на край стола и повернулся к Карин.
   – Убийство произошло более двадцати лет назад, так что никого не удастся привлечь к ответственности за содеянное, – прокомментировал Фольке. – Таков закон. Если речь вообще идет об убийстве.
   А он юридически подкован, подумала Карин, уже жалея, что пригласила его присоединиться к ним с Карстеном. С чего она решила, что от него может быть толк на этой встрече? И теперь от него уже не избавиться.
   – Фольке прав, – заметил Карстен, от чего Фольке просиял.
   – Что еще у нас есть?
   – Много странных концов, которые не сходятся. Я составила список.
   Карин открыла блокнот на странице с красным стикером и перечислила все странные моменты.
   – Обручальное кольцо отсутствует, а то, что мы нашли, похоже на новое. Сири не помнила дату свадьбы, хотя эта дата совпадала с днем рождения ее первого мужа. Свадебного фото у нее тоже нет. Но имя священника она смогла назвать.
   – Это же не преступление, – заметил Карстен.
   – Я склонен согласиться, – кивнул Фольке.
   Карин раздраженно посмотрела на него. «Склонен согласиться»… где он только откопал это выражение. Карин оглядела его скучные костюмные брюки со складкой, рубашку, длинный старомодный галстук, который можно было бы повязать и получше. Если бы он был хорошим напарником, на которого можно было бы положиться, она бы простила ему плохой вкус, но сейчас все в Фольке ее раздражало.
   – Есть еще кое-что, – добавила она. – Рапорт об исчезновении Арвида написан Стеном Видстрандом, и это единственный рапорт, который он написал за годы работы в полиции. Я только что говорила с Маргаретой. Она также сообщила, что у Арвида была татуировка с цифрами 5754 1129.
   По выражению лиц собеседников Карин поняла, какая реакция последует.
   – Это может быть все, что угодно, – заметил Фольке.
   Карстен заерзал на сиденье.
   – Может, номер заключенного из концентрационного лагеря? – предположил он.
   – Насколько я знаю, эти татуировки были на руках. А у Арвида татуировка на спине, в самом внизу, ниже пояса брюк, – пояснила Карин.
   – Все это весьма интересно, но если у вас нет ничего более серьезного, то ваша помощь понадобится мне в других делах, – Карстен показал на толстую папку на столе.
   – Разумеется, – сказал Фольке.
   – Мы все равно должны уведомить Сири о том, что ее мужа отравили, – протянула Карин.
   – О’кей. Сделайте это, напишите рапорт и закроем дело, – отрезал Карстен.
   – Естественно, – сказал Фольке.
   Карин бросила в его сторону недовольный взгляд. Помощи от тебя никакой, подумала она.
   – Но… – протянула она.
   – О’кей, Карин, я знаю, что ты хочешь сказать. И ответ «да». Если у вас будет свободное время, можете расследовать дальше.
   – Ты Наверное хотел сказать «ты», – сказала Карин и кивнула в сторону Фольке.
   – Вероятно ты права, подозревая преступление, и семья покойного будет благодарна тебе за твои усилия, но факт остается фактом. У нас слишком много свежих преступлений, чтобы копаться в прошлых, – он показал на еще три пухлые папки на полке.
   Карин вздохнула, взяла блокнот с ручкой и вышла. В отличие от Карстена, она не была уверена, что семья благодарна ей за усилия. Она позвонила Сири и спросила, будет ли у нее время поговорить, но фру фон Лангер ответила, что сегодня ей не удастся втиснуть их в ее плотное расписание. Карин стало любопытно, чем она так занята. Что может быть важнее, чем узнать правду о кончине своего супруга.
   Все ее существо противилось мысли отправить дело Арвида Стернквиста в архив, когда в нем оставалось столько белых пятен. И дело было не только в том, что Сири забыла дату свадьбы. Интуиция подсказывала Карин, что дело тут нечисто.
   Синяя папка с делом Арвида явно придерживалась того же мнения, потому что не желала втискиваться в регистратор, и под конец держатель не выдержал давления, открылся, и все бумаги высыпались на пол.
   Карин подняла их с пола и сложила в стопку, решив, что скрепит позже. Вместо этого она открыла папку, которую вручил ей Карстен. Иностранный журналист бесследно исчез. Об исчезновении в полицию заявила его девушка. Журналист был в командировке в Швеции и регулярно отправлял статьи своей девушке. Но за последние недели от него не было не слуха ни духа, и, по словам девушки, такое поведение было не в его стиле.
   Карин попыталась разобраться в содержимом папки. Она снова и снова читала распечатанные имейлы, но не могла сосредоточиться на прочитанном. Наконец, она бросила попытки и пошла за кофе. В кухне она столкнулась с Фольке.
   – Фру Сири фон Лангер сегодня не сможет с нами встретиться, – сообщила Карин, сопроводив свои слова шутливым поклоном.
   – Да неужели, – изобразил удивление Фольке и налил кофе себе и Карин.
   – У тебя будет минутка? – спросила Карин, жестом предлагая ему присесть.
   

   – Будет, шпарь! – ответил Фольке и поставил кофейник на место. Сленг в его устах звучал совершенно неуместно.
   – Может, у меня слишком богатое воображение, но мне кажется, что в этом деле что-то не так, согласен? – начала Карин.
   – Карстен сказал отправить в архив, – ответил Фольке.
   – Я знаю, – Карин отпила кофе. Она присела на стул, а Фольке остался стоять.
   – К тому же срок давности истек, – добавил Фольке.
   Карин поднялась и подошла к нему вместе с кружкой.
   – Завтра мы удостоены аудиенции у фру фон Лангер. В два часа дня. Поедешь со мной?
   Фольке этот вопрос удивил. Карин и сама удивилась, что предложила.
   – Могу, если хочешь, – ответил Фольке.
   – Хорошо. Но только знай, что мне может захотеться кофе из Макдональдса. И если ты это не в силах пережить, нам лучше взять две машины, – улыбнулась Карин.
   – Я захвачу статью о вреде фастфуда для здоровья, чтобы ты могла прочитать.
   – Сделай пару копий, вдруг я ее случайно выброшу, – пошутила Карин. Оставалось только надеяться, что Фольке хватило юмора оценить эту шутку.
   


   Телефон разрывался на тумбочке.
   – Вальдемар! Вальдемар! Можешь ответить?
   Где его черти носят?
   – Фон Лангер! – выдохнула Сири в трубку, молясь про себя, чтобы лак успел застыть и не пришлось накладывать заново.
   – Здравствуйте.
   Опять полиция. Вальдемар спустился с верхнего этажа. Что он там делает целыми днями?
   – Ты меня звала? – спросил он до того, как увидел, что Сири говорит по телефону. Сири отмахнулась от мужа.
   – Татуировка? – она задумалась. – Я не помню, но раз вы спрашиваете, то Наверное была. Что она собой представляет?
   – Цифры? – удивленно повторила она.
   Она знаком попросила Вальдемара дать ей бумагу и ручку, но тот не понял знаков.
   – Ручку и бумагу! – прошипела она с раздражением.
   Вальдемар открыл серебряную шкатулку и достал бумагу и перьевую ручку.
   – Не ту бумагу, обычную! – прошипела Сири.
   – А где она? – спросил Вальдемар.
   – В верхнем ящике в кухне. Ты разве тут не живешь?
   Вальдемар поплелся в кухню.
   – Я не могу найти, – донеслось из кухни.
   – Простите, – Сири опустила трубку, хотя телефон был беспроводной, и пошла в кухню. Она так резко дернула ручку ящика, что ящик вылетел из шкафа, и все содержимое высыпалось на пол. Не говоря ни слова, она опустила ящик на сто, и нагнулась за ручкой и блокнотом.
   – Простите, я вернулась, – сказала она и начала записывать цифры, которые диктовала Карин. Из кухни слышно было, как Вальдемар собирает вещи с пола.
   – Странно. 5754, – сказала она, записав цифры. Дальше ручка перестала писать – чернила закончились. Черт с ней, подумала Сири.
   – Кто звонил? – спросил Вальдемар.
   – Полиция. Они спрашивали про татуировку Арвида.
   – Только за этим звонили? Им, что, больше нечем заняться?
   – Они спрашивали, знаю ли я, что она означает, потому что это только цифры, – пояснила Сири. – Я не смогла записать все, потому что ручка кончилась.
   – И что они означают? Полиция что-то сказала? – спросил Вальдемар.
   – Нет, и я понятия не имею, – призналась Сири, откладывая блокнот и выходя из гостиной. Вальдемар поднял блокнот, посмотрел на цифры. 5754. Кивнул, вырвал лист из блокнота и вернулся на второй этаж.
   


   Сара погасила лампу над кухонным столом и проверила входную дверь: та была заперта. Вечерами ей было полегче. Или, по крайней мере, не так тяжело, как днем. Вечером Сара обычно составляла планы на следующий день, решала, стоит ли ей пойти по магазинам или поехать в Гетеборг. Но когда наступало утро и солнечный свет резал глаза, Сара понимала, что поездки придется отложить. У нее едва хватало сил на то, чтобы отвести детей в садик.
   – Когда ты вернешься на работу, Сара? – спросила одна из воспитательниц.
   Когда поправлюсь, когда смогу спокойно ходить в магазин за молоком и не испытывать панических атак.
   – Не знаю, – ответила Сара.
   Воспитательница наморщила лоб.
   – Дети много времени проводят в садике. Может, ты можешь забирать их пораньше, пока не работаешь? У нас не хватает персонала, и сад переполнен.
   Другие родители работают, подумала Сара, вносят вклад в общество.
   А нее смотрят презрительно, как на человека, который ничего не делает. Она и сама не сразу начала принимать свою депрессию всерьез. Думала, она просто устала.
   – Я пью каждое утро сок алоэ вера. Весьма бодрит. Тебе стоит попробовать.
   Сара получила миллиард полезных советов, но знала, что никакие соки и витамины ей не помогут. Ей нужно время. Только время поможет. Ей нужно заново обрести себя, вернуться к себе прежней, к той Саре, которую она утратила за последние годы.
   Раньше ей всегда не хватало времени. Теперь же у нее внезапно оказалось все время на свете, время, которым Сара не могла распорядиться, потому что у нее ни на что не было сил.
   Воспитательница смотрела на Сару, ожидая ответа на вопрос, который у нее уже вылетел из головы.
   – Простите, – выдохнула Сара, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.
   – Мама, когда мы пойдем домой? – спросила Линнея, на которой все еще был слюнявчик.
   – Подожди, милая, мама разговаривает с воспитательницей.
   – Мы предпочитаем, чтобы нас звали педагог. Ну так как? Вы сможете забирать их в два часа, вместо трех?
   Она демонстративно достала календарь, в котором было записано, когда родители забирают детей. Она стерла цифру 14 напротив Линуса и Линнеи и собралась было записать 15.
   Нет, подумала Сара, так не пойдет. Мне нужны эти часы, чтобы найти силы пережить вечер. Быть детям нормальной матерью хотя бы по вечерам, не рыдать без перерыва.
   – Я постараюсь, – ответила Сара, сняла голубые бахилы и положила в пластиковое ведро в холле. Не успела она выйти на порог, как из глаз хлынули слезы. «Я должна научиться говорить нет, должна научиться говорить нет», – думала она.
  

  

   

    10
   

   Ночью море выглядело иначе, чем днем. Ночное море вызывало в нем сильные эмоции. Ветер шумел, волны бились о скалы, все это создавало зловещую атмосферу. Но сегодня море было против обыкновения тихим. Ярко сияющие луна и звезды отражались в зеркальной воде.
   – Вот сюда надо будет вернуться, – показал он на левый дисплей эхографа[5] и пометил координаты. Один экран показывал дно под лодкой. Движение лодки отображалось на нем дерганой черной кривой. Маленькие черные точки – рыбы. И одна побольше. Второй экран отображал показания гидролокатора[6]. Оба прибора требовали намётанного глаза, чтобы разобраться в их показаниях. – Тут тоже что-то странное, – сказал Отто, делая пометку.
   Отто Юханнсон был председателем общества краеведов, это он представил Маркуса остальным ребятам. Общество краеведов придавала поискам легитимность. Отто рассказал Маркусу, интересовавшемуся историей этих мест, о кораблях, затонувших в этих водах. Куттер[7]«Уайтфлауэр», затонувший в 1946 году к югу от Марстранда у острова Сэлё с грузом медной проволоки был поднят в 1947 из-за ценного груза. Пароход Ардемия и норвежский куттер Шемрок, груженные целлюлозой ушли на дно в проливе Силлесунд в 1959. Было что-то знакомое в этом молодом человеке из Германии, но Отто не мог понять, что именно.
   Группа была маленькой и дружной. Ныряли они по ночам, чтобы не привлекать к себе внимания охотников за сокровищами. Рано или поздно он узнает, что именно они ищут.
   – У нас есть наводка!
   Команда была вся в напряжении. Водолазам не терпелось спуститься под воду и выяснить, что именно обнаружили приборы.
   – Проверим?
   Они перешли на английский ради Маркуса. Он был опытным ныряльщиком и ценным ресурсом для команды. Отто кивнул мужчине в водолазном костюме и тот нырнул спиной назад в черную воду. Сам Отто больше уже не нырял, так что он с завистью смотрел, как другие парни надевают оборудование и отправляются в подводное путешествие, которое может занять до часа в зависимости от того, что находится там на дне. Отто много нырял на своем веку. Одной из самых запоминающихся экспедиций была Нурдкракан, когда он нашел остатки финской шхуны из Выборга. В архивах нашлась запись о том, перед тем, как затонуть у берегов Марстранда в 1899 году, корабль взял на борт груз угля в Англии.
   Для Маркуса цель поисков была не важна. Ему важно было быть рядом с отцом. Мужчина с сигаретой во рту, стоящий рядом с Отто, понятия не имел о том, что один из водолазов его биологический сын.
   Маркус отправил четыре окурка на анализ ДНК, чтобы знать наверняка. Это было последним шагом в его поисках. Он тщательно изучил снимки из архива краеведческого общества. Они были сделаны в шестидесятые на канале Альбрехтссунд. В задачи фотографа входило сделать снимки всех гостей доктора Линднера. Восемь из двадцати четырех фото были сделаны на фоне парусной яхты. На трех из них четко видны все четыре человека на борту, на остальных один всегда был или в движении или смотрел в другую сторону. Отто Юханссон, глянув на снимки через лупу, смог назвать Маркусу всех пассажиров яхты. После этого он явно задумался и почесал макушку. Маркус спросил, была ли эта четверка друзьями, и Отто медленно покачал головой.
   – Это-то и удивительно. Я даже не подозревал, что они были знакомы.
   Поскольку Маркусу удалось вызвать доверие Отто, тот рассказал ему много историй из прошлого. С помощью этих фрагментов Маркус пытался восстановить картину событий.
   – Думаю, это уже не важно, поскольку это все дела прошлого, – однажды произнес Отто, когда Маркус помогал ему сканировать старые фото. Отто сказал это, показывая на снимок, на котором мужчина говорил с двумя полицейскими в униформе.
   – Много слухов ходило, люди в маленьких городках любят посудачить, я думаю, что дело было…
   Маркус внимательно слушал и потом из полученной информации восстанавливал картину прошлых событий.
   Они проверяли вторую за ночь находку. Работа подходила к концу, и Маркус чувствовал, что мысли в его голове так же легки и невесомы, как и его тело под водой. Он сделал пару движений ногами и вынырнул на поверхность. Подняв большой палец вверх, он приподнял водолазную маску.
   – Старая рыбацкая лодка.
   – Груз?
   – Сложно сказать. Она плоха сохранилась. Есть риск застрять в дебрях.
   – Спускайтесь вдвоем, – сказал мужчина за штурвалом. – Будьте осторожны.
   Маркус кивнул. Раздался всплеск воды: это парень по фамилии Мольстедт нырнул по команде. Прожектор обвел дно лучом света. Наверное, это она, подумал Маркус. Почему бы и нет. И он знал, что ищут они не крабов и не рыбу. Маркус осторожно проник внутрь полуразвалившейся шхуны, двигаясь медленно, чтобы не повредить кислородный шланг. Ему пришлось отодвинуть в сторону две доски, преграждавший путь в трюм, и просунуть внутрь фонарь. Принадлежности для ловли занимали одну сторону трюма, вторая пустовала. Палуба грозила обвалиться в любой момент. Мольстедт бросил взгляд вверх, прежде чем начать разбирать рыбацкие снасти. Несмотря на то, что вода делала резкие движения мягче, видно было, что этот водолаз неопытен и слишком рискует. Маркусу он не нравился, но он сам был новичком и опасался открыто критиковать других. Водолазы вернулись на поверхность и покачали головами.
   – Простите, шеф, – сказал Маркус. Мольстедт бросил на него недовольный взгляд, но промолчал.
   – Ладно, поднимайтесь на борт. Проверим следующую точку, а то скоро рассвет, – сказал человек за штурвалом.
   Мужчина посмотрел на восток. Сперва, он знал, что существует корабль. Невероятная история, но из достоверных источников. Затем он узнал, что корабль скорее всего лежит на дне недалеко от Патер Ностер. Он мог бы лежать и дальше в фьорде, но это казалось маловероятным. Он почесал макушку и поглядел на часы. Скоро четыре. Оставалось только надеяться, что они найдут корабль раньше других.
   
Марстранд, октябрь 1962 года

   Лодка, стуча мотором, плыла на запад. Они причалили к Эрхольму. Привычной рукой Элин закрепила канат за кольцо в скале. Арвид с восхищением наблюдал, как ловко она управляется с канатом. Она изящно спрыгнула на берег с корзинкой в руках и повернулась к нему.
   – Ты идешь? – спросила она.
   – Конечно, – ответил он, хватаясь за корму.
   – Что с тобой? Ты такой бледный.
   – Нет, все в порядке, встал резко, и голова закружилась.
   Он сунул руку в карман, прежде чем спуститься с лодки. Элин уверенно карабкалась по опасным скалам в направлении пляжа.
   Это было настоящее искусство – передвигаться по скалистым берегам Богуслена. Застывшая черная лава была скользкой, но только после дождя или шторма, в остальное время по этим камням можно было смело ступать. Элин легко определяла, какой камень сухой, а какой нет, и быстро прыгала с камня на камень. Она была словно дитя местной природы, творением этих скал, которые всегда были ей опорой.
   Она расстелила покрывало и начала разбирать содержимое корзинки для пикника.
   – Дражайшая Элин, – с этими словами он опустился на колени. Он хотел спеть «Пьерину», но разнервничался, забыл про стихотворение в кармане и сразу задал самый главный вопрос. Он взял ее левую руку в свои.
   – Ты выйдешь за меня замуж? – спросил он, заглядывая ей в глаза.
   Она улыбнулась сначала губами, потом глазами, и наконец все ее лицо расплылось в улыбке.
   – Да.
   Он достал из кармана пиджака золотые кольца, и надел одно из них ей на палец.
   Он обожал ее пальцы – тонкие и изящные и одновременно сильные и ловкие, что было необычно для девушки. Ногти она не красила и не отращивала. Кольцо село как влитое. Элин взяла второе кольцо, надела ему на палец и поцеловала теперь уже жениха в губы.
   – С радостью, – добавила она и улыбнулась.
   Она подумала, видит ли сейчас с небес их ее покойная мать. Ей очень хотелось верить, что да.
   Он притянул девушку к себе и сжал в объятьях, вдохнул аромат ее волос, он хотел, чтобы этот момент навсегда запечатлелся в его памяти, хотел, чтобы это объятие никогда не заканчивалось. В этот момент на всем свете были только они двое, все остальное не играло никакой роли.
   


   Поднявшись на борт, Карин не сразу поняла, что в кубрике кто-то есть. Это был Йоран в своем обычном зеленом пуховике.
   – Привет! – поприветствовал он.
   – Привет, как дела? – спросила она.
   – Я хотел спросить, не хочешь ли ты поужинать со мной, – спросил он, показывая на корзинку.
   Карин устала, и первой мыслью было отказаться, но совесть не позволила.
   – Конечно. Подожди минутку, я включу все.
   – Конечно, я могу помочь, – сказал он, доставая связку ключей с поплавком в качестве брелка.
   Черт, подумала Карин, я и забыла, что у Йорана есть ключ. Придется или заставить его отдать ключ или поменять замок. Он мог сделать копию.
   – Мама передает тебе привет. Папа тоже, но особенно мама. Они по тебе скучают.
   Бьет в самое больное место, подумала Карин, и гоня прочь мысли о заботливой матери Йорана.
   – Спасибо. Передавай им тоже привет.
   Закончив, Йоран вернулся в трюм. Привычным жестом он включил обогреватель и начал доставать из корзинки еду и бутылку красного.
   – Нет пиццы? – удивилась Карин и сразу пожалела об этой ремарке.
   Она видела, что на этот рай Йоран приложил усилия. Одной пиццей девушку обратно не вернешь. Карин оглядела итальянские деликатесы. Совсем не в стиле Йорана. Судя по всему, кто-то ему помог.
   – Я купил все на крытом рынке. На Нурдхемсгатан, где мы жили раньше, – пояснил он, заметив подозрение на лице Карин. Старое здание пожарной охраны на улице Нордхемсгатан превратили в крытый рынок. Карин нравилось делать там покупки и вдыхать запахи цветов и свежеиспеченного хлеба, которыми там торговали.
   Йоран открыл шкаф и достал тарелки.
   – А где у тебя винные бокалы? – спросил он Карин.
   – Они были твои, так что я оставила их в квартире.
   – Вот как.
   От открыл бутылку.
   Не пиво, а вино, подумала Карин, но удержалась от язвительного комментария.
   – Можем пить из обычных.
   Йоран расстелил скатерть в клеточку, которая тоже была у него в корзине, и зажег две свечи из тех, что лежали в ящике навигационного стола.
   – Приятного аппетита, – сказал он, протягивая Карин бокал.
   Зинфандель. Ее любимое вино. Почему теперь? Почему ему не пришла мысль поухаживать за ней раньше, когда они встречались? Карин рассматривала еду на столе.
   – Как вкусно, – ахнула она, попробовав главное блюдо.
   – Что это за рагу? – поинтересовалась она.
   Йоран посмотрел на тарелку перед собой.
   – Курица, шампиньоны.
   – Это я понимаю, – сказала Карин, – а что за специи? – она отправила новую порцию кушанья в рот. – Что это за вкус?
   – А, это, – улыбнулся Йоран, – мой секретный ингредиент.
   – Да ладно, скажи, что это? – улыбнулась Карин.
   Йоран подлил ей вина, и Карин поймала себя на том, что улыбается. Давно уже ей не было так хорошо в компании Йорана.
   – Выпьем, – предложил он.
   Кивнув, Карин подняла бокал.
   – Что это? Майоран? Эстрагон? Я правильно угадала?
   Йоран подмигнул ей.
   – Я не могу раскрывать секреты.
   – Не хочешь или не можешь? – спросила Карин, ставя бокал на стол.
   – Какая разница? – удивился Йоран. Тон его голоса только усилил подозрения Карин.
   – Раз ты не можешь ответить, значит, готовил не ты, а кто-то другой.
   – Разве это имеет значение? – спросил Йоран недовольно.
   – Конечно, имеет, – разочарованно ответила Карин, жалея, что сразу не догадалась, что сам он не мог бы до всего этого додуматься.
   – Черт, почему ты всегда все усложняешь? Разве нельзя просто радоваться жизни? – пожаловался Йоран.
   – Я? Это ты…
   – Снова за старое. Разве ты не видишь, как эгоистично ведешь себя, когда я приготовил тебе ужин.
   – Дай мне ключ, – потребовала Карин.
   – Что?
   – Ключ от лодки.
   – Когда я тебя увидела, я подумала, что еще есть шанс все исправить, – начала Карин.
   – Конечно, есть. Карин, милая, скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал, я все для тебя сделаю, клянусь.
   Эта фраза стала для Карин последней каплей.
   – Ничего не выйдет, Йоран. Я не могу скзать тебе, что ты должен делать. Ты такой, какой ты есть.
   – Но я могу стать таким, каким ты хочешь меня видеть.
   Она покачала головой и обняла бывшего жениха. Ничего не выйдет, она верила, что Йоран мужчина ее жизни, но любовь закончилась. Они долго так простояли, обнявшись.
  

  

   

    11
   

   Дверь им открыл Вальдемар. Сири сидела на кресле-качалке в комнате отдыха в башне, читая женский журнал.
   – Смотри-ка, Каролина Белиндер, – показала она мужу фотографию. Вальдемар, не обращая внимания на жену, предложил гостям присесть в плетеные кресла с белыми подушками. Тогда Сири повернулась к Карин и Фольке.
   – Наша дочь Диана ее хорошо знает. Они чудесные родители. К сожалению, они живут в Лихтенштейне и здесь проводят только лето. Миллионеры, но крайне приятные люди.
   Фольке с восхищением огляделся по сторонам. Из башни открывался потрясающий вид, но не он восхитил его, а комнатные растения. Вся комната была ими уставлена, и многие цвели.
   – Фантастика, – выдохнул Фольке, – просто фантастика.
   Он показал на один цветок и, к удивлению Карин, произнес его латинское название. Вальдемар одобрительно кивнул, а Сири только вздохнула, поскольку никто не выразил интереса к информации, полученной ей из женского журнала и поскольку она явно не разделяла страсть мужа к ботанике.
   Карин решила на этот раз не выбирать слова, а сразу перейти к делу. Но стоило ей набрать в грудь воздуха, как зазвонил телефон. Впрочем, этот звонок помог разрядить обстановку. Сири недовольно посмотрела на Карин, которая не потрудилась отключить звук. Но глаза ее стали круглыми, как блюдца, когда она поняла, что Карин собирается ответить на звонок. Для Сири не было ничего важнее, ее собственной персоны.
   – Простите, я должна ответить, – сказала Карин и вышла на кухню и прикрыла за собой дверь.
   – Алло, это Ингер из пастората Торсбю. Мы разговаривали пару недель назад о венчании в Марстранде в шестидесятые.
   – Да, я помню, здравствуйте.
   – Я тут кое о чем подумала. Мы храним старые книги в архиве, но та была у меня на столе. С закладкой, на которой я оставила пометку. И только убрав закладку, я увидела…
   – Что? – спросила Карин поспешно, не желая злить Сири своим долгим отсутствием. На кухне слышно было, что Фольке и Вальдемар разговаривают. Оставалось только надеяться, что Фольке не наговорит глупостей.
   – Пометку об отсутствии препятствий для брака, – закончила Ингер.
   – Простите, я не совсем понимаю, – сказала Карин, – и я сейчас немного занята…
   Она уже пожалела, что ответила на звонок.
   Ингер сделала вид, что не слышала последних слов.
   – Когда люди решают пожениться, они запрашивают свидетельство об отсутствии препятствий к браку.
   – И…
   – Дату заносят в церковную книгу вместе с датой венчания и именем священника.
   – Не знаю, понимаю ли я…
   – Ее нет, – продолжила дама с придыханием.
   – Чего нет?
   – Нет даты такого запроса.
   Сперва Карин подумала, что это просто оплошность, но потом вспомнила, что именно такие детали часто помогали расследовать преступления.
   – Эта дата часто отсутствует?
   – Нет, за двадцать шесть лет работы я ни разу подобного не видела. Вот почему я и звоню.
   – И что может означать ее отсутствие? – спросила Карин.
   – Не знаю. Может, они спешили со свадьбой и не успели сделать запрос. Вы не в курсе?
   – Нет, но могу спросить.
   – Может, Симон Невелиус в курсе.
   – Кто? – Карин чувствовала, что не совсем понимает суть сообщаемой информации.
   – Священник, который их венчал.
   Карин нащупала в кармане мятую бумажку. С одной стороны был написан телефонный номер, другая была пустой. Она нацарапала на пустой «Симон Невелиус, запрос» и поставила знак вопроса. Поблагодарив даму из пастората, Карин положила трубку.
   Она задержалась на кухне еще на минутку, чтобы подумать, в каком порядке сообщить Сири имеющуюся у нее информацию. Было как-то неловко спрашивать вдову, почему в книге отсутствует дата запроса об отсутствии препятствий к браку перед тем, как сообщить причину смерти. Но рано или поздно придется это сделать. Она толкнула дверь. Фольке с горшком в руках разглядывал растение. Вальдемар что-то ему показывал. Сири стояла к ним спиной.
   – Важный звонок, – протянула она с кислой миной и вернулась к своим ногтям, которые тщательно обрабатывала пилкой. Карин решила не терять больше времени.
   – Вообще-то да. Звонили из пастората. Перед венчанием пара обычно делает запрос об отсутствии препятствий к браку, но в вашем случае дата такого запроса отсутствует. Как вы можете это объяснить?
   На лице Сири что-то промелькнуло. Это было так быстро, что Карин не могла сказать, показалось ей или нет.
   – Понятия не имею, – ответила Сири. Арвид занимался всеми формальностями. Может, в церкви сделали ошибку.
   Подув на ногти, она продолжила аккуратно их подпиливать.
   – Свадьба была в спешке? – продолжила спрашивать Карин. И снова ей показалось, что пальцы Сири дрогнули. Видно было, что она напряжена. Но почему?
   – Нет, ничего подобного.
   Карин решила пока оставить эту тему, хотя поведение Сири явно было подозрительным.
   – Мы попросили о встрече, чтобы сообщить вам результаты судмедэкспертизы.
   При этих официальных словах Карин, Фольке неохотно вернул горшок на подоконник, после чего они с Вальдемаром повернулись к Карин с Сири.
   – Может, присядем? К сожалению, мы вынуждены сообщить, что Арвид был отравлен, – сообщила Карин. У нее было чувство, что это не самая удачная формулировка, но ничего более подходящего ей на ум не пришло.
   – Но я думал, он утонул! – удивился Вальдемар и уставился на заметно побледневшую Сири. Только румяна ярко горели на бледных щеках. – Сири?
   – Как это отравлен? – переспросила Сири. – Мы же были на яхте.
   Она отложила пилку и журнал на маленький столик, выпрямилась в кресле и опустила ноги на пол. Подвинувшись к краю сидения, она повторила вопрос. Взгляд ее бегал с Карин на Фольке и обратно.
   – Мы ничего не знаем о том, как развивались события. Вы что-то ели во время прогулки на яхте? – спросила Карин.
   Вальдемар кивнул, но ответила Сири.
   – У нас была корзинка для пикника. Сперва, мы поплыли на юг и сделали привал на одном из островков.
   Сири продолжила рассказывать о том ланче на острове. Карин слушала, гадая, как сообщить ей, что дело будет закрыто. Но перед этим она должна спросить еще кое о чем. Татуировка.
   – Я вам звонила на счет татуировки. Он вам что-нибудь о ней рассказывал?
   – Насколько я помню, нет, это важно?
   – Не знаю. Мы думали, что вы сможете нам помочь.
   – Я записала цифры, – сказала Сири, – что там было?
   – 5754, – произнес Вальдемар и тут же замолк, словно осознал, что жена предпочла бы, чтобы он держал рот на замке. Он поднялся и начал проверять землю в горшках и убирать засохшие листья. С листьями в руке он застыл, не зная, что делать дальше, и опустил их на подоконник. Карин открыла блокнот и зачитала цифры.
   – Посмотрим… 5754 и 1129. Вам что-нибудь это говорит?
   – Мне ничего, – ответила Сири, не глядя на Вальдемара.
   Карин вырвала лист с цифрами из блокнота и положила на стол.
   – Мы скоро пойдем, – сказала она, – понимаете, много лет прошло с момента исчезновения Арвида…
   Карин замолчала, подыскивая правильные слова. Нехватка ресурсов подойдет. Она многозначительно посмотрела на Фольке, который прокашлялся и пришел ей на помощь.
   – Поскольку срок исковой давности истек и у нас много работы, мы вынуждены закрыть дело, но многое указывает на то, что смерть Арвида не была несчастным случаем.
   – Вы хотите сказать, кто-то желал ему зла? Он съел что-то плохое? – внезапно прорвало Сири. Слабым голосом она добавила: – Но он утонул. Я же была там, когда он утонул. Я ничего не понимаю.
   – Только те, кто были там, в курсе того, что на самом деле произошло. Но, согласно выводам судмедэксперта, его отравили и, скорее всего, это было убийство, – пояснил Фольке и посмотрел на супругов.
   Карин была в таком шоке от его тирады, что поняла, что надо выбираться отсюда как можно скорее. Сири начала всхлипывать. Вальдемар принялся гладить жену по спине. Он кивнул Фольке и Карин, давая понять, что им пора уходить.
   – Фантастика, – заявил Фольке, когда они шли к парому. Он ждал, что Карин начнет расспрашивать, что он имеет в виду, но Карин слишком устала для этого. Пусть сам продолжает, подумала она.
   – Что? – сдалась она наконец.
   – Удивительно, что она после всех этих лет помнит, что они ели в тот день. Это поразительно.
   «Дело пока еще не закрыто», – подумала Карин, и, глянув на часы, отметила, что сейчас начало четвертого и у них еще есть время.
   – Фольке, что ты скажешь о том, чтобы навести Марту Стридбек? Даму, о которой говорила жена того полицейского на пенсии?
   – Карстен же четко дал понять, что дело Арвида Стернквиста надо закрыть…
   Карин пожалела, что предложила, потому что Фольке начал длинную речь о том, сколько у них других важных дел.
   – Фольке, ты же знаешь правила, дело не закрыто, пока не готов рапорт, – возразила Карин в надежде, что любовь Фольке к правилам возьмет верх над занудством, но Фольке не поддался на эту уловку. Они поднялись на паром и уселись на темные лакированные скамейки. Встроенный обогреватель не давал пассажирам замерзнуть. Школьники с рюкзаками и мобильными телефонами с громкой музыкой ждали, когда паром причалит к Куэну.
   – Хороших выходных, – сказала Карин, передавая ключи от машины Фольке. На сегодня его компании с нее хватит. Обратно она доберется на автобусе. Фольке удивленно смотрел вслед коллеге, когда та пошла искать дом Марты Стридбек на Слоттсгатан.
   Дом был белым с зелеными наличниками, цвет которых напоминал позеленевшую от старости бронзу. Крыша веранды, выходившая на выложенную брусчаткой Слоттсгатан, была тоже выкрашена в зеленый. На взгляд нельзя было определить, краска это или такой материал. Дом с садом представлял собой идиллическую картину. Типичное жилище для этих мест. От калитки к дому вела дорожка, выложенная шиферными плитками. В середине она разделялась на две дорожки. Карин подняла щеколду на калитке и пошла в ту сторону, где, как она решила, располагался вход.
   Судя по толстым стволам розовых и сиреневых кустов, полузаросший сад был таким же старым, как и здание. Карин осторожно ступала по мокрым плиткам, боясь поскользнуться. Днем температура была выше нуля, но к вечеру похолодало. Тени стали длиннее, обещая наступление сумерек. Карин подумала о соседях Марты, которые наверняка следят за ней из окон, гадая, кто она и что тут делает. Соседи в этих местах всегда в курсе всего, что происходит.
   Марта оказалась бодрой миниатюрной пенсионеркой, чем-то она напоминала жену полицейского Стена, с которым они общались ранее. Одета Марта была в твидовую юбку и вязаную кофту. Еще одна пестрая вязаная кофта была накинута на плечи. На тонких ножках в прозрачных колготках – теплые домашние тапочки.
   – Входите, входите, – пригласила она Карин, после того, как та представилась.
   – Давно надо было сходить в сарай за дровами, но все как-то недосуг, – сообщила она в попытке объяснить свой наряд и низкую температуру в доме.
   После долгих уговоров Марта сдалась и позволила Карин сходить за дровами. Взяв корзину, Карин пошла в сарай и обнаружила, что поленница развалилась. Пожилой даме нелегко одной со всем справляться. Карин быстро покидала поленья обратно, загрузила корзину, отнесла в дом, и, прежде чем Марта успела запротестовать, сходила за новой порцией. Интересно, чем Марта была так занята, что не успела сходить за дровами, подумала Карин. Большой серый кот с белыми лапами потягивалась на новом светлом диване в гостиной.
   – Подвинься, Архимед, – попросила Марта. Кот приоткрыл один глаз и посмотрел на нее с «ты шутишь, я надеюсь» – видом, зажмурил глаза и перевернулся на спинку, подняв лапы к верху. Сразу стало понятно, кто в этом доме хозяин.
   Марта смирилась с тем, что больше не она тут решает, и попросила Карин разжечь печку. Архимед следил за каждым ее движением, но, судя по всему, был доволен результатом. Березовые поленья весело потрескивали в печке, и комната постепенно согревалась.
   Карин закрыла одну заслонку, а вторую оставила открытой. Архимед спрыгнул с дивана и потянулся всем тельцем. Потом подошел к Карин и принюхался. Карин нагнулась, чтобы его погладить, но коту эта идея явно не понравилась, и он уселся на почтенном расстоянии от Карин. Когда она закрывала вторую дверцу, кот мурлыкнул.
   Дом был на южной стороне залива Мускевикен. Из окна открывался вид на лодки в бухте и северной вход в гавань.
   – Потрясающий вид, – восхитилась Карин.
   – Да, неплохой. Каждый день в гавани что-то происходит.
   На столике под зеркалом в коридоре стоял старый телефонный аппарат «Кобра». Под столиком лежала стопка на вид заграничных журналов. Дом не ремонтировался много лет, и в нем витал запах пожилого человека. Видимо, дама нечасто стирала свою одежду или стирала вручную. Запах не был отталкивающим нет, просто пахло старостью. Он особенно ощущался в крошечной кухне, где аромат кофе и выпечки впитался в светло-желтые стены. Кухонная мебель была родом из пятидесятых. Шкафчики, прикрепленные к стенам, расширялись к вверху. «Такие же были на кухне у бабушки», – подумала Карин.
   – Выпьем кофе? – предложила женщина, открывая шкафчик. Ответа явно не требовалось.
   Она налила воду в кофеварку модели «Дон Педрон» и поставила на газовую плиту. Карин прокомментировала изящный стеклянный аппарат, который нечасто можно было встретить.
   – Они так легко бьются, – посетовала Марта и вышла из кухни, чтобы через минуту вернуться с пластиковым пакетом с датой на нем.
   – Венгерские булочки. Я замораживаю те, что не успеваю съесть.
   – Вы родом из Венгрии?
   – Моя мама. Венгерская еврейка, гордившаяся своим происхождением. Я родилась в Венгрии, но так долго живу в Швеции, что считаю себя шведкой.
   – Я разговаривала с Элизой и Стеном Видстрандом. Элиза сказала, что вы можете рассказать нам об Арвиде Стернквисте. Вы Наверное в курсе, что на Патер Ностер были найдены останки, и их идентифицировали, как останки Арвида, – начала Карин, присев на табурет в кухне.
   – Как его идентифицировали? – спросила Марта.
   – С помощью обручального кольца и его вдовы, – ответила Карин.
   – Кого? – удивилась Марта и выронила кофейный черпачок.
   – Сири фон Лангер, – сказала Карин.
   Марта фыркнула и нагнулась за ложкой. – Сири, – буркнула она себе под нос так, словно это было ругательство.
   – Как хорошо вы знали Арвида? – спросила Карин.
   – Арвид… – улыбнулась Марта, – один из самых лучших людей, кого мне доводилось встречать.
   Тепло от печки проникло в кухню и смягчило даже суровое сердце Архимеда, который начал тереться о ноги Карин. В компании кота и Марты было уютно. Они свободно болтали, как обычно Карин болтала со свой бабушкой. За окном сгустились сумерки. Кофе был хорошим, а венгерские булочки просто божественными. Вряд ли полезными, но в пятницу можно себе позволить немного калорий, успокоила себя Карин и взяла еще одну булочку. Марта пошла за фотографиями, но вскоре позвала Карин на подмогу:
   – Можете мне помочь?
   Карин пошла за ней в спальню.
   Там было светло и просторно. Две кровати из березы стояли рядом. Одна из них была прикрыта вязаным покрывалом. В углу комнаты стоял старинный туалет с ночным горшком под мраморной крышкой. Стены оклеены белыми обоями с мотивом из розовых кустов. На стене над туалетом висели старые черно-белые фотографии.
   – Она застряла, – посетовала Марта, стоявшая на табуретке, перед снимками.
   Карин потянулась, чтобы помочь старушке снять фотографию, но случайно задела соседнюю и успела поймать ее в последний момент.
   – «Сестры Элловен», значилось на обратной стороне. На снимке были запечатлены две женщины лет тридцати на мостках в солнечный летний день. Одна из них закрепляла канат парусной яхты.
   – Это вы? – спросила Карин, и Марта кивнула.
   – Можете снять снимок?
   – Пожалуйста, – Карин протянула нужное фото Марте, и они вернулись в кухню.
   – Мы с Арвидом, – сообщила Марта.
   Карин узнала ее на фото. Мужчина в спортивной одежде в одной руке держал лопату. Другой рукой он обнимал Марту за плечи. Вид у них был такой, словно они только что хорошо посмеялись.
   – Фото сделано у нас в саду. Мы сажали вон те розовые кусты, – Марта показала в окно. Только сейчас Карин заметила, что стекла были старые, неровные с застывшими пузырьками воздуха.
   – Он звал меня Пи, от английского названия горошка и еще потому, что я интересовалась математикой.
   Карин бросила взгляд на журнал с судоку, лежащий на подоконнике. И перьевую ручку. Сама Карин пользовалась шариковой и предпочитала кроссворды.
   – Вы встречались? – поинтересовалась полицейская.
   Марта усмехнулась.
   – Нет, он был мне как брат, – ответила она и продолжила историю.
   Нейтральным тоном Марта описала уютную виллу на улице Местерутса 21 в Дебреценне.
   Черный рояль, на котором играла мать, высокий дубовый шкаф, где хранили подарки на дни рождения, Тиш, любимую курчавую собаку. Кузенов Исмаэля и Гертруду, приехавших их навестить, и младшего брата, запускавшего игрушечный поезд на ковре в холле. Потом громкий стук в дверь, грохот сапог на лестнице, дребезжание перил. С каждым словом тон становился все резче и холоднее.
   – В тот день было холодно, дождливо и темно. Темно как ночью. В доме царила атмосфера безнадёжности. Тишину нарушили крики людей и звуки выстрелов немецких пистолетов. Пистолетов, оборвавших жизнь многих евреев. Тогда еще мы не понимали масштабов происходящего. Писателей, пианистов, художников, соседей, матерей, сестер, братьев, отцов и сыновей убивали без разбору.
   Евреев отправили в гетто, а имущество конфисковали. Марта помнила, как мать решала, в какие штаны одеть брата.
   – Короткие или длинные? Если я одену на тебя короткие, ты будешь выглядеть как ребенок, если длинные – как взрослый. Ребенка оставят с матерью и сестрой, взрослого отправят работать.
   Она остановилась на длинных.
   По приезду в лагерь, папу с братом отправили на работы, а ее с матерью оставили в лагере. Кузенов послали в душевую. Мама смотрела, как они идут рука об руку и переживала, что они могут потерять друг друга в толпе, она спросила, можно ли ей пойти с ними и подождать снаружи. Но позже когда они с мамой сортировали одежду, им попались красное пальто и красные туфельки Гертруды.
   Женщина умолкла и сложила руки так, словно что-то бережно прижимала к груди. Ее взгляд был темным и непроницаемым. Марта погрузилась в свои воспоминания. Однажды ночью в ее барак прокрался немецкий офицер. Он прижался к ней сзади и накрыл рот рукой, чтобы она не могла закричать. В ладони у него был хлеб, и она была ужасно голодна. Марта позволила ему сделать с ней то, что он хотел. Позже она обнаружила, что он украл ее шапочку. Узников без нее на утренней перекличке расстреливали, он это прекрасно знал.
   

   Она помнила, как холодно было в то утро, когда она вместе с женщинами шла босиком к месту казни. Она помнила свою бритую голову, голод, мысли, безразличие, вопросы к Богу, который их оставил. Каким-то чудом пули ее не задели. В ту ночь она вылезла из-под груды тел в канаве, сняла одежду с трупа и убежала. Много раз она думала о том, что, может, лучше было бы умереть, чем жить со всеми этими воспоминаниями.
   Марта хорошо видела в темноте и передвигалась только по ночам. Днем она пряталась. О том, что спустя много лет тот немец появился в Марстранде под чужой фамилией и не узнал ее, догадалась только Марта. Она же мигом отыскала его и больше не спускала с него глаз.
   – Мне удалось сбежать и добраться до Лондона, где жили коллеги моего отца. Гилберт Стернквист и его жена Алиса помогли мне. Они приняли меня как дочь. Я выросла с Арвидом и его братом Руне.
   Марта показала на фото.
   – Когда семья Арвида вернулась обратно в Швецию, я поехала с ними. Сначала в Люсечиль, откуда была родом мать Арвида Алиса, позднее в Гётеборг. В Марстранде у них был летний домик. Все члены семьи стремились помогать людям. Например, они помогали евреям получить свои деньги из банков и вернуть собственность, конфискованную во время войны. Когда родители Арвида состарились, мы с ним продолжили их дело. Брат Арвида пошел по следам отца и выучился на юриста, а он сам получил экономическое образование, чтобы лучше управлять семейным бизнесом.
   – Бизнесом?
   – У них была транспортная компания. Сперва, помощь евреям была благотворительностью, но людей, которым она нужна была, становилось все больше и больше, и мы открыли для этого специальные отделения компании. Одно в Лондоне, другое в Гетеборге. Братья работали вместе с отцом, пока он не передал им все дела.
   Карин смирно слушала, но потом не выдержала.
   – А Сири? Когда она появилась в этой истории?
   – Сири? – покачала головой Марта. – Никогда, насколько я знаю.
   Карин чувствовала, что женщина что-то от нее скрывает. Но это объяснимо, учитывая, сколько ей пришлось пережить. Она привыкла всегда быть настороже и не доверять людям, пока не узнает их получше. Карин понимала, что ей приходится нелегко.
   – Слушая ваш рассказ, мне сложно представить Сири и Арвида вместе, вот почему я спрашиваю, – сказала Карин.
   – Мне она не нравится. Арвиду не стоило на ней жениться, – отрезала Марта.
   Карин хотела сказать, что разделяет ее мнение, но удержалась.
   – Как они познакомились? – спросила она.
   – Она устроилась секретаршей к юристу их компании. Красные губы, высокие каблуки. Стенографировать и печатать она почти не умела, но зато легко находила язык с коллегами-мужчинами. Постоянно устраивала встречи один на один, и лучше не знать, что происходило на этих встречах. Но, видимо, результат от них был, поскольку она потом вышла за одного из акционеров Вальдемара фон Лангера.
   «Было что-то в тоне, которым она произнесла это имя», – подумала Карин.
   – Она сразу положила глаз на братьев Стеркнвист. Сгодился бы любой из них. Сири интересовали только деньги. Помощь евреям она считала пустой тратой времени. Не только она, кстати. Многие тут симпатизировали нацистам и не интересовались зверствами, которые те творили в концентрационных лагерях.
   Марта покачала головой. Слезы все были выплаканы. Ничего не осталось. Трудно было продолжать рассказ. Карин поняла это и начала задавать вопросы, но Марта отвечала односложно. Карин глянула на часы, гадая, когда будет автобус в Гетеборг.
   – Дорис, – ответила Марта на вопрос про расписание.
   – Простите?
   – Моя соседка, Дорис Гренлунд, такси каждую пятницу отвозит ее к дочери в Гетеборг. Можешь поехать с ними. Тебе же туда нужно?
   Карин кивнула. Марта вышла в прихожую. После короткого телефонного разговора она вернулась на кухню.
   – Такси приедет через двадцать минут. Можешь подождать у меня.
   Карин начала разглядывать картины, чтобы убить время.
   – Роланд Свенссон, – прочитала Карин. Картина была черно-белой. Мотив – гавань с лодками, вытащенными на берег, и каменным домиком.
   Марта подошла и встала рядом.
   – Острова в Атлантике, – сказала Карин.
   – Ты знаешь этого художника? Поразительно. Он также написал много книг, но мало кто его знает даже как живописца. Сними ее, я кое-что покажу.
   Карин аккуратно сняла фотографию, предварительно запомнив, как она висела. Марта бережно приняла ее из рук Карин и перевернула, чтобы показать женщине надпись на обратной стороне: старомодным ажурным почерком было выведено: «Марте с благодарностью». Карин показала на цифры «12,56» и спросила, что они означают.
   – Фотографии должны висеть в определенном порядке. Какое-то время они были развешаны по годам. – Она показала на первую. – Самая старая висела там, а за ней те, что помоложе.
   Она говорила о снимках как о живых существах.
   – Но потом оказалось, что я не могу точно датировать парочку фотографий, и мне пришлось поменять систему.
   – И как они теперь развешаны? – спросила Карин.
   – По солнцу. Самая темная висит там, где ее лучше видно днем, когда светит солнце, а остальные там, где темнее.
   Карин подумала, что в этом есть определенный смысл. Вся правая стена гостиной была занята книжными полками. Книги были аккуратно расставлены, соревнуясь за пространство с вазами и декоративными фигурками. Здесь были тома на все темы: от «Основы греческой математики» до «Научись понимать свою кошку».
   Видно было, что разговор утомил старушку, и пора было уже уходить. Стоя в прихожей в куртке и ботинках, Карин подумала, что можно не скрывать от Марты причину смерти Арвида.
   – Мне горько говорить вам это, но Арвид умер в результате отравления.
   Карин не знала, какой реакции ждала от пожилой дамы, но вряд ли равнодушие. Эта новость Марту нисколько не шокировала.
   – Я и не верила в несчастный случай, – сказала она.
   – Арвида нашли в кладовке на острове Хамнесшер – это там, где маяк Патер Ностер. Как вы думаете, что он мог там делать?
   – Сегодня мало кто в этом признается, но в те годы многие поддерживали нацистов.
   От этой информации толку было мало.
   – Я знаю, мне очень жаль, но Арвид умер между 1963 и 1965 годами, через двадцать лет после окончания войны.
   – Формально да, но не для всех. Мать Арвида Алиса однажды так высказалась о жителях Люсечиля. Погоди-ка, я вспомню, что она говорила. – Громким и четким голосом она начала декламировать по памяти:
   
    
     В этом городе все привыкли держать рот за замком,

     Здесь живут люди, не любящие совать нос в чужие дела,

     Нет в Швеции жителей скрытней, чем в городе Люсечиль.

    

   
   Карин не знала, что на это сказать.
   – Простите, я не совсем понимаю… – протянула она.
   – Никто не понимает, никто… – ответила Марта и поправила коврик ногой.
   – Вам что-нибудь известно о татуировке? – спросила Карин.
   Марта задумалась, но потом медленно покачала головой.
   – Она похожа на шифр, это комбинация цифр и мы не знаем, что они означают, – добавила Карин, чтобы заинтересовать Марту.
   Ей показалось, что на лице Марты что-то промелькнуло, но пожилая дама по-прежнему молчала. Карин открыла блокнот, достала визитку, написала на обратной стороне цифры и протянула Марте, которая рассеянно приняла ее и сунула в карман. В дверь постучали. Снаружи стоял шофер в синей униформе, а рядом с ним дата в инвалидном кресле. Ее сморщенное как чернослив лицо расплылось в улыбке при виде Марты.
   Карин пожала Марте руку на прощание, поблагодарила за кофе и беседу и вышла.
   

   Как только такси отъехало, Марта подняла трубку и набрала знакомый номер. Достав из кармана визитку, она посмотрела на цифры на обратной стороне.
   – Не знаю, что им известно, – сказала она в трубку. Выслушав собеседника, она продолжила:
   – Когда почта была отправлена? Ответ ее явно удовлетворил.
   – Проблема будет, если Сири получит одежду Арвида. Они нашли татуировку, но не всю, – сказала Марта.
   Человек на другом конце трубки сказал что-то успокаивающее.
   – Это правда, – согласилась Марта и выглянула в окно. – Отравление, так сказал судмедэксперт, – продолжила она, разглядывая розовый кусты. – Да, я знаю про него, но сейчас самое время.
   
Гётеборг, 1963 год

   Дела шли хорошо, даже очень хорошо, но не они занимали все его мысли, а Элин. На счастье, Руне взял на себя основные обязанности, и единственное, что на данный момент беспокоило Арвида, это то, что деньги исчезали. «Исчезали» было не самым подходящим словом. Они выдавали деньги, но не оформляли эти кредиты должным образом. Речь шла о больших суммах. С другой стороны, сложно было доказать свою личность, когда в живых не осталось никого из родных и близких. Столько историй Арвиду пришлось выслушать. Столько печальных судеб. Те, кому удалось выбраться живым из лагерей смерти, едва сохранили человеческий облик. Многие жалели, что выжили. Воспоминания преследовали их, и они знали, что до смертного часа будут нести наказание за проступки, которые не совершали. И они чувствовали вину за то, что остались живы, перед друзьями и близкими, и крики умерших, давно затихшие, продолжали звучать у них в ушах.
   Как его отец выдерживал все эти годы, когда мать предоставляла комнаты в доме людям, оставшимся без крыши над головой.
   В субботу он решил поговорить об этом с Руне. Тот был в старом кабинете отца. Арвид закрыл за собой дверь, хотя особой необходимости в этом не было: сотрудники уже ушли домой. Брат повернулся на стуле, вставил ключ и открыл дверцу одного из шкафчиков из темного дерева. Не читая корешки, он наугад вытащил одну папку, зажег латунную лампу на стол, открыл папку, пролистал и повернул к Арвиду.
   – Смотри, – он показал на ряд с крупной суммой. Арвид проследил за его пальцем. – Большие деньги, – добавил Руне. Арвид кивнул.
   – Деньги без владельца, – продолжил Руне, следя за реакцией Арвида. – Швейцарский банк. Английский банк…
   – Это не совсем так, – возразил Арвид. – У денег есть владельцы, просто они не предъявили права на них.
   – Их не трогали двадцать лет, Арвид! Черт, ты понимаешь, что это означает?
   Отцовский стул заскрипел в знак протеста.
   – Не ругайся в папином кресле. Ты знаешь, что ему бы это не понравилось. Это его компания и мы должны сохранять ее дух.
   Руне наклонился над английским письменным столом и произнес, выделяя голосом каждое слово.
   – Мы должны что-то сделать с деньгами, Арвид. Вложить их, например.
   – Я повторюсь: они не наши.
   Арвид говорил медленно и четко, не отрывая глаз от Руне.
   – Но мы могли бы…
   – Мы не можем трогать их, не спросив разрешения владельцев, – покачал головой Арвид, давая понять, что разговор закончен. На этом он вышел из кабинета.
   

   Неподалеку от офиса в квартире, которую она снимала вместе с подругой, Сири внимательно изучала календарь. У нее была проблема, и эта проблема росла с каждым днем. Через пару месяцев ее трудно будет скрыть.
   Она долго сидела и думала, что же делать дальше. Массировала виски кончиками пальцев, смотрела на семейный портрет на стене. Отец недовольно смотрел на девушку с фотографии. Сири встала со стула, сняла портрет со стены, перевернула и повесила лицом к стене. Потом пошла на балкон. В кармане у нее был золотой портсигар – подарок Бликстена. Она достала сигарету, зажгла и глубоко затянулась. Никотин проникал в кровь, оказывая успокаивающий эффект. Не глядя вниз, она бросила окурок с балкона и закрыла дверь. От пальцев на грязном стекле остались следы. Сири задернула плотные темно-зеленые шторы и решительным шагом вернулась обратно к креслу. Бронзовая лампа на столе освещала только один угол комнаты, все остальное погрузилось в полумрак.
   Ей нужен был муж и срочно. Арвид был бы прекрасным кандидатом, если бы эта дешевка его не заграбастала, но это можно поменять. Арвид был таким благородным и честным, что Сири от него тошнило. Если бы она только не была такой неосторожной. Но теперь придется отвечать за последствия. О том, чтобы рожать ребенка без мужа и речи не было. Это не ей, а Бликстену, пришло в голову гениальное решение, которое даст ей приличную фамилию и деньги, а ему свободу. Сири не отважилась показать свою слабость и признаться, что предпочла бы фамилию Бликстена и чтобы весь мир знал, что это его ребенок. Но такой возможности у нее не было. Оставалось играть роль безутешной вдовы, которой пришлось уехать после внезапной кончины дражайшего супруга. На этом они с Бликстеном и порешили.
  

  

   

    12
   

   Сара вздохнула. Родителям мужа пришла прекрасная идея переделать подвал в спа, и они велели забрать оттуда все детские вещи. Сири сказала, что речь идет о «паре коробок», но в реальности все оказалось совсем иначе.
   Если в самом доме всегда был абсолютный порядок, то в подвале царил хаос. Коробки на полу промокли и заплесневели. Сара сморщила нос от неприятного запаха.
   Она хотела разобрать вещи на месте и взять с собой только то, что еще может пригодиться. Она даже взяла с собой пустой ящик, чтобы сложить туда все ценные вещи, и еще один для того, что можно продать на ярмарке или пожертвовать на благотворительность. Для вещей на выброс у нее был припасен черный мешок. Сара с энтузиазмом приступила к работе, но ее хватило на два часа. Она уже пожалела, что не отправила сюда Томаса, поскольку это были его вещи, и в итоге решила просто забрать с собой все шесть коробок с этикетками «Томас». У Сары не было никакого желания разбирать содержимое ящиков в присутствии Сири, которая скоро должна была вернуться домой.
   С трудом ей удалось загрузить все ящики на тележку, одолженную у соседей. У нее было еще два часа до того, как надо будет идти за детьми в детский сад, так что Сара успеет составить коробки в подвал, принять душ и передохнуть.
   Сара поставила ящики в прачечную, надеясь, что запах плесени не проникнет в свежевыстиранное белье. Последний она не успела вскрыть дома у Сири, и решила сделать это сейчас. Сара разрезала скотч пластиковой мерной чашкой для стирального порошка, у которой был очень острый край. Сверху лежала детская одежда и толстый белый конверт. Под ним фотоальбом в кожаном переплете. Сара рассеянно открыла конверт. Его содержимое ее удивило. Это было письмо из больницы, написанное по-датски.
   2 января 1964 года в 04:38 родилась девочка, а спустя 11 минут мальчик. То, что девочка была Диана, Сара поняла, но мальчик? У Дианы, что, был близнец?
   Интересно, кто еще знает об этом. Вальдемар? Сара открыла альбом и уставилась на снимок. На нем была улыбающаяся Сири с мужчиной, который обнимал ее за обнаженные плечи. Сара ожидала увидеть Арвида Стернквиста, первого мужа Сири, погибшего при трагических обстоятельствах, но это был не он. Но мужчину на снимке она узнала. Его звали Бликстен.
   Сара задумалась. Сири вышла замуж за Арвида Стернквиста, овдовела, снова вышла замуж за Вальдемара. Тогда при чем тут Бликстен? Она посмотрела на дату под снимками на пальцах посчитала количество месяцев от этой даты до родов. Все совпадало. Ровно столько, сколько нужно для того, чтобы ребенок появился на свет. Или двое детей, раз речь идет о близнецах.
   В альбоме были и другие фото. На них были палатка и мотоцикл, к которому прислонялась Сири. По пейзажу понятно было, что снимки сделаны летом. На всех – Бликстен и Сири, и, судя по их позам, они были весьма близки.
   Сара взяла последний листок из конверта и прочитала. Это было письмо. Руки у нее тряслись, когда она его читала. Боже мой, подумала она, что мне теперь делать? Она поспешно вскочила и, перед глазами у нее все потемнело.
   Сара очнулась от того, что кто-то гладил ее по голове. Мягкими движениями. Голос показался ей знакомым, но она никак не могла понять, кому он принадлежит. Открыв глаза, она увидела Маркус. Он гладил ее по лбу и озабоченно смотрел на женщину.
   – Sara, are you all right? – спросил он.[8]
   Сара попыталась кивнуть, но вместо этого сморщилась от боли. Маркус просунул руки ей под спину и колени и осторожно поднял женщину. Он сделал это легко, словно она была легкой, как перышко, но Сара чувствовала, как напряглись мышцы у него под кофтой. От него пахло свежестью. Наверное, недавно принял душ. Маркус толкнул дверь и отнес ее на диван. Подложив ей под голову подушку, он принес стакан воды, и поддерживал женщину, пока она пила. Их глаза были совсем рядом. Она подумала: «Какие красивые, зеленые с длинными ресницами».
   Было приятно хоть раз почувствовать себя маленькой и беспомощной и признаться, что ей плохо. Почему то с Маркусом это оказалось возможным.
   Под музыку культовой пластинки «Альфа иль» «Вечно молод» она рассказала ему обо всех своих проблемах. Маркус ответил на искренность искренностью и признался, что неслучайно снял комнату в ее доме. Он сидел на полу рядом с диваном, на котором лежала Сара, и гладил ее по голове.
   
    
     …Forever young I want to be forever young,

     Do you really want to live forever…

    

   
   Казалось, что время остановилось, и во всей вселенной остались только они вдвоем. Никаких обязательств, никаких обещаний и требований. Только она и он. Два кусочка одной мозаики.
   Сара подумала о Томасе, о том, как он всегда занят на работе, что до него не дозвониться, что он уходит до того, как дети встанут, и возвращается, когда они уже легли. Ни разу за последний год он не отвел их в садик. Он был папой выходного дня. Они с Сарой жили в разных мирах – он в мире своей работы, а она – в мире детей и больничного. Куда ушли любовь, забота, близость?
   
    
     …some are a melody and some are the beat…

    

   
   Сара посмотрела на его губы и подумала, как это будет – ощутить их прикосновение.
   Маркус словно прочитал ее мысли. Он наклонился и поцеловал ее, очень легко и нежно, сначала в лоб, а потом в губы.
   – You seem so unhappy, – шепнул он.[9]
   Сара подняла руку и прижала к его щеке. Она знала, что совершает ошибку. И Маркус тоже это знал. Она видела это по его глазам. Если бы они встретились при других обстоятельствах, у них был бы шанс.
   Раньше Сара верила, что они с Томасом всю жизнь будут вместе, но от былой уверенности мало что осталось.
   «Проведем выходные вместе», мог сказать Томас, а потом пропасть. Когда Саре удавалось наконец до него дозвониться, выяснялось, что он был у родителей, которым нужна была помощь в саду, а потом позвонила Диана, и он поехал прибивать ей полку. А Сара сидела дома с детьми, которые спрашивали, где папа. Она ошиблась с выбором спутника жизни. Она прогнала мысли о Томасе и позволила Маркусу обнять ее своими сильными руками. «Стоп, – прошептал внутренний голос. – Остановись, пока не поздно, пока еще можно избежать ошибки». Сара осторожно села на диване и уткнулась лбом в плечо Маркуса. Голова все еще кружилась.
   – I’m sorry but I’m married, – прошептала она.[10]
   


   Шофёр такси любезно согласился высадить Карин у полицейского участка. Она сразу пошла к своему «Саабу» на парковке. Машина неохотно завелась. Шведский климат не щадил никого, даже шведские машины. «Не щадит, – раздался в голове голос Фольке. – Тут надо использовать настоящее время». Карин покачала головой и включила радио. Она поехала в направлении Лангедрага. Фольке наверняка слушает государственное радио, подумала она, выбирая радиостанцию с музыкой в верхних волнах диапазона. Расслабляющая пятничная музыка полилась из динамиков и Карин прогнала прочь мысли о Фольке и Сири. Ее яхта ждет ее в гавани.
   Карин завела мотор, чтобы подзарядить батареи, но потом решила, что сейчас самое время поплавать. Она надела спасательный жилет, отцепила канат, которым лодка крепилась к причалу, поддала газу и дернула за рычаг. Яхта медленно отчалила. Карин сменила передачу и добавила газу. Стальная лодка повиновалась каждой команде. Поглядывая на карту, Карин вырулила из гавани. Из новостей морской охраны она узнала, что на ее пути больших судов не наблюдается. Она направила лодку к северу к Вархольмарна. Желтые паромы резво сновали между Гетеборгом и островами, перевозя пассажиров и машины. Карин плыла вперед без определенной цели. Уже начало темнеть, когда она достигла маяка Сэлё. Карин включила фонари и направила лодку в канал Альбрехтсунд. На входе в канал с юга, маяка не было, и пришлось идти по компасу. Навигатор Карин включать не стала. Сумерки сгущались. Острова погружались в темноту. Канала видно не было. Но потом она увидела указатель и повернула. Кольца в скалах напоминали о том, что совсем недавно лодки предпочитали пользоваться этим путем, а не открытым морем. Красный домик у Хёгвактен выглядел заброшенным. Кто-то рядом построил беседку. Карин старалась вести лодку посреди канала, так как знала, что по краям может быть мелко. Летом здесь было так много лодок, что получалось двустороннее движение, но сейчас Карин была одна. Она посмотрела в темную бурлящую воду, от которой создавалось ощущение, что она идет против течения. Канал повернул направо, и глазам девушки открылся Марстранд. Карин затаила дыхание. Знакомое чувство нарастало у нее внутри – предвкушение. Так всегда было, с самого детства. Стоило ей увидеть Марстранд и Карлстен, и она испытывала предвкушение от встречи с крепостью, узкими улочками, деревянными домиками, резными балконами, которые хозяева заботливо красили каждый год, теплыми после жаркого дня скалами. В детстве она гадала, где работают жители острова. На выходе из канала ей попалась старая деревянная рыбацкая лодка с шумным мотором на солярке. За штурвалом стоял пожилой мужчина.
   Карин замедлила ход и задумалась, где ей пришвартоваться. В это время года у нее был выбор. Летом все было по-другому. О свободном месте в гавани оставалось только мечтать. Если же ей удавалось отыскать местечко и виртуозно пристроить туда лодку, как в гавани начинался шум и гам. Завидев женщину за штурвалом, владельцы новых пятидесятифутовых парусных яхт поспешно отставляли в сторону бокалы с игристым вином и начинали обвешивать борта пенопластом в страхе, что она не справится с управлением и врежется им в бок. Закончив, они делали вид, что им просто некуда было деть эти блоки. После еще пары бокалов они отваживались заговорить с Карин и начинали расспрашивать об ее, странной, на их взгляд, лодке.
   Карин остановила свой выбор на внешнем пирсе Куэна. Нужно было пополнить запасы воды, и как ей помнилось, там был шланг. К тому же пиццерия и продуктовый магазин тоже были рядом, добавила она про себя. Карин замедлила ход и вышла на палубу достать защитные блоки и канат. Опытной рукой она прикрепила блоки и вернулась к штурвалу. Карин бережно причалила правой стороной к пирсу. С канатом в руках спрыгнула на сушу. Закрепив канат, она выключила мотор и открыла заслонку, чтобы тепло распространилось по лодке. Часы, висевшие над барометром, показывали десять минут восьмого. Возможно, магазин еще открыт. Сняв спасательный жилет, Карин надела толстую кофту. На крючках теперь висела только ее одежда. Раньше там всегда было два комплекта – ее и Йорана. Карин включила обогрев, так как вечер обещал быть прохладным, и сошла на берег. Магазин был открыт, она купила кофе и хлеб грубого помола, а также пакет ее любимой простокваши с морошкой, которую ненавидел Йоран. Она скучала по нему не так сильно, как думала, что будет скучать. Молодая женщина за последние годы привыкла к одиночеству. Достаточно было только забыть, что они расстались, и представить, что Йоран работает, а она одна плавает на лодке в выходные. Проще простого. Карин заплатила картой. Йоран часто ссылался на то, что у него нет при себе наличных, когда они вместе делали покупки. О том, что в кошельке у него есть карта Виза он предусмотрительно умалчивал. Так что чаще всего платить приходилось Карин. Поэтому в этом плане тоже мало что изменилось. И теперь ей не надо платить половину арендной платы за квартиру.
   Двери магазина разъехались в сторону перед Карин, выпуская ее на улицу. Она вышла и замерла с пакетом в руках. Дыхание превращалось в белые облачка пара. Можно было подумать, что на улице февраль, а не апрель. Ей было холодно. Она хотела было уже вернуться к лодке, но передумала и пошла к пиццерии за бензозаправкой. На борт она вернулась с пакетом с покупками в одной рукой и коробкой с пиццей – в другой. На улице уже было темно.
   Карин закрыла все иллюминаторы и зажгла керосиновую лампу. Потом уменьшила печку, стоявшую на максимуме. Трюм залил приятный желтый свет. Карин накрыла стол на одного. Ей хотелось выпить бокал красного, но не хотелось открывать бутылку ради одного бокала. С другой стороны, ее можно снова закрыть. Где-то у нее был специальный насос с пробкой, полученный в подарок. Карин откупорила бутылку, не утруждая себя поисками насоса.
   Когда Карин ела пиццу, зазвонил мобильный. Это был Йоран. После некоторых колебаний она положила мобильный под подушку. Может, он увидел, что лодки нет в гавани, и хочет знать, куда она подевалась. Карин подумала о машине, оставленной на парковке в гавани. Надеюсь, он не доставит ей проблем. Впрочем, ключей от машины у Йорана не было. После шести сигналов включился автоответчик. На лодке Карин чувствовала себя как дома. Да, ей было грустно от расставания с Йораном, но она чувствовала и облегчение тоже и даже немножко счастье, за которое Карин было стыдно. Выпьем за новое начало, подумала она, и поднесла к губам бокал.
   
Марстранд, 14 июня 1963 года

   Несмотря на последние трагические события, свадьбу решили не откладывать. Арвид потерял родителей и брата в авиакатастрофе в Англии. Его единственным утешением была его любимая Элин. Мать Арвида подарила ей свое жемчужное ожерелье и помогла сшить подвенечное платье. Вся семья была занята приготовлением к свадьбе. Жаль, что они не увидят результат свой работы – венчание.
   Весна в этом году пришла рано, а с ней и все возможные цветы. Для букета невесты Элин выбрала розы. Половина была из сада родителей Арвида, а половина – из сада матери Элин. Дополняли розы жимолость – цветок провинции Богуслен и армерия, мелкие розовые цветки которой росли на скалах на Патер Ностер. Цветами была украшена и прическа невесты. А вместо диадемы она взяла ветку жимолости, которая смотрелась в ее светлых волосах лучше любых драгоценных камней. Платье было кремово-белым с рукавом три четверти. Лиф украшала вышивка, сзади был небольшой шлейф. Платье Элин дополнила жемчужным ожерельем Алисы Стернквист и жемчужными сережками матери. Таким образом родители как бы присутствовали на венчании.
   Она могла бы выбрать диадему из золота и драгоценных камней, но она выбрала цветы, с улыбкой подумал Арвид. В этом была вся Элин. Он никогда не забудет эту прекрасную картину: она с цветами в волосах и подвенечном платье. Он пообещал себе плести ей венок каждое лето.
   Маленький оркестр заиграл песню, которая стала их песней. Они часто пели ее вместе и решили, что именно она должна исполняться на их свадьбе. Солист запел:
   
    
     Синие анемоны,

     Цветущий миндаль,

     Дымкой обвевают холмы.

     Петухи кричат за заборами,

     Винные горы ждут нас

     Где зеленеют кусты

     На красной земле

     Но здесь в долине цветешь ты.

     О, Пьерина, когда же ты решишься?

     Тебе скоро девятнадцать.

     Слышишь ли ты в долине мой весенний мадригал?

     Этой весной ты будешь моей?

     Приди ты, поющая вдали!

     Приди ты, укравшая мое сердце!

     Перепрыгни ручьи, пройди под липами

     Принеси с собой благоухающий весенний ветерок,

     Приди ко мне,

     Прошепчи мое имя!

     Упади в мои объятья!

     Соловей поет в своем гнезде

     Для той, кому я вручаю свое сердце!

    

   
   Все присутствующие видели любовь и нежность в глазах жениха и невесты, когда те обменивались клятвами в вечной верности. Арвид держал руку Элин в своей и смотрел ей в глаза, когда она говорила «да». Марта, державшая букет невесты, пока жених надевал невесте на руку кольцо, всплакнула. Отец и брат Элин Карл-Аксель стояли прямо, переполненные гордостью. Их загорелые обветренные лица осветились улыбками. Отец Элин торжественно протянул Арвиду руку и сказал, что теперь у него два сына.
  

  

   

    13
   

   Это был седьмой по счету корабль, и он уже потерял надежду что-то найти. Снова надев водолазный костюм, он нырнул спиной вниз и плавно ушел под воду. Стоило ему оказаться под водной гладью, как он ощутил спокойствие. Подняв глаз к верху, он сквозь толщу воды увидел других мужчин, которые, перегнувшись через край, вглядывались в глубину. Над ними было ночное небо. Он опустил глаза и поплыл вниз. Водоросли сонно покачивались вокруг него. Корабль затонул на мелководье. Всего пять метров. Поднять что-то со дна не составит проблем. Только бы не было сильной качки.
   Судя по всему, ещё одна рыбацкая лодка, решил он, и, сделав несколько лягушачьих движений ногами, подплыл ближе. Ему нравилось ощущение невесомости в воде, и того, как достаточно малейшего движения ногами, чтобы тело само двинулось в нужном направлении. Шхуна хорошо сохранилась, если сравнивать с их предыдущими останками, которые они осматривали.
   Он проник в рубку. Его внимание привлекло старое зеленое радио, заросшее морскими тюльпанами, которые тут же протянули к нему свои похожие на перья руки в надежде на еду. Люк в трюм проржавел и не поддавался. Бросив попытки открыть его, водолаз начал оплывать затонувшую лодку, чтобы посмотреть, нет ли там еще чего-нибудь интересного. Ничего не обнаружив, он собрался было подниматься, но случайно посмотрел вниз и увидел что-то странное. Видимо, от его движений ил поднялся, и его глазам открылось что-то прямоугольное. В природе прямые углы встречаются редко, это он хорошо знал и потому замер и подплыл ближе. Находка оказалась ящиком. Ящик, черт возьми!
   Он улыбнулся, и тут же поежился – отчасти от холода, отчасти от удовольствия. Вода была все-таки холодной, несмотря на защитный костюм. Достав фотоаппарат, водолаз сделал снимок. Дышать становилось трудно, он проверил датчик на предмет того, сколько осталось запасов кислорода. Он знал, что расходует больше, когда волнуется, но прибор сказал, что поводов для тревоги нет.
   Ему удалось расчистить ил настолько, что стало видно лежащий на боку металлический ящик. Он расчистил еще, чтобы найти замок, и его внимание привлекла маркировка. Символы на замке ящике были четко видны, несмотря на ил и грязь. Их было два – один над другим. Наверху череп, а внизу еще более пугающий – свастика.
   
Марстранд, 1 августа 1963 года

   Сири плохо отреагировала на новость о помолвке Арвида и Элин. Так плохо, что он не осмелился рассказать ей, что свадьба уже состоялась. Может, все вышло бы по-другому, расскажи он ей тогда, но прошлого не вернуть.
   В голосе Сири было столько отчаяния, когда она предложила прогулку на яхте, что Арвид пожалел ее и ответил согласием. Выйдя из гавани Марстранда, они взяли курс на юг. Они проплыли мимо белоснежной виллы доктора на Клёверэн, где в тот день проходил праздник. Вилла была на самом берегу Альбрехтсканала. Из ее окна открывался вид на воду и на местность по другую сторону под названием Хальсен.
   Из виллы доносились смех гостей и звуки музыки, которую играл в беседке струнный квартет. На берегу фотограф делал снимки всех гостей парами.
   Теплый ветерок надувал паруса, гоня их вперед к Сэлё. Элин чувствовала себя неважно. Лицо у нее было совсем зеленое от качки, и она с нетерпением ждала, когда они причалят. Беременность пока была незаметна. Арвид стал работать меньше, чтобы заботиться о жене, которая плохо переносила беременность. Сейчас, когда они сидели на скалах, она приободрилась, но все равно выглядела слабой и хрупкой. Арвид накинул ей плед на плечи. Сири разливала кофе. Арвиду не понравился спутник Сири, не потому что он был нелюбезен, а потому что он явно был женат.
   – Серьзно, Арвид, – прошептала Элин. – Ей так необходимо все время звать его любимый?
   – Может, это его второе имя. Бликстен Эльсклинг, – пошутил Арвид.
   Бликстен, как его звали, занимал высокое положение в местном светском обществе. Сири приложила много усилий к сегодняшней прогулке: сделала бутерброды и испекла булочки. Элин тайком от всех ела взятые с собой яблоки, помогавшие бороться с тошнотой. Она сильно исхудала, но врач сказал, что токсикоз должен скоро закончиться. Арвид сильно беспокоился за нее, и надеялся, что врач прав. Почувствовав запах кофе, Элин сморщила нос и отвернулась. Арвид незаметно для других выпил ее кофе. Сири расстегнула блузку до самого живота и улеглась на скалы загорать. Элин с Арвидом пошли на прогулку. Арвид заметил, что стоило им с Элин отойти на значительное расстояние, как Сири со своим спутником удалились в трюм.
   Ветер сменился на юго-западный. Снявшись с якоря, они поплыли на восток, потом на север мимо всех островов до самого Клэдесхольмена, где решили повернуть назад. Арвид чувствовал себя неважно. Дело было не только в тревоге за жену, он чувствовал, что тело его отяжелело, руки и ноги плохо слушались. Даже дыхание давалось ему с трудом.
   Он ничего не сказал, не желая расстраивать Элин, но Сири кидала на него озабоченные взгляды. На горизонте собрались серые облака, ветер усилился. До Марстранда оставалось недалеко, но море опасно потемнело. Ветер прекратился, словно беря передышку, перед тем, как превратиться в шторм.
   Тогда это и произошло. Он не видел, как все случилось, но Элин упала за борт. Услышав ее крик, он немедленно бросился в воду за ней.
   – Арвид, нет! – крикнула Сири ему вслед. Ее спутник схватил девушку и, как показалось Арвиду, встряхнул ее.
   Арвид увидел, как Элин накрыло волной. Несмотря на тошноту, он поплыл к ней, стараясь не выпускать жену из вида.
   – Лодка, – сказала она, когда он достиг ее.
   Он обернулся, но каждое движение давалось ему с трудом. Все вокруг закружилось. Лодка, остров. Рот наполнился водой, он выплюнул воду и понял, что вместе с водой наружу выходит содержимое желудка. Живот свело судорогой, руки и ноги отказывались двигаться, но Элин была рядом с ним, и это было единственное, что имело значение.
   


   Пальцы Маркуса стучали по клавишам. Правда смотрела на него с экрана как дуло пистолета. Он прочитал суровые строки и добавил фотографию. Боже мой, подумал он. Он ожидал от поездки в Швецию чего угодно, но только не этого.
   Дрожащими руками он взял телефон и включил интернет, чтобы послать статью Хайди. Нужно выбираться отсюда как можно скорее, не позднее завтрашнего утра. Пробежав глазами написанное в последний раз, он нажал на «отправить». Интернет не работал. Он поднес мобильный к окну, чтобы поймать связь, но сигнал был слишком слабым.
   – Маркус? – раздался знакомый голос из коридора. Сара. Маркус улыбнулся. Он убрал телефон и ноутбук. Письмо не отправилось, но он займется им позже. Можно снова попросить Сару одолжить компьютер.
   


   Карин проснулась рано. Солнце проникало сквозь грязные окошки. Карин нечасто мыла их, так как грязь не позволяла любопытным заглянуть в лодку, но порой ей было жаль, что она не может любоваться видом из окна. После завтрака Карин принялась за уборку. Она налила старого доброго мыла в ведро с горячей водой и натянула резиновые перчатки. В лодке запахло мылом. Матрасы и одеяла Карин выложила на палубу на солнце. Табуретки и скамейки перевернула и поставила на стол. Она тщательно вымыла пол и потом насухо вытерла. Спустя три часа яхта сияла чистотой, и можно было отдохнуть за чашечкой кофе. На часах было только десять. Карин устроилась на палубе и расстегнула кофту, подставляя свою бледную кожу теплым лучам весеннего солнца. День обещал быть теплым. Солнце заливало лодку сквозь кристально-чистые стекла, губная гармошка на полочке отбрасывала солнечные зайчики на потолок. Карин решила убрать последние следы присутствия Йорана на лодке и в ее жизни и отправил губную гармошку в мусорку. Он позвонил четыре раза за ночь, под конец Карин взяла трубку, но не стала говорить, где она. Если бы он не мешал ей спать ночью, может, быть получил обратно свою гармошку.
   В гавани кипела жизнь. В воздухе витали запахи краски, бензина, дизеля. Люди на причале одалживали друг другу инструменты. Защитные надувные буи, спустившиеся за зиму, надували по новой. Ставили паруса и доставали канаты.
   Тележки с лодками подъезжали к причалу одна за одной. Яхты и лодки спускали на воду сплошным потоком. Яхты же покрупнее спускали при помощи голубого крана, принадлежавшего портовой службе. Счастливые владельцы поднимались на борт и проверяли мотор. Жены присоединялись к ним с детьми и корзинками для пикника. Были среди владельцев яхт и женщины, но они были в меньшинстве.
   Карин краем уха слышала, что у кого-то не заводится лодка. Жену несчастного звали Ева. К этому моменту все в гавани уже были в курсе. Ева пыталась убедить его обратиться за помощью, но мужчина отказывался, говоря, что зимнее хранение лодки обошлось ему в кругленькую сумму, и мотор должен завестись. Когда этого не произошло, мужчина начал крепко выражаться. Жена с детьми предпочла удалиться. Карин улыбнулась. Пенсионеры, гревшиеся на солнышке в гавани, тыкали в его сторону тростями и комментировали:
   – Думаешь, он с Тьёрна? – спросил один, и остальные зашлись смехом.
   Веселое будет лето, подумала Карин.
   Она плохо спала. Не только из-за настырных звонков Йорана. Ей снилось что-то нехорошее. Карин пыталась припомнить свой сон, который прочно застрял где-то в подсознании. Карин напрягла память, но сон все ускользал от нее. Тогда она закрыла глаза, сосредоточилась и увидела перед глазами картину, которая ей приснилась. Мужчина с белым воротничком. Священнослужитель.
   Она проверила имя Симон Невелиус в базе данных, чтобы узнать, чем он занимается. Конечно, расследование было закончено. Вдову они проинформировали, но рапорт Карин еще не написало, и это дело никак ее не отпускало. Если бы священник жил поблизости, можно было бы с ним поговорить, но Лидчёпинг был слишком далеко. Карин не могла позволить себе смотаться туда на машине, да еще и в свое свободное время.
   Два часа заняла дорога из Гётеборга в Лидчёпинг, и у Карин было время обо всем рассказать Роббану. Он сильно исхудал, пока болел, но был полон энтузиазма. Он сидел на пассажирском сиденье с пакетом «Фишерманс френд» и улыбался во весь рот.
   – Как здорово, что ты позвонила. Я чуть со скуки не умер, пока сидел дома. И Софии успел глаза намозолить. Она твердит, что я должен помогать по дому, но ведь я болею.
   Карин сменила передачу.
   – Да, вам парням, стоит лишь простудиться, как вы сразу готовитесь умирать, – она многозначительно посмотрела на своего спутника.
   – Ты говоришь, как София. Только представь, она читала мне лекции о иммунной защите организма и бактериях.
   Карин рассмеялась. Ей легко было представить, как София, учительница биологи в школе, поучает своего ленивого мужа.
   – Я тебе скажу, что те бактерии, которые дети приносят домой из садика, это совсем не детские игрушки.
   – Как скажешь, – рассеянно ответила Карин.
   – Ты меня слушаешь?
   – Да, только смотрю на знаки, – сказала Карин, показывая вперед. – Поворачиваем тут.
   – Хуже всего было, когда я был дома, и дети тоже свалились с простудой. У всех температура была 39,5. Я пошевелиться не мог, а они требовали играть с ними в лего и посмотреть фильм. И, естественно, не могли договориться, какой именно.
   – Бедняжка, – посетовала Карин.
   Роббана, считавшего, что они найдут священника в доме престарелых, ждал сюрприз. Супруга пастора отправила их в часовню замка Лэкё, где Симон Невелиус венчал сегодня две пары. Замок находился на острове Калландсэ на озере Вэнерн. Сине-желтые флаги развевались на ветру. Карин с восхищением оглядела представшую их глазам картину, но все же ей не хватало запаха соли и водорослей. Ворота в замок были украшены зелеными ветками, но сам он был закрыт: сезон еще не начался.
   – Вот там дорога к часовне, – объяснила дама в нарядном костюме в кассе, где летом продавались билеты. Роббан сунул полицейское удостоверение обратно в карман.
   Карин толкнула одну из створок двери в часовню. Тяжелая панель легко поддалась, поскольку петли были хорошо смазаны маслом, чтобы не беспокоить своим скрипом молящихся. Кованая ручка холодила ладонь. Дверь почти бесшумно закрылась за ними.
   В часовне было тихо. Шум ветра не проникал сквозь толстые стены. Солнечный свет попадал внутрь через узкие витражные окна, гладя своими лучами старые деревянные скамьи, выкрашенные зеленой краской. Красный ковер приглушал звук шагов. В церкви царил приятный полумрак. Полицейские отметили, что пол был выложен плитками из известняка, отполированными до блеска. Карин с Роббаном прошли вперед к алтарю, но Карин внезапно остановилась от переизбытка эмоций. Уставившись на алтарь, она сглотнула. Каково бы это было – стоять перед алтарем со своим нареченным.
   – Простите, что побеспокоили, мы из полиции Гётеборга, – голос Роббана вернул Карин к реальности.
   Мужчина перед алтарем замер. В руках у него была Библия. Видно было, что он очень стар и несчастен. Глаза глубоко запали, пальцы скрючены артритом. Лицо человека, которому совесть не дает спать спокойно. Священник дернулся при слове «полиция» так, словно ему было, что скрывать.
   – Полиция? – переспросил он.
   – Это вы Симон Невелиус?
   – Да.
   – Вы служили в Марстранде в шестидесятые. У нас к вам вопрос об одном венчании того периода.
   – Марстранд? Это же было так давно, я только заменял там священника, но попробую вспомнить.
   – Арвид Стернквист и Сири Хаммар. 3 августа 1963 года.
   – Думаю, я помню это венчание.
   – Можете описать невесту? – спросил Роббан и зашелся кашлем.
   Невелиус описал ее.
   – А жениха? – спросила Карин.
   – Его я плохо запомнил, – последовал неуверенный ответ.
   – Блондин? Брюнет? – помогла Карин.
   Пастор покачал головой. Видно было, что он напряженно думает.
   – О чем речь? – спросил он наконец.
   – Была спешка со свадьбой? – спросил Роббан, уняв приступ кашля.
   – Насколько я помню, нет. Может, вы скажите мне, в чем дело, и пойму, могу ли вам чем-то помочь.
   Взгляд священника бегал с Карин на Роббана.
   – Нас интересует, почему нет даты запроса об отсутствии препятствий для брака.
   – Боже мой, вы приехали из Гётеборга, чтобы спросить об этом? Но у меня нет ответа. Это было так давно.
   – Сколько обрядов вы провели без такого запроса?
   Глаза старика нервно забегали, и наконец остановились на позолоченном ангелочке на стене. Неужели он думает лгать в церкви?
   – У меня венчание в час, – сказал он.
   Карин взглянула на часы. Начало первого.
   – И на этот раз запрос был сделан? – спросила Карин.
   – Да… – промямлил старик и потянул белый воротник, который явно мешал ему дышать.
   Карин решила довериться своим инстинктам.
   – Симон, я думаю, вы все прекрасно помните. Думаю, у вас было время подумать о том, правильно ли вы поступили. Мы расследуем убийство, и вы бы помогли нам, если бы рассказали всю правду.
   Карин знала, что немного преувеличивает. Они знали только, что Арвид скончался в результате отравления, но у них не было доказательств, что это было убийство. Но на Симона Невелиуса ее аргументация подействовала.
   – Убийство? – встревожился он. Старик присел на первую скамью и устремил взгляд на Иисуса на кресте. И начал рассказывать. Медленно, робко. Слова тяжело приземлялись на старый каменный пол.
   – Да, я все помню, – вздохнул он. – Помню, как вчера. Она пришла ко мне, бедняжка.
   – Сири, – пояснил Роббан.
   Симон кивнул.
   Она объяснила, что отец ее неродившегося ребенка утонул, оставив ее без средств на существования. У бедняжки не было никого. Она не понимала, как Бог мог позволить такому случиться. Ведь они с Арвидом только-только обручились. Она была безутешна. Сири показала мне кольцо, сказала, что подвенечное платье уже сшито, и что семья ее не простит. Ее родители были очень приличными людьми. Мама всегда заботилась о детях. Очень красивая женщина, правильные черты лица, мелодичный голос. Они приехали из Уддевалы. Жили в Гетеборге, а лето проводили в Марстранде. Трое детей. Две девочки и один мальчик. Сири была младшенькой. Отец погиб. Мать вышла замуж повторно – за итальянского бизнесмена.
   Она родила еще троих детей нового мужу, и на детей от первого брака времени не осталось. Новый муж тоже ими не интересовался. Им пришлось уехать из дома в юном возрасте. Сири была такой хрупкой, такой несчастной. Я помню, как она вся тряслась от холода в церкви в тот день, когда пришла ко мне.
   – Я хотел помочь ей. «Если бы мы только успели пожениться раньше», – рыдала она. – Я была бы одна, но у ребёнка хотя бы было бы имя, а у меня достоинство. И меня осенило: Бог послал Сири ко мне, чтобы я помог бедняжке. И это было в моих силах.
   …Карин с Роббаном шли по посыпанной гравием дорожке к выходу. Замковая стена не спасала от сильного ветра, дующего с озера. Карин поежилась от холода. Они сели в машину, выехали с парковки и оставили красивый белый замок и голубое озеро позади. Разговор утомил Карин, а от полученной информации ей было не по себе. Сири и Арвид никогда не были женаты.
  

  

   

    14
   

   Сначала Карин не хотела идти на встречу с незнакомыми женщинами, но в последний момент передумала и согласилась. Почему бы и нет? Только нужно что-то принести. Она оглянулась вокруг. Бутылка вина – слишком скучно. Выбор снова пал на Эверта Тоба. Карин оглядела коллекцию дисков. Без какого из них она сможет прожить? Всего прожить пару дней, поскольку она пойдет и купит новый диск уже в понедельник. Подарочной бумаги у нее не было, но нашлась алюминиевая фольга и бечевка. В воздухе запахло просмоленной бечевой, напомнив о детстве когда она лежала на теплом от солнце плотике и ловила крабов, а в воздухе витал запах смолы.
   Около семи раздался стук по обшивке яхты.
   – Привет, это Сара, твой гид сегодня.
   – Какая роскошь!
   Карин закрыла люки, спустилась на причал и протянула руку женщине.
   – Ты родом отсюда? – спросила Карин, пока они шли в сторону пляжа. Гавань была заполнена лодками. На «Анданте» тоже кипела жизнь. Сара покачала головой.
   – Томас, мой муж, родом отсюда. Я тут чужак. Ты не слышала, что жителем Марстранда можно стать только в пятом поколении.
   Она улыбнулась.
   – Я слышала, что Ханна подвозила тебя в Гетеборг утром.
   Карин кивнула.
   Она стояла на остановке, когда рядом притормозил темно-синий «Сааб» и женщина ее лет предложила ее подвезти. Такое случалось в деревнях: люди охотно помогали друг другу. Ханна рассказала, что они планируют женский ужин и пригласила Карин, хотя даже не была его организатором.
   Сара и Карин прошли через парковку и повернули налево. Они поднялись вверх по склону к красивому деревянному дому – типичному для этих мест – с видом на море.
   – Привет, Сара, – поприветствовал их парень, шедший на встречу. У него был красный рюкзак и на вид тяжелая сумка.
   – Привет, Маркус, у тебя все хорошо? – по-английски спросила Сара.
   – Да, спасибо, – ответил парень с сильным акцентом. Но его улыбка была красноречивее любых слов. И предназначалась она явно Саре.
   – Идете нырять? – спросила Карин.
   Маркус не ответил, Сара показала на сумку.
   – Тяжелая, – пояснил он и сказал «Береги себя» Саре и «Пока» Карин.
   – Немецкий журналист, мы сдаем ему квартиру в подвале. Очень приятный, – сказала Сара.
   – И красивый. Он ныряльщик? Разве не слишком холодно? Да и вечером темно.
   – Понятия не имею. Никогда не ныряла. Поворачиваем здесь, – отозвалась Сара.
   Большинство домов в этой части острова были построены в тридцатые-пятидесятые годы, а подальше можно было заметить дома поновее. Пройдя поворот на Розентбергсгатан и не доходя до улицы Малепертсгатан, Сара свернула на улочку Фюрмэстаргонген и остановилась перед домом с синей эмалированной табличкой, оповещавшей, что они в «Квартале Блекебакен». А там мой дом, – показала Сара на соседний дом.
   – Вы соседи? – удивилась Карин.
   – Да, – ответила Сара.
   – И ты спустилась в гавань только, чтобы показать мне дорогу? – удивленно спросила Карин, тронутая такой заботой.
   – Мне все равно надо было пройтись. Я весь день из дома не выходила. Пошли.
   Ханна жила в деревянной двухэтажной вилле, выкрашенной в желтый свет. Первый этаж был каменным, второй деревянным. Старая ветвистая яблоня, занимавшая собой почти весь крошечный сад, была увешана фонариками с настоящими свечами внутри. Фонарики – или, может, надо называть их подсвечниками – покачивались на ветру, язычки пламени подрагивали. Под яблоней сидела кошка и, как загипнотизированная, следила за фонариками.
   – Люкке любит такие вещи, – пояснила Сара и постучала в дверь застекленной веранды. Не дожидаясь, пока откроют, она толкнула дверь и крикнула:
   – Привет, это мы.
   Веранда была явно в стадии ремонта. Вместо пола лежали временные доски. Потолок явно готовили к покраске, а окна – к замене. Свободного от материалов для ремонта пространства хватало едва на метр. Сара с Карин протиснулись мимо мешков и ящиков в прихожую.
   – Они делают ремонт, – пояснила Сара.
   Светловолосая женщина, ровесница Карин, встретила их в прихожей.
   – Добро пожаловать! Как здорово, что ты к нам присоединилась. Меня зовут Люкке.
   Она вытерла руки наброшенным на плечо полотенцем, и протянула ее Карин.
   – Прости за беспорядок. У нас ремонт.
   За спиной Люке показался темноволосый мужчина в сером пуховике. Судя по одежде, он как раз уходил.
   – Привет, меня зовут Мартин. И меня выставляют за дверь.
   – Мой очаровательный муж как раз собирался уходить.
   – Карин.
   – Хорошо повеселитесь, девочки. Если вам будет скучно, можете заняться теплоизоляцией на чердаке.
   – Конечно, – Люкке поцеловала мужа в щеку и протянула ему зеленый рюкзачок в виде черепахи: – Подгузники, пижама и кашка.
   – Думала, я забыл? – спросил Мартин.
   – На всякий случай, – ответила Люкке.
   – Пока! – попрощался Мартин и вышел.
   – Я немного затянула с приготовлениями, так что надеюсь, вы поможете мне почистить креветки для супа.
   Вшестером они сидели за столом, чистили креветки и болтали. Одна из женщин, Тереза, говорила больше всего. Ей явно нравилось перемывать косточки ближайшим знакомым.
   – Тессан, может, повремени с твоими историями, а то Карин никого из этих людей не знает, – предложила Люкке.
   – Как идут дела с ремонтом? – спросила Сара. – Мы тоже подумываем что-то сделать со вторым этажом. Вам сложно было получить разрешение на реновацию? Я знаю, что это не так легко, когда речь идет о старых домах.
   Люкке открыла было рот, чтобы ответить, но Тереза ее опередила. Оказалось, что она эксперт в делах не только любовных, но и строительных тоже.
   – Что можно делать и что нельзя определяет план сохранения культурного наследия. Поскольку ваш дом не относится к старинным постройкам, вы можете делать с ним все, что хотите, лишь бы он оставался двухэтажным. Мало у кого возникают проблемы с потолками, но когда мы с Крилле собирались…
   Карин была здесь недолго, но Тереза уже успела утомить ее своей постоянной болтовней. Потолки, балки, разрешения на реновацию были ей совершенно неинтересны, так как в данный момент лодка была ее домом. Я как улитка, ношу свой домик на себе, подумала она. Мобильный дом – это неплохо, но означает, что у тебя нет своей теплой гавани. В любой момент можно сняться с якоря и плыть дальше, ничто не держит ее в том или ином месте, кроме тросов, которыми «Анданте» крепился к столбикам на причале. На часах была половина девятого, когда Люкке наконец в последний раз перемешала содержимое кастрюли, посыпала блюдо крупно нарубленным укропом и внесла в столовую.
   – Приятного аппетита, – пожелала она всем и протянула половник Аннели.
   Из корзины под клетчатым полотенцем исходил запах свежевыпеченного хлеба. У Карин немного кружилась голова от выпитого вина, и к тому же она за весь день только перекусила в Макдональдсе по дороге из Лидчёпинга, а это было много часов назад.
   – Поражаюсь, откуда у тебя силы берутся, – сказала Аннели. – Ты даже хлеб испекла.
   – Моей свекрови понадобилась бы целая неделю на подготовку, – прокомментировала Сара. – Просто так к ней в гости не заявишься.
   – Не забывай, что ты говоришь о моей матери, – с улыбкой произнесла Аннели, – но я вынуждена с тобой согласиться.
   Сара повернулась к Карин.
   – Ты поняла? Аннели дочь Сири и Вальдемара. Их ты знаешь. Да, мы тут все в курсе, – ответила Сара на вопрос в глазах Карин. – А я замужем за братом Аннели Томасом.
   Карин кивнула и изобразила, что вытирает пол со лба.
   – Наверное, мне понадобятся бумага и ручка, чтобы всех упомнить.
   – Погоди, мы еще не начали перечислять кузенов и кузин, – пошутила Сара.
   Карин кивнула, гадая, как она могла оказаться в такой ситуации. Ужинать с дочерью и невесткой подозреваемой. Правда, теперь она знала, что Сири не была вдовой покойного.
   – Не переживай, – толкнула ее в бок Люкке, заметив, что Карин напряглась.
   – Очень вкусный суп и хлеб, – похвалила Карин, чтобы что-то сказать.
   – Здорово! Бери добавку, – просияла Люкке и подняла бокал для тоста.
   

   Кофемашина бурчала на кухне, перемалывая зерна, в воздухе распространился живительный аромат кофе. Люкке взбила молоко в пену, аккуратно налила в кружки и посыпала сверху корицей через формочку в виде звезды. Женский ужин прерывался два раза звонками мужей, которые интересовались, где кашка и где пижама. Но сейчас пришло время для десерта.
   Аннели повернулась к Карин.
   – Можно спросить, как проходит расследование.
   – Можно, но, я не вправе раскрывать все подробности, – ответила Карин.
   – Служебная тайна… – вздохнула Аннели.
   – Но ведь все в курсе, что покойник – Арвид Стернквист.
   – Легендарное семейство Стернквистов.
   Все посмотрели на Люкке.
   – Дядя Бруно, вы же знаете, – продолжила она, и все расхохотались.
   – Мы-то знаем, а вот Карин нет. Ты знаешь Бруно Мальмера? Ой, сорри, профессора Бруно Мальмера? – спросила Ханна у Карин.
   – Нет, – покачала та головой, – а, что, я должна?
   – Э… – протянула Люкке. – Расскажи нам. Все истории дяди Бруно крайне занимательны.
   – О’кей, – согласилась Люкке и повернулась к Карин. – Мы зовем его дядя, хотя он дядя жены. Это важно, потому что мы с ним не в кровном родстве. И Бруно всегда интересовался историей и археологией.
   По окончании исторического факультета, он получил предложение преподавать в Эдинбурге в Шотландии. Там он познакомился с шотландским морским археологом. Вместе они начали исследовать суда, принадлежавшие Остиндийской компании, затонувшие в шотландских водах. Таких судов немало, я вам скажу, у меня например, есть пушечное ядро с «Королевы Швеции» – подарок дяди Бруно.
   – А можно просто так забирать вещи с затонувших кораблей? Кому они принадлежат? – поинтересовалась Ханна.
   – Не знаю. Спроси дядю Бруно. Но не удивлюсь, если он порой нарушает закон.
   – Я тоже, – добавила Аннели, кладя в рот ложку мороженого.
   Карин воспользовалась паузой.
   – Легендарное семейство Стернквистов, – напомнила она.
   – Ах да, – вернулась к теме Люкке. – Дядя Бруно рассказывал мне, что во времена, когда большинство тайно или открыто поддерживали нацистов, семья Стернквистов промогала евреям до, во время и после Второй мировой войны. Они жили в Лондоне. Думаю, они на этом заработали немало денег, потому что не слишком верю в сказки про добрые сердца богачей. Вспомните. Собственность евреев конфисковали. Золото, фарфор, искусство, наличные. Вдоль наших берегов шли суда с норвежскими евреями для отправки в концентрационные лагеря и суда с их имуществом. Золотые корабли, как их называли.
   Все затаили дыхание. Пламя свечей дрожало – то ли от сквозняка, то ли от напряжения в комнате. Люкке обвела взглядом всех присутствующих и шепотом продолжила:
   – Говорят, что не все золотые корабли достигли гавани, некоторые затонули вместе со всеми богатствами на борту. Или их захватили пираты. Это все, что мне известно. Простите, Наверное, я расстроила вас этой печальной историей. Если хотите знать больше, спросите дядю Бруно.
   – Он тут живет? – поинтересовалась Карин, впечатленная рассказом.
   – Мюрен, – сообщила Ханна и сделала глоток колы из винного бокала.
   – Десерт еще остался. Надо его доесть, а то я сама все слопаю.
   – Мюрен?
   – Это квартал на Куэн, – объяснила Люкке. – Там есть такой старый красный хутор восемнадцатого века. Там и живет Бруно. Передавай привет. Он всегда рад гостям, которые хотят послушать его истории.
   Ханна поднялась и постучала по бокалу.
   – Я хочу поблагодарить хозяйку за отличную еду и рассказать одну историю. Знаете семью Тегнеров? Я была у них няней давным-давно. Ну так вот. Ларс, муж и отец, снова женился на девушке на девятнадцать лет моложе себя. Ее зовут Санна. И нас пригласили на ее тридцатилетие. Кстати, пока я не забыла, в качестве подарка она получила яхту. С огромным красным бантом. Видимо, мода сейчас такая – дарить яхты. Мы привели себя в порядок, надели лучшие наряды и отправились в их недавно отремонтированную виллу.
   – Очаровательно, – с сарказмом прокомментировала Аннели.
   – Это еще не все. И вот сидим мы там, и, что удивительно, нам даже хорошо, но тут Ида тянет меня за рукав и говорит: «Мама, пойдем со мной. Кое-что случилось».
   Я иду с ней на кухню, которую, как мне известно, изготовили мастера из Оруста по индивидуальному заказу.
   И там вижу нашего сына с виноватым видом. За его спиной огнетушитель. И я вижу, что вся прихожая будто засыпана снегом…
   Гостьи буквально катаются по полу от смеха, слушая историю, как сын Ханны поигрался в гостях с огнетушителем.
   – Вся одежда гостей и обувь… представляете. Дело было в январе, там и шубы были… Мне пришлось рассказать обо всем хозяину, и он был просто вне себя от гнева. От волнения он назвал новую жену Агнетой, а это имя его первой жены…
   

   Давно уже Карин так не смеялась. Чистя зубы на борту, она улыбалась при мысли о всех смешных историях, которые услышала за этот вечер. У Люкке, судя по всему, был хороший брак. Она была спокойной и довольной. Сердце Карин сжалось при этой мысли. Она была единственной одинокой женщиной на это ужине. У всех остальных были мужья и дети. Ей стало грустно. Пару минут она стояла и жалела себя, но потом вспомнила про Сару. Та явно была несчастна в браке. «В один прекрасный день» – вспомнились ей строки из песни Сюсанне Альфвенгрен. Как там было дальше? «Лучше быть одной в одиночестве, чем одинокой в паре».
   


   Маркус совершал свой обычный ритуал перед нырянием. Устроился в уединенном месте – на этот раз туалете, и включил музыку. MP3-плеер был маленький и красный. Цвет любви и страсти. Он снова подумал о Саре. В другое время, в другом месте они могли бы быть вместе. Те редкие совместные минуты, которые у них были, являлись для него драгоценными. Несмотря на то, что они знакомы недавно, Сара знала о нем больше, чем кто-либо другой. Она знала все. Сара помогла Маркусу сложить единую картину из разрозненных кусочков мозаики, которые он собрал. Они обсуждали и спорили, читали вместе старые документы, найденные девушкой в подвале Сири и Вальдемара, сравнивали их содержание с данными, которые раскопал Маркус, все ближе подбираясь к правде.
   Она помогла ему узнать больше о прошлом матери и несчастном случае на лодке. Сара вспомнила, как из сумочки Сири выпало кольцо пару недель назад. Им нужно было добыть это кольцо, и Саре казалось, что она сможет это сделать.
   Но чувство тревоги не оставляло Маркуса. Он не успел отправить письмо. И он знал слишком много о компании на борту, чтобы его вот так просто отпустили домой в Германию. Его единственным преимуществом было то, что они не знали о том, что ему все известно. После сегодняшнего плавания он пойдет домой, соберет вещи и исчезнет, никому не сказав ни слова. Кроме Сары. Она на всегда останется в его сердце. Томас даже не подозревает, насколько ему повезло. Если Маркус когда-нибудь женится, то только на девушке, вроде Сары. Если бы они только встретились до того, как она вышла за Томаса.
   

   В трюме Бликстен, зажигая сигарету, обратил внимание на камеру в непромокаемой сумке. Маркус обычно всегда брал ее с собой. Но сегодня он был рассеян и оставил ее в сумке.
   – Интересно, что он снимал? – спросил Бликстен.
   – Девчонок? Нас? – рассмеялись мужчины. Море сегодня было капризным, и смех помог разрядить атмосферу на борту. Волны шумно бились о борт.
   – Смотрите, это я, – сказал один из членов команды, включая камеру. – Лодки, красные домики. Типичные фото для немца. Они обожают такое. Он уже собирался отложить камеру, когда на очередной картинке оказался совсем не домик.
   – Что за черт! – выругался он и постучал капитана по спине.
   – Смотри!
   Фото было сделано под водой. Это был ящик на дне моря, опутанный водорослями. Замок украшали знакомые символы.
   – Ни хрена себе. Так это правда. Он все время был там, и мы его даже нашли. Только наш немецкий друг забыл нам об этом сообщить. Любопытно почему.
   – Что будем с ним делать?
   – Пусть ныряет. Глубоко. И долго. Ныряльщик – опасная профессия. Несчастные случаи случаются то и дело.
   Он выключил камеру и положил обратно в сумку. Он был похож на капитана пиратского корабля. Морской закон суров по отношению к предателям. Нужно всем показать, что будет с каждым, кто предаст общее дело. Выпустив штурвал, он пошел и достал кусачки, способные перерезать даже стальной трос. Он протянул их Мольстедту, нагнулся и шепнул ему что-то на ухо. Мольстедт кивнул.
   

   Маркус закончил слушать классическую музыку, выключил плеер, смотал наушники, сунул во внутренний карман, застегнул молнию защитного костюма и вышел из туалета.
   – Мы на месте, – сообщил мужчина за рулем. – Вот и корабль, – добавил он, показывая на светящуюся точку на экране. – Это последний на сегодня, – закончил он, кидая взгляд на часы.
   Ныряльщики приготовились. Ласты не хотели натягиваться, и Мольстедту пришлось помочь ему. Маркус надел водолазную маску, натянул перчатки и спиной вниз нырнул в воду. Мужчины кивнули друг другу. Море волновалось, словно протестуя против их коварных планов. Достаточно людей потеряли жизни в водах вокруг Патер Ностер. Вслед за Маркусом нырнул Мольстедт с кусачками в руках.
   
Патер Ностер, 1963 год

   Он улыбнулся Элин, и тут его снова скрутил приступ рвоты. Море несколько дней штормило, и они не могли покинуть Хамнесшер. Им пришлось остаться у отца Элин и ждать, пока Арвиду станет лучше.
   Она плохо помнила прошедшие события. Не помнила, как она упала за борт, помнила только, что плыла и плыла, пока не лишилась сил и во рту не появился вкус крови, помнила, как сильные руки схватили ее и вытащили из воды. Она ударилась локтем о борт. Открыв глаза, Элин увидела, что лежит на палубе, а рядом с ней Арвид. За штурвалом стоял ее брат Карл-Аксель.
   Сутки прошли с тех пор, как они отправились на прогулку на яхте. Арвид с трудом дышал, вдыхая воздух маленькими порциями, словно что-то мешало ему вдохнуть полной грудью и наполнить легкие кислородом.
   – Дыши, Арвид, ты должен дышать! – шептала ему Элин, стараясь не показывать своего отчаяния. Она легла рядом и положила его голову себе на плечо. Она осторожно начала напевать «Ноктюрн» – тот фрагмент, который Арвид пел их неродившемуся ребенку, но слова все никак не шли на память. С трудом она вспомнила:
   Спи, дружок, ночь наступает!
   Любовь охраняет твой мирный сон!
   Она поцеловала Арвида и погладила по голове, взяла его руку и прижала к своему животу. Уголки его губ приподнялись в улыбке. Элин обвела кончиком пальца контуры его губ. Арвид сделал свой последний вдох и затих. Ей вспомнилось, как он сказал, что, когда впервые увидел ее в «Брэутигамс», у него перехватило дыхание от восхищения перед ее красотой. В животе шевельнулся ребенок: он тоже не хотел расставаться с отцом.
   Врач, друг ее брата, уже ничего не мог поделать. Только предупредить, что ей стоить быть осторожней. Если зло расправилось с ее мужем, то и ее они не пощадят. Пока никто не знал, что Элин жива. В розыск были объявлены оба. Отец сказал, что это только ей на руку. Мало кто был в курсе, что они с Арвидом поженились, и никто не знал, что она носит его ребенка. Со слезами на глазах и болью в сердце Элин накрыла мужа одеялом. Эрлинг взял ее руки в свои и пообещал, что обо всем позаботится. Он не стал говорить, что взял пробы на анализ, чтобы выяснить причину смерти. Тогда он еще не подозревал, что в будущем эти пробы ему еще понадобятся.
   Мужчины ждали ее у дверей. Нужно было уходить. Обернувшись, Элин помахала мужу на прощание. Не в силах произнести роковое «прощай», она шепнула:
   – Мы скоро увидимся, и я буду считать каждую минуту до этого момента.
  

  

   

    15
   

   Ночью резко упала температура, и в результате к утру все западное побережье было затянуто плотным белым туманом. Такое частенько случалось весной до того, как вода прогреется. Туман был настолько густым, что поглощал все звуки как одеяло. Деревянные домики были окутаны им, как фарфор мягкой тканью при переезде. Из-за тумана с Куэна не видно было Марстранда, до которого было рукой подать.
   Сири удивилась, когда дверь дома Путте и Аниты открыл молодой мужчина. Она не сразу узнала его без рабочей одежды. Сегодня перед ней стоял не замызганный рабочий, а загорелый чисто выбритый мужчина в синей рубашке от «Хьюго Босс». От него приятно пахло одеколоном. Роланд принял ее пальто и повесил в шкаф в прихожей. Путте и Вальдемар уже сидели за столом, когда Сири с Роландом вошли в комнату. Роланд подвинул стул для Сири, а сам присел напротив. Он снял резинку с рулона с чертежами.
   – Добро пожаловать, рада вас всех видеть, – начал Путте. – Роланд, Наверное лучше, если ты начнешь.
   Роланд расправил руками чертеж зданий на Патер Ностер. Им нужно было принять решение, что делать дальше. Находка в кладовке и вызов полиции негативно сказались на графике работ. Дату сдачи пришлось отодвинуть на две недели. Роланд составил перечень работ, которые оставалось выполнить. Он положил список на чертеж. Список был составлен в порядке очередности и снабжен датами, когда нужно было выполнять те или иные работы. Он надеялся, что, если следовать этой схеме и заменить двух поляков шведами, то можно успеть закончить ремонт за эти две недели. Путте кивнул.
   Встреча затянулась, но Сири не возражала. Новый имидж Роланда был ей по вкусу. Их взгляды встретились, и она долго не отводила глаз.
   Анита не присутствовала на встрече. Она давно уже составила мнение о Сири и Вальдемаре и не горела желанием с ними общаться.
   Сири с гордостью рассказала Аните, что оплатила дочери пластику груди, поскольку сама родила троих детей и знала, что дети делают с фигурой. У нее самой не было такой возможности, и поэтому она хотела дать дочери этот шанс. Анита знала, что когда Сири говорит о дочери, она имеет в виду Диану, хотя дочерей у нее было две. Но Аннели для Сири словно не существовала. Анита этого не понимала. Аннели была самой умной из дочерей Сири, она закончила университет и получила хорошую работу. И все это без помощи родителей.
   У Аниты не было желания ждать, пока собрание закончится. В одиннадцать она позвонила своей золовке Люкке. Имя Люкке ей подходило. Нельзя было представить жены лучше, чем она. Мартину очень повезло с ней. Люкке стала Путте и Аните дочерью, которой у них никогда не было. Анита надеялась, что Люкке тоже счастлива быть членом их семьи. Анита знала, что сейчас ей нелегко, потому что в доме идет ремонт, а она работает полный день и занимается ребенком. Мартин все свободное время посвящал ремонту. Анита пыталась помогать Люкке с готовкой и сидеть с Вальтером. Это было несложно, и невестка была благодарна за любую помощь. Спустя десять минут Анита уже была на пароме, который плыл в белом тумане в сторону Куэна. Люкке встретила ее у магазина. Вальтер шел рядом, держась за коляску. Анита нагнулась, чтобы сжать внука в объятьях.[11]
   – Баба! Баба!
   – Привет, Вальтер! Скучал по бабушке? Хочешь с ней погулять?
   – Как у тебя дела, милая? – спросила Анита, обнимая Люкке.
   – Так себе, должна признаться. Изоляционные материалы уже месяц лежат на веранде. Мне уже надоело протискиваться между ними с коляской и сумками с продуктами. Прости, я не хочу все время жаловаться, но…
   – Ничего, – ответила Анита, – я сама спросила, и иногда поныть не помешает.
   – Вчера у нас был женский ужин, и это было здорово. Давно мы уже не собирались.
   – Здорово. Кто был? – спросила Анита.
   Люкке рассказала об ужине и о том, что разговор зашел о дяде Бруно.
   – Давно уже я его не видела. И Путте тоже. Может, зайдем навестить его? – предложила Анита.
   – Вальтер только что поел, так что он скоро заснет в коляске. Так что можем пойти. Я, кстати, слышала о вашей охоте за сокровищами. Как все продвигается?
   – Потрясающе. У нас как будто второй медовый месяц, – призналась свекровь.
   – Это видно по тебе. А это сокровище действительно существует? То, которое вы ищите?
   – Понятия не имею, но это совершенно не важно, – улыбнулась Анита.
   – Доброе утро, Марта, как дела? – спросила Анита, заметив в саду дома на Слоттсгатан 8Б свою знакомую.
   – Хорошо, спасибо, избавляюсь от сорняков, – ответила Марта.
   Она стояла в клумбе с лотком на голове и резиновых сапогах. В руках у нее были грабли. Старушка схватилась за поясницу:
   – Главное, что весна наконец пришла, а то эта зима уже надоела.
   – Да, надеюсь, холодов больше не будет, – ответила Анита.
   – Лилии уже показались, смотрите, – Марта показала на клумбу. Архимед подошел, потерся о ее ноги, вернулся на дорожку и улегся на шиферную плитку. Он начал вылизывать лапы, то и дело поглядывая, чем там занимается хозяйка.
   – Туман – хороший знак. Это к теплу Путте вечером летит в Лондон, там уже 18 градусов. Будем надеяться, что тепло придет и к нам, – выразила надежду Анита, и они пошли дальше.
   Они прошли по Слоттсгатан к улице Фредрик Баггесгата и свернули влево. Брусчатка перешла в асфальт.
   Почему-то кто-то решил, что дешевле будет заасфальтировать дорогу, чем перекладывать брусчатку. Отсюда не видно было пристань, хотя до нее было не больше тридцати метров. Вальтер устал и начал зевать. Анита посадила его в коляску и перевела сиденье в лежачее положение. Она заботливо укрыла внука флисовым пледом.
   – Мы еще не купались в этом месяце, – посетовала Люкке. – Март скоро кончится. Сегодня хороший день, нет ветра. Но неохота лезть в воду, когда погода хмурая. Приятнее, когда солнце.
   Сара с Люкке купались в море по меньшей мере раз в месяц круглый год. Конечно, купались громко сказано. Скорее окунались после быстрой прогулки, когда дело было зимой. Люкке одевала бикини под пуховик. В купальнике и шапке вид у нее был забавный. Прохожие останавливались и интересовались, чем это они занимаются, и либо выражали восхищение, либо сообщали, что считают купание зимой полным безумием.
   – Подожди, пока у Сары будет время, – посоветовала Анита, и сунула соску в рот Вальтеру, который уже дремал. Она погладила внука по щеке.
   – Бабушкино золотко. Бабушкино сокровище.
   Из тумана вдруг возникла Карин. Люкке прижала палец к губам и показала на коляску. Карин кивнула.
   – Спасибо за вчерашний ужин, – прошептала она. – Было очень приятно.
   – Ты ведь хотела поговорить с Бруно Мальмером, – напомнила Люкке. – Мы как раз идем туда. Пошли с нами.
   …Красный деревянный дом восемнадцатого века, в котором жил Бруно, сразу бросался в глаза среди современных домов. Перед ним была детская площадка. На их счастье Вальтер спал, а то пришлось бы ждать, пока он накатается на качелях и каруселях. Дядя Бруно обрадовался гостям и тут же поставил кофе.
   – Входите-входите, – поприветствовал он Аниту с Люкке и повернулся к Карин: – Мы раньше не встречались…
   Люкке представила ее сперва как подругу, а потом уже как полицейского. У старика были борода и внушительные усы, которые он явно подкручивал с помощью воска. Одет он был в коричневые брюки, растянутые на коленях, рубашку-поло и твидовый пиджак. Вылитый первооткрыватель или ученый начала прошлого века.
   В прихожей стоял затхлый запах старости и было холодно, но в гостиной горел изразцовый камин. Правда, он не спасал от сквозняка над полом, где несколько поколений жителей дома оставили свои следы. Бруно отказался от помощи с кофе, расчистил место на столе, где лежали куча книг, морские карты, блокноты и прочие мелочи. Гостьям он предложил присесть на старинный диван. С минуту он стоял, прижав к груди охапку книг и бумаг, явно подбирая удобное место, потом решился и сложил все на столик у окна. Естественно, карта упала на пол. Ее тут же подхватил сквозняк и потащил по полу, пока на пути не возник ковер, о которой она затормозила.
   Карин с восторгом разглядывала комнату. Все стены были увешаны картинами, в основном, изображавшими море. Между картинами выглядели выцветшие обои, свидетельствовавшие о том, что раньше картины были развешаны по-другому. Белый книжный шкаф ломился от книг. Дверцы шкафа старик снял и поставил за диван. Шкаф не сочетался с диваном, а диван со столом. Обстановка больше напоминала лавку старьевщика, чем жилой дом. Все предметы по отдельности были красивыми, но в совокупности создавали комический эффект. Карин много повидала за годы работы, но в таком жилище была впервые.
   Молока у Бруно не оказалось, так что кофе пришлось пить черным. Черным как сажа. Карин поразилась тому, что ее кружка не окрасилась в темный цвет – таким крепким был напиток. Бруно подал сливки, но дата на упаковке и подозрительный запах заставили Карин отказаться от этого любезного предложения. Когда Карин взяла булочку, Анита покачала головой, и, откусив кусочек, Карин поняла почему. Булочка была такой черствой, что пришлось запить кусок глотком кофе и подержать во рту, пока он не размяк настолько, что его можно было разжевать. Люкке рассказала Бруно, что у Карин есть яхта, но старик не слушал, и только когда Карин упомянула, что, помимо Норвегии и Дании, она плавала в Шотландию, Шетландские острова, Оркнейские острова, Внешние и внутренние Гебриды, Северную Ирландию и Сент-Кильду, Бруно проявил интерес к разговору.
   – Шотландия… – мечтательно произнес он, и глаза его заблестели.
   Карин была понятна его ностальгия. Заботливо набив трубку, Бруно начал рассказывать о кораблях Остиндийской компании, затонувших близ Шетландских островов.
   – Один корабль я искал восемнадцать лет. Можете себе представить? Два десятилетия.
   Карин кивнула и пригубила термоядерный кофе.
   – Не крепковат? – спросил Бруно, зажигая трубку спичкой. Два облачка поднялись вверх и тут же растворились в воздухе, гонимые сквозняком.
   – Кстати, у меня есть домик на Шетландских островах, – сказал дядя Бруно, показывая гостям на глобус на полу. Наверное, не все знали, где находятся эти острова.
   – К северу от Шотландии, неподалёку от берегов Норвегии, – сказал он, посасывая красивую деревянную трубку. – Правда, я там бываю только летом. Осенние шторма на Аут Скерриес это вам не шутка, это ведь самый восток, почти уже Норвегия.
   Карин была единственная, кто кивнул.
   – Я там была. Невероятные пейзажи.
   Бруно довольно кивнул.
   – Согласен. Outstanding, remarkable, – добавил он с шотландским акцентом, выпустив изо рта очередное облачко дыма.[12]
   – Один мой приятель лишился новых сетей для лобстеров. Я нырнул за ними, и совершенно случайно нашел останки корабля. В самом конце сезона.
   – А сети? Нашлись? – спросила Люкке, которая до этого была занята тем, что прятала черствую булку в салфетку.
   Бруно посмотрел на нее как на безумную. Кого волнует невод, когда ты только что нашел корабль Остиндийской компании, который искал двадцать лет?
   Не удостоив ответа Люкке, он повернулся к Карин, ловившей каждое его слово. Невозможно было представить себе более подходящее место для необычных историй о путешествиях, чем дом Бруно. На окне стояли серые и синие горшками с живучими пеларгониями. Карин вспомнила, что в таких горшках в восемнадцатом веки в Европу доставляли чай из Китая, хотя не была уверена, что это именно они. Бруно же витал мыслями на Шетландских островах.
   – Местные жители рассказывали, что после штормов в скалах находили серебряные монеты. Оказалось, что сундук с этими монетами был на борту затонувшего судна. Крышка давно уже сгнила, и каждый раз, когда дул ветер, монеты вымывало на берег. Сегодня они находятся в музее в Лервике.
   Он достал черно-белую вырезку из газеты «Шетланд таймс» и протянул Карин.
   Люкке решила, что пора вмешаться.
   – Карин интересуется Золотыми кораблями и семьей Стернквист.
   Дядя Бруно выпустил дым изо рта и спросил:
   – Расследование дела о трупе на Патер Ностер, точнее Хамнесшер, это ты им занимаешься?
   Карин кивнула.
   – Это тело Арвида Стернквиста? – спросил Бруно.
   Карин кивнула.
   – Но как он там оказался?
   – Хороший вопрос. Если у вас есть предположения, я буду рада их услышать.
   – Есть кое-что. Я слышал, он был замурован.
   Карин поняла, что не имеет смысла отрицать то, что все и так уже знали, и подтвердила, что труп нашли за стеной в кладовке.
   – Бедняга.
   – Мы не знаем, был ли он жив, когда его замуровывали, – сказала Карин.
   – Он был мертв?
   – Этого мы тоже не знаем. Люкке рассказала мне о Золотых кораблях и их связи с семьей Стернквистов и поведала, что вы можете сообщить мне больше.
   Карин старалась не выдать лишней информации сторонним лицам.
   – Золотые корабли… Что тебе уже известно и что ты хочешь узнать?
   – Все, если можно, – с энтузиазмом сказала Карин.
   Дядя Бруно улыбнулся.
   – У Семьи Стеркнвистов была транспортная компания. Её основал отец, Гилберт Стернквист, в Лондоне. Со временем семья переехала в Швецию, и управление перешло к сыновьям. Мать была шведкой, из Люсечиля, если я правильно помню. Гилберт тоже был шведского происхождения: отсюда фамилия Стернквист. Потом началась война, и Швеция отправила свои золотые запасы заграницу. Они не хотели, чтобы сокровища попали в руки немцев, если те решат захватить страну.
   – Куда?
   Хороший вопрос. Мало кто знает, но золото отправили в Берген, а оттуда на шведских судах в Нью-Йорк. Любопытно, да?
   Карин кивнула.
   – И эти суда называли золотыми?
   – И да и нет. Было два вида Золотых кораблей. Компания Стернквиста отвечала за транспортировку золотых запасов страны. Но были и другие суда, которые называли золотыми. Семьи евреев, отправленных в концентрационные лагеря, были весьма обеспеченными. Естественно, нацисты присвоили все из богатства. Обручальные кольца и золотые зубы переплавили в анонимные бруски и снабдили легитимными штампами. Их тоже перевозили морем, и эти суда и называют золотыми кораблями.
   Несмотря на то, что шведское правительство утверждает обратное, мы торговали с нацистами и получали плату золотом. Говорят, что часть этих судов пропали. Я не помню, чтобы хоть одно из них было найдено. Но все эти операции проводились в тайне. Ты слышала про Нацистское золото и Бруно Мельмера?
   Карин не успела покачать головой, Бруно уже продолжал свою историю. Около двух часов они провели у него дома. Вальтер проснулся в коляске, оставленной во дворе, и Люкке пошла к нему. Уходя от Бруно, Карин чувствовала себя, обогащенной новой информацией.
   – Анита! Я кое-что вспомнил! Погоди!
   Дверь заскрипела, внутри дома что-то упало, послышались ругательства. Наконец, Бруно показался на пороге с книгой в руках.
   – Вот. Я одолжил у вас книгу… лет пять назад. Простите, совсем забыл вернуть.
   – Да? – равнодушно спросила Анита, но глаза ее расширились при виде названия книги. Она провела рукой по кожаной обложке и открыла книгу.
   Аните и Перу-Уно!
   Пусть ветер дует вам в спину, а берега раскрывают свои объятья вам навстречу. Сердечно поздравляю с днем свадьбы. С наилучшими пожеланиями, Карл-Аксель.
   

   – Что это? – поинтересовалась Люкке.
   – Бортовой журнал, – ответила Анита с придыханием. – Свадебный подарок Карла-Акселя Стрёммера. Я совсем про нее забыла, – добавила она.
   – Стрёммер, да, – протянул Бруно, – Вот тебе, Карин, еще одна любопытная семья.
   – Аксель Стрёммер был смотрителем маяка на Патер Ностер. Есть старая легенда о том, что его дети Карл-Аксель и Элин обманули немцев и заполучили два золотых корабля. Вроде, Арвид тоже имел к этому отношение. Внутри дома раздался звонок телефона.
   – Золото так никогда и не нашли, зато Элин и Арвид исчезли. Но подробностей я не знаю, а люди многое говорят, – сказал он, и, помахав, вернулся в дом ответить на звонок.
   
Осло, декабрь 1963 года

   День выдался морозный. Вечером Элин возвращалась с работы. Ноги были словно налиты свинцом, сапоги сжимали отекшие лодыжки тисками. Они, весь вечер работавшие в ресторане, умоляли хозяйку выпустить их из кожаного плена и дать немного отдохнуть.
   Дорога сквозь дворцовый парк плохо освещалась. Элин ускорила шаг. От одного фонаря до другого было далеко. Не лучшее место для одинокой женщины в такое время.
   На дорожке впереди что-то лежало. Человек! Подойдя ближе, Элин увидела, что это женщина. Она не ответила на вопросы но приоткрыла глаза, когда Элин положила руку ей на лоб. Видно было, что у несчастной сильное переохлаждение, и она едва в сознании. Одна нога была неестественно согнута, и, когда Элин ее коснулась, с губ женщины сорвался стон. Элин оглянулась по сторонам – никого. Она успокоила женщину, сказав, что идет за помощью, сняла с себя пальто, накрыла несчастную и заверила, что скоро вернется. Потом Элин бросилась бежать к дороге.
   Спустя три часа они сидели в больнице и ждали, пока гипс на ноге фру Хофдан высохнет. Ее серые глаза внимательно смотрели на Элин.
   – Когда срок?
   – Простите, я не понимаю, – ответила Элин.
   – Когда родится ребенок?
   И Элин разрыдалась. Она плакала и плакала не в силах остановиться.
   – Тише, тише, милая, неужели все так плохо? – успокаивала ее женщина.
   Элин рассказала ей все, и когда она позднее собрала вещи и перевезла в квартиру фру Хофдан, на душе у нее было полегче. Просторная квартира располагалась позади Риддервольдсгате и Оскарсгате. У пожилой вдовы не было детей. Невидимая рука судьбы свела Элин с новой подругой и благодетельницей. Элин разглядывала вырезку из газеты с сообщением о том, что молодая пара пропала без вести во время морской прогулки. Полиция обращалась за помощью к общественности. Стен Видстранд – так звали полицейского. Интересно, как он отреагирует, если она вернется и расскажет, что произошло и кто был на этой яхте. Однажды я это сделаю, думал она. Однажды.
   


   – Привет, Путте! – крикнула Анита сразу, как вошла домой. Изнутри слышались мужские голоса, но в прихожей обуви Сири и Вальдемара уже не было.
   – Я на кухне!
   Путте нечасто можно было нам найти. Анита скинула ботинки и прямо в шерстяных носках, не надевая тапок, прошла на кухню. Куртку она бросила на кресло в прихожей. Путте помешивал половником содержимое большой кастрюли. Знаменитое куриное рагу. Он умел готовить только два блюда, рагу было одним из них. Он готовил его приблизительно раз в году, и обычно Путте всегда жаловался, как трудно это ему дается. Но сегодня он молчал. Мужские голоса раздавались из радиоприемника. При виде Аниты Путте сменил канал и снизил громкость. Тихая классическая музыка полилась из динамиков.
   – Не хочешь спросить, как прошла встреча? – поинтересовался он.
   – Нет, не хочу. А знаешь, что это такое? – спросила она, демонстрируя мужу книгу и наслаждаясь достигнутым эффектом. Аниту прямо-таки распирало от нетерпения.
   – Это книга, которую нам подарил на свадьбу Карл-Аксель. Дядя Бруно одолжил ее и забыл вернуть. Знаешь, с какой она лодки?
   Путте покачал головой, не выпуская из рук половника. Сок от рагу стекал ему на пальцы и потом капал на плиту с шипящим звуком.
   – «M/S Stornoway», – сказала Анита и продолжила: – Ну что скажешь? Откроем страницу 113.
   Путте выпустил половник и пошел к жене, на ходу вытирая руки о фартук, туго обтянувший живот. В туалете раздался звук спускаемой воды, и, к удивлению Аниты, в кухне появился Вальдемар.
   – Простите, зов природы, – сказал Вальдемар и виновато улыбнулся Аните. Потом он заметил книгу на столе.
   – Кто тут пишет дневник? Или это не он.
   – Бортовой журнал. Мы одолжили ее почитать и забыли про нее, – Анита захлопнула книгу.
   – Как любопытно. Прогулочное или торговое судно.
   – Что-то между, но мы еще не успели посмотреть. «M/S Stornoway» – название судна, – поколебавшись, добавила Анита.
   – Звучит знакомо, – отметил Вальдемар.
   – Есть такой город.
   – Да, помню. Можно у вас попросить стакан воды. От таблеток от давления у меня такая сухость во рту.
   В прихожей зазвонил телефон, и Анита отошла, чтобы ответить, в то время как Путте открыл бутылку минералки.
   – Прости за наглость, но не найдется у тебя без лимонного вкуса? – сказал Вальдемар, когда Путте поставил бутылку и стакан на старинный откидной столик, когда-то принадлежавший родителям Аниты.
   – Конечно, но не знаю, есть ли у нас обычная. Надо посмотреть в кладовке. Погоди. – Он накрыл кастрюлю крышкой, снизил температуру и вышел. Через пару минут вернулся с двумя бутылками и протянул одну Вальдемару.
   – Пожалуйста, без лимона.
   Вальдемар отпил прямо из бутылки и поднялся.
   – Спасибо за гостеприимство. Надеюсь, мне удастся найти дорогу домой в такой туман.
   – Надо было захватить навигатор, – сказал Путте, провожая его до двери.
   – Вот именно. Или радар.
   Надев кепку, Вальдемар вышел и сразу скрылся в тумане.
   

   Закончив разговор, Анита вернулась в кухню и присела за кухонный стол, на котором лежал бортовой журнал. Пожелтевшие засаленные страницы были пронумерованы вручную. В квадратике вверху каждой можно было записать дату, время, координаты корабля, команду, пройденное за прошедшие сутки расстояние, погоду, направление ветра и прилив или отлив.
   Квадратики были заполнены по всем судовым правилам, а остальное место на странице было заполнено красивым старинным почерком. Все строчки ровные, несмотря на то, что страница не была пролинована. Почерк Анита узнала сразу. Это был почерк Карла-Акселя. Таким же почерком сделана запись на топорике в модели корабля в библиотеке. Она начала просматривать страницы, и уже на четвертой нашла что-то интересное.
   – Путте, – позвала она, – смотри сюда!
   Путте надел очки и повернул к себе книгу. Крошки, оставшиеся от завтрака, скрипнули.
   – Боже мой, – выдохнул Путте. – Думаешь, это правда?
   Сняв очки, он уставился на жену.
   – Корабль «M/S Stornoway» вместе с другим неназванным судном отчалили от Питерхед на Шотландском побережье после технической проверки в местной верфи. Также на борт были подняты восемь ящиков.
   – Ничего не значится о содержимом ящиков или о том, как груз распределили по кораблям. Подозрительно. 9 октября 1951 года они направились через Северное море в Швецию. В октябре никто не станет пересекать Северное море без серьезного повода, – задумчиво добавил Путте.
   – Путте, представь, кто значится ответственными! Арвид Стернквист и Карл-Аксель Стрёммер.
   – Правда? Серьезные парни, – пошутил Путте. – Но давай откроем 113.
   Они нагнулись над книгой и затаили дыхание. Анита перелистала ее страницы до 111 и торжественно открыла 113. Но тут их ждал сюрприз. Страница была вырвана.
   – Черт! – выругался Путте. На лице его было написано разочарование.
   – Странно, – протянула Анита, – а на 115-ой снова стихи.
   – Стихи?
   – Начало такое же, но конец другой. Смотри.
   – Нет, – сказал Путте, – звоним Бруно и спросим, не вырывал ли он страницу из книги. Бруно удивился звонку, но ответил, что, естественно, он не вырывал из книги страниц. Анита тем временем продолжила читать строки:
   
    
     Между холмами Нептуна и горами Муссона

     С белыми верхушками, постоянно меняющими цвет,

     Между снежным туманом и брызгами

     Тебя ждет твой родительский дом, выкрашенный в белый цвет.

     Невеста обворожительна,

     Жених гордо стоит неподалеку,

     Но никогда не приблизится.

     Предмет из минувших времен

     С места, где многие упокоились.

    

   
   – Пока тоже самое, что и на бумажке в модели корабля, но последние строчки новые. Больше похоже на предупреждение. Ты меня слушаешь, Путте?
   – Да-да, – пробормотал Путте.
   – И некоторые буквы выделены жирным, видишь?
   Анита зачитала:
   
    
     – Не как обычный колокол,

     Призывает детей труда к покою и отдыху,

     Не как храм – к миру,

     Моряк, услышь меня, в тумане таятся

     Опасные скалы,

     Услышь мое предупреждение,

     Поворотись и молись Богу!

    

   
   Некоторые буквы были выделены жирным шрифтом. Анита взяла лист бумаги и записала выделенные буквы. Получилось «Breccia», если учитывать одинокое с посреди текста. Без него было бы «Brecia».
   – Что если речь не о Винге? Мне кажется, тут описывается другой маяк.
   – В смысле?
   – Сложи вместе строки. Море, родительский дом, выкрашенный в белый цвет, Карл-Аксель Стрёммер. Что получается? Где Карл-Аксель вырос?
   – На Патер Ностер. Его отец был смотрителем маяка… – протянул Путте.
   – Вот именно. И дом был выкрашен в белый цвет. И маяк тоже. И их два, как и на Винге.
   Но что означают строки:
   
    
     Невеста обворожительна,

     Жених гордо стоит неподалеку,

     Но никогда не приблизится?

    

   
   – Помнишь, что Карл-Аксель рассказывал про свою сестру Элин? Что она вышла замуж за Арвида Стернквиста, но их никогда не видели вместе? А потом они оба пропали. Помнишь?
   – Помню, печальная история. Не понимаю, зачем он потом женился на Сири.
   – Тебе не кажется, что это неслучайно, что письмо пришло тебе сразу после того, как нашли тело. С этого все и началось.
   Путте задумчиво почесал макушку.
   – Не знаю. Но придется тебе выяснить это без меня, так как я уезжаю. Долг зовет.
   Путте нужно было слетать на один день по делам в Лондон. Он назвал Аните время рейса. Жена кивнула:
   – Я могу отвезти тебя в Ландветтер, – предложила она за едой, наслаждаясь знаменитым куриным рагу мужа.
   – Оставайся дома. Изучи книгу. Может, еще найдешь что-нибудь интересное.
   Путте поцеловал жену. Двумя часами позже он упаковал чемодан и пошел к парому.
   На часах была половина седьмого, и свет от фонарей едва проникал сквозь густой туман. Путте остановился под фонарем и помахал жене на прощание, перед тем как исчезнуть в тумане. Никто из них и не подозревал, что попасть на самолет в Лондон ему не суждено.
  

  

   

    16
   

   Карин с Люкке отправились в дом Люкке на Фюрмэстаргонген, поскольку Карин после недолгих сомнений приняла приглашение на ужин к ним с Мартином.
   Коробки с изоляционным материалом стояли на том же месте, что и вечером накануне.
   – Они сводят меня с ума, – заявила Люкке. – Нужно их убрать, а то в дом вообще не протиснешься.
   – Куда их нужно составить? – спросила Карин, гадая, правильно ли говорить «куда» или «где». Все этот чёртов Фольке.
   – На чердак, – Люкке показала на лестницу на чердак.
   – Ну так давай быстренько все перенесем, – предложила Карин. – Можно малыша оставить ненадолго одного? – спросила она, кивая в сторону Вальтера, занятого строительством пирамид из кубиков, которые он тут же разрушал.
   Через двадцать минут все было убрано.
   – Поразительно! – выдохнула Люкке, вытирая пот со лба, и окинула восхищенным взглядом теперь чистую и просторную прихожую. – Без тебя я бы не справилась.
   Вальтер был в восторге, когда Карин присела на пол поиграть с ним в кубики.
   – Еще! – кричал он с восторгом, когда Карин строила новую башню – каждый раз выше предыдущей, чтобы он мог ее разрушить.
   Люкке послала новой подруге благодарный взгляд.
   – Ты умеешь ладить с детьми.
   – Да, дети – это прекрасно. У моего брата двое. Мальчик и девочка, – она умолкла, но потом добавила: – Сама я только что рассталась с молодым человеком, с которым мы встречались пять лет.
   – Почему? – участливо спросила Люкке.
   – Йоран работал на корабле вахтовым методом. Шесть недель в море, шесть дома, и это разрушало наши отношения. Сперва, мне было грустно, когда он начинал паковать вещи, но под конец я испытывала облегчение. Если бы бывший набрался мужества что-то поменять, найти работу на берегу, может, у нас был бы шанс. Но он не прикладывал никаких усилий к тому, чтобы спасти наши отношения.
   Люкке слушала с участием.
   – И как ты переносишь разрыв?
   Карин задумалась.
   – Не знаю. Мне грустно, но одновременно я испытываю облегчение. Больше всего я скучаю не по Йорану, а по его родителям. Мы с ними стали очень близки. Наверное, потому, что он так часто отсутствовал. По выходным мы ездили к ним на дачу. Они обращались со мной как с дочерью.
   Люкке кивнула.
   – Очень важно, чтобы с партнером можно было разговаривать обо всем. И важно, чтобы он ценил тебя и поддерживал во всем. Но, честно говоря, я час чувствую, что я вынуждена работать полный день, заботиться о сыне и еще и заниматься хозяйством в то время, как Мартин только помогает ремонтировать дом, и порой мне кажется, что это несправедливо. Хотя с другой стороны, плотник из меня никудышный, – пожала плечами Люкке.
   – А родители Мартина? Анита такая приятная. Она вам помогает? – спросила Карин, продолжая строить башню из кубиков.
   – Не просто помогает. У нее золотое сердце. Мало кому так повезло со свекровью, – сказала Люкке. – Что скажешь на счет бокала вина? Сегодня же воскресенье.
   – У меня есть бутылка на яхте, – предложила Карин.
   Нет нужды идти за ней. Вино есть в подвале. Вниз по лестнице и налево. Только не ходи направо. Комната там не отремонтирована и там ничего нет, кроме пыли, пауков и, возможно, шампиньонов.
   Карин расхохоталась.
   – Прости, все это так утомительно. Я готова убить следующего человека, который скажет «как хорошо, что вы решили переделать дом под себя» или «вы так молоды, у вас вся жизнь впереди». У меня этот ремонт уже в печенках сидит.
   – Люкке, милая, я с удовольствием поужинаю с вами, но позволь мне хотя бы принести вино. Я могу взять Вальтера с собой, чтобы ты спокойно готовила.
   – Хочешь пойти погулять с Карин, Вальтер? – спросила Люкке.
   Вальтер оторвался от игрушек.
   – Да! – завопил он и бросился надевать ботиночки. Люкке расхохоталась.
   – Сначала надень комбинезон, а уже потом ботинки, милый!
   – Карин выдали тележку с двумя велосипедными колесами, какие были у всех жителей острова. Вальтер с радостным визгом забрался внутрь деревянного ящика.
   – Быстрее! – крикнул он Карин.
   Тележка была довольно тяжелой. Хорошо, что они шли вниз, а не в гору. Карин не отважилась завезти тележку на причал, так что она вынула мальчика и взяла за руку.
   – Папа! Дядя Юхан! – завопил Вальтер при виде темно-синей лодки, причаливавшей к берегу. Это была типичная местная лодка под названием Шерелейан, придуманная и построенная в Марстранде. На борту стояли двое мужчин, очень похожих друг на друга.
   – Привет! Карин, если я не ошибаюсь? Ты похитила моего сына? – сказал Мартин с улыбкой.
   – Нет, я временная няня и незваный гость на ужине. Мы с Вальтером пришли за вином.
   – Это твоя яхта? – спросил он, спрыгивая на берег и поднимая Вальтера на руки.
   – Тогда нас незваных гостей двое, – сказал второй мужчина. – Но у меня вина нет. Только закуска, – добавил он, демонстрируя чернильно-синего лобстера, шевелящего перемотанными резинкой клешнями.
   – Это куда лучше вина, – заметила Карин.
   – Юхан, брат Мартина, рад знакомству. А что это за модель лодки?
   – «Кнокер-Имрам», французская стальная яхта. В мире три-четыре экземпляра.
   – Тогда неудивительно, что она мне незнакома. Должно быть, вес немалый?
   – Восемь тон.
   – Серьезное судно, – отметил Юхан, поднимаясь на борт яхты Карин. Он с восхищением оглядел мачту, выполнявшую также роль антенны, потрогал перила, погладил корму.
   За Вальтера можно было не волноваться, потому что им теперь занялся Мартин. Вальтер сообщил, что хочет писать.
   – Думаю, ему просто интересно сделать это на лодке, – прокомментировал Мартин. Карин открыла дверь в кубрик и показала, где туалет. Мартин повел Вальтера туда, а Карин вернулась на палубу. Юхан показал на устройство рядом с зеркалом.
   – Радар я узнал, а это что такое?
   – Ветряной пилот называется. Вроде автопилота. Помогает управлять лодкой без использования электричества. Ставишь под углом к ветру, и лодка плывет сама, при условии, что ветер не меняет направление.
   – Какая роскошь!
   Он обвел взглядом солнечную панель и ветряной генератор.
   – Ты все продумала.
   – Да, тут много всего, и это утяжеляет лодку, но это же не гоночная яхта. Ее главная задача – преодолевать большие расстояния и справляться с любыми погодными условиями.
   Карин попыталась посмотреть на лодку глазами Юхана. Ее любимицу нельзя было назвать красивой, но это была надежная и прочная лодка. И в этом для Карин и была ее красота.
   …Пока их не было, Люкке успела приготовить десерт.
   – Надеюсь, он успеет застыть, – сказала она, ставя поднос с формочками в холодильник. Мартин помог ей с дверцей.
   – Панакотта с белым шоколадом!
   – Какое лакомство!
   – Привет, Люкке, моя любимая… – Юхан обнял Люкке и поцеловал в щеку.
   – Любимая и единственная, – поправила Люкке.
   Лобстер отправился в кастрюлю с кипящей водой.
   – Пока, лобстер! – помахал Вальтер.
   Рыба уже запекалась в духовке под перинкой из кедровых орешков, масла с укропом и раков, и аппетитный запах просачивался через дверцу. Карин с бокалом красного вина в руках разглядывала фотографии, висящие в рамках на стене. Здесь не было ни одной одинаковой. Среди снимков попадались и цветные, и черно-белые. Юхан рассказывал, кто на них запечатлен. Но он знал не всех, и порой обращался к Люкке за помощью.
   – Но, Юхан, ты должен ее знать! – картинно возмущалась хозяйка.
   – Лучше просто скажи, кто это, – попросил Юхан. – Я не виноват, что у меня память дырявая.
   – Это же Улла. Родственница с вашей стороны. Как ты мог ее забыть?
   – Так это та самая Улла! – улыбнулся Юхан, даже не пытаясь притвориться, что в курсе, кто это. Карин рассмеялась.
   Два фото были сделаны в саду. Снимали явно сверху. Посреди сада стоял шатер, в нем – столы с едой и вином. Вокруг – нарядно одетые гости. В центре фото – Мартин нежно обнимает Люкке, которая держала на руках ребенка в платьице для крестин.
   – Крестины Вальтера, – пояснил Юхан. – Я крестный отец.
   – Что означает, что Юхан отвечает за религиозное воспитание нашего сына, поэтому мы можем спать спокойно. Когда были крестины, помнишь, Юхан? – пошутила Люкке.
   – Эээээ… Ну…
   Раздался сигнал: лобстер был готов. Юхан воспользовался шансом улизнуть. Кастрюлю он выставил на веранду остывать.
   – Крышка! – крикнул Мартин.
   – Помню-помню!
   – Что? – удивилась Карин.
   – Мы один раз забыли про крышку и лишились двух вареных лобстеров, – пояснил Юхан.
   – Не мы, а ты, – ухмыльнулся Мартин.
   – Вот именно, – покачала головой Люкке и повернулась к Карин: – Помнишь Сару, мою подругу?
   Карин кивнула.
   – Мы крестили Вальтера одновременно с младшим сыном Сары и Томаса. Их родственник священник, так что все можно было организовать без проблем.
   Карин напрягла слух:
   – Чей родственник? Священник? – переспросила она.
   – Мне кажется, родственник Сири, – сказал Мартин. – Может, даже брат.
   – Правда? Брат? – изумилась Люкке. – Не уверена. Во всяком случае, наш священник заболел и его забрала скорая. Родственник Сири был на пароме, услышал про крестины и предложил свои услуги.
   – Как его звали? – спросила Карин и тут же мысленно поправила себя – точнее «зовут». Чёртов Фольке.
   Мартин покачал головой.
   – Не помню. Но это написано в церковных бумагах. Только вот где они?
   Мартин подошел к встроенному шкафу и достал папку, подписанную «Вальтер». Полистал ее, но сдавшись, открыл указатель.
   – Во всем важен порядок, – произнес он. – Священника звали Симон Невелиус, – сообщил он и закрыл папку.
   Вот оно как, подумала Карин. Им с Роббаном стоило спросить отца Симона, как он связан с островом.
   
Осло, 1963 год

   Элин натянула белый передник на черную юбку и собрала волосы в узел. Перед выходом бросила взгляд в зеркало. Неплохо, констатировала она, но долго ли будет держаться? Фру Хофдан подошла к ней сзади.
   – Береги себя, – сказала она и погладила Элин по щеке. Элин улыбнулась. Что бы она делала без помощи этой пожилой дамы.
   Холод пробирал до костей. Шел снег. Короткая юбка совсем не защищала от ветра и снега, который проникал даже внутрь кожаных сапог. Но мысли Элин витали далеко, и на эти неудобства она не обращала внимания. Ноги сами несли ее к цели.
   Элин продала дом, который Арвид купил для них с ребенком, и вложила большую часть выручки в ресторан.
   Через пару месяцев о новом ресторане начали говорить, и у Элин от клиентов отбою не было. Она подобрала хороший персонал. И в баре всегда теперь сидели гости, ожидая, что столик освободится, или кто-то не придет. Впрочем, часто это ожидание было напрасным.
   Элин напихала в сапоги газет и поставила их в кухне просыхать. Если повезет, они успеют высохнуть до конца рабочего дня. Поздоровавшись с поварами, она пошла в зал.
   Для вечера вторника в ресторане было довольно многолюдно. Элин принимала заказы и приносила напитки гостям, пока те ждали еду. Никто не догадывался, что ресторан принадлежит ей, и Элин не спешила обнародовать эту информацию. Ее официальным представителем была Фру Хофдан. Она создавала имидж строгой дамы, проводившей собеседования и выплачивавшей зарплату.
   Элин же, в свою очередь, слушала сплетни сотрудников и наблюдала, кто кладет чаевые в карман, а кто – в общую кассу, чтобы потом поделить поровну между официантами и работниками кухни. Недисциплинированных быстро увольняли. Никто не понимал, как это владельцам удается быть в курсе всего, что происходит. Под конец сформировалась крепкая команда из управляющего, трех поваров и семи официантов. В число последних входила и Элин. Коллеги относились к ней хорошо, но, учитывая ее растущий живот, без сплетней тоже не обходилось.
   


   Карин покинула гостеприимный дом Люкке только в половине одиннадцатого вечера. Туман рассеялся, и можно было любоваться звездным небом. Карин пыталась вспомнить, как называются разные созвездия. Раньше она хорошо разбиралась в звездах, это облегчает навигацию в море. Они с Йораном планировали уйти в дальнее плавание, плавать год или два, пройти весь путь от Швеции вверх на север до Канады, а оттуда вернуться через Исландию, Фарерские и Шетландские острова.
   Но теперь об этих планах можно забыть. По крайней мере, с Йораном. Млечный путь смотрел на нее с неба. Созвездие Ориона, Большая и Малая медведица… Раньше Карин могла часами лежать в яхте и глядеть на звезды сквозь люк в палубе.
   Когда Карин подходила к лодке, она увидела человека на причале. Рассмотрев его поближе, она поняла, что это мужчина. Он горбился, как горбятся те, кому приходится всю жизнь таскать тяжести. Мужчина расхаживал взад-вперед и делал руками упражнения, чтобы не замерзнуть. Время от времени он бросал по сторонам тревожные взгляды.
   Карин пожалела, что отказалась от предложения Юхана проводить ее. Она замедлила шаг, но сказала себе, что стоит сперва оценить ситуацию. Внутрь лодки трудно проникнуть, поскольку люки были только пятнадцать сантиметров в диаметре, а дверь в каюту запиралась на надежный замок из нержавеющей стали с весьма хитрым механизмом. Люки на крыше каюты, конечно, можно было разбить, но шум могут услышать. Так что Карин смело пошла вперед и прокашлялась, чтобы дать мужчине знать о своем приближении. Тот дернулся и обернулся.
   – Добрый вечер, – поприветствовала Карин, но не стала доставать ключи. На причале они были одни. По дороге сюда она никого не встретила. Холодный воскресный вечер. Люди или смотрели фильм дома или уже легли спать, чтобы встать бодрыми на работу.
   Лужи успели затянуться льдом. Карин оглянулась по сторонам. Если он желает ей зла, можно попробовать столкнуть его в ледяную воду. Но только в крайнем случае.
   – Ты из полиции? – спросил мужчина с сильным акцентом. Капюшон был натянут по самые глаза. Брови были такими густыми и сросшимися, что непонятно было, где заканчивается одна и начинается другая. Но в глазах не было злобы. Нос – красный от холода. Ворот старомодной коричневой куртки – холодной не по сезону – был поднят. Из-под нее виднелся растянутый вязаный свитер, давно потерявший и цвет и форму. Застиранные синие джинсы были ему коротковаты. На ногах – белые носки и летние кроссовки. Карин кивнула.
   – Мне нужно с тобой поговорить.
   – О чем? – спросила Карин, не спеша приглашать его на борт.
   – Мирко, это мой друг Мирко нашел покойника на Патер Ностер.
   Так действительно звали поляка, сообщившего о трупе. Об этом ей сообщил Роланд, бригадир, в прессу эту информация не попадала.
   – Да, мы бы хотели с ним пообщаться.
   – Он тоже хочет, но боится.
   – Чего боится?
   Мужчина, представившийся Павлом, не ответил. Карин не знала, Павел – это имя или фамилия, но, впрочем, особой роли это не играло. Мужчина то и дело тревожно оглядывался, и Карин решила, что лучше подняться на борт. Они присели на палубе под навесом. Карин зажгла керосиновую лампу и предложила замерзшему мужчине плед.
   Она с большим сомнением протянула мужчине свой мобильный. Боялась реакции Карстена на звонок в Польше. Мужчина сам набрал номер и пообещал Мирко потом удалить его из памяти. Карин подумала о распечатке из телефонной компании со всеми номерами и датами, которую она получала в конце каждого месяца. Сперва, говорил Павел. Он говорил быстро, и, как показалось Карин, взволнованно. Потом он протянул ей трубку:
   – Мирко, – сказал он.
   После ухода Павла Карин долго сидела и думала о том, что узнала. Во-первых, у Арвида было кольцо на пальце, когда поляки его нашли. Кто-то снял кольцо и подбросил другое, ненастоящее. Во-вторых, ночью на остров приезжали странные люди.
   


   Несмотря на поздний час, Анита не ложилась. Ей не терпелось проанализировать новую информацию. Вдруг, новая ниточка приведет их к цели. Сперва, нужно было проверить, существует ли что-то под названием «Brecia» или «Breccia». Бреччия с двумя «ч» оказалась горным образованием. Анита отложила энциклопедический словарь и достала с полки собрание стихов. Пролистав, поставила его на место. Ничего похожего на стих, который у них был, не нашлось. В других книгах речь шла о Западном побережье. Анита открыла статьи «Хамнесшер» и «Патер Ностер» в книге «Побережье Богуслена», пробежала глазами, и закрыла. Эта книга тоже вернулась на место. Анита уже хотела пойти смотреть ночные новости, когда ей на глаза попался «Гид по маякам». Анита зачиталась статьей о Патер Ностер и звуковой сигнальной системе, установленной в 1869 году. «Маяк Патер Ностер был оборудован звуковым сигналом в 1869 году, оповещатель представлял собой механизм с ветряным двигателем и колоколом». На колоколе была выбита надпись. Анита замерла.
   
    
     Не как обычный колокол,

     Призывает детей труда к покою и отдыху,

     Не как храм – к миру,

     Моряк, услышь меня, в тумане таятся

     Опасные скалы,

     Услышь мое предупреждение,

     Поворотись и молись Богу!

    

   
   Тот же самый текст. Значит, это действительно Патер Ностер. Чуть ниже писатель упоминал, что причудливое горное образование на острове Хамнесшер по-научному называется Бреччия. Анита достала телефон и набрала лондонский номер Путте. Если самолет прилетел по плану, он должен был уже быть в квартире в Мэйфэйр, но муж не брал трубку. Может, встретил знакомого в самолете? Анита позвонила на мобильный. Тот же результат.
   Она налила себе виски марки «Драмбуи», добавила крошеного льда и присела в английское кресло в библиотеке. Свет она включать не стала, довольствуясь подсветкой модели корабля. Что-то отражало свет лампочки и отбрасывало солнечный зайчик на темную панель на стене.
   Анита повертела бокал с янтарной жидкостью в руках, отчего кусочки льда скрипнули. Мозаика начинала складываться. Она отпила еще виски, потом посмотрела на лодку, на розу ветров, изображенную на полу. Вырванная страница 113 не давала ей покою, поскольку странно, что вырвали именно ее. Много раз она ловила себя на том, что пытается разгадать смысл строк. Но, возможно, Юхан был прав и речь идет не о книге. Анита отставила бокал в сторону и поднялась. Может, неспроста Карлу-Акселю было так важно, чтобы модель висела именно под этим углом, когда он помогал им оборудовать библиотеку. Анита поднялась, встала рядом с моделью и прикинула на взгляд угол между носом корабля и рефлексом на стене. Может ли угол быть 113 градусов? Непонятно, но он явно больше 90.
   Она сходила за кухонным табуретом, встала на него и нажала рукой на место, где был солнечный зайчик. Тут же раздался щелчок, панель открылась, как дверца, и на обратной стороне она увидела координаты.
   57 градусов, 54,4 минуты северной широты.
   11 градусов, 29,5 минуты восточной долготы.
   


   Путте открыл глаза. Голова кружилось, его сильно качало. Он понял, что руки у него связаны, а рот заклеен скотчем. Что произошло? Он был на пароме, болтал с пожилой дамой, у которой дом на Слоттсгатан. Он кашлял, и та предложила ему медовую карамельку, сказала, что она прямо из Венгрии. Сойдя с парома, Путте пошел на парковку, где они арендовали место, отомкнул машину, открыл багажник, чтобы положить сумку. После этого ничего – сплошная чернота.
   Вокруг него было темно, единственное светлое пятно – скважина двери, и полоска света под ней. Видимо, он заперт в чулане. Из-за двери слышны были голоса, но слов было не разобрать.
   


   Ночь выдалась холодная. Термометр на борту корабля сообщил, что ночью температура опускалась до минус трех. Весна в этом году явно запаздывала. Карин рада была козырьку над входом в каюту, который защищал его от снега. Открыв дверцу, она закашлялась от холодного ветра, ударившего в лицо.
   Создавалось ощущение, что кто-то посыпал Марстранд сахарным песком. Гора Бохусберген под снегом представляла собой потрясающее зрение. Во всех расщелинах серых скал лежали белоснежные перинки. Небо было ярко-голубого света. Все цвета казались светлее, все контуры – четче. Солнечные лучи отражались в льдинках, и весь причал сверкал и переливался. «Наверное, чертовски сколько», – подумала Карин. Лодка промерзнет насквозь к ее возвращению. Обогреватель, конечно, надежный, но ей не хотелось оставлять его включенным на время своего отсутствия.
   Без четверти восемь Карин припарковалась перед полицейским участком в Гётеборге, в котором во всю шли ремонтные работы. Большинство отделов уже переехали в новое здание, только отдел Карин и еще один оставались в старом.
   Она вся горела желанием поделиться с коллегами информацией о том, что священник, солгавший, что обвенчал Сири и Арвида, ее брат, и что кто-то что-то ищет по ночам на дне моря вблизи Патер Ностер. От одной мысли о том, чтобы нырять в холодной воде в темноте, у Карин мурашки шли по коже. Войдя в кухню, она увидела Фольке у кофемашины.
   – Привет, Фольке, как прошли выходные?
   – Я, что, единственный, пью кофе в этом здании? – проворчал он в ответ, заправляя аппарат.
   – Нет, но никто не умеет готовить его лучше тебя, – сделала комплимент Карин в надежде смягчить сурового коллегу.
   – Ты нашла ту Марту Стридбек в пятницу? – спросил он, не отрывая взгляда от кофеварки.
   – Да, но самая главная новость в том, что Сири и Арвид не были венчаны.
   Фольке оторвался от кофемашины и повернулся к Карин.
   – Не были? – выдохнул он.
   – Именно так.
   Карин пересказала детали встречи с Симоном Невелиусом. Наливая Карин дымящийся кофе, Фольке обдумывал услышанное.
   – Оставьте и мне чуток! – раздался хриплый голос за спиной.
   Роббан! Карин сразу стало повеселее. Они обнялись. Фольке достал из шкафа кружку Робина и налил ему кофе.
   – Не бойтесь, я не заразный. София утверждает, что я здоров. И это звучит настолько здраво, что я не могу с этим спорить.
   Фольке с Карин недоуменно переглянулись.
   – Винни-Пух! Пока я болел, я пересмотрел все наши фильмы и фильмы детей.
   – Судя по всему, у тебя самое время вернуться в офис.
   У Фольке был такой вид, словно он пытался сдержаться, но в конце концов привычка взяла свое.
   – Тебе! – выдохнул он. – Тебе самое время вернуться в офис. Даже младшие школьники это знают.
   – Приятно видеть, что здесь ничего не изменилось, – заметил Роббан. – Я правильно выразился? Можно так говорить.
   Мобильный Карин зазвонил. На дисплее отразилось имя Карстена.
   – Ты где?
   – Когда ты выучишь слова «доброе утро», Карстен? Я на кухне. Зайти к тебе? Захватить кофе?
   – Да, давай прямо сейчас. Куртку повесишь позже.
   – «Да, спасибо» вот так нужно отвечать. Может, в Дании говорят по-другому? «Дэ, спэсибэ»? Ты не знал, что я говорю по-датски? Фольке и Роббан тоже здесь. Позвать их?
   Они все зашли к Карстену. Тот встал со стула, забрал кофе, который принесла Карин, и, не забыв поблагодарить, присел на край стола. Он начал с того, что поприветствовал Роббана, вышедшего с больничного.
   – Судя по всему, вам придется вернуться на Марстранд. В гавани найден труп мужчины… Дайте-ка глянуть… – Карстен посмотрел на бумаги перед ним: – Вчера вечером.
   Сигнал поступил в береговую охрану. Они вытащили труп и, по договоренности с морской полиции, отвезли в Тангудден, где передали нам. Маргарета его сейчас осматривает. И, видимо, есть причины, почему это дело передали нам.
   – Причины? – спросила Карин.
   – Ноги у покойника были связаны, а руки отсутствуют. Жуть.
   – Я думал, Марстранд – идиллическое место для летнего отпуска… – протянул Роббан.
   – Возраст? Личность? – продолжала расспрашивать Карин.
   – Подробностей я не знаю, но Маргарета просила подъехать к ней в районе трех часов.
   – Я могу. Кто знает, может это имеет отношение к Арвиду Стернквисту, – вызвалась Карин.
   – Что-то я сомневаюсь.
   – Плохие выдались выходные, да, Фольке? – решил поиздеваться Роббан. Ни от кого не ускользнуло, что Фольке сегодня встал не с той ноги. Фольке ответил злобным взглядом. Интересно, что является причиной его плохого настроения, подумала Карин. Может, теперь, когда Роббан вернулся, он чувствует себя третьим лишним? Но он с самого утра такой. Карин решила рассказать Карстену и Фольке, что она теперь живет на лодке, а лодка временно стоит в гавани Марстранда. По лицу Фольке видно было, что он гадает, сколько уже она там живет. Если ему так любопытно, может спросить, подумала Карин.
   Карин отчиталась о своих действиях в выходные, и дала Роббану рассказать, что им сообщил Симон Невелиус. Карстен вздохнул, поднялся на ноги и обошел стол вокруг. Особенно удивила его информация о том, что Арвид и Сири никогда не были женаты.
   – Не были?
   – Не были.
   – Но зачем лгать об этом?
   – Хороший вопрос. Мы тоже им задаемся. Ради выгоды? Священник сказал, что свидетельство о браке он организовал уже после смерти Арвида.
   – А как Сири могла знать, что он мертв?
   – Я думаю, она знала. Иначе как можно быть уверенной, что человек мертв, если его тело будет найдено только сорок лет спустя?
   – Может, жена причастна к его смерти?
   – Она ему не жена, что делает это все интереснее. И надо помнить, что Арвид был богат.
   – Итак, Арвид мертв, священник выдает фальшивое свидетельство о браке, значит, они оба были в курсе…
   Карин рассказала о вчерашнем посетителе и разговоре с Мирко.
   – Они долго разговаривали друг с другом? – поинтересовался Карстен. Он вернулся в кресло и сложил руки на груди.
   – Пару минут.
   – Разумеется, по-польски. Интересно, о чем, – протянул Фольке.
   Значит, ему тоже любопытно, довольно отметила Карин.
   – Да, было бы интересно.
   Карин достала мобильный и пролистала меню. Она нажала на кнопку, и в комнате раздались мужские голоса. Разговор велся по-польски. Карин положила телефон на стол Карстена, чтобы было лучше слышно.
   – Я записала разговор, – сказала она в ответ на удивленные мины коллег. – Но, к сожалению, я не говорю по-польски.
   – Гениально! – похвалил Роббан.
   – Ты же знаешь, что нельзя записывать человека без его ведома и согласия, – пробурчал Фольке, отпивая кофе.
   – Представь себе, даже не догадывался, – пошутил Роббан. – Придется эту запись удалить. Другого выхода у нас нет.
   Фольке фыркнул.
   – Нам придется, как я уже говорил, бросить это дело, хотя в нем и много вопросов. Сейчас надо сосредоточиться на новом трупе, – перебил их Карстен. – Карин и Роберт, вы езжайте к Янссону в Марстранд. – Карстен надел очки и заглянул в свои бумаги. – Унгве Янссону. Это он нашел труп… что тут написано? Проверял мотор лодки и заметил… сами потом почитаете. Думаю, это был рыбак, – Карстен протянул рапорт Карин.
   – Был рыбак или есть рыбак? – уточнил Фольке. – Раньше работал рыбаком, а сейчас вышел на пенсию?
   – Фольке, нам надо проверить пропавших людей, вдруг кто-то подпадает под описание, – сказал Карстен вместо ответа на вопрос.
   Фольке поплелся к себе. Роббан с Карин тоже поднялись и собрались уходить, но Карстен их задержал.
   – Перед тем, как ехать, Карин, сходи к Йеркеру и сделай копию разговора. Я попрошу Мариту поискать переводчика. Вдруг это что-то нам даст.
   Карин собиралась что-то еще сказать, но Карстен ее остановил.
   – Да-да, я знаю.
   – Замок Лэкё, – сказал он себе под нос, покачал головой и усмехнулся.
  

  

   

    17
   

   Они были близки к цели. Наконец-то. Столько кораблей и все безрезультатно. Но стоило им увидеть снимки на камере Маркуса, как они сразу поняли, что нашли то, что искали. Мрачный мужчина по имени Бликстен сравнил дату на фото с записями в бортовом журнале и выделил места, где они ныряли в ту ночь.
   – Тут, – ткнул он в морскую карту. – Это должен быть один из тех кораблей. Или этот, – он сделал затяжку, – или этот.
   Он выпустил дым через нос.
   Мужчина напротив наморщил нос.
   – Я предлагаю начать с этого. Маркус нырял один.
   – Хорошо. Начнем с него.
   Нырял Мольстедт. Остальные перегнулись через перила и в нетерпении ждали его возвращения. Первое, что они увидели, эту руку с поднятым вверх большим пальцем.
   Мольстедт вынул изо рта кислородный шланг.
   – Это он. Я нашел ящик. Он лежит рядом с кораблем. Осталось только пригнать погрузочный катер и начать поднимать. Я спущусь проверить корабль изнутри.
   Мужчина в рубке кивнул и достал телефон. Спустя три часа кран поднял на палубу третий ящик.
   – Они запаяны. Просто так не откроешь.
   – Неважно. Откроем позже. Пока поднимем все на борт. Сколько еще осталось?
   – Пять.
   – Всего восемь. А в другом?
   – Ничего. Пусто.
   – Очень странно. Проверь еще раз.
   – Может, второе судно только сопровождало груз на случай нападения, кто знает?
   Они работали быстро и эффективно, поскольку прогноз погоды Датского метеорологического института обещал шторм. «Ветер должен был усилиться к ночи. К ночи», – думал он. К ночи они должны уже быть в Дании. Скаген или Фредриксхамн, как повезет с ветром. Ящик номер четыре был поднят на палубу и отцеплен от крана, чтобы снова опускать его за остальным. Внизу кран ждали водолазы. Работа была тяжелая, но всем не терпелось увидеть содержимое ящиков.
   


   Томас был дома, но Сару это не удивило. Он работал 65–70 часов в неделю последние три месяца, и это не могло долго продолжаться. Так что теперь он лежал на диване перед телевизором и жаловался на то, как он устал. Особенно утомительными были его три часа с детьми, пока она была на ужине с подружками в субботу.
   Сара выбирала между двумя головными уборами. Подарок свекрови – модная брендовая шапка с логотипом на самом видном месте или теплая и практичная. Выбор был очевиден. Натянув теплую шапку, Сара вышла к почтовому ящику. Дверца открылась со скрипом. Внутри была сегодняшняя газета и толстый белый конверт, адресованный Томасу. На нем не было ни марок, ни адреса отправителя. Оставалось только надеяться, что это не дополнительная работа, которую коллеги подбросили Томасу. Положив почту на журнальный столик, она снова вышла на мороз. Проходя мимо дома Люкке, она помахала подруге, работавшей за компьютером у окна. Люкке показала на кофе, но Сара покачала головой. Если принять приглашение, можно застрять у нее надолго, а ей нужен был свежий воздух.
   Сара решила подняться по тропинке вдоль бухты Блекебуктен, которая потом уходила на юг к Мускевикен. От холода обычно грязная тропинка затвердела. Холод не только сковал глину, но и уничтожил все запахи. Вся природа застыла в оцепенении.
   Ворот куртки был поднят, чтобы защитить от холода и скрыть лицо. Ей не хотелось ни с кем разговаривать. Сара окинула взглядом полупустой причал, который заполнится к лету. Сейчас там было только несколько яхт, и среди них выделялась стальная яхта Карин. Томас с Сарой пытались получить место на причале с тех пор, как переехали на Марстранд, но безрезультатно. Но недавно на острове начали говорить о том, что можно расширить число мест в бухте Блекбуктен, тогда они смогут ставить свою лодку там.
   Избежать общения сегодня не удастся, поняла Сара, завидев Сири и Бригитту. Прятаться было поздно. Ее заметили. Сири и Бригитта были в меховых шубах. Бригитта тащила на поводке собачку Леди. Чтобы пустить слух в Марстранде, достаточно было рассказать его Бригитте – главной сплетнице города и по совместительству главному ипохондрику. Поликлиника на острове работала по понедельникам и четвергам, и Сара не припомнила ни одного случая, чтобы в зале ожидания не было Бригитты.
   Свекровь поздоровалась, но обнимать Сару не стала. Она неодобрительно покосилась на шапку Сары.
   – Привет, Сара, как дела? – поинтересовалась Бригитта.
   Сара не знала, сказать ей правду или солгать, но предпочла второе.
   – Спасибо, хорошо. А у тебя?
   – Плохо. Я снова простудилась, и боюсь, как бы простуда не перешла в воспаление легких. Кашель никак не унимается, – Бригитта сопроводила слова кашлем. – И ноги у меня немеют.
   – Бедняжка. Надеюсь, тебе скоро станет получше, – сказала Сара.
   – А ты по-прежнему на больничном? – спросила Бригитта у Сары.
   – К сожалению, да, – коротко ответила Сара, стараясь не вдаваться в подробности. Ей не хотелось чувствовать себя паразитом, хотя именно желание сохранить лицо и привело ее к болезни.
   – Везет тебе, – прокомментировала Бригитта. – Можешь сидеть дома целый день.
   – Сара, а что это у вас в окне гостиной? – спросила Сири.
   – Красиво, да? – с преувеличенным энтузиазмом сказала Сара, хотя прекрасно знала, что Сири ее точку зрения не разделяет.
   – Может, стоило повесить по-другому? Я с этим работала, могу тебе посоветовать. И, кстати, у вас на рождество не было венка на двери. Какое рождество без венка?
   – Если вам так важно, чтобы у нас на двери был венок, могли бы и купить, – сорвалось у Сары с языка. Со свекровью надо было быть осторожной, предельно осторожной. А Сара только что махнула перед носом быка красной тряпкой.
   – Да, Сара, у Сири отличный вкус, так что на ее рекомендации можно положиться, – добавила Бригитта. – Вам повезло, что бабушка и дедушка живут по близости.
   Черный лабрадор Бригитты нетерпеливо тянул поводок.
   – Погоди, милая, мама разговаривает. Сидеть.
   Собака недовольно взглянула на хозяйку, предложившую ей посидеть на промерзлой земле.
   – Сидеть, я сказала! – прошипела Бригитта.
   Черная собака принялась нюхать желтое пятно в снегу, никак не реагируя на приказы.
   – Я, кстати, вчера видела Диану в Гетеборге. Детей с ней не было. Они, что, в садик ходят? – спросила Бригитта.
   – Обычно да. Но вчера я с ними сидела, – сказала Сири. – Диана обедала с Вивекой Варнер, дочерью того самого Георга Варнера. Они хорошие друзья, Виви все время звонит Диане. Но видятся они редко, поскольку Виви живет в Стокгольме. Так или иначе, они обедали в Шёмагасинет. – Сири повернулась к Саре: – Жаль, что вы с Томасом меня не навещаете. Мне так скучно одной дома.
   – Томас много работает, а я… Плохо себя чувствую, – выдавила Сара, чувствуя, как в горле растет ком.
   – Могли бы позвонить, – обвиняюще заявила Сири.
   Сара хотела было извиниться, но сдержалась. Чего Сири добивается?
   – Ты тоже могла бы приехать к нам или поднять трубку и набрать номер.
   Сири закатила глаза. На лбу между бровями появилась складка.
   – Разве я не заслужила немного заботы? – спросила Сири, глядя на Бригитту. Потом повернулась Сара: – Мы всегда помогали нашим детям, были справедливыми и старались дать им хорошее воспитание.
   – Неужели? – спросила Сара.
   Она знала, что это не лучшее время и место, но давно уже пора было высказать все, что у нее на сердце.
   – Прости? – недобро сказала Сири.
   – Это справедливо помогать только трем из шести внуков деньгами на жилье? – спросила Сара.
   Вся краска ушла с лица Сири. Та повернулась к Бригитте.
   – Правда? – спросила Бригитта и хищно облизнулись в предвкушении отличной сплетни.
   – Да, Аннели и Томас в курсе. Очень мило, что вы помогаете Диане и Александру купить дом, но справедливым отношением к детям я бы это не назвала. А теперь мне пора…
   – Я… мне тоже пора… – выдавила обычно разговорчивая Бригитта. Сара никогда еще не видела ее такой растерянной. Легкой походкой она свернула с улицы Фредрик Баггесгатан. У нее с плеч словно груз сняло. Женщины с круглыми глазами долго провожали ее взглядом.
   


   Спустя двадцать минут по окончании встречи в кабинете Карстена Карин и Роббан уже были на пути в Марстранд. Фольке остался за своим столом на пятом этаже полицейского управления. Это решение было оптимальным для всех. Роббан вел машину и широко улыбался.
   – Как здорово, что ты догадалась записать разговор. Умница.
   – Спасибо. Ты меня понимаешь. В отличие от Фольке.
   – Фольке любит последовать инструкции, ты же знаешь.
   – Следовать или последовать? – переспросила Карин, и оба расхохотались.
   – Слушай, раз Сири с Арвидом не были женаты, может, стоить проверить, не был он женат на ком-то еще? У него же было обручальное кольцо. Кому понадобилось снимать его и подменять?
   Ингер из пастората обрадовалась звонку. Это дело ее заинтриговало, и она пообещала все разузнать и перезвонить. Карин так и видела перед собой, как Ингер сбегает из скучного кабинета, какие бывают в пасторатах, и спешит в архив изучать пыльные церковные книги. Карин даже стало немного совестно, что она попросила посмотреть все тома с 1960 по 1965 год.
   По дороге они заехали в Макдональдс Драйв в Кунгаэльв. Роббан попросил два кофе – одно с двойной порцией с молока – Карин даже не пришлось напоминать – и два яблочных пирожка.
   Она пригубила кофе, и тут зазвонил мобильный.
   – Это Дорис. Дорис Гренлунд из такси…
   Женщина замолчала, давая Карин вспомнить.
   – Прости, что я тебя беспокою, но никто меня не слушает…
   Карин усиленно напрягала память, пытаясь сопоставить возмущенный голос с одним из знакомых лиц. Наконец, она поняла, что звонит соседка Марты Стридбек, женщина в инвалидном кресле, которая подвозила Карин на такси.
   – Ничего страшного, – заверила ее Карин.
   – Что-то случилось, но никто мне не верит. Все думают, что я к старости выжила из ума и не воспринимают меня всерьез.
   – Но что случилось-то?
   – Марта. Что-то случилось с Мартой. Мы всегда вместе решаем кроссворды.
   – Дорис, объясни так, чтобы я поняла.
   – Да-да, – взволнованно продолжала Дорис. – Мы с Мартой всегда вместе решаем кроссворды по понедельникам. Обычно у меня дома, а когда я у дочери, я звоню Марте и мы делаем это по телефону. И так каждый понедельник все последние годы. Такая у нас традиция.
   – И?
   – Но Дорис не отвечает. Я звоню, и она не берет трубку.
   – Может, она вышла? – предположила Карин.
   – Никогда. Она никогда бы это не пропустила, – ответила Дорис.
   На заднем плане раздался голос.
   – Мама, милая, кому ты звонишь?
   Видимо, это была дочь Дорис.
   – Ты должна мне поверить. Что-то случилось. Прости, Карин, но я никогда не стала бы беспокоить полицию без серьезной причины. Я волнуюсь за Марту и не могу проверить, все ли с ней в порядке. Что, если она вышла за дровами и поскользнулась?
   Карин подумала о скользких шиферных плитках перед сараем Марты.
   – Не волнуйся, Дорис. Я съезжу проверю, – заверила старушку Карин.
   Несмотря на то, что Карин с Дорис встречались лишь однажды, у той сложилось впечатление, что эта женщина не будет тревожить полицию по пустякам. Бабушка Карин тоже скорее умерла бы, чем стала беспокоить кого-то. Вот почему она заверила старушку, что при первой же возможности заедет к Марте, но на всякий случай не стала сообщать, что направляется на Марстранд. Она также пообещала позвонить, как только что-то узнает.
   
Одензее, Дания, 1964 год

   Сын родился в Одензее. Он был совсем крошечный. 2,6 кило. Сири даже не взглянула на младенца, попросив медсестер унести его. Она не хотела держать «это» в руках, не хотела думать об «этом» как о нем.
   Двое детей родились в ту ночь в датском роддоме. Девочка и мальчик. Ночью случилась страшная гроза, какой еще не видывал остров Фюн, и все электричество отключили. Тремя днями позже в дом пришла бездетная пара. Мужчина протянул руку младенцу, и крохотный кулачок сжался вокруг его пальца. Сердце забилось быстрее. Он взял ребенка и прижал к груди. Пара забрала мальчика домой и воспитала как собственного сына.
   Спустя месяц после родов Сири удалось кое-как восстановить фигуру, и она села на поезд, идущий в Швецию. Бликстен встречал ее на вокзале, но все изменилось. Что-то в их отношениях треснуло. Никогда больше Сири не позволит мужчине взять контроль над ее жизнью. С этого момента она будет думать только о себе и о Диане.
  

  

   

    18
   

   Рыбак Ингве Янссон сильно горбился. Видно было, что он всю жизнь провел на борту рыбацкой лодки, перегибаясь через перила, чтобы вытащить сети. Лицо его огрубело от солнца и ветра, но для своих лет – Карин дала бы ему больше 65 лет – он выглядел довольно бодро. Сильный и жилистый, он приветливо улыбался, а голубые глаза видели человека насквозь.
   Карин знала, что жизнь рыбака не такая мирная, какой кажется со стороны. Пока солнце светит и ветерок ласкает кожу, еще все хорошо, но когда море штормит, а сумерки стремительно сгущаются, а ты еще не успел собрать все снасти… Тяжелая работа рыбака требует умения быстро принимать решения. Это Карин, самой владевшей яхтой, было хорошо известно. Когда работаешь один, нужно все держать под контролем: следить за погодой, помнить, где у тебя заброшены сети и расставлены клетки для лобстеров и раков, и чувствовать, когда их пора переставить.
   Лодка Ингве стояла в Фискехамнен, но сам он сидел в сером сарайчике с табличкой «Офис». Рейдар, занимавшийся прокатом и продажей байдарок, заглянул на кофе. Сезон еще не начался, и в будни у него практически не было работы.
   – Я направлялся в Люкту… – начал рассказывать Ингве после вопроса Роббана о том, где было найдено тело.
   – Знаете, где PG? – спросил Рейдар при виде вопроса в глазах у Роббана.
   – Это серый дом на северной стороне острова, – пояснила Карин.
   – Именно так, – протянул Ингве. Он говорил на характерном местном диалекте. Затем он подошел к морской карте на стене, чтобы показать, каким маршрутом он шел сегодня утром. Карин смотрела, как он проводит пальцем вдоль острова Марстранд, вдоль группы островов, которые называли Патер Ностер – Поттан, Элловен, Леверн, Стура бушер, Лангеругген, Сюстрарна. Вблизи северного входа в гавань Марстранда он заметил что-то в воде.
   – Ныряльщик. Подплыв ближе, я увидел, что он мертв. – Я позвонил в береговую охрану по VHF.
   – По радиосвязи, – пояснила Карин, видя, что Роберт не понял.
   – 051 как раз шла на Юг и прибыла через десять минут.
   – Катер береговой охраны под номером 051? – уточнила Карин. Ингве кивнул.
   – Но когда парни его вытащили, мы заметили, что у покойника нет рук, а ноги связаны. Это говорит о том, что… Какое-то безумие… Черт! – Ингве вытер рот рукавом рубашки. – Я слышал, что они позвонили морской полиции и договорились о передаче трупа.
   Карин записала координаты места, где было обнаружено тело, а также спросила про направление ветра и течение. Ингве обстоятельно ответил на все вопросы.
   – Это все эти хулиганы… – пробормотал он.
   – Хулиганы? – спросила Карин, игнорируя знаки, которые ей подавал Роббан.
   – Исправительное учреждение, – пояснил Рейдар. – Тут есть такое для трудных подростков. Они там любят нырять. Ингве думает, что покойный – один из них.
   – Но если бы кто-то из них пропал, мы бы уже знали, – возразила Карин.
   – Не уверен, – Ингве был настроен скептически. – Сегодня хулиганов отправляют в санаторий на море. – Он покачал головой. – В мои годы им устраивали хорошую порку, и это помогало.
   – Ты судишь предвзято. – Как только что-то тут случается, сразу винят этих парней. Но я тебе скажу, что местные хулиганы тоже на многое способны.
   – Помнишь, пару лет назад кто-то разбил окна машин на парковках в Мюрен и Блекебуктен? Это дело рук местных детишек. Один из них выронил именной проездной на паром. Так его и обнаружили.
   – Не сравнивай местную молодежь с этими уголовниками! – возмутился Ингве.
   – Парни в исправительном учреждении по крайней мере пытаются исправиться. Для того они и там. Они всегда здороваются, и наш общественный долг – помочь им на пути к исправлению.
   – Северный вход, – напомнила Карин, решив, что они отклонились от темы, и показала на карту.
   Ингве рассказал, как нашел тело, что ветра не было, что незнакомых лодок он поблизости не заметил. Уточнив, какие «знакомые» лодки ему попались в тот день, Карин с Роббаном раскланялись. Они уже собирались уйти, когда рыбак повернулся к Карин:
   – Это твоя лодка, в Блекебуктен?
   Ему не было нужды спрашивать. Такие, как Ингве, всегда были в курсе, чья лодка стоит у причала и как долго.
   – Я никогда такую не видел. Что это за модель?
   – «Кнокер-Имрам», французская стальная яхта.
   – Надежная?
   – Надежней некуда. Любые волны ей нипочем. Стальная яхта отличается от пластиковой, посадка у нее лучше.
   – Я так понимаю, ты живешь на борту. А там есть обогрев?
   Карин рассказала о дизельном обогревателе, и о своих планах устроить электрическое отопление, чтобы можно было отапливать яхту, когда та стоит в порту. Ингве дал ей номер парня, который мог бы помочь с такой установкой. Карин сердечно поблагодарила за помощь. Они вышли, и Роббан прикрыл дверь. На причале лежали клетки для ловли раков. Рядом с сарайчиков гудел холодильный агрегат.
   

   – Только представь, каково это – работать рыбаком, – сказал он, кивая на белую рыбацкую лодку.
   – На хлеб можно зарабатывать по-разному, – согласилась Карин. Ее сейчас больше волновал вопрос ланча. Самое время было пообедать. Они решили пойти в Хамнкруген и по дороге заглянуть к Марте.
   Роббан уже завел мотор, когда Карин попросила извинить ее. Она вышла из машины и поспешила в сарайчик Ингве. Постучав и не дождавшись ответа, она вошла внутрь. Ингве и Рейдар сидели на прежних местах, где они с Роббаном оставили их пять минут назад. При виде ее Ингве с виноватым ответом отставил в сторону кружку.
   – Я должен был упомянуть, что сделал несколько снимков, – признался он раньше, чем Карин успела что-то сказать. Он протянул ей камеру: – Я сделал их, когда понял, что наткнулся на утопленника.
   По голосу было понятно, что он стыдится своего поступка. Камера была включена. Карин взглянула на дисплей, и ее чуть не вывернуло. Боже Иисусе. Боже милостивый.
   Они с Роббаном еще не видели фото, которые сделала полиция. Не зная, что сказать, она молчала.
   – Я не хотел… я должен был… – занервничал Ингве.
   – Ничего страшного, – коротко ответила Карин и сказала, что одолжит камеру. Шокированная увиденным, она почти забыла, зачем вернулась, но сейчас вспомнила и добавила:
   – Пастор Симон Невелиус… – Она решила рискнуть и спросить. Вдруг повезет. – Он чей-то родственник?
   Называть имен она не стала, предоставив мужчинам самим рассказать правду.
   – Да, – ответил Ингве. – Брат Бликстена.
   – Бликстена? – уточнила Карин.
   – Это его прозвище. «Молния», потому что он всегда был медлительным. Он бывший полицейский, Стен Видстранд.
   

   Они припарковали машину и пешком пошли по Свеагатан в направлении Слоттсгатан. Ингер из пастората Торсби позвонила и рассказала, что Арвид Стернквист женился на Элин Стрёммер в 1963 году. Их поженил старый священник, это было его последнее венчание перед уходом на пенсию. Арвид был женат, когда Сири уговорила Симона Невелиуса записать их имена в церковную книгу.
   – Кольцо, – выдохнула Карин.
   – У меня нет телепатических способностей, какие есть у женщин, так что, пожалуйста, говори целыми предложениями, – попросил Роббан.
   – Помнишь, что было написано в протоколе судмедэксперта? Что покойник явно носил кольцо, но кольцо, найденное в кладовке, было совсем новым.
   – Видимо, кто-то намеренно снял старое кольцо и подкинул новое. Может, там было написано «Элин и Арвид»?
   – Наверняка. Существует только один человек, желающий скрыть истинный брак Арвида. Это Сири. А теперь мы знаем, что священник не ее родственник, а Стена. Что это нам говорит?
   – Может, случайность? – предположил Роббан.
   – Ты слишком наивен для полицейского, – ответила Карин. – С какой стати ему помогать Сири? От доброты душевной? Или потому, что кто-то попросил его об этой услуге. Родной брат, например. Допустим, это был он. Зачем ему понадобился этот фальшивый брак? Или ему тоже было жалко бедняжку Сири?
   Карин толкнула покрашенную белой краской калитку в сад Марты, но, перед тем, как войти, заглянула в почтовый ящик. Он был до верху набит письмами. Пенсионеры обычно спешили к ящику, стоило на улице показаться желтой машине почтальона. Карин постучала, но никто не открыл. Карин подергала ручку – дверь была заперта. Но дверей в доме, несмотря на его небольшой размер, было много, и Карин проверила следующий вход. На этот раз ей повезло.
   – Марта, вы дома? – крикнула она.
   – Ой, ой, – раздался сконфуженный голос из задней части дома.
   – С вами все в порядке? – спросила Карин, оглядываясь по сторонам. Марта ответила, стараясь не смотреть ей в глаза:
   – Да, конечно, почему вы спрашиваете?
   – Дорис, – пояснила Карин, – она переживает за тебя. – Кстати, это мой коллега, Роберт Шолин, – представила Карин. Марта кивнула, вытирая руки о кухонное полотенце.
   – Вам что-то нужно? – спросила Марта, не подавая Роббану руки.
   – Вы не отвечали на звонки Дорис, – сказала Карин.
   В доме было холодно. Карин подумала, что странно, что Дорис не растопила печку.
   – Странно. Я не помню, чтобы она звонила. Я бы услышала телефон.
   – Может, проверите? – спросила Карин.
   Марта, не ответив на вопрос, пошла в прихожую:
   – Да, работает.
   Роббан показал на комод, из которого были вытащены все ящики. Содержимое их было вывалено на пол.
   – Вас ограбили? – спросил он.
   – Нет-нет, я просто ищу одну вещь, которая мне срочно понадобилось. Я буду искать дальше. Если вы меня извините…
   – Может, помочь принести дров? – спросила Карин.
   – Нет, в этом нет необходимости, – Марта показала на полную корзину у камина.
   – Дорис сказала, что вы обычно вместе решаете кроссворды в «Аллерс», – продолжила Карин, кладя почту на столик рядом с дверью.
   – Ах да, я совсем про это забыла.
   Марта украдкой оглянулась назад, но от Карин с Роббаном это не ускользнуло.
   – Может, вам стоит позвонить Дорис и успокоить ее, – предложила Карин.
   – Не знаю, есть ли у меня время, – ответила Марта.
   Архимед появился на пороге дома. Внутрь он входить не стал. Карин удивилась такому поведению.
   – Спасибо, что зашли, – Марта практически выставила их за порог и захлопнула дверь.
   

   По дороге к калитке, Карин растерянно оглядывалась на дом.
   – Это про нее ты говорила, что она была с тобой мила как бабушка? – спросил он.
   – Да, но, кажется, мне придется поменять свое мнение.
   – Я должен сказать, что моя бабушка куда гостеприимнее.
   – В нашу прошлую встречу она была совсем другой. Может, ты ей не понравился? – пошутила Карин.
   В ту же секунду она поскользнулась на плитке и шлепнулась на попу.
   – Бог наказывает тех, кто говорит неправду, – пошутил в ответ Роббан, помогая ей подняться.
   – Серьезно, ей не терпелось от нас избавиться. Думаешь, это она распотрошила комод?
   – Нет, но что мы можем сделать? Вернуться? – спросила Карин, стряхивая снег с джинсов варежками.
   Карин с Роббаном зашли в ресторан Хамнкруген и присели за столик с видом на Марстандсэн. Только они начали есть, как позвонил Фольке.
   – Вы где?
   – Что ты имеешь в виду, говоря «где»? – спросил Роббан. Карин сразу поняла, кто звонит. – И зачем звонишь? Дать мне шведский урок?
   – Тебе он не помешает. И надо говорить «урок шведского», а еще лучше «урок шведского языка». Нет, я звоню, потому что Карин собиралась встретиться с Маргаретой в три, а вы еще в Марстранде, так что, видимо, мне придется поехать.
   – Да, мы задержались, но постараемся подъехать. Езжай первым, а мы присоединимся. Так хоть кто-то будет вовремя.
   Из трубки послышался вздох Фольке. Роббан закончил звонок.
   Снег на штанах Карин растаял, и вся левая сторона была мокрая и холодная. Она пошла на лодку переодеться, а Роббан пошел за машиной. Карин обещала напоить его кофе перед отъездом в Гетеборг. Она присела на стул перед навигационным столом, чтобы снять мокрые штаны. В лодке было на удивление тепло, хотя печку она выключила утром.
   Голова гудела от мыслей. Стен, полицейский на пенсии, и священник Симон братья. Сири никогда не была замужем за Арвидом. Тело в гавани. Карин провела пальцем по шхерам вокруг Патер Ностер.
   Названия можно было считать условными, поскольку в девятнадцатом веке картографов сюда присылали из Стокгольма. Местные жители сообщали названия островов и шхеров на местном диалекте, а столичные картографы записывали как поняли. До сих пор люди пользуются старыми названиями, которых не найдешь ни на одной морской карте. Только недавно маяк, значившийся на карте как Берлин, вернул свое истинное название «Баррлинд». Леверн, Скутесшер, Элловен, Поттан, Шетхасен, Сюстрарна… Что-то привлекло ее внимание. Карин привыкла доверять своей интуиции. И интуиция подсказывала ей…
   С палубы раздался шум – это Роббан так поднимался на борт. В другой ситуации Карин крикнула бы ему, что на борту нужно быть осторожным, а не топтаться, как слон, но она была слишком взволнована, чтобы сейчас отвлекаться на мелочи.
   – Простите, фрёкен, здесь подают кофе? – спросил Роббан, игриво приподняв бровь.
   – Погоди! – попросила Карин. Она напрягла мозг и прижала руки к глазам для лучшей концентрации.
   – Неважно себя чувствуешь? – спросил Роббан, закрывая дверцу.
   – Минутку, подожди… Леверн, Поттан, Элловен, Сюстрарна…
   Что-то всплыло наружу из глубин подсознания.
   «Сюстрарна Элловен» было написано на обратной стороне снимка в спальне Марты. Так точно. Это не было фамилией, это название острова. «Сюстрарна» – это две шхеры к северу от Патера Ностера. А Элловен маленький островок к югу от Сюстрарна.[13]
   – Смотри! – показала на морскую карту Карин. Она взволнованно рассказала Роббану о фотографиях, которые рассматривала у Марты.
   – Ничего страшного, – сказал Роббан, – все нормальные люди решили бы, что речь идет о фамилии женщин, а не названии острова.
   – И тот, кто подписывал фото, прекрасно это знал. Смотри, – она показала на карту. – Между Сюстрарна и Элловен ничего нет. Только вода. Глубина пять метров. Вопрос что там лежит на дне? И к тому же у нас есть мертвый ныряльщик.
   – Ты права, конечно, нам стоит вернуться к милой и гостеприимной Марте Стридбек и спросить ее. Если повезет, она угостит нас кофе, но я бы на это не рассчитывал.
   


   Марита вернулась в здание полиции после обеда. Заглянув в холодильник, она поняла, что его давно пора почистить. Несколько пластиковых контейнеров успели заплесневеть. Но сразу приняться за дело Марите помешал переводчик с польского. Это был невысокий мужчина в меховой шапке. Под шапкой обнаружилась лысая макушка, такая гладкая, что можно было смотреться в нее как в зеркало. А на левой стороне головы у него было большое родимое пятно, напомнившее Марите о Горбачеве.
   – Петр Загорский, – представился он.
   Рукопожатие было теплым и крепким, а взгляд любезным. Он поблагодарил за кофе и проследовал за Маритой в комнату для переговоров, чтобы перевести разговор, записанный Карин на мобильный. Спустя полчаса Марита заглянула к Карстену.
   – Обнаружилось что-нибудь интересное? – спросил Карстен, впрочем по лицу Мариты ответ и так был понятен. Лицо у нее было все красное, к груди прижат блокнот.
   – Слушай! Четверо вышли на лодке в ночь с субботы на воскресенье. Двое имели водолазное снаряжение.
   – Нашли что-то?
   – Скорее потеряли.
   – Мужчина по имени Павел видел, что вернулись только трое. Один водолаз пропал.
   – Может, сошел на берег?
   – Поляки тоже обсуждали такой вариант, но сошлись на том, что экипаж от него избавились. Имен не упоминали, кроме одного человека по прозвищу то ли Гроза, то ли Молния. Поляки решили, что с четвертым… по имени Маркус… они расправились, – сообщила Марита, поглядывая в бумаги.
   – Итак, у нас есть пропавший водолаз.
   – И утопленник.
   – Звучит так, словно это один и тот же человек. Ты, кстати, не в курсе, куда Фольке подевался?
   – Понятия не имею. Хотя нет. Он поехал к судмедэкспертам. Попробуй позвонить на мобильный и спроси Карин и Роберта заодно, не знают ли они кого по прозвищу Молния.
   Отдав команду, Карстен вернулся к экрану компьютера и продолжил писать имейл.
   


   Путте не знал, сколько он пролежал в чулане под лестницей, когда дверь наконец открылась. Свет был таким сильным, что он вынужден был зажмуриться и разжимать веки постепенно. Он растерянно рассматривал две фигуры в проеме двери. При свете он также не мог не посмотреть на свои руки и не поразиться тому, что связаны были особенным морским узлом. Только один человек умел вязать такие узлы. Карл-Аксель Стрёммер.
   – Зачем вы так? – возмутился Путте. – Это какой-то розыгрыш?
   – Пер-Уно, для начала мы хотим извиниться за эти крайние меры, но у нас не было другого выхода. Окажи нам любезность и выслушай то, что мы хотим сказать, и после ты свободен.
   Две тетушки, подумал Путте, но тут же поправил себя. Тетушки не похищают людей. Ведьмы. Худшие из худших. Одну он узнал. Она угощала его медовыми карамельками на пароме. Чертовы карамельки. Что она туда подмешала. Путте попытался вспомнить ее имя. Марта. Марта Стридбек.
   Он попытался почесать связанными руками голову. Она раскалывалась от боли.
   – Слушай внимательно, – сказала пожилая женщина со светлыми волосами и представилась.
   Элин Стернквист. Боже мой. Элин была сестрой Карла-Акселя, которая пропала во время прогулки на лодки сотню лет назад. Как такое возможно? Как ей удалось выжить? И что ей от него надо.
   – Вы с Анитой в опасности. Они давно уже следят за вами, поэтому мы вынуждены были похитить тебя, чтобы не вызывать подозрений.
   – Премного вам благодарен. И кто это «они»? – поинтересовался Путте. – Что вы вообще такое несете?
   Элин с Мартой переглянулись и начали рассказывать. Всю правду. Они проговорили всю ночь, а на следующий день Путте позволили позвонить Аните, но попросили четко следовать инструкциям.
   – Привет, Анита, это Путте. Прости, с прогулкой на лодке ничего не выйдет. Планы поменялись… мне нужно на встречу.
   Он сам слышал, как фальшиво это звучит. Каждый, кто хоть немного знал Путте, сразу догадался, что он лжет.
   – И еще кое-что. У меня нет номера Пьера Франсуа Лолонуа. Ты меня знаешь, я все забываю. Если он позвонит, скажи, что я опоздаю. Есть риск, что вообще не успею. Так что не жди меня, а иди на французский. И не забудь опустошить буканьеры.
   Анита в опасности. Оставалось надеяться, что она поймет это зашифрованное сообщение. И только она, если в доме она не одна.
   


   Томас удивленно смотрел на письмо из пухлого конверта на столе.
   «Дорогой брат». Какого черта? Он медленно прочитал письмо. Если бы не все приложенные документы, он никогда не поверил бы тому, что было написано в письме. Томас знал, что у них с Дианой были разные отцы, но ни он, ни Аннели, не догадывались, что у них был еще один брат – брат-близнец Дианы.
   Раздался звонок телефона. Из трубки донесся истеричный голос матери.
   – Только представь, что она натворила! – вопила Сири.
   – Привет, мама, – устало сказал Томас.
   – Мы встретили ее по дороге. Мы с Биргиттой, – сказала Сири. – Она меня оскорбила, и я требую извинений.
   Сири изложила, что именно ей сделала Сара.
   – Достаточно, – попросил Томас.
   – Что ты сказал?
   – Я сказал «достаточно».
   – Не говори со мной в таком тоне. С кем поведешься – от того и наберешься. Эта Сара плохо на тебя влияет.
   Томас покрутил кольцо, лежавшее в пакете с документами. Золотое обручальное кольцо. Внутри гравировка – Элин и Арвид, 4/10 1962, 14/6 1963.
   – Или это все плохие гены. Почему ты никогда не говорила, что у Дианы есть брат-близнец?
   – Прости?
   Он слышал в трубке ее прерывистое дыхание.
   – И почему ты забыла упомянуть, что ее отец Стен Видстранд, а не Арвид Стернквист? Ты ведь никогда не была замужем за Арвидом, не так ли?
   – Я не понимаю о чем ты.
   – Не понимаешь? Подожди, я тебе кое-что зачитаю.
   Томас достал два письма из пачки документов. Одно было от Сири к Стену, а другое – его ответом. Он зачитал их план. Лодочную прогулку, еду, кофе, все… Что они соврали, что на борту был Вальдемар, а на самом деле там был Стен. Стен же написал рапорт о несчастном случае. Сири со Стеном отравили Элин и Арвида. Сири столкнула Элин за борт.
   Томас продолжил читать о наивном и простодушном священнике Симоне Невелиусе, которого Сири обманом заставила записать имена Сири и Арвида в церковную книгу.
   – Только вот Орвид уже был женат. Ты была не в курсе.
   Томас покрутил кольцо в руке, погладил желтый ободок пальцем. На другом конце трубки была тишина.
   – И еще кое-что. Никогда не говори плохо о моей жене. Если у кого и есть класс и стиль, так это у нее.
   Он положил трубку, натянул куртку и пошел искать Маркуса. У него было много к нему вопросов. Например, откуда он достал кольцо.
   Но по пути Томас передумал. Сперва, надо встретить Сару. Он взял ключи от машины, достал телефон и набрал номер полиции.
   Он надеялся, что для них с Сарой еще есть надежда. Маркус писал, что ему повезло быть с такой женщиной, как она. И по этой фразе понятно было, какие чувства Маркус испытывает к ней.
  

  

   

    19
   

   Судебный лекарь Маргарета Руландер-Лилья стояла возле стола в палате для вскрытия на Медисинаргатан 1С. При виде Фольке она строго кивнула:
   – Ты опоздал.
   – Я…
   – Нет ничего хуже, чем опоздание без весомой на то причины.
   Покойный на столе из нержавеющей стали был хорошо сложен. Правильные черты лица, густые волосы. Если бы не отсутствие рук и не разрез на груди, можно было бы подумать, что он спит.
   Фольке покачал головой. Вытаращив глаза, он смотрел на врача, который работал рядом с соседним столом. Тот только что опустил в поднос пилу. Фольке попятился прочь и повернулся спиной к столу с другим покойником.
   Маргарета разглядывала Фольке. У нее были длинные узкие руки с тонкими, как у пианистки, пальцами. Ногти коротко стриженные и без лака. В правой руке у нее был лист бумаги, закрепленный на специальной подставке, куда она методично заносила повреждения, обнаруженные у трупа. На бумаге был рисунок тела – спереди и сзади. Вообще-то это была двойная работа, поскольку помимо бумаги, у нее был еще диктофон на шее. Она давно уже научилась включать и выключать его нажатием подбородка, но все равно предпочитала иметь под рукой бумагу, чтобы можно было получить полную картину вскрытия для отчета.
   Обычно криминалист присутствовал при вскрытии, когда полиция подозревала убийство. На этот раз это был Йеркер, но он уже ушел. Обычно криминалистов информировал о результатах Йеркер, но теперь, когда ей представился случай помучить Фольке, Маргарета не могла им не воспользоваться.
   – Я думал встретить тут Йеркера… – проблеял Фольке.
   Маргарета его проигнорировала. Надев колпачок на ручку, которой писала, она убрала ее в карман. У нее был имидж строгой дамы. Никто из коллег ни разу не осмелился назвать ее иначе, чем Маргарета. По крайней мере, в трезвом состоянии. Маргарета выказывала больше эмпатии и заботы по отношению к своим пациенты, чем многие другие врачи, имевшие дело с живыми людьми. Может, потому что пациенты Маргареты были не в состоянии изъявить свою волю, и ее долг был сделать это за них.
   Она никак не могла понять, как Фольке может работать на такой ответственной работе и при этом производить впечатление человека, которому ни до чего нет дела. Может, таким образом он пытался дистанцироваться от всего того ужаса, с которым сталкивался на работе? Впрочем, не это раздражало Маргарету больше всего. Ее раздражало, что Фольке часто вдавался в детали, теряя способность видеть всю картину. И ее бесила его манера изображать, что он всегда знает, как лучше, и желание бесконечно поучать других.
   Маргарета отложила бумагу с ручкой и перевела взгляд на людей перед ней. Одного – все еще живого, но души в нем было меньше, чем в холодном трупе на столе рядом.
   – Сложно было определить время смерти? – спросил Фольке.
   – Как раз наоборот. Я почти уверена, – ответила Маргарета, с печалью глядя на покойника. Такой молодой!
   – И когда он погиб? – спросил Фольке, переминаясь с ноги на ногу. Видно было, что ему не комфортно в палате для вскрытия. Он начал застегивать куртку, словно спеша ретироваться.
   – В четыре утра.
   – Среди ночи? – спросил Фольке, демонстративно поправляя шарф. – Что он делал в водолазном костюме посреди ночи?
   – Понятия не имею, но, слава богу, это не моя работа – выяснять. Смотри сюда.
   Фольке сделал пару шагов ближе и переместил кожаные перчатки из одной руки в другую.
   – Оттуда тебе плохо видно. Подойди поближе.
   Маргарета рукой показала, куда ему надо встать. Чувствуя себя нашкодившим учеником, Фольке робко приблизился. Маргарета заметила, что он нервно бьет себя перчатками по бедру. И это полицейский. Она показала на правое запястье трупа. Фольке нагнулся, изображая, что внимательно смотрит.
   – Запястья были связаны веревкой и, судя по всему, прикреплены к чему-то под водой. Связаны они были морским узлом. Нам пришлось перерезать веревку, не трогая узлы. Ее забрал Йеркер. Узлы были не тугие, но достаточно для…
   – Хочешь сказать, кто-то связал его под водой? – спросил Фольке?
   – Помимо прочего. Смотри сюда.
   Маргарета подождала, пока он неохотно передвинется. Фольке старался смотреть куда угодно только не на труп.
   – Это… отвратительно… – прошептал он и отвернулся. Во рту у него появился горький привкус. В глазах помутилось.
   – Несчастный… Чертовщина…
   Маргарета еще не слышала, чтобы он ругался.
   У покойного не было рук. Конечно, родился он с руками, но кто-то их ему отрубил.
   – Не отрублены, отрезаны, – угадала его мысли Маргарета. – Скорее всего, большими кусачками или ножницами. Сделано это было под водой.
   Она показала руками их примерный размер.
   – Ты хочешь сказать, что кто-то связал его, чтобы потом… отрезать руки… – с трудом выговорил Фольке.
   – Именно так. Кто-то связал ему запястья морским узлом, но потом решил, что пленник сможет высвободиться и выплыть наружу, и счел, что…
   – Что без рук это будет труднее… – закончил за нее Фольке.
   – Вот именно. Мне кажется, он пытался выплыть, но потерял слишком много крови. Под водой он бы все равно не выжил. Тот, кто связал его, надеялся, что ныряльщик останется на дне, но каким-то чудом тело отцепилось и поднялось на поверхность.
   – Но, – процедил Фольке, – вода зимой просто ледяная. Как он вообще мог нырять при такой температуре?
   – Ты прав, даже в специальном водолазном костюме в это время года нырять холодно. Под костюмом у него было утепленное белье. Кстати, в нагрудном кармане кофты мы нашли музыкальный проигрыватель, или как там их теперь называют?
   – Плеер? – предположил Фольке.
   Маргарета улыбнулась и отогнула край рукава, чтобы бросить взгляд на часы.
   – Нет, Фольке, сейчас у всех Айподы или как-то так. Спроси у Йеркера. Он забрал его на экспертизу. Поскольку, я не смогла установить личность покойного, вам нужно будет проверить всех, пропавших без вести. Вдруг это что-то даст.
   – Фольке кивнул, но не стал говорить, что уже начал проверку.
   – Спасибо, – пробормотал он с облегчением от того, что встреча заканчивается.
   – Думаю, на этом все. Но, как я уже сказала, поговори с Йеркером.
   Маргарета повернулась к нему спиной и снова взяла бумагу и ручку.
   Карин с Роббаном решили вернуться к Марте Стридбек, чтобы спросить, что ей известно о Сюстрарна и Элловен. У Карин было чувство, что пожилая дама знает намного больше, чем рассказывает. Они уже были на середине мостика через Блекебуктен и Роббан как раз жаловался, что так и не выпил свой послеобеденный кофе, когда у Карин зазвонил телефон. Она остановилась, чтобы выслушать рассерженного звонящего.
   – Когда он ушел?
   Роббан вопросительно смотрел на нее.
   – Ты не поверишь, – сказала Карин, закончив разговор. – Наверняка. Но тебе придется рассказать, чтобы это проверить, – вдруг пошутил. Поэтому приготовься! – пригрозила она.
   – Давай уже, не томи. Клянусь, твои секреты умрут со мной, – он сделал знак, будто застегивает рот как молнию, запирает на замок и выбрасывает невидимый ключ в воду.
   Карин рассмеялась и рассказала о женском ужине, на который ее пригласили, и о встрече с Анитой, дядюшкой Бруно и закончила телефонным разговором, который только что состоялся. Роббан слушал с интересом: все эти тайны его заинтриговали. Паром уже собирался отплывать, но капитан был в хорошем расположении духа и подождал Карин и ее спутника. Женщина помахала в знак благодарности.
   

   Анита встретила их в верхней одежде. Когда она двигалась, красный синтетический пуховик издавал скрипучие звуки.
   – Можем присесть? – спросила Карин после того, как представила Роберта.
   – Да-да, конечно, – Анита провела их в кухню. Кухня была выкрашена в жизнерадостный желтый цвет. Карин особенно понравилась большая рабочая поверхность и конструкция кухонной мебели: можно было стоять лицом к гостям, разговаривать и одновременно готовить. Подоконник рядом с раковиной был заставлен стаканами с ростками пеларгонии в воде. Все ростки уже пустили корни. Их явно пора было пересаживать в горшки с землей.
   – Расскажи всего с самого начала, – попросила Карин, присаживаясь на скрипучий диван.
   После недолгих колебаний Анита начала рассказывать. О письме, о поездке на Вингу, об охоте за сокровищами, об утраченной книге.
   – Той, что вернул Бруно Мальмер? – уточнила Карин.
   Анита кивнула и объяснила, что они перерыли кучу книг и осмотрели всю модель корабля. При воспоминании о том, как им было весело, она улыбнулась.
   – А что случилось сегодня? – спросила Карин.
   – Путте должен был вернуться из Лондона. Сперва, мы хотели с ним поехать в место, координаты которого были указаны в книге, и посмотреть, что там находится.
   – Поплыть на яхте, ты имеешь в виду?
   Анита кивнула.
   – Но из Лондона он так и не вернулся. Я решила, что он опоздал на рейс. Такое раньше случалось. Я позвонила ему на сотовый, но он был выключен. Путте никогда не выключает телефон.
   – О’кей, а потом он позвонил? Прости, Анита, но как называется ваша яхта? Нам придется проверить, на месте ли она.
   – Я уже проверила. Тарга 37. Она обычно пришвартована у Парадиспаркен у Гранд отель, но сейчас мы держим ее в Рингенс варв для проверки. Во время последней прогулки у нее пошаливал мотор.
   Карин кивнула и занесла в блокнот всю важную информацию.
   – И что он сказал, когда позвонил?
   – Это-то и странно. Он сказал…
   Анита замолчала, собираясь с силами.
   – Простите меня, – выдохнула она, встала, подошла к раковине, открыла кран, и подождав с минуту, наполнила стакан водой. Сделав глоток, она вернулась на место.
   – Вот что он сказал: «Анита, мне жаль, но прогулка отменяется. Я опоздал, мне нужно спешить на встречу».
   Говорил он натужно. Слышно было, что он хочет что-то сказать, но не может. Я хотела рассказать, что нашла в модели корабля координаты, но он не дал мне и слова сказать, постоянно перебивал, словно не желая, чтобы кто-то еще узнал эту информацию.
   – Это все, что он сказал? Что он опоздал? – спросила Карин с сомнением.
   – Нет, нет. Он сказал, что у него нет номера Пьера Франсуа Лолонуа, и что если он позвонит, мне надо сказать, что Путте опаздывает или вообще не успеет на встречу. Потом он добавил, что раз прогулка не состоится, я могу пойти на курсы французского, хотя занятия у меня по пятницам, а не понедельникам.
   – А что это за француз? – спросила Карин.
   – Я как раз хотела рассказать. Путте обожает морскую историю. Всех пиратов он знает как свои пять пальцев. Франсуа Лолонуа – кровожадный пират, живший в семнадцатом веке. Но Путте называл его Пьер Франсуа, а Путте никогда бы не ошибся. Он знает имена всех пиратов назубок. И еще кое-что, и это самое странное из всего, он сказал, что я должна опустошить буканьеры.
   – Буканьеры? – удивилась Карин. – Ты уверена, что он сказал «буканьеры»?
   – Абсолютно. И я понимаю, что это значит.
   Карин кивнула.
   – Пираты, – сказала она и посмотрела на Роббана.
   


   Йеркер был занят просмотров треков в MP3-плеере. Он был красного цвета – такого же, как и кухонный комбайн марки «Китченэйд», который им подарили на день свадьбы. Подключив плеер к компьютер, он с облегчением констатировал, что девайс работает. Слава богу, этот ныряльщик был в хорошем водолазном костюме. На устройстве Йеркер обнаружил файлы с музыкой, файлы с фотографиями и пять документов в текстовом формате. Скопировав содержимое в компьютер, он сохранил их на диске, который подписал для архива. После этого принялся открывать файлы. Два оказались зашифрованы, и притом каким-то сложным шифром. Файлы, которые ему удалось открыть, он отправил Карин, Роббан и Фольке по электронной почте с пометкой «срочно». Он также набрал номер Карин, но он был занят. Номер Роббана тоже был занят. Поколебавшись, Йеркер набрал номер Фольке.
   Через двадцать минут Фольке был у него в кабинете и с интересом разглядывал высокотехнологичное оборудование.
   В последние годы работа полицейского сильно изменилась. Теперь ему уже не надо было бегать с дубинкой за преступниками. Сегодня достаточно было конфисковать компьютеры, или серверы, как они говорили. И когда кто-то говорил «куки», он имел в виду совсем не печенье. Фольке незаметно вздохнул, но от Йеркера это не ускользнуло.
   – Ты выглядишь подавленным, – сказал Йеркер, решив, что это звучит лучше, чем «усталый» или «старый».
   – Да, порой я чувствую себя единственным выжившим динозавром, – признался Фольке.
   – Так трудно приходится? – спросил Йеркер, продолжая стучать по клавишам.
   – Я только что отправил тебе мейл. Давай посмотрим. Как у тебя с немецким? – спросил Йеркер, отправляя файл на печать.
   Фольке достал файл из принтера. «Если бы Карин была здесь, – подумал Йеркер, – она бы проглядела файлы и составила предварительное мнение, но Фольке был не таков». Он медленно читал страницу за страницей. Судя по всему, это были статьи о Швеции. Прочитав пару страниц, Фольке понял, что на это уйдет много времени, и открыл последнюю. Статья был подписана. Имя он записал в блокнот, попрощался с Йеркером и вернулся в свой офис.
   Йеркер медленно разминал пальцы – один за одним, отчего пальцы похрустывали. Закончив, он приступил к работе над зашифрованными файлами. Ему мог бы помочь в этом компьютер, на котором их записывали. Быстрая проверка дала результат: операционная система была зарегистрирована на Сару фон Лангер. Это имя было ему знакомо. Возможно, оригинальные файлы сохранились в компьютере этой женщины, и тогда не нужно будет их расшифровывать.
   …Школьный немецкий Фольке был весьма скромен, но, вернувшись к своему столу, он погрузился в чтение.
   – Привет, Фольке, как дела? – спросил Карстен, проходя мимо в куртке и задержавшись у стола Фольке.
   – Маркус Штайнер. Судя по всему, так зовут нашего ныряльщика.
   У него с собой был плеер, и записал он на него не только музыку. Судя по всему, он был журналистом и писал статьи.
   – Маркус Штайнер… Непохоже на шведское имя, – прокомментировал Карстен и наклонился, чтобы лучше видеть экран Фольке.
   – Немец? Ты что-нибудь понимаешь по-немецки? О чем статьи? – спросил Карстен, стараясь правильно выбирать слова и использовать правильные грамматические формы, чтобы лишний раз не раздражать чувствительного Фольке.
   – Я как раз читаю вторую статью. Она о поиске и покупке недвижимости в Швеции: законодательство в этой сфере, налоги, маклеры и так далее.
   – Ты пробил имя по базе пропавших людей?
   – Ээээ… Нет… – откашлялся Фольке. Ему стало стыдно, что он этого не сделал, и ему не хотелось обращаться к Марите за помощью.
   – Я как раз собирался… – протянул он, ерзая на стуле.
   – Если напишешь мне имя, я об этом позабочусь, а ты можешь продолжать изучать статьи. Мне все равно надо поговорить с Маритой по другому делу, – сказал Карстен, бросив взгляд на часы.
   У Фольке на лице было написано облегчение, когда он вырвал из блокнота листок с именем и протянул Карстену.
   Всего статей было девять, но уже на пятой характер текстов начал меняться. В пятой статье автор ставил под сомнение нейтральный статус Швеции во время Второй мировой войны. Язык и стиль в ней тоже изменились, стали более художественными. Марита неохотно помогла Фольке найти немецко-шведский словарь, разумеется, подчеркнув, что все это теперь доступно в интернете.
   


   Опытный мореход, Карин быстро нашла на карте место по координатам, указанным Анитой.
   – 57 градусов, 54,4 минуты северной широты… – сказала она и сверилась с бумажкой Аниты, – и 11 градусов, 29,5 минуты восточной долготы.
   Роббан в восхищении смотрел, как она водит линейкой и циркулем по карте и наконец отмечает крестиком нужное место.
   – Тут, – сказала он, показывая на место совсем рядом с Сюстрарна и Элловен.
   – Роббан, – сказала она задумчиво… – Татуировка на теле Арвида Стернквиста…
   Роббан начал рыться в карманах, а Карин потянулась за блокнотом. Практически одновременно они нашли то, что искали.
   Догадка оказалась верной. Вытатуированные цифры оказались теми самими координатами. И теперь благодаря Аните у них были самые точные данные. А все теории на счет фашистских концентрационных лагерей и швейцарских банковских счетов оказались чистым вымыслом. Перед ними были ширина и долгота места посреди моря, что говорило о том, что искать нужно под водой.
   – Путте читал книгу? – спросила Карин.
   – Да, но мы обнаружили вырванные страницы и новые стихи накануне его отъезда. Его бесило, что снова надо разгадывать загадки.
   – Кто еще мог читать ее? – спросил Роббан.
   – У нас никто, но ее брал почитать Бруно Мальмер, а он мог показать ее кому-то. Это лучше спросить у него. – Итак, мы имеем Бруно, вашего мужа и вас, – констатировал Роббан.
   – Погоди, – перебила Анита, – вчера у нас были гости. Один из них, Вальдемар фон Лангер, задержался. Я как раз пришла домой с книгой и положила в кухне. Он мог ее видеть.
   При упоминании этого имени Карин оторвалась от блокнота и послала «а-я-что-говорила»-взгляд Роббану.
   – Но он же не мог знать, на какой странице искать, – высказал свои сомнения вслух Роббан.
   – Да, маловероятно, что он случайно открыл книгу на верной странице. А даже если бы и открыл, новые стихи ему бы не помогли, – предположила Анита.
   – Есть еще что-то, что нам следует знать? – спросил Роббан.
   Анита задумалась на секунду, потом покачала головой.
   – Нет, вроде это все.
   Прощаясь, Анита протянула книгу Карин. На мгновение они вместе держали книгу, и Анита заглянула Карин в глаза, давая понять, что вручает ей гораздо больше, чем книгу. Карин попросила Аниту сразу позвонить ей, если кто-то будет спрашивать о книге.
   Они удалились, оставив ее за кухонным столом в пуховике. Перед уходом они сделали женщине чашку чая и записали свои мобильные номера на случай если она еще что-то вспомнит. По дороге Карин позвонила Люкке, которая пообещала присмотреть за свекровью.
   – Я не хотел спрашивать, пока мы были там, но мы говорим о настоящих пиратах или это какое-то специальное выражение в вашем морском жаргоне? – спросил Роббан.
   – Настоящих пиратах. Морских разбойниках. Помнишь Берта Ланкастера в «Красном пирате»? – спросила Карин, вспоминая черно-белое фото светловолосого пирата с голой грудью, которое она когда-то вырезала из газеты.
   – Да, конечно, этот фильм классика даже для такого сухопутного краба как я.
   – Защищайся! – шутливо ткнула Карин Роббана воображаемой шпагой в накачанный живот.
   Но Роббан не отреагировал. Он явно о чем-то думал.
   – Ты серьезно? Пираты?
   Роббан привык к шуткам Карин. Юмор помогал ей сфокусироваться в ложных ситуациях, и абсурдные шутки были чем-то вроде брейнсторминга. Так она перебирала все возможные сценарии. Сам Роббан предпочитал тишину и одиночество, которые редко можно было найти в шумном участке или дома с семьей, особенно после того, как они завели детей. Особенно трудно было одновременно работать и выслушивать нудные наставления Фольке.
   – О’кей, вопрос – какой наш следующий шаг? У нас есть пропавший человек, которого явно похитили. И если кто-то его похитил, то я могу предположить, что знаю, куда они направляются.
   – На место между островами Сюстрарна и Элловен? – закончил Роббан.
   – Именно так. Судя по всему, там на дне лежат останки корабля. – И тут ее осенило: – Но раз у этого человека уже есть татуировка Арвида Стернквиста, то Путте ему не нужен. Достаточно одной татуировки, что думаешь?
   
Осло, весна 1964 года

   Мальчик родился в конце зимы. Его положили Элин на грудь, и она гладила светлые, как ее собственные, волосы у него на головке. Глаза и нос достались ему от Арвида. Как бы ей хотелось, чтобы Арвид был с ней в этот день, чтобы он увидел их новорожденного сына. Ее сердце сжималось от тоски по любимому. Элин ушла в себя. Фру Хофдан как не пыталась, не могла ее утешить.
   Когда по ночам сын просыпался от голода и просил грудь, Элин садилась в кресло у окна. Бледный свет луны не мешал ей заглядывать в звездное небо. Элин смотрела на небо и вопрошала, почему Бог забрал у нее Арвида. Она спрашивала снова и снова, заливаясь слезами, но тот не отвечал. Она даже угрожала ему, что не станет крестить ребенка, но Бог оставался равнодушным. В отличие от фру Хофдан.
   – Хватит глупостей, – объявила она и назначила дату в церкви.
   Мальчика окрестили Аксель Арвид в честь дедушки и отца.
   Одним вечером спустя три года перед сном сын спросил:
   – Где мой папа?
   Элин знала, что рано или поздно он задаст этот вопрос, так что у нее было много времени подумать над ответом. Но все равно испытала шок.
   – Папа на небе, – сказала она, борясь с подступившими слезами и надеясь, что Арвид видит их сейчас и радуется тому, какой у них чудесный сын и тому, как хорошо идут дела в ресторане.
   – А мы можем его навестить? – спросил мальчик.
   Элин выдвинула ящик шкафа и достала альбом. Бережно перелистывая страницы, она показала сыну семейные фотографии.
   Дедушка в униформе смотрителя маяка на Хамнесшере. На заднем плане – красный кринолин маяка Патер Ностер. Скалы, море. Марстранд. Фото Арвида крупным планом. Он чинит сетки для лобстеров рядом с сарайчиком. Глядя на эти снимки, Элин словно чувствовала запах моря и водорослей.
   Когда Элин вышла на работу, с Акселем сидела фру Хофдан. Она относилась к Элин и Акселю как к кровным родственникам.
   – Крестная! – радовался мальчик, когда фру Хофдан забирала его из сада. Лето он поехал навестить дедушку. Фру Хофдан поехала с ними.
   Элин уже начали узнавать, поскольку теперь ей принадлежали пять ресторанов из списка лучших в городе и три кафе. Много мужчин ухаживали за молодой и красивой вдовой, и люди охотно обсуждали, кто станет новым мужем шведки. Но перед Элин такой выбор не стоял. Ни один из поклонников не мог сравниться с Арвидом. Она была финансово независимой, и свободное время предпочитала проводить с сыном.
   В начале она планировала вернуться на Марстранд, но со временем ей стало казаться, что это место принадлежит другой жизни, другим временам. Теперь ее жизнь была в этом городе, хоть ее ноги мечтали снова ступать по палубе, а руки – сжимать штурвал. Со временем судьба даст ей знак, думала она, ничего не планируя. Элин всегда гордилась тем, что происходит из рода Стрёммеров, славящегося своим благородством и силой духа. Ей стыдно было за свои мысли о мести. Око за око, зуб за зуб. Но получив спустя много лет знак, Элин уже знала, что надо делать. У нее было время все обдумать. И она знала, чтобы сделали на ее месте Арвид и ее брат Карл-Аксель.
  

  

   

    20
   

   – Думаю, нам нужно попытаться попасть на Сюстрарна и Элловен, – сказала Карин Роббану. И как по заказу, в гавань вошел погрузочный катер с Лассе за штурвалом.
   – Превосходно! Надеюсь, он сможет меня отвезти, – обрадовалась Карин и замахала Лассе.
   – Тебя? – удивился Роббан.
   – Знаю, это не лучшее решение, но я надеялась, что ты сможешь пойти очаровать Марту Стридбек. Спроси, что ей известно о Сюстрарна и Элловен, думаю, она знает больше, чем говорит. Скажи, что Путте исчез или что-то вроде того.
   – Вроде того?
   – Чтобы она поняла серьезность ситуации. Я позвоню Карстену. Попрошу полицейский катер и подкрепление.
   – Мы же не знаем, есть ли там кто.
   – Да, но у нас есть мертвый водолаз и пропавший человек, так что меры предосторожности не помешают. К тому же есть риск, что то, что все там ищут, исчезнет прежде, чем мы туда доберемся, – с улыбкой закончила Карин.
   Карин поднялась на борт и представила мужчин друг другу. Лассе предложил отвезти Роббана на Куэн, чтобы ему не пришлось ждать парома. Роббан поблагодарил его, и во время короткой поездки разглядывал оборудование. С грацией холодильника он спрыгнул на берег возле верфи «Рингенс варв». Достав мобильный, он сфотографировал Карин на борту катера. Набрав сообщение: «У нас все хорошо. Отправляемся на морскую прогулку. Наилучшие пожелания от Роберта и Карин», он прикрепил фото и отправил Фольке. В момент, когда он делал снимок, порыв ветра приподнял край брезента, обнажив лежавший под ним инструмент. Большие кусачки.
   

   Дверь в кабинет Карстена была закрыта уже несколько часов. Фольке бросил взгляд на часы. Пора домой. Он начал приводить в порядок рабочий стол. Ручки в стакан, блокнот в верхний ящик стола, туда же стопку бумаг. Когда он уже собирался выключить компьютер, к его столу подошел Йеркер.
   – Это, – сказал он, показывая Фольке пластиковый пакет с какими-то отрепьями, – одежда Арвида Стернквиста. Или то, что от нее осталось.
   – И?
   Йеркер высыпал содержимое пакета на аккуратно прибранный стол.
   – Что ты творишь? Она же воняет! – возмутился Фольке.
   – Хотел сказать, что мы завершили экспертизу. Вся одежда высокого качества, кроме шарфа. Плохого качества, уродливый, и весь в пятнах.
   – Пятнах? – переспросил Фольке, приглядываясь к шарфу, из которого вылезла одна нитка. Фольке включил настольную лампу, которую только что выключил, и направил ее на шарф. И выдохнул.
   – Что за?
   Йеркер был удивлен не меньше, когда Фольке схватил нитку и начал тянуть. Он тянул и тянул, не отрывая глаз от шарфа.
   – Что ты делаешь, Фольке? – возмутился Йеркер. – Одежду надо вернуть родственникам. Вдова придет в бешенство.
   – Черт! – вскрикнул Фольке. – Надо спешить!
   – Фольке! – положил ему руку на плечо Йеркер. – Тебе нехорошо?
   – Это Морзе. Азбука Морзе! Эти черные точки – шифр! Смотри!
   Будучи в армии Фольке служил телеграфистом во флоте, и он сразу узнал этот шифр. Он вскочил так резко, что стакан с холодным кофе перевернулся. Напиток разлился по поверхности, промочив бумаги, но Фольке не обратил на это никакого внимания. С шарфом в руке он бросился в кабинет Карстена. Не постучав, рванул дверь на себя. Йеркер поспешил следом.
   Карстен в шоке уставился на Фольке, ворвавшегося в кабинет, и на Йеркера с пакетом за его спиной.
   – Карин, Роберт, где они? – завопил Фольке. – Где?
   Карин сидела позади Лассе в катере и собиралась звонить Карстену, когда кто-то позвонил ей.
   – Вы были правы. Еще один человек заходил и спрашивал про книгу! – взволнованно сообщила Анита.
   – Кто?
   – Стен Видстранд, бывший полицейский, – ответила Анита, – Это объясняет, почему Путте назвал пирата Пьер Франсуа Лолонуа, а не Франсуа Лолонуа. Он намекал на Стена. Пьер по-французски и Стен по-шведски означает камень. Стен сказал, что помогает вам в расследовании.
   – Вот как, – пробормотала Карин. И тут за ее спиной раздался голос:
   – Я вынужден попросить тебя опустить телефон.
   Обернувшись, она сначала увидела Вальдемара, а потом оружие в его руках. Пистолет. Похожий на те, которыми пользовались фашисты во время войны. Карин видела такие в документальных фильмах про войну. Такая модель была у офицеров. Карин подчинилась и опустила телефон на сиденье, пытаясь одновременно собраться с мыслями. Не впадать в панику. Сохранять спокойствие. Выиграть время. Вызвать симпатию.
   – Нет, дай его мне, – потребовал Вальдемар, указывая кивком на телефон.
   Карин протянула ему телефон.
   – В чем дело? – спросила она, изображая невинность. Можно попытаться притвориться, что она ничего не знает. Но надежды на то, что это прокатит, было мало.
   – А ты не знаешь? – съязвил Вальдемар. Покачав головой, она посмотрел на Лассе, спокойно продолжавшего вести лодку.
   – Клад принадлежит Третьему рейху, – произнес Вальдемар монотонным голосом, холодным, как металл в его руку.
   – Клад? – осторожно спросила Карин, краем глаза поглядывая на Лассе. Тот причалил к берегу, и на борт запрыгнул еще один человек.
   Снаружи катер выглядел как обычно. Никто бы не догадался, какая драма разыгрывается внутри. Вальдемар держал пистолет низко, так что в окно его было не увидеть. Она сомневалась даже в том, что ее саму видно прохожим. Лассе отчалил. Дверца открылась, и в рубку вошел Стен Видстранд. Он передвигался без проблем, и Карин поняла, что все эти костыли и коляски были только притворством. Ну или он принял сильные обезболивающие.
   – Мне кажется, мы все усложняем, – сказал он при виде Карин.
   – Вынужденные меры, – ответил Вальдемар и принял штурвал у Лассе.
   – Держи, Мольстедт, – сказал он Лассе, протягивая ему скотч. Пистолет он отдал Стену.
   

   Лассе скрепил Карин руки за спиной скотчем. Она не успела придумать стратегию и решила не сопротивляться. Говори, приказала она себе. Покажи им, что ты человек из плоти и крови, а не помеха, которую легко можно убрать. Она гадала, когда Роббан сможет поговорить с Карстеном и обнаружит, что Карин не просила подкрепления. Можно было только надеяться, что это произойдет скоро.
   – Куда мы направляемся? – спросила она.
   Атмосфера внутри была напряженная. Катер вышел через северный выход. «Я знаю, куда», – подумала Карин. На Сюстрарна и Элловен. Вальдемар знает координаты. По крайне мере, большую часть цифр. И она сама дала ему эту информацию.
   – Вы что-то обнаружили? – спросила она, решив, что притворяться бесполезно. – Там что-то есть?
   Мужчины переглянулись. Чем больше Карин знает, тем опаснее она для них. Но ей нужно, чтобы в ней видели живого человека. Но она также понимала, что если они ей все расскажут, то на это будет только две причины: первая – преступники уверены, что смогут уйти от ответственности, о второй ей было страшно даже подумать.
   Сумерки сгущались за окнами. Мрачно было и на душе у Карин. Она гнала от себя плохие мысли. Ветер усиливался. В 20:47 катер с выключенными огнями вошел в гавань Хамнесшера.
   Пассажиры принялись за погрузку ящиков на катер. Волны бились о пирс. Вода бурлила и заливала прибрежные скалы. Фьорд был в дурном настроении в эту ночь. Соленая вода брызнула Карин в лицо, когда она вышла на палубу. Вальдемар подтолкнул ее в спину, чтобы женщина не медлила. Он приказал ей спуститься на берег. Карин подняла глаза к небу, усыпанному звездами. Надо что-то сказать, думала она, надо говорить! Но она не могла найти слов. И тогда Карин начала напевать:
   
    
      Зови это страной ангелов или небесным краем…

      Землю, которую мы унаследовали от предков, зеленые рощи…

    

   
   За сараями дуло поменьше. Карин чувствовала запах старого дерева. Вальдемар приказал ей встать на колени. Земля была влажной, и Карин почувствовала, как штаны сразу промокли.
   


   Гараж «Мускевикен» представлял собой низкое вытянутое здание, крытое ржавым железом. Поразительно, но с того места, где он располагался, открывался потрясающий вид на море. Поблизости жила Марта. Элин подогнала машину Путте к воротам гаража номер 29, принадлежавшего Марте. Хорошо смазанные ворота плавно закрылись за ними. Спящего Путте (медовые карамельки продолжали работать) они переложили из машины в деревянный ящик, прикрепленный к старой тележке для перевозки мешков. Совместными усилиями они затолкали тележку в гору и подвезли к черному входу в дом Марты, а уже оттуда перетащили Путте в чулан. Это было нелегко, но женщины справились.
   Путте выслушал эту невероятную историю и сложил разрозненные факты в единую картину событий. Карл-Аксель и отец Аниты рассказывали историю Элин так, словно это все были дела минувших дней, и Путте привык считать ее еще одной местной легендой. Но она действительно существовала. И сейчас была перед ним. То же открытое лицо, как на старых фото, те же четкие черты лица, хоть и тронутого морщинами. Волосы седые. Отец Аниты Сигфрид должно быть смеется на небесах. Путте подумал об Аните и о корабельной книге и о той информации, которую им с Анитой удалось раздобыть. Посоветовавшись, Путте, Марта и Элин решили, что пора обратиться за помощью к полиции. Путте собирался позвонить, когда в дверь постучали, и на пороге возник Роббан.
   Роббан уже думал, что его миссия в доме Марты закончена, когда позвонил начальник.
   – Карин?
   – Она в погрузочном катере. Она тебе не звонила по поводу подкрепления?
   Роббан молча выслушал серьезный голос Карстена.
   – Как быстро мы можем получить подкрепление? – спросил он наконец.
   Еще пара минут разговора.
   – А береговая охрана? У них нет судов поблизости. Черт, Карстен! – почти кричал он.
   От испуга Архимед покинул свое обычное место на диване и забрался под него. Из-под дивана он следил за подозрительными гостями, прежде всего за шумным Роббаном. Карстен успокоил Роббана, сказав, что из Сэве вылетит вертолет, но он боялся, что не успеет вовремя.
   Карстен сообщил Роббану последнюю информацию. Фольке узнал шрифт Морзе на шарфе, а на фото, которое прислал Роббан, Йеркер узнал кусачки, которыми возможно отрезали руки ныряльщику по имени Маркус Штайнер.
   Роббан набрал номер Карин, но она не ответила.
   – Черт! – выругался он. – Я должен был поехать с ней!
   Подумав пару секунд, он повернулся к Путте:
   – У тебя с собой ключи от лодки?
   Путте уставился на него, потом порылся в карманах и протянул ему связку ключей от машины, где был также запасной ключ от лодки. Роббан пошел к двери. Путте вскочил и тоже пошел за ним.
   – Мы с вами! – приказным тоном заявила Элин.
   – Не думаю, что это хорошая идея, – замялся Роббан.
   – Наверняка, но, думаю, наша помощь может вам понадобиться, – отрезала Элин, дав понять, что не потерпит возражений, и повернулась к Марте:
   – У тебя есть силки? – спросила она, подмигнув Элин.
   – Силки? Сейчас посмотрю. Ты имеешь в виду для ловли птиц?
   – Они самые.
   Марта вышла. Слышно было, как она отпирает шкаф в соседней комнате.
   – Послушайте, у нас нет времени на рыбацкие снасти. Карин нужна помощь. Мы должны спешить.
   – Я готова! – объявила она, вернувшись с большой сумкой и штормовкой, которую протянула Элин. Та послушно надела куртку. Роббан оглядел свой маленький отряд. Подкреплением это не назовешь, но лучше, чем ничего.
   – Мне за это влетит, – пробормотал он. Но другого выхода у Роббана не было, а пара лишних рук ему явно пригодится.
   Путте поднял сумку Марты и с подозрением уставился на старушку. Сумка намного тяжелее, чем он ожидал.
   Странная компания поднялась на борт «Тарга 37», принадлежавшей Путте и Аните. Несмотря на то, что Элин Стернквист было за семьдесят, она проворно передвигалась по лодке. Путте с восхищением смотрел, как она ловко отвязывает канаты. Ни одной из дам мужская помощь не понадобилось. Более того, они помогли убрать буйки и отвязать канаты. Путте завел мотор, и лодка понеслась к выходу из гавани на скорости, превышающей дозволенную.
   Элин смотрела на удаляющийся берег. Дом собраний был похож на спящий сказочный замок. Она обвела взглядом темные тучи на горизонте, округлые скалы с северо-западной стороны Куэна, темные вода Марстрандского фиорда. Вдыхая холодный морской воздух полной грудью, Элин думала об Арвиде и о том вечере на веранде Дома собраний, как он смотрел на нее своими теплыми карими глазами. Воспоминание было так свежо, словно все это было только вчера. Зажмурившись, Элин снова видела мужа перед собой. Всю жизнь она жила прошлым, но эти воспоминания помогали ей не утратить волю к жизни. Воспоминания и ее сын.
   Он уже взрослый. И так похож на отца во всем. И у него его карие глаза.
   Путте выдал всем современные тонкие спасательные жилеты, которые автоматически надуваются при контакте с водой. Ветер усилился. Стоило им выйти из защищенной от ветра гавани, как началась сильная качка. Путте прибавил газу, но волны тормозили скорость. Элин прочно стояла ногами на палубе, несмотря на сильную качку, а Роббан решил воспользоваться возможностью и посетить туалет. Но по дороге он заметил, чем занята Марта, и не поверил своим глазам:
   – Что за…
   В руках у дамы было ружье.
   – У меня есть лицензия, – успокоила его Марта…
   – Но я полицейский при исполнении, и это полицейская операция…
   – Ружье для птиц, не бойся. Я прекрасно стреляю. Можешь спросить Элин.
   – Раньше… мы часто ходили на охоту, – подтвердила Элин.
   Роббан покачал головой. Мало того, что он взял с собой на полицейскую операцию троих гражданских, включая двух пенсионерок, так они еще и ружье с собой прихватили. Хуже некуда. Он старался гнать прочь мысли о то, что ему за это устроит Карстен. Не говоря уже о Фольке, который наизусть знал все правила поведения для полицейских.
   Марта догадался о чем он думает, отложила ружье, поднялась и взяла его за руку. Рукав штормовки задрался, обнажая татуировку на руке.
   – Понимаешь, – сказала, она, проследив его взгляд, – пришло время расплаты.
   Она рассказала о концентрационном лагере, о кузинах в газовой камере, о той ночи с немцем, украденной шапке и участи, которая ждала узницу без шапки на утренней перекличке. Описала женщин в то холодное утро, место казни, общую могилу… Рассказала, как умение видеть в темноте помогло ей бежать. Она шла ночами и пряталась днем. Под конец она рассказала, что тот немецкий офицер появился в Марстранде под именем Вальдемар фон Лангер, и что с тех пор она не спускала с него глаз.
   – Я хочу помочь, – закончила она.
   Роббан не знал, что ответить. У него не было слов. Но он знал, то не сможет отказать пожилой даме. Протянув руку, он погладил ее по щеке.
   Без маяка остров Хамнесшер было совсем не видно. Путте включил радар и надеялся, что прибор работает исправно.
   – Вот, – показал он. – Это судно. Вышло из гавани Хамнесшера.
   Он показал на точку на радаре и на цифры на экране. Идет на запад со скоростью восемь узлов. Возможно, это погрузочный катер. Он движется по направлению к Дании.
   – Сможем догнать? – спросил Роббан.
   – В такой шторм вряд ли. Катер гораздо выносливее нашей лодки. И они видят нас на радаре и смогут быстро ускользнуть.
   Двадцатью минутами позже над их головами раздался шум вертолета. Их осветил призрачно-белый свет прожекторов, отчего темнота вокруг стала еще компактнее и страшнее. Зазвонил мобильный Роббана. Это были полицейские из вертолета.
   – Катер! У них на борту мой напарник! – крикнул Роббан в трубку.
   Вертолет полетел прочь. Пассажиры лодки проводил взглядом его мигающие огни. Путте в тревоге обратился к своим спутникам.
   – Мы не можем преследовать их в такой шторм. Это слишком рискованно.
   Грохот волн заглушал его голос.
   – Но как же Карин?
   – Придется положиться на ребят из вертолета. А нам нужно искать защиту от шторма в гавани Хамнесшера, но будет нелегко войти в узкий проход между скалами, когда так сильно качает, – испуганно продолжал Путте.
   Роббан мало верил в слова Путте, что экипаж вертолета сможет что-то сделать. Шторм слишком сильный, чтобы можно было спуститься на катер посреди бушующего моря. И никаких признаков того, что ветер может утихнуть, не наблюдалось. Мысли Роббана были о Карин, но он не знал, что ему делать. Путте тем временем направил лодку в узкий пролив и вошел в гавань Хамнесшера. Когда он наконец причалил к пирсу, ноги его тряслись от напряжения.
   


   Карин стояла на коленях спиной к преступнику. Губы под скотчем пересохли, во рту был привкус крови. «Неужели вот так все закончится», – спрашивала себя Карин. Ей вспомнился вопрос бабушки: «Работа полицейского – это очень опасно?» Карин пообещала бабушке быть осторожной. Она зажмурилась и обратилась мыслями к Богу.
   Глаза ее были закрыты, когда прогремел выстрел. Ночью на маленьком скалистом островке, окруженном со всех сторон штормящим морем, она была дома.
   Роббан в ужасе обернулся к Марте, держащей ружье. Лицо у нее было сосредоточено.
   – Под конец он получил по заслугам, – процедила она.
   За все эти годы он так ее и не узнал, но она никогда не смогла бы забыть это лицо – лицо немецкого офицера, воспользовавшегося ее беспомощностью в ту ночь в лагере.
   Роббан повернулся, чтобы посмотреть, куда стреляла Марта, и увидел фигуру у сарая. Фигуру в хорошо знакомом пуховике. Все было как в замедленной съемке. Он бежал к Карин со всех ног, но, казалось, ему потребовалась целая вечность, чтобы достичь того места, где она стояла на коленях. Молодую женщину била мелкая дрожь. Рот заклеен скотчем. Роббан склонился над ней и обнял Карин. Он обнимал ее и укачивал, пытаясь успокоить. Они долго стояли, пока он не убрал ей волосы со лба, и не сорвал одним движением скотч с губ.
   – Ааа! – завопила Карин. – Больно же!
   Слезы хлынули у женщины из глаз.
   – Но ты же всегда так срываешь пластырь, – урезонил ее Роббан.
   – Пластырь – совсем другое дело! – сквозь слезы рассмеялась Карин. Смех был нервный, вызванный пережитым страхом и чувством облегчения от того, что она осталась жива.
   Мужчина, лежащий на земле рядом с ними, был мертв. Пустые серые глаза уставились в звездное небо. Роббан поднял пистолет, которым Вальдемар пытался застрелить Карин.
   – Им удалось уйти, – рассказала Карин. – Они погрузили ящики в катер и уплыли, оставив только Вальдемара. Вопрос только куда они направились в такой шторм.
   – Кто на борту? – спросил Роббан.
   – Лассе и Стен, бывший полицейский.
   Элин подошла к ним и присела рядом. Роббан представил ее Карин. Элин Стернквист. Поразительно, но Элин была очень похожа ка Карин внешне. Они были словно молодая и старая версия одной женщины.
   – Войдем в дом? – спросила она. – Если повезет, найдем ключ. Я знаю, где его обычно прячут.
   Ей действительно удалось найти ключ, и он подошел. Старый замок со скрежетом поддался. Элин разожгла старую плиту, а Путте принес с лодки чай и хлебцы. Греясь у плиты, они ждали, пока шторм закончится. Когда в четыре утра начало светать, Элин взяла старую керосиновую лампу и пошла в кладовку. Ее долго не было.
   Датская и шведская береговая охрана безуспешно искала все утро выживших пассажиров катера, затонувшего в сильный шторм. Вертолет заметил спасательную шлюпку, дрейфующую на волнах, к северу от Скагена. С большим трудом датские полицейские подняли ее на борт, но в шлюпке было пусто.
   – Интересно, что было в тех ящиках, – сказала Карин и зевнула. На часах было семь утра, а волны все никак не унимались. Ветер стих, но море продолжало волноваться.
   Роббан с Путте кивнули. Путте раньше рассказал, как они с Анитой искали клад. Элин прокомментировала, что карта сокровищ – это было в стиле Карла-Акселя.
   – Золото, – продолжила она. – В ящиках было золото, украденное у евреев.
   – Откуда ты знаешь?
   Мой брат Карл-Аксель рассказал мне. Они с Арвидом пригнали сюда две рыбацкие шхуны из Шотландии.
   – Но они же затонули.
   – Их затопили между Сюстрарна и Элловен, чтобы золото не досталось фашистам. Мы знали, что враг рядом, мы только не знали, кто наш враг. Нашей целью было сохранить его, чтобы передать потом законным владельцам, – пояснила Марта.
   – Да-да, но теперь оно все равно лежит на дне где-то между Швецией и Данией.
   – Ты так думаешь? – улыбнулась Элин.
   И тут Карин поняла, что дамы все утро были в приподнятом настроении.
   – Что ты имеешь в виду?
   – Не все то золото, что блестит, – загадочно протянула Элин. – У вас есть ныряльщики в полиции?
   – Думаю, да, – предположила Карин. – Во всяком случае, у спасателей должны быть.
   – В ящиках золота не было. Карл-Аксель и Арвид перепрятали его прежде, чем лодка отплыла из Шотландии.
   – Но где оно тогда? – спросила Карин.
   – Там же, где было всегда. Там, – Элин показала на воду в проливе между Сюстрарна и Элловен.
   – Не понимаю. Они же подняли все ящики со дна.
   – Но не штурвал…
   


   По прошествии суток море успокоилось и с двух кораблей с морского дна поднялись штурвалы. Под вспышки фотокамер набежавшей прессы обвитые водорослями и усаженные морскими звездами металлические предметы показались на поверхности воды. Криминалисты очистили их от растений и соскоблили краску, в которую они были когда-то выкрашены. Под слоем краски открылось золото. Йеркер не мог сдержать восторженных эмоций, когда штурвалы опустили краном на палубу.
   – Поразительно! За всю мою жизнь… – выдохнул он.
   – Всю жизнь? – рассмеялась Карин. – Ты не такой уж старый.
   – Нет, я хочу сказать только, что никогда не думал, что мне доведется увидеть такое на своем веку.
   – И не говори, – улыбнулась Карин. – И не говори.
   Она улыбалась, но несмотря на радость чувствовала себя бесконечно усталой.
   

   – Есть толк в этих динозаврах, да, Фольке? – спросил Йеркер.
   Это Фольке обнаружил азбуку Морзе на шарфе. Им повезло, что он когда-то был телеграфистом и до сих пор не утратил навыков. Никогда он не получал столько дружеских хлопков по плечу на кухне, как теперь.
   Элин связала шарф и с помощью азбуки Морзе рассказала всю историю в надежде, что враги не догадаются, что это не просто узор, а послание. Там черным по белому в буквальном смысле было написано о золотых кораблях и штурвалах, а также о том, кто из жителей Марстранда имел связи с фашистами.
   «798 кило чистого золота в штурвалах» – писали на следующий день газеты. Под заголовками были черно-белые фото Элин, Арвида, Карла-Акселя, вырезки из корабельной книги, новые фото штурвалов и история о том, как были изготовлены штурвалы, и ящики были наполнены камнями и свинцовыми гирями. Хитроумный план Карла-Акселя Стрёммера и Арвида Стернквиста удался. Вместе с историей нацистского золота на свет выплыло много нелицеприятной правды. Сири все отрицала и изображала роль безутешной и элегантной вдовы. Она призналась только в том, что Рональд Линдстрём отдал ей кольцо Арвида, и что она спрятала его, чтобы сбить полицию со следа. Взамен она подбросила фальшивку кольцо. Разумеется, газетчики добрались и до священника Симона Невелиуса.
   Датская пресса раздобыла свидетельства о рождении. Элин сняла груз с сердца, рассказав о той трагической морской прогулке. Она не забыла ни одной детали. Сжимая свое обручальное кольцо в кулаке, она рассказала и рассказывала. Впрочем, на Марстранде никто не удивился, узнав, что ребенок Сири был не от Арвида, а от Стена. Оказалось, что все это подозревали, но никто не хотел озвучивать свои подозрения. О таком в маленьких городках предпочитают молчать. Стен был женат, и Сири решила, что статус вдовы Арвида даст ей уважение и финансовую безопасность. Стен поддержал эту идею. На лодке в тот день был Стен, а не Вальдемар. Это он помог отравить Арвида и столкнуть за борт Элин. Элин повезло, что она в тот день не ела бутерброды и не притронулась к кофе.
   Арвида и Элин вытащил из воды брат Элин Карл-Аксель, чудом проходивший на лодке мимо. Он отвез их в дом отца на Хамнесшере. Друг Карла-Акселя врач Эрлинг осмотрел пару и констатировал, что Арвиду уже ничем не поможешь. Они поняли, что Элин тоже грозит опасность, и объявили обоих в розыск в надежде, что все сочтут их утонувшими. Тело Арвида замуровали в кладовке, а Элин тайком переправили в Норвегию.
   Вальдемар же все это время выжидал. Его миссией было найти пропавшее золото. Годы шли, те, кто дал ему это поручение, ушли в мир иной, но Вальдемар продолжал поиски. Он был уверен в том, что корабли где-то поблизости. Сири стала для него надежным прикрытием и приятным развлечением. Ее же привлекла его звонкая фамилия. Он быстро понял, что совесть у его женушки нечиста. Ложь о ее первом муже была только одним из звеньев бесконечной цепи секретов, которые она скрывала от него и от других.
   

   Карин пришлось рассказать Саре о том, что они установили личность погибшего ныряльщика. Это был Маркус. Все документы, оставленные братом, Томас передал полиции, включая кольцо Арвида. То, как они попали в руки Маркуса, оставалось загадкой, пока Сара в слезах во всем не призналась. Это она помогала Маркусу в его расследовании и выкрала кольцо из дома Сири. Точнее, притворилась, что помогает другу писать статьи о Марстранде и спросила, нет ли у Сири старых фото. Пока Сири искала в альбомах, Сара вытащила из ее сумочки кольцо.
   Приемные родители Маркуса приехали забрать домой тело сына. Они остановились там же, где жил Маркус, – в подвале дома Сары и Томаса. В конце концов они решили кремировать тело и развеять прах в море у Марстранда.
   – Думаю, его сердце осталось здесь, – сказала его мама, глядя на Сару.
   Та только кивнула. Слова были не нужны.
   Жители Марстранда приняли Элин с распростертыми объятьями. Они радостно приветствовали и махали ей, когда та, держа спину прямо, ступала по вымощенным улочкам своего родного городка. Это был ее город, ее остров, ее дом. Марстранд. Карин прекрасно ее понимала. Между ними словно была невидимая связь.
   Люктан, серый дом у северного входа, где когда-то жила семья смотрителя маяка, внезапно был продан. Цена была немаленькой и росла по мере обсуждения продажи местными. Имя нового владельца держали в секрете. Только Карин знала, о ком идет речь. Жители Марстранда жаловались, что наверняка опять какие-нибудь богатые жители столицы приобрели себе дачу, пока Бригитта не услышала на пароме, что Элин Стернквист купила лодку и попросила доставить ее на пирс Люктан.
  

  

   

    21
   

   Колокола на церкви в Марстранде созывали народ к вечерней службе в половине седьмого, но их звона не слышно было на острове Хамнесшер, куда только вчера вернули маяк Патер Ностер после ремонта. Реставрационные работы шли долго, но наконец маяк снова занял привычное место. Свежевыкрашенный он блестел на солнце.
   Дочь смотрителя маяка Элин Стернквист, в девичестве Стрёммер, перерезала желто-синюю ленточку и первой поднялась на верх. Она долго стояла там и смотрела на море.
   В тот вечер на острове собралась большая компания. Помимо церковного хора Марстранда, сюда прибыли руководитель общества друзей Патер Ностер, чиновники, представители компании, проводившей реставрационные работы, и жители острова. В толпе Карин отметила лица Элин, Марты, Эрлинга, Путте, Аниты, Роббана с женой, Йеркера, Фольке, жены Фольке Виван, Сары и Томаса, Люкке и Мартина, брата Мартина Юхана. Всего приехало около восьмидесяти человек. Столько остров не видел со дня открытия Маяка в 1868 году.
   Легкий ветерок не мешал наслаждаться теплыми лучами заходящего солнца, нарисовавшего золотую дорожку на воде. При виде этой картины Карин чувствовала, как ее переполняет счастье. Она посмотрела на Элин, которая тоже любовалась закатом. Как всегда, скромная и элегантная, с аккуратной прической и с жемчужинками в ушах, она держалась со спокойным достоинством. Справа от нее стоял сын Аксель, слева – Марта с Эрлингом.
   Глаза всех собравшихся были прикованы к окнам маяка. Они ждали, когда загорятся огни. Внезапно раздался тревожный крик морских уток. Удивленные чайки притихли, ожидая развития событий. И тут маяк осветился огнями. Толпа разразилась четырехкратным ура. Специально приглашенный Свен-Бертиль Тоб запел знаменитую песню отца «Приглашение в Богуслен».
   
    
     Выходи на берег, прекрасный и безлюдный,

    

    
     Поросший боярышником и терном, согнувшимися

     от ветра,

    

    
     Со старыми полусгнившими лодками,

    

    
     Чья форма только угадывается в позеленевших досках.

    

    
     Там, между сушей и морем, по песку, принесенному морем,

    

    
     По спутанным водорослям, ты можешь в одиночестве

    

    
     Прогуляться в прошлое и увидеть будущее…

    

   
   Пахло морской солью и водорослями. Карин не могла дождаться отпуска, когда можно будет отправиться в плавание. Цели у нее пока не было. Единственное, что она знала, что десятого сентября она должна быть в гавани Марстранда, поскольку будет ее очередь устраивать женский ужин. На борту Анданте.
   Карин оглянулась по сторонам. Столько новых знакомых за такой короткий период времени. Ее взгляд остановился на Саре. Муж обнимал ее за плечи, но видно было, что мысли женщины далеко. Люкке ткнула Карин в бок.
   – Все хорошо? – шепнула она.
   Карин кивнула.
  

  

   

    Послесловие
   

   Остров посреди соленого западного моря. Город, основанный в тринадцатом веке, небольшой по размеру, но с богатой историей, город, с которым связано столько легенд и мифов. Настоящий клад для писателя. Я влюблена в Марстранд, и нашей любви посвящено уже шесть книг.
   Свою первую морскую прогулку я совершила в четыре месяца, и с тех пор проводила в море каждое лето. Мы бросали якорь в бухтах, вдыхали аромат просмоленных мостков, покупали морепродукты прямо у рыбаков. Папа болтал с пожилыми жителями побережья, мне же трудно было понимать их диалект. Но папа все записывал в корабельную книгу и пересказывал мне услышанное. Они говорили о тяжелой жизни, о рыбе, о работе на рудниках, о находках с затонувших кораблей, о старинных могильниках, о людях, работавших на маяках. Маяки всегда меня зачаровывали. Высматривать их мигающие огоньки в ночи было моим любимым развлечением. Я росла, и морские прогулки превратились в настоящие путешествия. Мы плавали в Северное море. Посещали Оркни, Шетланд, Гибриды, Северную Ирландию.
   В школе мне лучше всего удавались шведский и история. Но после школы я изучала экономику и информатику. Так я получила работу в Pharmadule-Emtunga – компании, которая строила фабрики по производству лекарств и жилые помещения для нефтяных платформ в море. Там бы я Наверное и работала бы до сих пор, если бы моя компания не начала поддерживать проект по реновации маяка Патер Ностер в Марстранде. Этот проект полностью захватил меня. Возможно, потому что я всегда жила неподалеку, возможно, потому что после свадьбы мы с мужем поселились в Марстранде. Но скорее всего, причина была в самом маяке. Внушительная стальная конструкция тридцать два метра высотой, изготовленная в 1868 году, была разобрана и сложена на нашем складе в Арендале. Как только у меня выдалась свободная минутка, я сбежала из офиса, чтобы взглянуть на него. Коллеги обсуждали ржавчину, старение материалов, износ, возможные методы реновации – все, чтобы сохранить старый маяк в прежнем виде. Пока они решали, какие части нужно заменить, а какие отремонтировать, я думала о том, как жили смотритель маяка и его семья на крошечном – не больше почтовой марки – клочке земли посреди моря. Я начала читать книги об истории этих мест, и вышла на сына последнего смотрителя маяка Бертиля. Он рассказал мне, как помогал отцу подавать звуковые сигналы, когда туман был такой густой, что огней маяка не было видно. Но когда на остров провели электричество, необходимость в смотрителе отпала. В 1964 году маяк автоматизировали, а в 1965 должность смотрителя упразднили. Эта информация разбудила мою фантазию. Все, что угодно, могло произойти на крошечном острове, думала я.
   Пока шли ремонтные и реставрационные работы, я была в декретном отпуске после рождения нашего старшего сына Эрика. Я много читала, в основном детективы, разговаривала с пожилыми жителями острова, гуляла по острову с коляской и ловила себя на том, что высматриваю места, где можно было бы спрятать труп.
   – Ты ненормальная, – сказал мой муж Никлас.
   – А, по-твоему, где лучше всего спрятать труп? – спросила я, но муж отказывался даже обсуждать это. – В кладовке на Хамнесшере, – ответила я сама на свой вопрос. – Все, что угодно, могло произойти там после того, как семья смотрителя выехала. Можно было спрятать тело в кладовке, и оно пролежало бы там много лет, пока на острове не начались ремонтные работы.
   Но зачем прятать тело, когда можно было просто сбросить его в море? У меня был много отдельных идей, но не было цельной картины, которую мне хотелось нарисовать. Прошло много времени, прежде чем я поняла, что работаю над будущей книгой.
   «Дочь смотрителя маяка» вышла в мае 2009 года, и была тепло принята читателями в Швеции и за рубежом. Я начала проводить больше времени в Краеведческом обществе Марстранда и общаться с его прежним председателем – Стигом Кристофферссоном, который охотно гулял со мной и рассказывал о Марстранде в прошлые времена. С его помощью я увидела остров в новом свете, и поняла, какое сокровище передо мной. Столько историй, столько необычных людских судеб переплелись в этом маленьком городке. Слушая рассказы Стига, я вспоминала, как в детстве держала отца за руку, когда он передавал мне свои разговоры с рыбаками. Вот оно, подумала я! Об этом я хочу писать. И когда мое издательство обратилось ко мне с вопросом о следующей книге, я ответила, что она уже в процессе. «Ящик душ» вышла в 2010 году. Она была посвящена процессам над ведьмами в Богуслене, которые начались с Марстранда. Контраст между красотой острова и мрачной историей зачаровывал.
   Я продолжила исследовать историю Марстранда – места, где всегда чувствовала себя дома. Мне казалось странным, что я не имею никакой связи с островом, который всегда вызывал у меня особые чувства. И вдруг такая связь нашлась. По иронии судьбы, моим предком оказался морской разбойник Даниэль Якобссон, который подло зажигал фальшивые огни на скалах и жестоко расправлялся с моряками. Он погиб в 1854 году. Этому пирату без стыда и совести я посвятила книгу «Охранник Порто Франко». Тогда я не знала о нашем родстве. Случайное совпадение или рука судьбы? – думаю я, проплывая мимо его бухты в нашей лодке.
   Сегодня я показываю нашим детям родные эти места, рассказываю о людях, которые там жили. Я изучаю их жизни по покосившимся заборам, заросшим садам и витиеватому почерку священника в приходской книге. Краеведческое общество хранит фотографии людей, чьи имена высечены на поросших мхом надгробиях на местном кладбище. Но порой мне кажется, что их души никогда не покидали острова.
   Я поднимаюсь в крепость Карлстен и одалживаю ключ у коменданта Эйве Сванберга. Тяжелым ключом открываю старинные двери и осматриваю коридоры и камеры. Двери скрипят и сопротивляются, не спеша, выпустить наружу воспоминания, о которых иногда лучше забыть. И во время таких прогулок меня не покидает ощущение, что я не одна.
   Таятся воспоминания и в толстых стенах. Стоит приложить к одной из них ухо, и ты услышишь, как благородная дама Метта Фок – единственная узница крепости женского пола шепчет о ртути и том, кто стоит за отравлением целой семьи на острове Лилла Гиссларед тем судьбоносным летом 1802 года.
   В лечебнице на севере острова в конце девятнадцатого века жил доктор Йон Баумен. К нему приехал на лечение Оскар Второй в сопровождении членов общества укрепления здоровья и просил вылечить его, а также помочь найти его детям подходящих супругов. О нем и о местных отелях я рассказываю в книге «Морское сокровище». Естественно, там труп находят в отеле.
   К тому моменту, как «Дочь смотрителя маяка» отправили в допечатку, я как раз выпустила свой последний роман «Игра волн». Он начинается с трагедии – уходит на дно «HMS Hampshire», британский боевой корабль, вышедший с тайной дипломатической миссией из шотландского порта и направлявшийся в российский Архангельск. 5 июня 1916 года он подорвался на немецкой мине и затонул за пятнадцать минут. Плохая погода, сильные волны, и холодна вода оставляли мало шансов на спасение. Из семисот человек на борту в живых остались двенадцать. Бросившихся на подмогу местных жителей военные прогоняют прочь угрожая оружием. Трупы выносит на берег, и люди гадают о том, что же было на борту «HMS Hampshire».
   В 1977 году шведская компания получили задание – спустить водолазов исследовать старый британский корабль на дне моря недалеко от Оркни. Шведам каким-то чудом удалось раздобыть разрешение на исследование останков корабля под предлогом снятия документального фильма. Разумеется, целью экспедиции был поиск таинственного груза.
   В наши дни в полицию Гетеборга звонят шотландские коллеги. Шведский парусник обнаружен дрейфующим на волнах близ Оркни. На борту – следы борьбы и кровавые пятна. Владелец-пенсионер, один из первых шведских водолазов, занимавшимся разработкой подводных месторождений нефти в шестидесятые-семидесятые годы, бесследно пропал. Карин Адлер поручают помогать шотландской полиции в расследовании и выяснять, что случилось со шведским пенсионером. Карин узнает, что он уже когда-то посещал Оркни. В 1977 году он искал там таинственный груз с затонувшего «HMS Hampshire».
   Для меня нет большего удовольствия, чем копаться в архивах и выискивать старинные истории. И искать их связь с настоящим, потому что эта связь есть всегда.
   Напоследок информация для самых любопытных. Нет, в гавань Хамнесшера нельзя войти на погрузочном или полицейском катере. Сама бухта маленькая, вход в нее узкий, и расположена она на мелководье. Улицы Фюрмэстаргонген, на которой живут Сара и Люкке, вы не найдете между Малепертсгатан и Русенбергсгатан в Марстранде. Она существует только в фантазии автора.
   Приезжайте на Марстранд. Садитесь на согретые солнцем камни и любуйтесь закатом, когда солнце рисует золотую дорогу до самого горизонта. Потому что лучшее средство от всех горестей – это соленая вода: пот, слезы и море…
   Марстранд, мое место на земле.
   
    Анн Россман
    Июль 2016
   
  

  

   

    Источники и благодарности
   

   
Письменные источники

   Фантастическая вечно прекрасная музыка Эверта Тоба, без которой я не мыслю своего существования. Фрагменты текстов «Пьерины», «Мая на Малэ», «Ноктюрна» и «Химлаюрд» взяты из сборника «Ключ к сердцу называется песня», Альберт Боньерс Фёрлаг, Стокгольм 1960.
   Эверт Тобе, из «Приглашения в Богуслен», Баллады в Богуслене, Альберт Боньерс Фёрлаг, Стокгольм 1943.
   Фагменты опубликованы с любезного разрешения правообладателей наследия Эверта Тоба.
   Другие источники:
   Terje W Fredh, I, T. Fredh, Lysekil 1992. Строки о молчаливых жителях Люсекиля на стр. 48.
   Victoria Ask & Maria SidFyrguide – fr,
   Byggf
   Ted Knapp, L, Warne f
   David Mitchell, Pirater och kapare, Bernce, Malm
   
Устные источники

   Бертиль Нильссон, сын смотрителя маяка Патер Ностер. Спасибо за то, что ты рассказал мне о жизни на острове Хамнесшер и работе своего отца.
   Фредрик Чиндберг, главный экскурсовод замка Лэкэ слотт. Спасибо за интересную экскурсию.
   Ингрид Аугустссон, Шведская церковь в Кунгаэльве. Благодарю за объяснение того, как делаются записи в церковных книгах.
   Марио Вердиччио, главный врач отделения судмедэкспертизы в Гётеборге. Спасибо за предоставленную возможность посетить ваше отделение и за ответы на вопросы.
   Лекция Йоакима Северинссона о кораблях, затонувших возле Марстранда на годовом собрании членов Краеведческого общества Марстранда в марте 2007 года.
   Патрик Блум, ассистент полиции первого участка Гётебрга. Спасибо за книги, которые ты мне одолжил, и ответы на вопросы.
   Роберт Блум, отделение криминалистики полиции Гётеборга. Я благодарна за информации о структуре института полиции. Прости, что я разрешила «своим» полицейским пользоваться другим методами.
   Стиг Кристоферссон, председатель Краеведческого общества Марстранда. Большое спасибо тебе за то, что ты уделял мне время и не уставал отвечать на бесконечные вопросы об истории Мартстранда.
   Терье Фред, Люсечиль. Выражаю признательность за то, что ты рассказал мне о транспортировке грузов во время Второй мировой войны, особенно о перевозке золотого запаса Швеции.
   Тобиас Никандер, спасатель Службы спасения на водаз и Сигвард Сакелариу, торговец табачными товарами и владелец «Хеллманс по кайен» с кандидатской степенью в геологии. Спасибо вам за информацию о составе горных пород в наших краях.
   Клаэс Рингквист, глава береговой Охраны региона Запад. Спасибо за рассказ о том, как действуют службы, когда поступает сигнал об чрезвычайном происшествии, в случае моей книги – трупа, найденного в водах Марстрандского фиорда.
   
Также я благодарна

   Никласу Росману, моему мужу, за поддержку.
   Анетте Эрикссон.
   Астрид Хассельрут, писательнице.
   Силле Йеннехов, издателю из «Дамм фёрлаг».
   Йоакиму Ханссону, литературному агенту, Нордин Эдженси.
   Хелене Эденблум, библиотекарю, библиотека Марстранда.
   Йенс Агебринку, другу детству, редактору моего сайта.
   Малин и Бьёрну Энарсон за гостепреимство во время моего визита в Стокгольм.
   Свену-Бертилю Тобе за участие в финальной сцене моей книге и за то, что развлекал моих сыновей.
   Юханне и Роберту Блума, соседям, которые всегда находят для меня время, несмотря на то, что у них трое детей.
   Улле и Рольфу Бернхаге, моим фантастическим родителям, которые во всем меня поддерживают.
   Маринетте Торсель, тете и заслуженной бабушке.
   Ларсу Торселю, бывшему мужу тети и почетному дедушке.
   Микаэлю и Патрику Турселям, моим кузенам, любимым дядям моих детей.
   Лилиан и Клаэсу – родителям моего мужа.
   И Аннете.
   Строки на стр. 199 из традиционного ирландского благословения. Я изменила текст, чтобы он лучше подходил под содержание книги. «Дорога» в оригинале превратилась в «холмы». Все персонажи книги, кроме Рейдара, который действительно занимается прокатом каяков, – выдуманные. За ошибки и неточности можете винить только меня.
   Больше информации о мне и моих книгах на сайте www.annrosman.com
   На сайте www.marstrand.se вы сможете прочитать об этой жемчужине Западного побережья Швеции, заслуживающей того, чтобы увидеть ее собственными глазами.
  

 
  

   Сноски
  

  

   

    1
   

   Светт (швед.) – пот. – Здесь и далее примеч. пер.
  

  

   

    2
   

   Псалом «Время цветения пришло» (швед.).
  

  

   

    3
   

   Баррлинд – местное название тиса.
  

  

   

    4
   

   Галс – движение судна относительно ветра.
  

  

   

    5
   

   Эхограф – узкоспециализированный гидролокатор, устройство для исследования рельефа дна водного бассейна.
  

  

   

    6
   

   Гидролокатор – средство звукового обнаружения подводных объектов с помощью акустического излучения.
  

  

   

    7
   

   Куттер (англ. Cutter) – тип одномачтового парусного судна XVII–XX вв.
  

  

   

    8
   

   Сара, с тобой все в порядке? (англ.)
  

  

   

    9
   

   Ты кажешься такой несчастной (англ.).
  

  

   

    10
   

   Прости, но я замужем (англ.).
  

  

   

    11
   

   Счастье (швед.).
  

  

   

    12
   

   Впечатляющие, поразительные (англ.)
  

  

   

    13
   

   Сестры (швед.).
  

 


          See more books in http://www.e-reading.club