Дмитрий Виконтов Дыхание бури (Темные небеса-1) "Закрыт нам путь проверенных орбит, Нарушен лад молитвенного строя… Земным богам земные храмы строя, Нас жрец земли земле не причастит. Безумьем снов скитальный дух повит. Как пчелы мы, отставшие от роя!.. Мы беглецы, и сзади наша Троя, И зарево наш парус багрянит. Дыханием бурь таинственно влекомы, По свиткам троп, по росстаням дорог Стремимся мы. Суров наш путь и строг. И пусть кругом грохочут глухо громы, Пусть веет вихрь сомнений и обид, — Явь наших снов земля не истребит!" M. Волошин, « Corona Astralis». Пролог. 4357 Оборот (2390 год по земному летоисчислению). Седьмой мир безымянной звезды, граница секторов Оариис-с — Боисс, на борту разведывательного рейдера «Феникс». Холодает. С каждым часом чудовищная стужа закованной в многокилометровый ледяной панцирь планеты за броней все сильнее дает о себе знать. Мы своими руками убиваем верой и правдой служивший нам корабль, чтобы дать жизнь другому — и очень скоро его поглотит вечная ночь аммиачного мира. Я не знаю, зачем сижу и пишу эти строки. Может быть, что-то во мне хочет, чтобы в будущем, которое все увереннее поглощает наступающий мрак, остались воспоминания о событиях, свидетелем — и непосредственным участником — которых мне довелось быть. Может, это просто бессмысленная попытка хотя бы для самого себя еще раз объяснить все, оправдаться, задним числом поискать другие, не столь страшные дороги в грядущее… А может, я просто убиваю свободное время, обманывая себя высокими словами… Но я все равно допишу эту повесть до конца. Если мы не вернемся с Тагар Дусит — возможно, кто-нибудь прочтет мои записи, мои воспоминания. По крайней мере, после меня останется мой голос, мои воспоминания, мои сомнения. Не знаю, помогут ли они кому-нибудь или нет — но они будут. Я родился в конце 4269 Оборота, и был назван Тахарансья-рантья. Моим отцом был Руал Шадда'ах, матери же я никогда не знал — она умерла сразу после моего рождения, и вся мощь целителей Империи оказалась бессильна спасти ее. Я воспитывался в Имперском дворце, а когда мне исполнилось пятнадцать Оборотов, Совет Кланов подтвердил мои права наследника Руала и с этого момента я стал Х'хиаром. Меня учили лучшие бойцы и военные стратеги Империи, вместе с моим двоюродным братом Та'ах-сартаром я участвовал в своем первом сражении с силами Альянса и одержал первую победу. Спустя всего полгода мне доверили командование ударным соединением, и я получил звание когор'руала. Не скрою, на меня возлагали великие надежды, и я старался сделать все, чтобы не подвести отца и честь родного Клана: выигрывая сражение за сражением, я довольно быстро продвигался вперед. Мне исполнилось всего пятьдесят восемь Оборотов, когда я впервые надел мундир тушд-руала, приняв под свою руку флот на фронте Килрач-Альянс. Двадцать с небольшим следующих Оборотов принесли мне известность в Империи — я не проиграл ни одного боя, заставил войска Альянса значительно отступить по всему фронту, захватив практически все приграничные сектора. Империя высоко оценила мои заслуги: я стал самым молодым тушд-руалом за ее историю, который был награжден всеми высшими наградами. Даже мой дядя Рилл-саррат, вне всякого сомнения, бывший великим военным и научным гением, не мог похвастаться такими достижениями. В Альянсе меня прозвали «Разящим клинком» и бывало появление флагмана Имперского Клана «Буксреда Килрач» вносило смятение в их ряды. Нет, я не могу пожаловаться на эти Обороты — думаю, это были мои самые счастливый период для меня. Я жил, веря, что так будет вечно — и однажды судьба напомнила мне, все имеет свой конец. Пробуждение оказалось очень болезненным, взамен дав мне право глядеть кругом свободным взглядом и искать для себя место в ставшем внезапно чужом и странном мире. Если рассказывать обо всем, что случилось за эти Обороты — мне не хватит терпения или отпущенного мне Ушедшими времени на такой труд, и я не собираюсь тратить на это утекающее время. Единственное, про что я хочу рассказать — это страшные дни моего бегства из Империи; дни, потрясшие до основания всю мою жизнь; дни поисков, напрасных надежд и страданий. Я жалею и скорблю о том, что было утрачено и оставлено позади, но повернись колесо истории вспять — боюсь, мне бы пришлось сделать такой же выбор. Начинать новое дело всегда трудно — трудно и мне сейчас: хочется рассказать о стольких вещах, изложить столько мыслей и воспоминаний… Но будет лучше, если я отброшу все, не относящееся к делу, и начну с 4351 Оборота, когда после ожесточенной битвы три дивизии под моим командованием пробили брешь в оборонительных порядках Альянса, захватив стратегически важную систему Друма… Глава 1. Возвращение. Последний крейсер Илраша, еще способный хоть как-то двигаться, ушел в гиперпространство, и на мостике флагмана наступило спокойствие. Бледно-желтая планета висела прямо по курсу. Между нами космос рассекали обломки уничтоженных кораблей Альянса и несколько десятков истребителей Илраша и Тура, спешно отходящих к атмосфере планеты. Еашш-руал Неоо'отта отдал последние указания по перегруппировке флота и, тяжело ступая, поднялся ко мне. — Х'хиар, тяжелые корабли противника отступили в гиперпространство, — я, разумеется, видел это и сам, но правило отчитываться после каждого боя Неоо'отта взял давно и соблюдал неукоснительно. — Шесть кораблей противника выведено из строя, приблизительно полусотня космолетов в боевом порядке отступили к планете; на наш ультиматум ответа пока нет. — Спасибо, еашш-руал, — я и не ожидал иного: Друм, как всегда, дрался до последнего — точнее, до последнего корабля Илраша или Тура, — потом вставал в позу и не реагировал на какие-либо требования до тех пор, пока наши крейсера не выходили на позиции чистого удара. После решения же о капитуляции разговор приходилось вести уже с илрашами — или кто там оставался. — Продолжайте выводить корабли на орбиту, пошлите абордажные группы на выведенные из строя крейсера противника. Пятьсот седьмое соединение пусть прикроет перегруппировку наших сил: не исключено, могут пожаловать гости. Какие у нас потери? — Пять тяжелых, семь легких и пять крейсеров среднего класса уничтожены, еще восемь получили повреждения различной степени тяжести, но не утратили боеспособности и маневренности, — Неоо'отта передал мне сводки и указал когтем на один листок. — «Фад'дра» сообщает, что у них какие-то проблемы с подачей энергии: капитан просит разрешения заглушить главный реактор. Легкий крейсер «Фад'дра» еще во время боя повел себя странно, и я, на всякий случай, отправил его в резерв: в любом случае, существенной разницы на исход сражения его отсутствие не оказало. Я внимательно прочитал поданный Неоо'оттой рапорт, связался по оперативному каналу с капитаном легкого крейсера и приказал ложиться в дрейф. Убедившись, что мои указания выполняются, я быстро просмотрел данные о потерях космолетов, состоянии поврежденных кораблей, оставив сводки по «Буксреда Килрач» напоследок: под самый конец боя тяжелый крейсер Илраша решил стать героем и пошел на таран. До корабля он, естественно, не долетел, но взорвать его удалось слишком поздно — обломки ударили по флагману, в двух местах пробив защитное поле и броню. Первое повреждение было не значительным, но вот второе — отсек запасных генераторов силового поля и систем глубокого сканирования — было серьезнее. — Садитесь, еашш-руал, — ознакомившись с отчетом, я показал Неоо'отте на кресло возле своего пульта. Командир «Буксреда Килрач» благодарно кивнул и, подобрав полы светло-фиолетовой накидки, уселся на него. — Вам известно соотношение потерь у нас и у противника? — Да, Х'хиар. Силы Альянса потеряли восемьдесят один крейсер различной конфигурации и около ста десяти космолетов, а с нашей стороны, как я уже говорил, потеряно семнадцать крейсеров и двадцать восемь космолетов. Особо стоит отметить сто седьмое соединение — они великолепно провели обходной маневр и атаку на правый фланг Альянса. — Сто седьмое соединение всегда действует без ошибок, — я коснулся управляющей матрицы и сделал в рабочем журнале отметку: поощрить когор'руала Теигара (а вместе с ним и все соединение) действительно стоило. Я всегда придерживался правила: хорошую работу вознаграждать без промедления, и это прекрасно знал каждый, кто служил под моим командованием. — Может когор'руал Теигара уже готов принять под командования дивизию? — Думаю, что он будет прекрасным командующим, — одобрил мою идею Неоо'отта: я даже вспомнил, что несколько дней назад он высказывался в подобном духе, оценивая какую-то проведенную самостоятельно Теигаром операцию. — Он обладает талантом быстро анализировать тактическую ситуацию во время сражения и умеет проявлять гибкость мышления в нужных ситуациях; за последние три битвы его соединение понесло наименьшие потери. Я внимательно слушал Неоо'отту — он, как правило, давал дельные советы и крайне редко ошибался в своих оценках, хотя то, что он говорил, не было для меня новостью: каким бы я был командиром, если бы не разбирался в своих подчиненных и их возможностях. Просто до окончания перегруппировки наших сил было около двенадцати минут, и, кроме того, Неоо'отта иногда подмечал что-то такое, что ускользало от моего внимания. — Х'хиар, — тоа'аноа Мевеседа, высокий и мускулистый килрач, почтительно замер на верхней ступени лестницы, ведущей к тактическим дисплеям. — По гиперсвязи пришло закодированное сообщение из Имперского дворца с требованием прямой связи. До начала сеанса еще восемь минут, но положение «Буксреда Килрач» не оптимально для прямого включения. — Переведите флагман на оптимальную позицию, потом дайте сигнал на Зорас'стриа, что мы готовы к приему передачи и перекиньте ее на мою каюту, — я погасил управляющую матрицу. Командный пульт, задрожав, стал полупрозрачным, переходя в ждущий режим. Неоо'отта добавил несколько распоряжений и отпустил своего заместителя. — Еашш-руал, передайте на «Агда'тагар» приказ возглавить координацию вывода наших сил на позиции чистого удара. Посмотрим, как Теигар справится, — строго говоря, такую работу следовало бы поручить одному из командующих дивизиями. Я же решил, что когор'руал Теигар все поймет правильно и приложит максимум усилий. — Сообщите мне, когда все будет готово. — Будет сделано, Х'хиар, — Неоо'отта сел на мое место, превратил терминал в собственный рабочий пульт и вызвал схему системы. Алая точка, изображающая «Буксреда Килрач», замерцала, и тонкая линия протянулась к месту, где ничто не будет мешать прямой связи с Зорас'стриа. Я в последний раз посмотрел на неторопливо приближающуюся планету, прошелся взглядом по мостику и вышел в центральный коридор. Моя каюта была не так близко к командной рубке, как на других кораблях, и идти до нее пришлось около пяти минут, которые я потратил на размышления о причинах неожиданного вызова Руала. Последний раз я был на родной планете почти семьдесят дней назад и с тех пор не имел контактов с Имперским дворцом или с родственниками. Руал обычно меня своим вниманием не баловал: еще семь Оборотов назад мы договорились, что без крайней нужды он не будет вмешиваться в то, как я управляю кампанией против Альянса. Все что я получал с Зорас'стриа — это ежемесячные директивы, сводки Имперского совета или короткие поздравительные послания от отца лично, когда я одерживал крупные победы. Сейчас же контроль над планетой Друма еще не был в наших руках, и для поздравлений было рановато… Я спустился по вспомогательной лестнице на нижний уровень: пользоваться транспортной системой охоты не было. Коридор на этом уровне был немного уже и ниже чем центральный, но идти мне оставалось недолго: за вторым поворотом я увидел дверь в свою каюту и чуть ускорил шаг. Голографический проектор, включенный Неоо'оттой из командной рубки, уже работал на всю мощность: в центре каюты пульсировал столб молочно-белого света, по которому сверху вниз пробегали серовато-черные полосы помех. Я расстегнул застежку, скрепляющую плащ-накидку и отшвырнул ее на кровать, потом активировал коммуникационный кристалл. В этот момент коммуникатор загудел, а полосы-помехи бесследно исчезли. — Х'хиар, «Буксреда Килрач» на требуемой позиции, канал связи открыт, зафиксирован и полностью очищен от рассеивания. Разрешите начать передачу? — Разрешаю, — я встал так, чтобы сканирующее устройство могло передать мое голографическое изображения в Имперский дворец, и приосанился. — Начинайте передачу. Негромкий гудок сигнализировал, что проектор напрямую подключился к главному передатчику «Буксреда Килрач». Голографическое поле резко потемнело, затем стало прозрачным, и на его месте возникла фигура моего отца. Я подождал, пока его очертания приобрели четкость, после чего опустился на колено, склонил голову и вытянул вперед левую руку ладонью вниз, прижав правую к области сердца. — Приветствую Вас, Руал. Долгих и счастливых годов Империи. — Служите достойно Империи, и она не забудет о вас, — голос Руала звучал четко, словно нас разделяло метра два-три, а не многие световые Обороты. — Можешь встать, Х'хиар. Я так и сделал, одновременно рассматривая изображение отца. Он изменился мало: прибавилось седины в шерсти на голове, сутулости, усталости в глазах, но в каждом движении читалась непоколебимая уверенность и отпечаток огромной власти лежащей на нем. Руал носил черный костюм, единственным украшениями на котором были вышитый серебряными нитями герб Имперского Клана и платиновый браслет в форме горропы, охватившей лапами правое запястье. — Я рад Вас видеть, Руал, — я сложил руки за спиной, выпрямившись перед отцом, — хотя Ваш вызов и застал меня врасплох. Что-то случилось на Зорас'стриа? — Еще нет, Х'хиар, но скоро случиться, — в свою очередь отец изучал меня, точнее голограмму, которая была перед ним в Имперском дворце. — Однако, судя по твоим словам, ты напрочь забыл про Ритуал Поворота. Я выругался про себя — предварительно убедившись, что эмпатический модуль отключен. Действительно, как я мог забыть об одном из самых крупных праздников Империи, исполняемый в конце каждого десятого Оборота? Согласно обычаю обязаны присутствовать главы всех Кланов, наследники и ближайшие родственники, причем подготовка к нему начиналась за полтора-два десятка дней до начала основной части ритуала. — Я слишком много внимания уделял военными делам Империи, — я наклонил голову, признавая свой промах. — Даруйте мне прощение, Руал. — Твои успехи говорят за себя, Х'хиар, и я знаю, что беспричинной забывчивостью ты не страдаешь. Но теперь я желаю, чтобы ты как можно скорее прибыл на Зорас'стриа. — Со всем уважением, Руал, — возразил я: «как можно скорее» — это довольно неопределенное выражение, — я позволю себе заметить, что для этого потребуется некоторое время. — Я прекрасно понимаю твои проблемы, Х'хиар, — Руал не стал ждать моих дальнейших объяснений, да я их и не собирался давать, — и не требую, чтобы ты немедленно все кинул и прилетел сюда. От зоны конфликта до Зорас'стриа тридцать девять дней пути, на решение всех проблем потребуется максимум пять-шесть дней — я жду тебя не позднее пятидесяти дней. — Как скажете, Руал, — я еще раз поклонился, — я прибуду на Зорас'стриа в срок. — Хорошо, — Руал оглядел меня и помедлил, прежде чем говорить дальше. — Мне доложили, что в зоне конфликта сейчас идут жестокие бои — это верно? — Да, Руал. Мы только что выиграли первую фазу сражения в системе Друма ЛКА-1041/34298 и готовимся взять под контроль планету, — терпеливо ответил я. Эта привычка Руала меня раздражала… несколько: имея под рукой Имперский совет и добрый десяток военных специалистов, он, тем не менее, любил выяснять детали у меня или других тушд-руалов лично — и в этом бывал весьма дотошен. — Подробный рапорт я отправлю в течение трех следующих дней, а на Зорас'стриа, надеюсь, будет возможность самому рассказать о происходящем. — Я тоже надеюсь, Х'хиар, и непременно прочту рапорт, — полупрозрачная фигура Руала заколебалась, послышалась серия гудков и посвистываний: «Буксреда Килрач» корректировал положение в пространстве, на краткий миг создав помехи. — Я не буду более отвлекать тебя — занимайся своими делами. Да прибудет с тобой воля Империи и благословление Ушедших. Я снова преклонил колено перед тающей голограммой, протягивая вперед левую руку. Голографический проектор сухо щелкнул. Когда я поднял голову, только слабый запах озона напоминал о бывшем мгновением назад изображение отца. Вставая, я отряхнул колени и расправил складки на мундире, подумав, что не мешает прибраться в каюте: в последнее время дел было по горло, и на полу успел образоваться тончайший налет пыли. Включив личный коммуникатор, я вызвал Неоо'отту. — Х'хиар? — Еашш-руал, как проходит вывод наших сил на ударные позиции? — я не собирался обсуждать с Неоо'оттой по внутрикорабельной связи разговор с Руалом — для этого будет время позже, а сейчас главной проблемой оставалась планета Друма. Имей мы дело с периферийной или малозначимой системой, я давно бы отдал приказ к полномасштабной стерилизации, и за пять часов планета превратилась бы в оплавленный до шлака мир. Но эта планета не относилась ни к первой, ни ко второй категории. Кроме того, — к сожалению — довольно большой процент населения планеты составляли не друмы, что в большинстве случаев отметало вариант стерилизации. — Семьдесят два процента кораблей уже на позициях чистого удара, а остальные завершат маневр через восемнадцать минут, — Неоо'отта ответил без задержки: он явно ждал вопроса. — Когор'руал Теигар прекрасно справляется с заданием, как вы и ожидали. — В таком случае, пусть он продолжит координировать наши силы, — я вдруг понял, что меня беспокоило после прекращения прямого контакта с Зорас'стриа: зачем Руал связался со мною лично? Сообщить о предстоящем Ритуале Поворота и дать понять, что я должен быть на Зорас'стриа — это мог сделать кто угодно из Имперского дворца, хотя бы Ару'сой Бореаш или тушд-руал внутренних войск Империи Ургахейм по общеимперской сети. А нарушать плотное расписание Руала для вовсе необязательной беседы — зачем все это? — Отведите «Буксреда Килрач» ближе к планете и займите удобную для наблюдения позицию; продолжайте посылать требования о безоговорочной капитуляции и не прекращайте наблюдение за показаниями гравитационных сенсоров. Пятьсот седьмое соединение развернуто? — Только что завершило маневр. Х'хиар, с легкого крейсера «Фад'дра» сообщили, что причина неполадок — выход из строя распределителя, — я усмехнулся, слушая неторопливый и спокойный голос еашш-руала. Неоо'отта словно говорил: «все в полном порядке, я держу ситуацию под контролем, причин для беспокойства нет», а иными словами — «Буксреда Килрач» командует он и мое присутствие на мостике сейчас не является необходимым. В общем-то, я и не возражал: пусть командует, а наблюдать за тактической ситуацией я смогу и из своей каюты. — На остальных поврежденных крейсерах положение стабилизировалось, и предварительный ремонт идет по графику. — Благодарю вас, еашш-руал, за подробный анализ, — с ехидными нотками ответил я, вызывая схему системы с расположением наших сил и оставшихся сил противника. Большая часть уцелевших космолетов Илраша не рискнула оставаться на орбите, а остальные готовились последовать их примеру. — Продолжайте действовать по своему усмотрению, докладывайте мне, если появятся какие-либо проблемы. Передайте когор'руалу Теигару, что он свободен в выборе демонстрационной цели; как только корабли выйдут на позицию для удара — пусть открывают огонь. Конец связи, еашш-руал. На схеме системы алые точки наших кораблей продолжали равномерно распределятся вокруг планеты, пока я связался с центральным компьютером «Буксреда Килрач», затребовав из архива технические параметры стандартного распределителя на легких крейсерах. Во время разговора с отцом у меня возникла одна любопытная идея, и для ее воплощения требовался один из легких крейсеров, а «Фад'дра» почти идеально подходил для этого, особенно, если учесть необходимость в ремонте. Нужные мне данные пришли практически мгновенно и я, бросив взгляд на схему, углубился в их изучение. — Мерзкая планета! — голос Неоо'отты искажала маска, закрывающая его лицо и уши; подобная маска была напялена на мне и дюжине охранников. Мы стояли на самом краю двухсотметрового обрыва, с высоты которого открывался прекрасный вид на крупное поселение Друма, и пристально следили за нашими войсками, которые сгоняли бывших хозяев планеты в специально отведенные концентрационные зоны. — Ну, почему бы им ни заселять миры похожие на Зорас'стриа? Семь дней пролетели быстро, наполненные различными заботами. Как и ожидалось, на поверхности не долго сопротивлялись неизбежному. Спустя семнадцать часов после выхода наших крейсеров на позиции чистого удара (когор'руал Теигар не подвел и даже самая тщательная проверка не нашла бы огрехов в его действиях) условия капитуляции были приняты. Не последнюю роль в этом решении сыграла показательная демонстрация последствий отрицательного ответа на ультиматум. Последствия свелись к превратившемуся в раскаленную пустыню небольшому поселению, и точечным ударам менее разрушительными орудиями по другим целям. Илраши должным образом оценили предупреждение, сделали две безуспешных попытки поторговаться (единственное, в чем я пошел им на встречу, было обещание не устраивать геноцида, а ограничится депортацией всего населения, за исключением высшего командования и администрации колонии, в Альянс) и сдались. Как я и ожидал, Друм поступил по своему обыкновению — не иначе, чтобы в очередной раз досадить нам. Потом наступило время для однообразной и нудной работы: требовалось организовать транспорт для депортации, привести оборонительные системы в соответствие с нашими стандартами, а мне предстояло еще позаботиться о флоте и оставить указания для командующих отдельными дивизиями. К счастью, у Альянса сложилась напряженная ситуация по всему фронту и в ближайшем будущем стоило ожидать, что они предпочтут укреплять свои позиции, а не пытаться отбить захваченные нами. Собственно, ни у них, ни у нас выбора сейчас не было: пока ситуация немного не проясниться с обоих сторон, ни о каких активных действиях и речи быть не могло. С Неоо'оттой у меня был серьезный разговор за два часа до спуска на планету: я решил, что на Зорас'стриа я полечу на «Фад'дра», а «Буксреда Килрач» останется здесь и Неоо'отта примет командование. Сперва он пытался возражать, мотивируя тем, что можно ожидать от «Фад'дра» новых сюрпризов, но когда я сунул ему под нос заключение о полной стабильности реактора и гарантии безопасного перелета до Зорас'стриа, Неоо'отте пришлось смириться. После этого я дал знать командиру «Фад'дра» про свое решение, распорядился подготовить корабль к перелету и вместе с еашш-руалом спустился вниз, понаблюдать за работой посланных на поверхность оккупационных войск. Некоторое время мы вместе изучали комплексы защиты, полюбовались на внушительный арсенал боевой техники и трофейного оружия, а затем выбрались на плато у самой границы города. Напоследок я хотел осмотреть окрестности и размять ноги, а Неоо'отта, как это не странно, впервые оказался на планете колонизированной Друмом. За тридцать восемь Оборотов службы на фронте Килрач-Альянс он видел не одну колонию Илраша, побывал на планетах разгромленного несколько столетий назад и с тех пор лишенного выхода в космос Вианта, посетил передовой форпост Тура, но ЛКА-1041/34298 стала первым увиденным им поселением принадлежащим именно Друму. Впрочем, слова еашш-руала «Мерзкая планета!» великолепно отражали мои чувства и не только из-за отвратительных погодных условий или густой атмосферы, столь же пригодной к дыханию, как и наш отравляющий газ «улок». — Вы же знаете, Неоо'отта, для Друма полностью безразличны условия обитания, — я поднес к стеклу маски электронный бинокль, чтобы рассмотреть, как два посадочных модуля заполненных илрашами и прочими взмыли с космодрома. Их на орбите ждали транспортные корабли, которые вскоре будут тягачами отбуксированы на одну из планет Альянса. — Хорошо было бы переселить их в жерло какого-то вулкана и накрепко запереть там, но поскольку этого не предвидится… Стук камней и шаги послышались сзади; я и Неоо'отта дружно оглянулись в сторону шума. Охранники мгновенно вытащили излучатели и заслонили нас от возможного нападения, но стоящие ближе всего к откосу послали успокаивающие ментальные импульсы. Мгновением спустя появились пятеро солдат и шагающий впереди всех офицер в форме бушар'руала с темно-синей лентой через плечо: командир «Фад'дра» отдал честь Неоо'отте и поклонился мне. — Х'хиар, у нас все готово, — трудно сказать, доволен ли он или нет тем, что его корабль выводится из зоны конфликта и летит на Зорас'стриа, но мне отказать он, понятное дело, не мог. — Челнок ждет вас. Краем глаза я заметил, что Неоо'отта раздраженно дернул головой, но не произнес не слова: будь мы наедине, мне, наверняка, пришлось бы выслушать его разглагольствования, но в присутствие подчиненных он не критиковал мои решения. Да и все доводы он уже привел во время нашего последнего разговора, и мы оба хорошо сознавали, что ничего нового он не придумает. Ветер, дувший со стороны поселения, внезапно изменил направление и, подняв клубы песка и пыли, понес их на нашу маленькую группу; мы проявили благоразумие, и отошли подальше от края обрыва — все равно, благодаря помутневшему воздуху, видимость резко ухудшилась, и даже электронный бинокль мало помогал. Смахнув со стекла маски песчинки, поежившись и переведя регулятор встроенного в костюм обогревателя на деление выше: сорок пять градусов ниже нуля плюс яростный, пронизывающий до костей ветер вынуждали даже нас принимать дополнительные меры защиты при выходе на открытое пространство. Я посочувствовал тем, кто будет жить здесь. «Мерзкая планета», — я незаметно покосился на Неоо'отту. — Х'хиар?.. — Т'тугеар чуть повысил голос, видя, что я никак не прореагировал на его слова. — Да, бушар'руал, я готов, — приблизившийся охранник вызвал информационный дисплей и показал мне на сводку погоды: с орбиты предупреждали, что приближается сильная буря и все должны немедленно убраться в укрытие. — Что-то новое есть? — Нет, Х'хиар. Мы только что закончили передачу илрашам их погибших пилотов: как вы распорядились, им дана возможность совершить свои обряды. — Друм? — Как обычно. По предварительным подсчетам уже найдено около семисот тысяч штук: все одно и то же. Они не желают нам сдаваться. — И совершенно правильно делают, — процедил я: взять живого — и способного соображать — друма было мечтой многих с самого начала войны. Правда, я сомневаюсь, что такой друм прожил бы больше десяти минут: планировать расправу с таким «ценным» пленником начали лишь немногим позже и за прошедшие Обороты успели многое напридумывать. — Еашш-руал, распорядитесь прекращать поиски. — С собранными телами поступать как обычно? — Да, как только будет выращена Пещера Синтеза — отправляйте на переработку. Бушар'руал, где вы посадили челнок? — У основания плато, Х'хиар. Мы успеем взлететь и выйти из атмосферы до прихода бури, если поторопимся, — Охрана с тревогой поглядывала на темные полосы над однообразно-лиловой линией горизонта. У меня появилась интересная мысль: что они будут делать, если я проигнорирую предостережение и останусь тут, невзирая на ураган? Будь у меня время, то я проверил бы это, но чего-чего, а времени-то как раз и не было. — В таком случае, давайте поторопимся, — я опередил охрану и первым ступил на усыпанную обломками скал узкую тропу. Неоо'отта и Т'тугеар спешили следом. Челнок я увидел в самом конце спуска: как и сказал Т'тугеар, он стоял в тени двух семиметровых каменных столбов отмечавших начало подъема на плато. Неведомые скульпторы десятки Оборотов назад придали им фантастические и режущие глаз формы; мне лишь оставалось гадать, зачем друмам взбрело в голову сделать это, и какой смысл они вложили в бессмысленную, на первый взгляд, работу. Случившееся дальше произошло исключительно по моей вине: решив сократить дорогу, я спрыгнул с каменного уступа на кажущийся вполне надежным склон. Но выветренный и истерзанный постоянными колебаниями температур гранит оказался иного мнения: с хрустом и потрескиваниями скала внезапно поддалась под моим весом. Вместе с небольшим оползнем я соскользнул вниз прямо к массивным опорам челнока, оставив за собой шлейф пыли. — Х'хиар, вы ведете себя слишком рискованно, — с укором сказал Неоо'отта, подойдя почти вплотную ко мне; если я правильно понял выражение глаз бушара а-нэррбэ, то и он не одобрял моего поведения. Пожалуй, они правы, но, в конце концов, разве не могу я хоть иногда развлечься? — Как я понимаю, вы окончательно решили лететь на Зорас'стриа на «Фад'дра»? — Окончательно, Неоо'отта, — Т'тугеар стоял около входного пандуса, и слышать наш разговор не мог. — Нет смысла ослаблять наши войска, забирая флагман, а «Фад'дра» все равно требуется капитальный ремонт. Кроме того, вы тоже должны иметь возможность попробовать себя в роли командующего нашими войсками и набираться опыта — ведь рано или поздно вы станете тушд-руалом. Неоо'отта от неожиданности смутился: похвалы в свой адрес от меня он слышал и раньше, но я впервые упомянул, что он может когда-то сменить меня в должности тушд-руала. — Х'хиар, нам пора, — Т'тугеар отвлек мое внимание от Неоо'отты; спутники командира легкого крейсера скрылись внутри челнока, а на пандусе остался только мы втроем. — Ураган приближается. Я кивнул. Повернулся к еашш-руалу, снимая с руки командный модуль: с ним Неоо'отта получит неограниченный доступ к логико-аналитическому ядру «Буксреда Килрач» и Имперской сети командования флотом. Перенастроив идентификатор, я протянул модуль Неоо'отте. — Еашш-руал, я надеюсь, что вы будете достойным чести, что Империя оказывает вам! — когда-то с подобными словами ко мне обратился Руал, и, надо признать, я получил немалое удовольствие, повторив их еашш-руалу. Он помедлил и осторожно взял модуль; на основной панели прибора зажглось три ярко-красных индикатора. Послышался двукратный звон: система провела анализ клеткоосновы еашш-руала и подтвердила его идентичность с хранящимися в памяти данными — в противном случае Неоо'отту или любого другого посмевшего взять модуль ждала бы весьма и весьма печальная судьба. — Благодарю вас, Х'хиар, за доверие, — прокашлялся еашш-руал, пристегивая командный модуль на запястье. — Доброго пути и передайте слова почтения Руалу. Пускай Ушедшие хранят вас. Я кивнул, хлопнул на прощание его по плечу и вместе с Т'тугеаром поднялся по пандусу. Перед входом я остановился, обвел прощальным взглядом Неоо'отту, вздымающиеся к небесам темно-красные скалы и нырнул в глубину челнока. Меня ждала Зорас'стриа. На просторе огромного ангара выстроились сотни килрачей от неш-дааров до старших офицеров во главе с командором: Тоа'аноа Беис'садр собрал здесь почти треть персонала военной крепости. Из-за недостатка времени (на «Сеннек-Айг» стало известно о моем появление минут за десять до посадки челнока с «Фад'дра») все явились на встречу в повседневной форме, но я ничего не имел против. По моему мнению, следовало вообще обойтись без таких церемоний, особенно если учесть, что мой прилет — это не причина устраивать… подобное, про что я не замедлил сообщить Беис'садру, высокому и довольно молодому килрачу — он был всего на тридцать четыре Оборота старше меня. — Визит Х'хиара и самого известного в Империи тушд-руала — это достаточный повод, — возразил он. — Все находящиеся на «Сеннек-Айг» желали выразить свое почтение… — Прекратите, тоа'аноа, во имя Ушедших, — я сделал нетерпеливый жест рукой и попросил его распустить собравшихся. — Вы сделали, как я просил? — Да, Х'хиар, — сообщив о себе, я одновременно приказал не давать на Зорас'стриа знать о моем прибытии — мне хотелось сделать сюрприз отцу. Также я слишком хорошо знал, во что может превратиться церемониал «встречи» по полной программе. — Прошу вас сюда — мы приготовим космолет с сопровождением… — Тоа'аноа, — я предусмотрительно понизил голос так, чтобы меня слышал только Беис'садр. Он принадлежал к Имперскому Клану и вроде бы состоял со мною в каком-то отдаленном родстве, но соседство с главной планетой Империи и Имперским дворцом, на мой взгляд, не пошло ему на пользу — командор военной крепости должен держаться солиднее. Даже перед Х'хиаром. Я пообещал себе поговорить с Арус'соем Клана Бореашем по этому поводу. — Во-первых, я не люблю, когда ко мне проявляют слишком много уважения, а во-вторых, я прилетел сюда на «Фад'дра» не затем, чтобы всю систему оповестили про это в ту же минуту. — Простите, Х'хиар, я не подумал про это, — командор отправил двух неш-дааров за моими вещами на космолет, хотя можно было обойтись и одним. — Кстати, как прошло путешествие? — Вполне удовлетворительно, — я перед отлетом заставил Т'тугеара составить рапорт о перелете и переслать его на «Буксреда Килрач»: пусть Неоо'отта убедится, что его любимый флагман не единственный надежный в Империи корабль. В глазах командора «Сеннек-Айг» явственно мелькнул вопрос: "Почему я не воспользовался «Буксреда Килрач?», но спросить меня он не решился; я же причины своих поступков без веской причины никому не объяснял. На самом деле, на «Буксреда Килрач» путь занял бы на два дня меньше, но с моего согласия Т'тугеар не стал устанавливать новых рекордов: мощность гиперпривода была снижена на двадцать пять процентов — все равно до назначенного Руалом срока у меня оставался запас времени. — Х'хиар, если вы не желаете воспользоваться своими привилегиями, то я смогу отправить вас на Зорас'стриа не раньше чем через пятнадцать минут. У меня есть одно окно для курьера в Имперский дворец, — озабочено пожевав губами, с огорчением произнес Беис'садр; я понимающе усмехнулся и кивнул головой: мол, ничего не поделаешь. Во всей Империи едва ли нашлось еще одно место, где правила и расписание полетов столь жестоко соблюдались. Любое отклонение от графика могло иметь для нарушителя фатальные последствия: служба безопасности Имперского дворца и Кедат а-нэррбэ вполне могли сначала открыть огонь, а потом уже задавать вопросы — это касалось не только движения в околопланетном пространстве, но и полетов в атмосфере Зорас'стриа. — Курьер? — переспросил я у Беис'садра. В это время к нам подплыла транспортная платформа. Командор вежливо пропустил меня вперед, неш-даар передал мне рюкзак — и платформа бесшумно тронулась. — Что за курьер? — Тушд-руал Ургахейм запросил сводки с фронта Килрач-Конгломерат и некоторые технические данные про «Сеннек-Айг», — ответил тоа'аноа. Мы быстро оставили за собою ангар и нырнули в транспортную магистраль крепости. — Ну, так отправили бы по сети, — удивился я, изучая поразительно красивую картину на стене кабины: могучая гора, увенчанная остроконечным пиком с белоснежной шапкой изо льда и снега, возвышалась над бесконечным окоемом джунглей на фоне наползающих друг на друга туч. Прекрасно подобранные цвета создавали впечатление, что облака с огромной скоростью несутся на гору, словно собираются поглотить и уничтожить ее. — Я так и собирался, но тушд-руал просил передать эти данные курьером, Х'хиар, — отозвался Беис'садр. — Вас давно не было здесь, а за это время опять вошло в моду передавать все курьерами. Говорят, началось все с тушд-руала Рилл-саррата — он занимается новым проектом… — Опять? — усмехнулся я, в уме прикидывая, который это будет по счету — седьмой или десятый? Рилл-саррат постоянно что-то придумывал, и постоянно его изобретения превосходили все возможные ожидания, так что с ним было все в порядке, а вот на Ургахейма такое поведение совершенно не похоже — он во всем предпочитал простоту и не любил сложных маневров. Что, впрочем, совершенно не мешало ему быть тушд-руалом внутренних войск и Главой третьего по влиянию Клана Империи. — Ну что ж, придется все выяснить у него. А вы, тоа'аноа, что собираетесь делать с курьером? — Сообщу тушд-руалу, что нет возможности передать данные в назначенный срок… — пожа командор. Я вздохнул. — Тоа'аноа, дайте мне все данные, а я сам передам их Ургахейму, — платформу снова тряхнуло, и мы выехали в меньший по размерам ангар, в котором стоял Сунк'х. Беис'садр вскинулся было, представив меня в роли посыльного, но, встретив мой взгляд, проглотил вертящиеся на языке возражения. — Подготовьте космолет к старту, пошлите сигнал в Имперский дворец, что высылаете курьера и предоставьте остальное мне. — Слушаюсь, — да, смелости спорить со мною у него явно не хватало. — Что-нибудь еще, Х'хиар? — Пожалуй, нет, — отрицательно покачал головой я, выбираясь из окончательно остановившегося вагона. Беис'садр приказал одному солдату положить мой рюкзак в багажное отделение Сунк'ха, а второго послал за кристаллами с записями для Ургахейма. Пока неш-даар отсутствовал, я успел осмотреться в Сунк'хе. Времени оставалось не много, однако, оказалось, что команда военной крепости дело свое знала — когда Беис'садр передал мне посылку для Ургахейма, до «окна» на Зорас'стриа оставалось чуть больше минуты, но космолет мог взлетать в любой момент. Поблагодарив его за помощь, я уселся в кабину перехватчика и запустил двигатели на полную катушку. Зорас'стриа, распростершаяся внизу, была до боли прекрасна: звезда системы взошла над равниной, где стоял Имперский дворец, всего час назад и потоки света от красного карлика придали родной планете ласкающий глаза медный окрас. Я позволил себе в течение полуминуты насладиться открывающимся с орбиты фантастическим видом, а потом опустил руки в поле управляющей матрицы и понизил скорость. На сгустившемся перед глазами экране появилось схематическое изображение коридора подхода к планете, а на дополнительных дисплеях по бокам я увидел сведения об атмосферных потоках, температуре в плотных слоях атмосферы и прогноз погоды на ближайшие полтора часа. Убедившись, что параметры траектории находятся в заданных пределах, я аккуратно опустил руки вниз, направляя нос Сунк'ха к планете. Как всегда, путь до охраняемого воздушного пространства Имперского дворца занял не больше одиннадцати минут, не омраченных никакими происшествиями. Глава 2. Сюрпризы приятные… и не очень. Я заглушил двигатели Сунк’ха. За кормой перехватчика плавно смыкались створки небольшого ангара, расположенного в верхней части Имперского дворца. Я стянул с головы шлем и с облегчением почесал шерсть. Встреча оказалась много скромнее, чем на «Сеннек-Айг». Одна единственная фигура в светло-фиолетовом костюме ждала возле коридора, ведущего из ангара: не очень роскошное одеяние, но в нем чувствовался хороший и скромный вкус. Я коснулся сотканной из силового поля панели, увеличил изображение — и удивленно присвистнул. С одной стороны, это можно было предвидеть, раз данные требовались для тушд-руала Ургахейма, а с другой… Я положил шлем в его гнездо, собрал вещи и неторопливо пошел к выходу, размышляя о том, как прихотливо Ушедшие распоряжаются нашими судьбами. Металл выходного отверстия дрогнул, оплыл, потек вниз, превращаясь в ребристый трап, внутри космолета системы перешли в режим ожидания. Не дожидаясь, пока трансформация завершиться, я прыгнул на устланную теплостойкими и очень прочными плитами серебристого цвета поверхность ангара. Наклонил голову в приветствии, мимолетно касаясь ладонью груди, и послал легкий ментальный импульс подстать встрече. — Фаттеа Сенаш, я с трудом могу выразить доставленную мне Ушедшими радость от встречи с вами, — глаза узнавшей меня дочери Ургахейма изумленно расширились. Сенаш растерянно оглянулась, но вокруг никого не было — в ангаре находились лишь мы вдвоем. — Х'хиар Тахарансья-рантья, — голос Сенаш изменился с тех пор, как мы разговаривали в последний раз, хоть с тех пор прошло всего три Оборота: приобрел большую глубину и выразительность, дикция стала практически безупречной. В ее внешности тоже кое-что изменилось, но в основном она осталась той же Сенаш. Среднего роста с лучистыми ярко-зелеными глазами, в которых обычно горел веселый задор, сменившийся теперь неприкрытым изумлением — она всегда казалась мне идеалом женской красоты (в остальных отношениях она, если и не была идеальной, то в очень незначительной мере). — Это так неожиданно… мы не были предупреждены о вашем прибытии… — внезапно вспомнив о протокольных требованиях, она сделала движение, словно собиралась опуститься на колени, но я не дал ей завершить начатое. — Фаттеа Сенаш, прошу вас не делать этого. На «Сеннек-Айг» мне уже были отданы все надлежащие почести, и я не желаю проходить через это снова здесь. Я прибыл, не оповестив Руала, чтобы избежать длинных церемоний и не желаю, чтобы вы приветствовали меня так. — Но Руал будет недоволен, Х'хиар, когда узнает, что вы пренебрегли этикетом… — осторожно возразила Сенаш, справившаяся с удивлением. — Я с этим как-нибудь разберусь, — эта мысль мне приходила в голову, но я не собирался повиноваться каждой прихоти отца — по правде говоря, он и не требовал обычно от меня этого. — Фаттеа Сенаш, я ценю вашу заботу и благодарю за нее, но, право, вам не стоит так сильно беспокоиться обо мне. — Для меня большая честь, Х'хиар, хоть как-то оказаться полезной вам, — Сенаш с уважением посмотрела на меня (по-моему, в нашей семье я был единственным, кто по-настоящему не испытывал радости от традиционных церемоний — Сенаш, откровенно говоря, страдала слабостью к подобным вещам) и с сомнением спросила: — Х'хиар, я могу просить вас об одолжении? — я утвердительно кивнул. — Я и мой отец будем польщены, если вы разделите с нами завтрак и позволите загладить нашу общую вину перед вами, — она обвела рукой ангар, снова намекая, что меня не встретили, как подобает. Я подумал, что предложение о завтраке пришлось весьма кстати: из-за всех забот с прибытием я последний раз ел лишь на борту «Фад'дра». — Я с огромным удовольствие принимаю ваше предложение, фаттеа Сенаш, но с двумя условиями: во-первых, вы прекратите упоминать о какой-то вине — я уже сказал, что специально прилетел таким образом, чтобы меня не встречала вся Зорас'стриа. А во-вторых, я буду очень признателен, если впредь вы будете обращаться ко мне по имени: своего полного титула я вдоволь наслушался на фронте. — Я буду стараться, Х'хи… — я вопросительно приподнял брови, вкладывая как можно больше сил в импульс неодобрения, и Сенаш запнулась на полуслове. Дочь Ургахейма смущенно улыбнулась и исправилась, — …Тахарансья-рантья. Но могу ли я просить и вас звать меня по имени, без «фаттеа»? — Разумеется, Сенаш, — достигнув соглашения по основным вопросам, я решил, что стоять и переговариваться в ангаре нам вовсе не обязательно. Вспомнив про причину ее присутствия здесь, я передал Сенаш кристаллы. Мне было любопытно узнать, что там записано, но задавать такой вопрос даже я не имел права — данные предназначались Клану Ищущих Свет, к которому принадлежал тушд-руал Ургахейм и обе его дочери. Я поднял рюкзак, отклонил предложение Сенаш помочь мне и мы пошли к платформе лифта, беседуя на ходу. С Сенаш я был знаком с самого детства: Ургахейм был кузеном моего отца и, следовательно, она была моей троюродной сестрой, хотя на столь дальнее родство редко когда обращали внимание. Благодаря кровной связи семьи Ургахейма с Имперским Кланом, воспитывались мы вместе: я, Та'ах-сартар и Сенаш до тридцати Оборотов жили в Имперском дворце (мы с ней были одного возраста, а Та'ах-сартар родился двумя Оборотами раньше) и с тех пор сохранили добрые отношения друг с другом. Нет, нельзя сказать, что мы были очень близки — у тушд-руала мало времени на личную жизнь, а Сенаш, с пятидесяти Оборотов возглавив поисковый крейсер, занималась разведыванием лежащих вне Империи территорий, — но при возможности и я, и она старались провести хоть какое-то время вместе. — Мы пойдем по основному коридору? — поинтересовалась Сенаш, покуда лифт поднимался откуда-то снизу. — Нет, не пойдем, — я напряг память, вспоминая планировку Имперского дворца. — Сенаш, где мы? — Девяносто третий уровень, серый сектор, — я фыркнул, услышав это: все торжественные встречи или приемы происходили в красном или фиолетовом секторе и на первых двадцати уровнях, а серый сектор использовался в основном для курьеров, транспортировки грузов и технических задач. Но слова Сенаш помогли мне сориентироваться, и, когда платформа лифта остановилась перед нами, я уже представлял наш дальнейший маршрут. — Надеюсь, ты не станешь злоупотреблять тем, что сейчас узнаешь, — пошутил я, открывая панель управления. Отключив схему дистанционного управления, я вручную набрал серию кодов, подождал четверть минуты и задраил панель. — Код «семь-три-пять», открыть шахту доступа службы безопасности, — вслух отдал я приказ. — Тридцать седьмой уровень, красный сектор, боковая ветвь доступа службы безопасности, номер 2А-23, — лифт бесшумно двинулся вниз. Я вытащил из нагрудного кармана прозрачную пластинку-ключ к своим апартаментам в Имперском дворце и рассеяно поправил задравшийся рукав. — В свое время я изучил систему компьютерного управления дворцом, — пояснил я Сенаш, почувствовал ее удивление. Стены шахты из серых превратились в красные с косыми желтыми полосами: мы двигались по служебным магистралям а-нэррбэ. По правилам, про это должны были немедленно узнать аналитики Ядра, но я знал, как обойти сигнальные детекторы. — Никогда не знаешь, когда могут пригодиться лишние знания и навыки, верно? — Мне кажется или скорость больше обычной? — В полтора раза быстрее — служба безопасности должна иметь преимущества в скорости на случай чрезвычайных происшествий, — в это мгновение лифт остановился перед сплошной стеной без единого выступа или пульта на ней. Сенаш вопросительно посмотрела на меня, но я уже нашел нужное место и прижал ладонь к перегородке. Сперва ничего не произошло, и я подумал, что ошибся или изменили процедуру доступа, но затем стена без предупреждения сдвинулась в сторону, открыв погруженный во мрак узкий проход. В детстве меня всегда поражала способность сотрудников службы безопасности вовремя оказываться там, где они нужны, и я не успокоился до тех пор, пока не выяснил, как это у них получается. Мы подождали, пока зрение перестроилось, адаптируясь к темноте. Правда, помогло это мало: все источники тепла в проходе были тщательно экранированы и в лучшем случае мы могли различать в алом мареве лишь едва угадываемые контура стен и чуть выступающих стеллажей. А-нэррбэ немало времени посвящали отработке перемещения по таким коридорам, а все остальным как бы тут бывать не полагалось. — Я не хочу зажигать здесь свет, Сенаш, и, если позволишь… — я взял ее за руку и повел за собой. Пройдя мимо стендов с запасами на случай чрезвычайной ситуации, мы приблизились к развилке и вошли в левый туннель, через двенадцать метров закончившийся тупиком. Я попросил спутницу подождать, провел рукой по стене на уровне своей груди и, нащупав плоский шестиугольный выступ, надавил на него. Новый коридор, в котором мы очутились, был так широк, что в нем мог разместиться даже космолет, и осталось бы еще место. Розовые полупрозрачные и оранжевые занавеси украшали стены, в некоторых местах стояли каменные или стеклянные статуи, отполированный деревянный паркет покрывала паутина изощренной инкрустации. И полная тишина — эта секция Имперского дворца предназначалась исключительно для членов семьи Руала (покои Руала были на два уровня ниже, неподалеку от меня жил Та'ах-сартар; комнаты же Сенаш и Ургахейма находились в другом секторе) и постороннему попасть сюда было крайне сложно. — Я не уверена, что мое присутствие здесь уместно, Тахарансья-рантья, — похоже, Сенаш подумала про то же самое, в неуверенности остановившись, едва отойдя на шаг от потайного выхода. — Может мне следует уйти? — Пустяки! — я отрицательно помотал головой и сделал приглашающий жест рукой; если она пойдет сама, то ей не избежать неприятного разговора со стражей. — Давай я отнесу вещи к себе, а потом выведу тебя отсюда, согласна? — она подумала и кивнула, но особой уверенности на ее лице я не увидел. Однако я не оставил ей времени на раздумья: до двери в мои апартаменты было меньше двадцати метров. Я вложил в прорезь пластинку-ключ и коснулся ладонью двери-пластуна. Под рукой чешуя пластуна потеплела, тонкая бахрома по краям двери вздрогнула, и тысячи щупалец-усиков, сплетшихся в непроницаемую завесу, свернулись, пропуская меня. — Заходи Сенаш, — я пересек комнату, разбудил пластунов на окнах, и огорченно вздохнул: Агда, светило Зорас'стриа успела подняться высоко, и ее лучи освещали только небольшой участок пола возле окон. С недовольный ворчанием я усилием воли смахнул слой пыли со столика — в комнатах регулярно обновлялся воздух, но больше восьмидесяти дней без уборки давали о себе знать. Расстегнув ворот мундира, я потер шею: хлопоты последних дней вымотали меня больше, чем я полагал. — Значит, я могу сказать отцу, что ты придешь? — Сенаш решила окончательно прояснить ситуацию; я заметил, что она при этом отвела взгляд в сторону, словно для того, чтобы полюбоваться панорамой гор в окне. — Да, можешь. Если я не забыл распорядок жизни здесь, то до завтрака еще примерно сорок минут, верно? — я посчитал в уме и решил, что успею привести себя в порядок и на скорую руку прибраться в комнатах. Сенаш с милой улыбкой поправила меня (оказывается, в последнее время завтракали на полчаса позже) и сказала, что завтрак сервируют в апартаментах ее отца — Ургахейм жил на том же уровне, что и Руал, но в фиолетовом секторе. Как я и обещал, спустя пять минут я вывел Сенаш из красного сектора так, чтобы охрана не заметила нас — в конце концов, Ургахейм ждал послание с «Сеннек-Айг» и не стоило испытывать его терпение. По пути я заметил, что в помещении Та'ах-сартара кто-то есть, но времени для визита к моему двоюродному брату и тушд-руалу на фронте Килрач-Конгломерат у меня сейчас не было. Вернувшись к себе, я первым делом прошелся по всем комнатам: своеобразный ритуал, которым я никогда не пренебрегал, бывая на Зорас'стриа. Пожалуй, это было единственным местом в Империи Килрач, которое я мог назвать своим домом. Даже «Буксреда Килрач», на котором я провел больше времени, чем в Имперском дворце, был скорее промежуточной станцией, которую мне когда-то придется покинуть навсегда. Дежурный охранник на тридцать пятом уровне фиолетового сектора поклонился и отдал мне честь: только многолетние тренировки и выучка Кедат а-нэррбэ позволили ему сохранить маску бесстрастия на лице при моем виде. Естественно, он доложит, что я в Имперском дворце (каждый а-нэррбэ во дворце в обязательном порядке информировался про присутствие членов семьи Руала). Но случится это только после смены караула, а до этого я успею позавтракать с Сенаш и Ургахеймом и лично сообщу Руалу о своем прибытии. Фиолетовый сектор мало отличался от красного, с точки зрения декораций, но в коридорах было оживленнее. Я столкнулся с несколькими знакомыми из Имперского Клана и Клана Стражей Небес — в преддверие Ритуала Поворота их присутствие было вполне понятным, но нигде не задерживался более чем на минуту-полторы. Единственным исключением стал короткий разговора с помощником и заместителем бушар'руала Т'тугеара. Он сообщил, что «Фад'дра» успешно пристыковался к верфям, а Т'тугеар послал его с докладом к представителю Клана Плачущих Камней. Я порекомендовал ему встретится с Арус'соем Имперского Клана, и поспешил дальше: до назначенного срока оставалось совсем мало времени, а мне не хотелось опаздывать. Потому я свернул в боковые коридоры: это несколько удлиняло путь, но зато там почти никого не было. У двери Ургахейма дежурили два неш-даар'руала с гербами Клана Ищущих Свет в полном боевом облачении. По идее, им вменялось в обязанность останавливать любого, кто желает войти и ждать распоряжений от тушд-руала, но охранники, молча расступившись, пропустили меня. — Х'хиар Тахарансья-рантья, — навстречу мне поднялась могучая фигура Ургахейма, рядом встала Сенаш. Я поклонился — сперва Сенаш, потом ее отцу — и начертил круг Хазада, завершив его приветственным жестом. — Ваш визит — это огромная честь для меня и моей дочери, Х'хиар, — любезно предоставив мне кресло перед овальным столиком, Ургахейм предложил стакан с хор'рхата, а Сенаш скрылась в соседней комнате. — Хотя ваше прибытие достаточно неожиданно, но я надеюсь, вы не будете в обиде на оказанный вам прием? — Ни в коей мере, тушд-руал, — я подождал, пока Ургахейм первым отопьет из стакана, и только тогда сделал глоток. Должен признать, что не ожидал настолько скрупулезного выполнения всех правил торжественного приема гостей: кто-то (подозреваю, что Сенаш — она всегда отличалась чуткостью и догадливостью) вспомнил, что аквамариновый — мой любимый цвет и позаботился про надлежащее убранство комнаты. Встречай Глава Клана Ищущих Свет Руала — в этом не было бы ничего необычного, но на Х'хиара такие любезности в повседневной жизни, как правило, не распространялись. — Я надеюсь, что буду иметь возможность отплатить тем же самым для вас, тушд-руал. — Сенаш передала мне, что вы разговаривали достаточно свободно друг с другом, Х'хиар, — мгновенная перемена голоса, едва заметно сделанный всплеск эмпатического фона — и мне стала ясна одна из возможных причин такого обращения. Ему что-то необходимо от меня и это «что-то» не входило в список вещей, с которыми следовало официально обращаться к Х'хиару или к отцу. — Будете ли вы возражать, если мы прекратим называть друг друга по титулам? — С удовольствием, Ургахейм, — выплывшие на антигравитационных подушках подносы, уставленные блюдами и графинами с напитками, замерли около стола; следом показалась Сенаш. Я поднялся, помог ей расставить тарелки и флаконы с пахучими травами, которые мы расположили по краям столика. — Я уже говорил Сенаш, что после постоянного повторения титула хочется чего-то простого, фамильярного, а то я рискую забыть, как меня зовут! — с усмешкой посмотрев на него, я раскрыл оказавшийся ближе всего ко мне темно-синий флакон. Пряный запах потек над столом, напомнив про высокогорные озера на единственном крупном архипелаге в северном полушарии Зорас'стриа, одном из немногих источников на всю Империю растения мос'сгирта, высушенные цветы которого и давали сей аромат. Этот архипелаг и часть второго континента находились во владении Клана Ищущих Свет (плюс восемнадцать звездных систем — возглавляемый Ургахеймом Клан принадлежал к четверке наиболее могущественных в Империи). Я несколько раз гостил там — с тех пор запах мос'сгирта ассоциировался у меня с воспоминаниями о ледяной воде озер в кратерах давно потухших вулканов и великолепием укрытых снегами вершин. — Я слышал, что твои изыскания были успешны, Сенаш, — завтрак не был обильным и спустя полчаса мы, покончив с большей частью приготовленных яств, перешли на открытую террасу, где нас ждали легкие кресла и упрямо портящий прически ветер. Сенаш, в ответ на мою реплику, подняла на меня взгляд и, наклонив голову к плечу, ждала продолжения. — Ты все еще командуешь своим крейсером? — «Дроаш» полностью подходит мне, — она была широко известна в Империи исследованиями во Внешних Территориях. К слову сказать, по этому вопросу я часто спорил со своим кузеном Та'ах-сартаром, который считал, что ей не стоит тратить время и свои способности по мелочам, а сражаться с врагом. — Что касается поисков — я действительно нашла несколько планет подходящих для колонизации: доклад будет представлен Совету Кланов и Руалу примерно через двадцать дней. — А чужие цивилизации? — эта тема была предметом особого интереса Рилл-саррата, и его поддержка помогала в дискуссиях о необходимости таких исследований. К несчастью, все существующие высокоразвитые чужие цивилизации были нашими врагами, и самой большой удачей считалась находка руин исчезнувших рас или цивилизаций, находящихся на до-технологическом уровне. Но за века поисков в активе Империи числилось всего семь таких слаборазвитых рас, а в пассиве — пятнадцать, с которыми в течение столетий шла Великая Война. — Нашла что-то? — Не очень много, — с молчаливого разрешения Сенаш заговорил Ургахейм. — Остатки поселений от рас Н2 и Н3, несколько доказательств того, что поисковые отряды Конгломерата примерно четыреста Оборотов тому посещали эти регионы, отыскался потерпевший крушение и полностью разбившийся наш корабль довоенной эпохи — не густо, верно? Но Рилл-саррат чему-то очень обрадовался — возможно, он опять что-то замышляет. Я спрятал улыбку за стаканом с хор'рхата, вспоминая слова Беис'садра: «он занимается новым проектом…». Отец Та'ах-сартара приобрел известность задолго до моего рождения — почти восемьдесят пять Оборотов он служил тушд-руалом на фронте с Конгломератом, а потом принял командование войсками на фронте Килрач-Конфедерация после кошмара битвы Шести Скорбных Часов. Ни у кого не было сомнений, что именно он смог смягчить последствия военной катастрофы на Церере, и остановить людей на границе Империи и Конфедерации. Имея такой пример, Та'ах-сартар постоянно стремился действовать на грани своих сил, хотя по всеобщему мнению — в том числе и моему, — он, вероятно, превзойдет своего отца и как военный стратег, и как боевой командир. — Ты прав, — Ургахейм выслушал меня и закивал с серьезным видом. — Такие слухи ходят. Но Совету Кланов до этого сейчас мало дел. «Совет Кланов…» — Ургахейм говорил спокойно и ровно, но эти слова он слегка выделил; я быстро посмотрел на Сенаш и заметил странное выражение, мелькнувшее в ее глазах — она знала, что имел в виду ее отец, и это их обоих сильно волновало. Совет Кланов давно не доставлял особых проблем Руалу. С тех пор как тушд-руалом внутренних войск стал Ургахейм, трений практически не возникало. Мое личное знакомство с Советом Кланов ограничилось утверждением меня как Х'хиара Империи и законного наследника Имперского Клана — больше наши пути не пересекались, чего нельзя сказать про моего отца. Самая крупная конфронтация произошла тридцать четыре Оборота назад, после попытки Руала перебросить на фронт с Конгломератом несколько дивизий из внутренних войск. К счастью, Ургахейму тогда удалось найти взаимовыгодный компромисс, а самому Главе Ищущих Свет завоевать благосклонность отца и пост тушд-руала внутренних войск. — Вы обеспокоены чем-то, Ургахейм, — я не спрашивал: это было скорее констатацией факта. Я мог бы поиграть в эту игру с недомолвками, но удовольствия бы это всем нам не доставило — как и Ургахейм, я предпочитал прямоту. — И это что-то не дает вам покоя с начала завтрака. Ургахейм переглянулся с дочерью и отставил недопитый стакан в сторону; Сенаш сделала малозаметное движение головой, которое можно было истолковать как положительный ответ на невысказанный вопрос, и перевела взгляд на меня. — Тахарансья-рантья, я могу просить тебя, чтобы ты сохранил все услышанное в секрете? — Сенаш наклонилась ко мне, легкий ветерок трепал шерсть на затылке и тщательно расчесанные кисточки на ушах. — Пока это касается только Имперского Клана и Клана Ищущих Свет, но если про это станет известно, то Совет Кланов не сможет остаться безучастным. — Пусть Ушедшие будут стражами моего молчания! — я колебался не долго, прежде чем произнести формулу клятвы. Я никогда не рискнул бы назвать Ургахейма торопливым или неосторожным, а значит, он и Сенаш не раз обдумывали ситуацию, прежде чем решились обратиться ко мне. Теперь Сенаш оглянулась на отца, словно спрашивая, кто будет говорить дальше. Ургахейм жестом предложил ей продолжать. — Тахарансья-рантья, что ты думаешь про людей и Конфедерацию? Вопрос застал меня врасплох и насторожил: обсуждать людей с Х'хиаром Империи, к тому же командующего войсками на совершенно противоположном фронте, — этого я не ожидал. К тому же, всего связанного с людьми я вообще хотел бы избежать: свои идеи по поводу будущих взаимоотношений Конфедерации и Империи я делил лишь с командором военной крепости Тагар Дусит Марраша'атахом. — Смотря, что ты хочешь услышать, Сенаш, — на ее лице появилась гримаса недовольства: мой осторожный ответ объяснил, что говорить по существу я буду лишь тогда, когда выслушаю их. — Они великолепные бойцы, обладают относительно высокоразвитой технологической культурой, их корабли могут сравниться с нашими по многим показателям. После нашего поражения сперва в Церерианской битве, а потом и битве Шести Скорбных Часов зоной конфликта стали приграничные сектора Оариис-с и Боисс. У людей есть союзники — интересная раса под названием Серигуан — они присоединились к Конфедерации через несколько Оборотов после Церерианской битвы. Этого достаточно? — Да, если бы я просила тебя пересказываться учебник истории, — Сенаш смотрела мне прямо в глаза, а Ургахейм наблюдал за нами со стороны. — Ладно, я поставлю вопрос по-другому: что бы ты сказал, если бы Империя и люди заключили договор? Если Ургахейм с Сенаш хотели удивить меня, то им это удалось: едва не фыркнув прямо в стакан с напитком, я озадаченно посмотрел сперва на нее, потом на тушд-руала, лихорадочно размышляя: уж не на это ли намекал Марраша'атах во время нашего последнего разговора? Как он тогда сказал: «…есть новые веяние в оценке людей и планах дальнейшей войны с ними. Вы, Х'хиар, можете узнать об этом больше, но и я постараюсь сделать все, что смогу…» — Так дело не пойдет, Сенаш, — чуть слышно вздохнул Ургахейм. — Тахарансья-рантья, позвольте мне объяснить: помнишь, ты был во дворце вместе с двоюродным братом и Рилл-сарратом? — Верно, — Руал тогда серьезно заболел, и нас срочно вызвали с фронтов. К счастью, все обошлось, и наша тревога оказалась напрасной. Я так и не понял, чем болел отец — от целителей толком ничего и не узнал, а он сам от ответа уклонился. — Но мы были тут совсем недолго. — Я знаю, что не долго — я ведь тоже там был, — Ургахейм, наконец, позволил себе солидный глоток хор'рхата. — Сенаш тогда вела свои исследования, а со мной на Зорас'стриа прилетела только Ло'оотишша: требовалось уладить кое-какие дела Клана. Ло'оотишша была второй дочерью Ургахейма, вдвое старше Сенаш. Я с ней встречался реже и не поддерживал столь дружественных отношений, но знал, как высоко ценит ее Ургахейм. Как будущая Глава Ищущих Свет она была очень старательна и практически все время отдавала родному Клану. Поскольку тушд-руал упомянул о своей старшей дочери, то я вежливо поинтересовался об ее здоровье, вместе с тем выразив строго дозированное удивление отсутствием сестры Сенаш. Ургахейм ответил, что она занята, но обязательно прибудет в Имперский дворец до начала ритуала. — Вы улетели обратно на фронт, но Рилл-саррат и Та'ах-сартар оставались здесь еще в течение двух десятков дней, — продолжил прерванную этикетом беседу Ургахейм, — и проводили много времени в синем секторе. Руал приходил в себя после болезни, большая часть Кедат а-нэррбэ была временно сосредоточена в красном и фиолетовом секторах — я решил помочь, отрядив два взвода Клана на охрану остальных секторов дворца. Ло'оотишша вызвалась контролировать синий, серый и зеленый сектор и я согласился: в этих вопросах она хорошо разбиралась. Первые десять дней все было в порядке, но на одиннадцатый она пришла ко мне крайне взволнованная, рассказав, что случайно видела Та'ах-сартара и его отца в компании с… — Ургахейм еще раз глотнул хор'рхата, — …в компании с каким-то человеком, тайно провезенным ими сквозь охрану дворца. Удивить меня трудно, вообще-то, но Ургахейму это удалось, причем второй раз подряд; хорошо, что я не держал в руках стакана или чего-то бьющегося — слова тушд-руала внутренних войск Империи ударили меня словно дубина. Резко выпрямившись в кресле, я посмотрел на Сенаш, усилием воли придавая лицу бесстрастное выражение, гася все эмоции… и понял просьбу, с которой начался разговор: выйди это наружу — с последствиями придется разбираться, пока не погаснут звезды. — Этот человек был пленником? — отрывисто спросил я: как-то сам по себе появился командный тон — конечно, так не стоило разговаривать с тушд-руалом, но в то время меня это волновало меньше всего. — И главное: Руал про это знал? — Пленник — не думаю, — покачал головой Ургахейм, отвечая на первый вопрос. — Ло'оотишша, хоть видела их мельком, считает, что они вели себя как на совещании. Что касается того, знал ли Руал про это — я думаю, что нет. — Почему вы так думаете, Ургахейм? — Потому что, если бы действия Рилл-саррата и Та'ах-сартара получили одобрения Руала, то ты бы был в курсе — как Х'хиар, — Сенаш вступила в беседу, передвинув кресло ближе ко мне: во-первых, ветер усилился, а во-вторых, она хотела видеть сразу мое лицо и лицо Ургахейма. — А потому мы уверены, что это затея твоего двоюродного брата и его отца. Тахарансья-рантья, мы ответили на твой вопрос? — Ответили, — это была не совсем правда, но я понял скрытый намек. — Вы желаете знать мое отношение к людям и нашей войне с ними, так? — они одновременно кивнули, не сводя с меня ожидающих взглядов. — Могу я, в свою очередь, рассчитывать на ваше молчание? — Безусловно, Тахарансья-рантья, — Ургахейм не сказал ничего, ограничившись сдержанным кивком. — В таком случае, я скажу просто: по моему мнению, война с Конфедерацией — это ошибка и продолжать боевые действия — значить усугублять ее. Мне пояснить? — Не стоит, Тахарансья-рантья. Я могу понять, что ты имеешь в виду, — Ургахейм заметил, что стаканы у Сенаш и меня почти пусты и, встав с кресла, наполнил их. — Может это тебя удивит, но вы не одиноки в таком мнении. — Меня это не удивляет, — я не сомневался в словах Ургахейма — трезвомыслящих командиров у нас хватало, но после контакта с Конгломератом военная доктрина Империи приобрела склонность к паранойе и пессимизму в отношении возможных союзников. — Я так понимаю, вам с Сенаш то же не нравится, как там складывается обстановка? Ургахейм пожал плечами. — Дело не в обстановке. Империя утратила цель, утратила перспективу. Война с людьми началась из-за ошибки, а остановиться, когда все выяснилось, твой отец не захотел: во-первых, наша военная доктрина, во-вторых, тогда казалось, что с людьми мы легко покончим, и Империя получит мощный моральный стимул после первой по-настоящему окончательно победы. Против был Каш'шшод, но Стражи Небес не имеют голоса в Совете Кланов, обсуждение затянулось, и Руал отдал приказ к полномасштабному наступлению. — А к чему склонялся Совет Кланов? — поинтересовался я: историю начала войны с Конфедерацией я знал прекрасно — как-никак, вторая гражданская специальность — историк, — но не все детали освещались в хрониках. Ургахейм поморщился, следом чудь заметно нахмурилась Сенаш. Это мне сказало все: Совет Кланов и без Руала собирался использовать победу над людьми для поднятия морального духа. Не то, что бы я осуждал их — что сделано, то сделано, — но воплощать довольно разумную стратегическую концепцию начали крайне авантюрно, за что и поплатились у Цереры. Я вздохнул. — Ладно, оставим политику и давайте вернемся к этому человеку: Ло'оотишша знает, что Рилл-саррату требовалось от него? — Точно нет, Тахарансья-рантья, — опять инициативой в разговоре завладела Сенаш, а Ургахейм откинулся на спинку светло-коричневого кресла, слушая дочь. — Пойми, она узнала про контакты Рилл-саррата с человеком совершенно случайно, по небрежности самого тушд-руала, — это походило на правду: Рилл-саррат был великим гением, слов нет, но иногда страдал от своей рассеянности и мог на ровном месте допустить детскую ошибку (правда, в боевых ситуациях или когда от его действий зависело очень многое, он всегда был предельно собранным), — и не собиралась шпионить. — Я не обвиняю ее в этом, — терпеливо произнеся эти слова, я подумал, что нужно быть осторожнее: хотя Ургахейм с Сенаш доверились мне, но даже Руалу не дозволено безнаказанно задевать честь какого-то Клана или его представителей. — Я хочу знать о планах моего двоюродного брата и дяди — и это все. — О подробностях планов нужно спрашивать их самих, — заметила Сенаш, удовлетворившись моим ответом. — Но вряд ли Ло'оотишша скажет тебе многое. Да и, судя по всему, все и так ясно: они либо хотят вместе с представителями Конфедерации разработать нечто вроде мирного договора — или они нашли какого-то предателя среди людей. — Вот как… — протянул я, прикрыв глаза: в душе неожиданно вспыхнул гнев, которого я совсем не ожидал. Та'ах-сартар и Рилл-саррат намеривались начать новую бойню (а ничем иным с людьми справиться было невозможно), швырнуть сотни тысяч килрачей в горнило никому не нужных битв и разрушить все мои планы — и это осуществлялось за спиной Руала и меня, Х'хиара Империи — если Сенаш права на счет «предателя». Другой вариант — мирный договор — я лишь приветствовал бы, с охотой предоставив Та'ах-сартару с его отцом свои наработки и помощь, — но я слишком хорошо знал их обоих, чтобы рассчитывать, что их удовлетворит какой-либо мирный договор. К несчастью, оба тушд-руала (на фронте Килрач-Альянс и Килрач-Конфедерация) считали приемлемой для Империи только полную и безоговорочную победу. — Наши новости расстроили тебя, — огорченно сказала Сенаш и осторожно коснулась тыльной стороной ладони моего плеча. — Дело не в расстройстве, — вздохнул я, послав ей благодарственный импульс. — И вы не имеете к этому никакого отношения. Ургахейм, я хотел бы поговорить с Ло'оотишшей и сам расспросить ее, как только она прибудет в Имперский дворец. Вы позволите? — Это займет несколько часов и привлечет внимание: две встречи с представителями Клана Ищущих Свет не пройдут мимо внимания окружающих, а Рилл-саррат и Та'ах-сартар уже двенадцать дней находятся во дворце, — подумав, сказал Ургахейм; Сенаш рассеяно кивнула, думая про что-то свое; я же отмахнулся и сказал, что все устрою. — Я даже боюсь представить, что случится, если Совет Кланов узнает про связи двух тушд-руалов с людьми. — А на чьей стороне вы, тушд-руал внутренних войск Империи? — я намеренно назвал полное звание Ургахейма: Имперскому Клану он ничего не был должен, Руал не имел на него никакого влияния — он подчинялся только Совету Кланов — мне хотелось выяснить его позицию. — Почему вы не сделали доклад Совету, как только все узнали? — От шторма, что поднимется после этого, не выиграет никто, — мгновенно ответил Ургахейм: видно он ждал этого вопроса с самого начала. — Вы спрашиваете, на чьей я стороне: так вот, я не на стороне Совета Кланов или Имперского Клана, а на стороне Империи и пока меня заботит только это. Вы единственный, кто может повлиять на Руала или выяснить, что задумал Рилл-саррат — именно поэтому я обратился к вам. — Чтобы выяснить их планы, мне нужно, как минимум, поговорить с вашей старшей дочерью, — аргументы Ургахейма откинуть было не просто: так или иначе о встрече с Ло'оотишшей станет известно, и у многих возникнут законные вопросы: почему Х'хиар Империи проявляет такое внимание к Клану Ищущих Свет? А среди тех, кто задастся этим вопросом, найдутся и те, кому придется ответить. Впрочем, эту проблему я уже знал, как решить — в конце концов, у Х'хиара были небольшие привилегии. — У вас есть что-нибудь? Сенаш переглянулась с отцом, а я почувствовал их сомнения: почему-то ни Ургахейм, ни она с самого начала беседы даже не пытались блокировать свои чувства. В принципе, в этом ничего странного не было — мы были с Сенаш близкими друзьями, а Ургахейма я знал с детства, — однако в серьезных разговорах открытость встречалась не часто. Наконец Ургахейм пришел к какому-то решению, и откинулся на спинку кресла: — Есть кое-что, Тахарансья-рантья, хоть я и не знаю, что это значит. Ло'оотишша слышала, что Та'ах-сартар звал человека «Главным» — судя по всему, они не хотели рисковать и использовать его настоящее имя — и еще услышала две странных слова: первое — «Х'хол'лем», а второе — очевидно, название нового проекта Рилл-саррата. — Название? — я удивился: с каких это пор Рилл-саррат стал как-то называть свои проекты? Раньше он прекрасно обходился порядковыми номерами или кодами для их обозначения. — И как же он называется? — Странное название: Ло'оотишша потому его и запомнила, — с задумчивым видом он почесал подбородок, прежде чем ответить мне. — По ее словам, он называется «Темные небеса». Глава 3. Взмах молота. Мягкий гудок системы оповещения разбудил меня, едва Агда поднялась над горизонтом. Я, в общем-то, обычно не спал так долго, — просто слишком резкие перепады временных ритмов на какое-то время всегда выбивали меня из колеи. Я сосредоточился на коммуникационном кристалле и одновременно на аппарате климат-контроля. По комнате прокатилась волна холодного воздуха, вслед за ней каскад слабых разрядов наполнил помещение запахом озона. — Х'хиар Тахарансья-рантья, — я узнал голос Бореаша, Арус'соя Имперского клана. — Простите, если я прервал ваш отдых, но вы должны прийти в центр стратегического командования. Руал будет ждать вас там. Я озадаченно уставился на коммуникатор. Чего это с самого утра отец вызывает меня в центр командования, сердце всей имперской военной машины? Ну, да, вчера я общался с ним, выслушал ожидаемую нотацию по поводу своего поведения… Сегодня я собирался ближе к середине дня еще раз встретиться с ним, про что намекнул во время вчерашнего разговора. Или что-то за ночь случилось… хотя нет, в таком случае меня бы немедленно известили. — Х'хиар Тахарансья-рантья… — исполняя волю Руала, Бореаш ждать не любил. — Спасибо, Арус'сой, что вы сообщили мне, — отозвался я и покосился на чуть заметно вибрирующий кристалл коммуникатора. — Бореаш, как я понимаю, охрана уже ждет меня? — Охрана на своем посту с вчерашнего дня, Х'хиар, — едва заметный холодок в голосе Арус'соя сказал мне больше, чем переданные эмпатическим модулем эмоции. Кажется, во всем дворце к моему поведению терпимо относился только Руал, — остальные не упускали случая в той или иной форме выразить свое неудовольствие. Как же, вокруг столько опасностей, за каждым поворотом враги прячутся… Я фыркнул, предусмотрительно заблокировав эмпатический импульс, — вряд ли Бореаш испытывал иллюзии по поводу моего отношения к порядкам в Имперском дворце, но, с другой стороны, он-то ни в чем не был виновен. — Я через двадцать минут отправлюсь на аудиенцию к Руалу. Пусть эскорт будет готов. Арус'сой, Руал упоминал о причинах вызова? — Нет, Х'хиар. Мне известно, только то, что вместе с вами вызваны тушд-руалы Ургахейм, Рилл-саррат и Та'ах-сартар. Связь прервалась, оставив меня в ошеломлении смотреть на коммуникатор. Это что ж вздумал отец устраивать сегодня? Ну, Рилл-саррат со своим сыном — это я еще мог понять: так сказать, семейная беседа… хоть центр командования не совсем подходящее для этого место. Однако присутствие Ургахейма однозначно выводило предстоящую беседу за рамки чисто семейных отношений. Похоже, затевался не то совет, не какое-то планирование, — учитывая же ранги приглашенных на встречу, речь пойдет отнюдь не о рядовых операциях. Быстро приведя себя в порядок, я вызвал управляющую матрицу узла распределения. Вообще-то, Бореаш ничего по протоколу конкретно не сказал — выходит, беседа планировалась совершенно неофициальная. Можно было прийти в обычном мундире, не забивая себе голову проблемой выбора одежды, и мне не скажут ни слова. Я злорадно хмыкнул, формируя запрос в Пещеру Синтеза Имперского дворца. Во-первых, вряд ли я получу выволочку за одежду в любом случае, а во-вторых, от меня все равно ожидают какой-нибудь выходки. Значит, будет им выходка. Силовое поле затрепетало передо мною. Я вызвал из памяти Пещеры Синтеза последний мой заказ на церемониальный мундир; сканеры быстро оконтурили меня тонкими лучами, подгоняя старую модель под изменившуюся фигуру. Критически оглядев результат, я добавил пару штрихов, немного изменил цвет ткани мундира — и отправил запрос в Пещеру. Распределительный узел мелодично свистнул уже через три с половиной минуты, прося забрать прибывший пакет: явно Пещера была не сильно загружена заказами. Я бросил последний взгляд на светлеющее небо, отключил матрицу и принялся одеваться. Сперва — простая на первый взгляд темно-синяя рубашка с широкими рукавами по локоть, прошитая алыми нитями, черные штаны с россыпью небольших багровых спиралей и неприметным узким поясом. Потом пришел черед самого мундира: продев голову через прорезь между массивных наплечников, я позволил слегка мерцающим холодным пепельным блеском волнам ткани упасть позади и спереди почти до щиколоток. Коротко пискнул вплетенный в пояс генератор статического поля и, пока я возился с наплечниками, на уровне талии мундир плотно прилип к поясу. Мгновение-другое — и меня окутало серебристое сияние. Казалось, каждый квадратный сантиметр мундира источает ослепительный блеск, сквозь который пробивалось ало-багровое свечение полос на рубашке и орнамента штанов. Надев на голову тяжелый обруч из белоснежного металла, и расправив кисточки на ушах, я критически осмотрел себя. Да, красиво, да, впечатляюще — и все равно, на мой взгляд, чересчур помпезно. Но тут уж я ничего не мог поделать: традиционный церемониальный костюм Х'хиара допускал вольности разве что в узорах на наплечниках и цвете ткани. — Система климат-контроля — вентиляция в нормальном режиме! — рявкнул я, на ходу закрепляя на поясе ас-саме. Пластун послушно свернулся, открывая проход. Четверка а-нэррбэ немедленно окружила меня, приводя в боевую готовность оружие, — ни один из них даже не подумал отвлекаться на приветствия. Я одобрительно кивнул: охранявшая Имперский дворец Кедат а-нэррбэ славилась своей выучкой и относилась к своим обязанностям очень серьезно. Не зря а-нэррбэ с момента своего создания считалась лучшими частями нашей армии. Очень редко они появлялись на полях сражений, и каждый подобный случай наши противники запоминало надолго. По сравнению со вчерашним днем, в коридорах красного сектора стало малость оживленнее. Нам встречались в основном представители Стражей Небес и — естественно — Имперского Клана; пару раз я замечал герб Ищущих Свет. Что ж, ничего удивительного — три самых могущественных клана Империи, ее основа. Стражи Небес, говорящие от имени Ушедших, Имперский Клан, осуществлявший управление Империей, и Клан Ищущих Свет, фактически определявший политику Совета Кланов. Как правило, большая часть власти концентрировалась в руках моего Клана, но никто не посмел бы сказать, что Стражи Небес и Ищущие Свет не в состоянии влиять на события в Империи. Естественно, остаться незамеченным в церемониальном мундире, чей слепящий блеск только подчеркивают темно-багровые плащи а-нэррбэ, — вещь совершенно нереальная. В другое время, я наверняка бы задержался в паре мест, поговорил бы с попадавшимися на пути знакомыми, но сейчас все молча расступались с дороги Х'хиара, уважительно приветствуя меня. Вот за это я и не люблю официальные приемы и торжества: хочешь — не хочешь, а приходиться на какое-то время отринуть свою истинную личность и превратиться в символ, в ходячее воплощение… чего-нибудь. Нет, я понимал, что меня встречали гораздо теплее, чем кого бы то еще, — в Империи я пользовался изрядной популярностью, — но все же сейчас их приветствия относились к Х'хиару Империи, а не к Тахарансья-рантья. Лифт опустил меня с эскортом на три уровня ниже, почти к самому центру стратегического командования. Собственно, огромный комплекс на тридцать четвертом уровне давно уже стоило переименовать, — «а заодно и избавиться от привычки снабжать Х'хиара охраной!» — подумал я. Уж кто-кто, а я меньше всего нуждался в ней: бойцы моего уровня даже в Кедат а-нэррбэ попадались очень редко. Но традиции — вещь живучая, в этом я убедился еще много Оборотов назад. — Х'хиар, — когда мы миновали три кольцевых галереи центра и по наклонному коридору спустились к Ядру, мне навстречу выступил Бореаш в компании незнакомого мне тоа'аноа. Ничего удивительного в этом не было: те, кого я знал во время жизни в Имперском дворце, в большинстве наверняка покинули уже ряды а-нэррбэ, а на фронте ее подразделения появлялись, как я говорил, не часто. — Руал ждет вас. Тоа'аноа коротко кивнул моему эскорту и растворился в сумраке одного из боковых коридоров; Бореаш, не говоря более ни слова, отправился по своим делам. Уподобившиеся каменным статуям стражи командного центра даже не пошевельнулись при моем приближении, но кто-то из них послал ментальный импульс: кажущаяся монолитной стена между ними пошла волнами, заколебалась и исчезла, открыв черный зев прохода. Я передернул плечами и шагнул внутрь, заранее стискивая зубы. Хронополе стиснуло меня, обдав каскадами шафрановых искр и жгучим холодом. От него не помогала ни шерсть, ни самая теплая одежда — ледяное дыхание пробирал до костей, пронизывал каждую частицу тела. В это почти неразличимое мгновение локальное логико-аналитическое ядро командного центра сравнивало с хранящимися в их памяти оттисками мое тело, клеткооснову, эмпатическое поле, сканировали мозговую деятельность, изучали одежду и буквально каждую пылинку на мне. Не то, чтобы это было очень уж оправданно — более тысячи Оборотов на Зорас'стриа не было ни единого повода для беспокойства, — но второй раз встречать без оружия горропу Империя не собиралась. Однажды нам всем был преподан очень хороший урок. Ледяные клещи разжались и вьющиеся вокруг искры опали вместе с завесой тьмы. Локальное время Ядра текло синхронно со временем Зорас'стриа, но щит хронополя отсекал сердце Империи от окружающего мира, служа последним рубежом охраны. Даже в случае полного уничтожения Имперского дворца Ядро осталось бы невредимым. Другое дело, что продлилось бы его существование очень недолго: проблем с энергией Империя не испытывала, но затраты на поддержания хронополей превышали всякие разумные границы. Автономные генераторы Ядра продержались бы примерно треть оборота. От силы. Действующие хронополя были только в Имперском дворце и на Тагар Дусит. Но Имперский дворец мог позволить себе такое расточительство, а Тагар Дусит, по сути, будучи грандиозным экспериментом, на недостаток энергии никогда не жаловалась. Больше в Империи никто не рисковал шутить со временем. Как, не без юмора заметил однажды по сему поводу Рилл-саррат: «в свое время мы разберемся и со временем, а пока давайте малость подрастем». Как всегда, когда я оказывался в центре командования, на какое-то время перехватывало дух. Казалось, ты ступаешь прямо в безвоздушное пространство, а вокруг тебя плывут тысячи звезд, раскручиваются спирали галактик и туманностей. Я огляделся, отыскивая привычные созвездия, расшифровывая кодовые обозначения рядом со звездами. Ядро пока работала в демонстрационном режиме: следовательно, ничего серьезного не обсуждалось. Обычно полная стратегическая схема Империи и прилегающих к ней территорий не включалась: аналитикам хватало поступающей непосредственно к ним информации, но во время совещаний или планирования операций без полной карты обойтись было трудно. Я неторопливо прошелся по «пустоте», сосредоточенно разглядывая звезды. Темно-алым пятном в центре Ядра пульсировала Зорас'стриа, немногим выше и дальше я отыскал Шенарот, потом Тха'арг и Сенгтх. Вот призывно замерцала едва различимая звездочка у самой кромки Империи с Внешними Территориями. Рядом появились гроздья символов, тут же сменившиеся знаком, что информация добавлена в регулярную аналитическую сводку. Я остановился и присмотрелся: да, данные уже обработаны аналитиками этого сектора, внесены в реестр, в общем-то, ничего интересного — обычная рутина, но почему тогда сообщение внесено в гражданскую и военную сводку одновременно? Я протянул руку к заинтересовавшей меня звезде. Тут же прямо перед глазами появился экран с общими сведениями о звезде, ее планетарной системе, расположенных там поселениях, численности населения, приоритетность поступившей информации. Два коротких жеста — и все это исчезло, а на экране появился последний рапорт. Читать его я, разумеется, не стал, лишь бегло пробежал по тексту глазами, вычленяя самое важное. «В связи с возросшей тектонической активностью… аналитические данные двух локальных групп… 40% вероятность в течение двух планетарных оборотов (я посмотрел на шкалу соответствия для планеты: примерно полтора дня по времени Зорас'стриа) мощного возмущения в поясе разломов… оптимальное решение: глубинный удар кинетическими снарядами для сброса тектонического напряжения…» Дальше смотреть я не стал: как и думал, рутина. Для порядка я поинтересовался, создавался ли Внутренний Круг, и сколько ушло на расчет бомбардировки недр: оказалось, все в пределах нормы. Ситуация, в общем-то, не новая: на неустойчивых планетах мы имели достаточно поселений и периодически проблемы с неспокойной твердью под ногами возникали. Соответственно методика решения оных проблем так же была отработана до мелочей и находилась полностью в компетенции внутренних войск Империи. До глубинных ударов доходило дело не всегда, но я не имел в данном случае повода усомниться в рекомендациях местных геологов. К тому же, раз просьбы о консультациях не отправлялись в общеимперскую сеть, значит, и положение было не столь критичным. Я заставил экран рассеяться, и двинулся к центру Ядра: все это, конечно, интересно, но у меня и свои дела есть. Голоса я услышал неожиданно: я ожидал, что отец с тушд-руалами будет в «районе» зоны конфликта с Альянсом, — но перед моими глазами воздух задрожал, пошел волнами и я прошел словно сквозь тонкую пелену воды. Прямо передо мною, у самой границы Империи с Внешними Территориями четыре фигуры оживленно переговаривались… точнее, говорил один Руал, а остальные внимательно его слушали. — …не устраивает такое объяснение, Фарг'ге Ургахейм, — жестко говорил мой отец. — Мы обсуждаем эту проблему каждый Оборот, и каждый Оборот я слышу одно и то же. Сначала от Стражей Небес, а теперь и от вас. — Руал, — Ургахейм раздраженно взмахнул рукой, а я только теперь заметил, что перед ними висит миниатюрная схема Империи. Сперва я подумал, что они обсуждают положение на фронтах, но тут же понял свою ошибку: на схеме пульсировали генетические миграционные потоки. «Да, эту проблему решать будут долго!» — усмехнулся про себя я: с тех пор, как Империя приостановила экспансию во Внешние Территории, у Руала появилось одной головной болью больше. Выстроить оптимальную схему миграции было легко. А заставить ее нормально работать не получалось до сих пор ни у кого. — Я повторю то, что уже говорил вам раньше: мы не можем понять, почему возникают эти аберрации. Отклонения незначительны и вполне поддаются корректировке… — Я предпочитаю, чтобы вообще не возникало таких проблем, — сухо заметил Руал, поворачиваясь ко мне; заметивший меня мгновением раньше Та'ах-сартар приветственно кивнул. — Х'хиар. Я опустился на колено перед ним, прижимая ладонь к сердцу. — Приветствую вас, Руал. Арус'сой предал мне ваше распоряжение… — И я вижу, ты отнесся к нему со всем тщанием, — отец выпущенным когтем указал на церемониальный мундир, ясно давая понять, что придерживаться требований этикета сейчас он не будет. Я кивнул и встал рядом с Та'ах-сартаром; его отец с обычным чуть заметным насмешливо-неодобрительным импульсом осмотрел меня и повернулся к Руалу. Естественно, в церемониальном мундире оказался здесь только я один. — Когда-то твои насмешки сыграют с тобой злую шутку, — тихо сказал кузен, не поворачивая головы. Потом улыбнулся краем губ. — Хотя я ждал, что ты придешь в боевом костюме. — В боевом костюме я приходил в прошлый раз, — я постарался вложить в сопроводительный импульс изрядную долю сарказма. — А сегодня его под рукой не оказалось. Та'ах-сартар покосился на меня, но отвечать не стал. И правильно сделал, между прочим: переспорить меня в вопросе этикета не удалось даже Руалу. Сам-то Та'ах-сартар не изменял своей привычке ходить в обыкновенном военном мундире, с которого были удалены все знаки отличия, кроме герба нашего Клана и узора тушд-руала. Ни наград — а их у него было не меньше, чем у меня, — ни символа крейсера, которым он командовал, ни личного узора — я так и не удосужился узнать у него причину такого отношения к военной форме. Каждый раз, когда я встречался с сыном Рилл-саррата меня не оставляло впечатление, что я смотрю в свое собственное отражение. Даже не верилось, что мы приходимся друг другу двоюродными, а не родными братьями. Та'ах-сартар был немного выше и массивнее меня, но в остальном — вплоть до большей части рисунка полос на шерсти — мы были невероятно похожи. Сделать мою шерсть чуть более густой, слегка притушить пронзительно-зеленый цвет зрачков, немного уменьшить нос и скулы, подправить рисунок на шерсти и — и мы действительно стали бы неотличимы друг от друга. — Хорошо, Фарг'ге Ургахейм, — Руал прошелся взад-вперед возле мини-голограммы Империи и в упор посмотрел на Главу Ищущих Свет, — оставим схему в покое. Как ваши аналитики оценивают ситуацию? Вместо того чтобы слушать ответ, я послал вспышку-импульс Та'ах-сартару, привлекая его внимание; он обернулся, и мы отступили на пару шагов назад, к самой границе поля конфиденциальности. — Почему за это отчитывается Ургахейм? Обычно… — Да, Стражи Небес, — негромко ответил Та'ах-сартар. — Но, я так понимаю, ты не успел просмотреть хронику за последние дни? Я нахмурился и отрицательно качнул головой: до общеимперской хроники у меня действительно руки не дошли. — Плохо со здоровьем Артх'хдеа Мезуту'а Холл. Похоже, даже Каш'шшод не может жить вечно. — Что с ним? — хмуро поинтересовался я, мысленно пообещав себе при первой же возможности поднять все информсводки. Та'ах-сартар пожал плечами: — Возраст, я думаю. — Но тушд-руал внутренних войск… — А к кому еще Стражам Небес обращаться? — опять не дал мне договорить Та'ах-сартар. — Не к Руалу же, в конце-концов? Я промолчал: здесь он был прав. Стражи Небес не любили делиться своей ответственностью, но если дела действительно обстоят так… Настроение, и без того не высокое, испортилось окончательно: Каш'шшода я искренне уважал. Мимолетом я коснулся небольшого пакета на поясе, где лежала моя копия Мезуту'а ута Холл ар Тафла'ас'Асума, — для меня ее лично переписал Каш'шшод, за что я был ему крайне благодарен и польщен: подобной чести удостаивались очень немногие. — Х'хиар, Та'ах-сартар — вы закончили? — я сообразил, что остальные уже обсудили все, что хотели, и ожидающе смотрят на нас. Я торопливо кивнул в ответ и вслед за Та'ах-сартаром подошел к отцу. — Снять поле конфиденциальности, — громко приказал Руал в пространство, — активировать текущую стратегическую схему Империи и всех зон конфликта. Вновь вокруг нас поплыл волнами воздух. На миг все вокруг окутала тьма, а затем возле каждой звезды появились столбцы данных, пунктирные линии очертили границы Империи, быстро начали появляться отмеченные темно-зеленым сектора врагов. Как обычно первым аналитические системы показали зону конфликта с Альянсом, потом с Конфедерацией и в самую последнюю очередь — с Конгломератом. Я внимательно посмотрел на схему моего фронта. Неоо'отта исправно следовал моим указаниям и здравому смыслу: флот перешел к активной обороне по всем секторам, тревожа противника наглыми вылазками в подконтрольное Альянсу пространство. Сейчас же меня больше волновали разведданные, обработанные аналитиками: информация поступала в Имперский дворец с опозданием в полдня, но для меня других источников на Зорас'стриа не было. Ничего серьезного я не опасался — в противном случае меня бы известили в числе первых, — просто без постоянных новостей про маневры сил Альянса я чувствовал себя неуютно. Передо мною вспыхнул информационный дисплей, под рукой появился управляющая матрица; оглянувшись, я заметил, что тоже было и у остальных. Значит, схема полностью обработана, и можно приступать… Вот только к чему? — Я собрал вас здесь, чтобы скорректировать наши планы на будущее, — как обычно без предисловий заговорил Руал. — Для Империи в данный момент сложилась весьма выгодная ситуация и ей мы должны воспользоваться. Но прежде, чем мы перейдем к ней… — он оглянулся на меня, — Х'хиар, обрисуй вкратце ситуацию на твоем фронте. Ну, вот! Отец явно не собирался менять свои привычки: что ему обычных докладов мало? Я старательно заблокировал эмоциональный фон, и бесстрастно — как хотелось надеяться, — начал: — Во время последней операции силами Империи была захвачена система ЛКА-1041/34298. После этого на фронте установилось временное затишье: и мы, и наш противник укрепляем свои позиции, подтягивая резервы, — я прошелся к краю зоны конфликта и показал на три системы; под моими пальцами тут же замерцали символы готовности развернуть более детальную информацию по ним. — Здесь, по результатам разведывательных рейдов, у Илраша находиться значительная группировка, которая явно нацеливалась на одну из наших баз снабжения. Теперь, после падения ЛКА-1041/34298 эта группировка несомненно будет расформирована и брошена на прикрытие трех стратегических направлений, — жирные линии проиллюстрировали мои слова. — В противном случае они рискуют развалом всей передней линии обороны. Возглавивший на время моего отсутствия флот еашш-руал Неоо'отта сейчас занимается перегруппировкой войск и укреплением захваченной системы: она крайне важна для дальнейших операций. — Ты собираешься прорывать их фронт здесь? — подал голос Рилл-саррат, задумчиво изучая какие-то данные на своем дисплее. — Пока не знаю. К сожалению, мне не удалось полностью разгромить силы обороны ЛКА-1041/34298, — иначе мы могли бы рискнуть развитием операции на систему ТР-4334/23214, с перспективой выхода уже к их базам снабжения. Но при нынешней ситуации необходимо дождаться окончательных данных про маневры флота Альянса. Этим сейчас Неоо'отта и занимается, попутно держа в напряжении всю их линию обороны. Рилл-саррат одобрительно покивал. — Да, пока здесь эта группировка и пока ты не узнаешь, куда они отходят… — он критически осмотрел зону конфликта, потом глянул на меня. — Ты не боишься, что они перейдут в контратаку… ну, хотя бы от этих баз? Я присмотрелся: ага, Мос'сдонк, старейшая и одна из самых сильных укрепленных зон Альянса на фронте. Раздавить этот гнойник было мечтой множества тушд-руалов и до меня, но для этого понадобилось бы собрать все силы Империи на фронте Килрач-Альянс, да и то, без гарантии успеха. Одним своим присутствием и возможностью упомянутой атаки она сковывала до сорока процентов моих сил, и я вместо ответа просто показал тушд-руалу их расположение. — Думаю, здесь все ясно! — прежде, чем Рилл-саррат успел что-либо сказать, вмешался Руал. — Каковы твои планы, Х'хиар? — Выждать, отражая локальные атаки, и полностью перегруппировать наши силы. Я считаю крайне неразумным и рискованным наступать без выяснения нового расположения войск Альянса. К сожалению, захват ЛКА-1041/34298 с одной стороны существенно облегчил нам задачу, но с другой — сузил пространство решений: я вынужден маневрировать наличными силами между двумя существенно разнесенными в пространстве и практически не связанными оперативно позициями, плюс не допустить прорыва к ключевым системам. На этом этапе мы должны действовать с оглядкой на противника. — Ты ведешь очень рискованную игру, — не то осуждающе, но то с удивлением произнес Ургахейм; судя по лицу Та'ах-сартара, он разделял мнение тушд-руала внутренних войск. Можно подумать, я этого не знал… — Вся война — рискованная игра, Фарг'ге Ургахейм. В самом худшем случае мы будем вынуждены перейти к жесткой обороне по всему фронту и временно отдать инициативу Альянсу; в случае успеха — получим великолепную основу для дальнейших операций и существенно осложним врагу жизнь. Эта бесконечная война на истощение, которую мы ведем столько Оборотов, меня не устраивает! — Думаю, здесь все ясно! — вновь повторил Руал. — Благодарю, Х'хиар, за доклад. Мнение Военной Коллегии о твоих последних операциях примерно такое же, правда, — он предостерегающе поднял палец с выпущенным когтем, — они высказывали схожие опасения по поводу их риска. Та'ах-сартар, — Руал повернулся к племяннику, — что у тебя? Доклад Та'ах-сартара был предельно сжатым: с Конгломератом сражалась наименьшая по численности группировка Империи, и событий там было не так много. Насколько я помнил, основными задачами там было сдерживание атак противника, и постепенное продвижение вперед. С тех пор, как мы вбомбили в каменный век три расы Конгломерата, они уже не рисковали масштабными операциями, но оборонялись насмерть. Бойцами они были еще худшими, чем члены Альянса (там, собственно, только Илраш и Тур заслуживали уважения), однако, как и Альянс, располагали очень большими ресурсами. Потому их тактика и сводилась к: «выстави два корабля против одного нашего, и постарайся разменять один на один». Им это не особо помогало, но продвижение наших войск тормозило изрядно. Кузен быстро обрисовал стратегическую ситуацию: Конгломерат вцепился мертвой хваткой в несколько ключевых систем и раз за разом отбивал все попытки захватить хоть одну из них, постоянно подтягивая все новые и новые силы. Я мог лишь посочувствовать Та'ах-сартару: как ни крути, а ничего оригинально в такой ситуации не выдумаешь. Давить, давить, давить… Но, с другой стороны, от Конгломерата нам нужно только одно: быть уверенным, что их корабли не прорвутся на территорию Империи — так что позиционное маневрирование, сберегающее жизни и флот, вполне может считаться позитивным результатом. Та'ах-сартар примерно в этом ключе и высказался, добавив, что наличных сил для масштабных наступательных операций по всему фронту у него попросту нет, равно как нет сил для взлома обороны Конгломерата. Ни я, ни остальные у Та'ах-сартара ничего не уточняли. Руал что-то прочитал на своем дисплее и выжидающе посмотрел на Рилл-саррата. Тушд-руал на фронте Килрач-Конфедерация негромко кашлянул, и распорядился максимально укрупнить зону конфликта с людьми и дать схему их территорий. Карта Империи пропала, и нас окружили приграничные сектора Оариис-с, Боисс и Айоо, к которым примкнули мерцающие светло-салатовым цветом два полностью освобожденных от наших сил человеческих сектора. И такого же цвета клин вонзался в глубь сектора Оариис-с, показывая прорыв человеческих сил на территорию Империи. Рилл-саррат посмотрел на нас: — Итак, как вам известно, из всех наших противников люди добились наибольших успехов: после того, как шесть Оборотов назад они освободили свой сектор Дакота, их войска успешно продвинулись в Оариис-с. После неудачных попыток остановить их продвижение, было решено полностью эвакуировать население Оариис-с и Боисс; флот в это время максимально замедлял наступление людей. На полную эвакуацию у нас ушло чуть больше четырех Оборотов, но теперь мы можем свободно действовать в обоих секторах, прикрывая только жизненно важные для операций позиции. К сожалению, люди, захватив вот эту систему, — выпущенным когтем он коснулся звезды у самого края сектора с Внешними Территориями и Конфедерацией, — очень сильно ограничили наши возможности по снабжению войск в их секторе Фито-12. Пока это не критично, но при неблагоприятном развитии событий может оказаться фатальным. Я быстро глянул на лицо Рилл-саррата: интересно, как ему сейчас, на фоне наших с Та'ах-сартаром отчетов, говорить о подобном положении? Хотя, именно он в свое время остановил людей, рвавшихся к территории Империи после разгрома на Церере наших сил, и затем шаг за шагом перехватывал инициативу. И именно он оказался тем единственным, кто смог уничтожить Кунна'а Хенса, одну из самых опасных боевых баз людей. — Сейчас на фронте сложилась интересная обстановка: стратегически мы обладаем преимуществом перед людьми, но в то же время в секторе Оариис-с на их стороне оперативный и тактический баланс. Люди активно используют стратегию произвольных рейдов, имеющих цель в некой наперед заданной точке аккумуляции значительных ударных сил; мы не в состоянии достаточно оперативно отслеживать их перемещения, из-за чего большинство сражений происходит с их преимуществом. Равных или просто крупномасштабных сражений люди избегают, хотя несколько инцидентов такого рода случались. — И каков исход таких… инцидентов? — спросил Ургахейм. — В одном сражении мы отбросили их, два других закончились с неясным, но скорее положительным для людей результатом. Ургахейм прищурился: — У людей преимущество в кораблях? — В целом по фронту — нет. В секторе Оариис-с соблюдается паритет по тяжелым крейсерам, но приблизительно двацатипроцентное преимущество по кораблям среднего и легкого класса у людей. Я заинтересованно потер подбородок, обдумывая услышанное. То ли я чего-то не понимал, то ли Рилл-саррат что-то не то сказал, то ли… Если флот Империи в целом превосходит человеческий, но в секторе Оариис-с у людей кораблей больше… то где же этот флот находится? Отец Рилл-саррата, очевидно, поняв невысказанный вопрос, повел рукой по управляющей матрице. На карте зоны конфликта появились шарообразные скопления алых и зеленых точек с лаконичными пояснениями над ними. — Наши войска рассредоточены в приграничных секторах, а также довольно значительная часть связана контролем над захваченными у людей секторами, — он показал на повисшие посреди зеленого свечения территории Конфедерации скопления кораблей. Действительно, на глаз в этих двух секторах завязла едва ли не половина имперского флота. Рилл-саррат помолчал, давая нам рассмотреть во всех деталях картину, потом по очереди показал на сектора: — Они называют их Фито-2 и, как я говорил, Фито-12. Между ними — сектор Дакота; по другую сторону Фито-12 — сектор Ригель. За ними три следующих сектора Халис, Оркос и Энигма, — непривычные для нашего слуха слова Рилл-саррат, тем не менее, произнес вполне свободно. — В секторе Оркос расположено региональное командование силами Конфедерации и, фактически, центральный штаб противника; там же находятся тыловые базы снабжения и верфи. Сектора Энигма и Халис практически не имеют существенных оборонительных структур, расположенные там силы выполняют патрульные функции. — Эти сектора настолько незначительны для Конфедерации? — вскинул брови Ургахейм. Та'ах-сартар и Руал пока помалкивали, предпочитая слушать: наверное, кузен все узнал еще раньше от отца, а Руал и так ориентировался в ситуации неплохо. — Халис — относительно. А вот через Энигму проходят три крупнейших транспортных маршрута всей зоны конфликта и примыкающих к ней секторов, потеря ее экономического потенциала нанесла бы значительный урон Конфедерации. Но в данном случае люди практически ничем не рискуют: мы не имеем возможности проводить осмысленные операции там, пока сектора Ригель и Дакота находятся под их контролем; для отражения же одиночных рейдов люди имеют там достаточно сил. Пока он говорил, я еще раз изучил схему и мысленно выругался: следовало это заметить сразу, не дожидаясь объяснений. Рилл-саррат был абсолютно прав: продвижение из Фито-12 или Фито-2 в Энигму (до Халиса мы дотянуться не могли) ставило наши войска на грань катастрофы. Контрудар из Дакоты или Оркоса с легкостью перекроет растянутые линии снабжения и поставит в тяжелое положение наши силы намного раньше, прежде чем они смогут добиться каких-либо результатов. После чего для флота Конфедерации не составит труда перехватить при отходе в любом удобном месте наши корабли. Я отдал должное кому-то из командования людей, безошибочно просчитавшему ситуацию, и принявшему несколько рискованное, но крайне выгодное для них решение. И, как многим другим до меня, подумал, что Империи очень повезло, что у Конфедерации не оказалось достаточно ресурсов, чтобы производить в большом количестве корабли, и не было столь солидного научного багажа, как у Империи. Из всех рас, с которыми нам довелось схватиться, люди стали самыми опасным противником. — Продолжайте, тушд-руал, — наконец сказал Руал. — Как я говорил, люди имеют преимущество перед нами на данный момент, но стратегически мы в более выигрышном положении. И главным образом это заключается не в наших военных успехах, а в общих тенденциях развития их общества. Наши аналитики не так давно завершили очередной анализ. Их выводы однозначны: Конфедерация не выдерживает напряжения войны. Мне пояснить? Я почувствовал утвердительный импульс от Руала. — Вкратце, — а я мысленно застонал: склонность Рилл-саррата изъясняться коротко и неясно, и так всем была известна, а теперь… Похоже, придется очень внимательно слушать, если я хочу хоть что-то понять. — Хорошо. У люди наиболее жизнеспособным оказалось общество, при котором происходит отделение управляющих структур от основной массы населения. Эти структуры образуют своеобразную надстройку, в которой сосредотачиваются практически все управляющие функции и ресурсы; вместе с тем отличительной чертой является постоянное существование и появление уже в самом обществе структур, организационно схожих с этой надстройкой, но пользующихся значительно меньшим влиянием. Эти структуры беспрерывно пытаются завладеть всеми доступными ресурсами, соперничая между собой. Все это только способствует унификации, как возникающих структур, так и отдельных элементов общества. Пока понятно? — Пока — да, — откровенно говоря, многое оказалось для меня новостью: я интересовался людьми в основном, как нашим противником: их культуру и строение общества я оставил в стороне. Естественно, Рилл-саррат не сам занимался анализом, и теперь он лишь озвучивал выводы аналитиков, но кто, интересно, надоумил его дать им такое занятие? И имеет ли к этому отношение тот загадочный человек, которого Ло'оотишша видела вместе с ним и Та'ах-сартаром? Я мимоходом пожалел о данном Ургахейму обещании, но теперь выбора не оставалось. Придется ждать Ло'оотишшу, выслушать ее рассказ, а уж потом думать, как выяснить, что там планирует Рилл-саррат со своим сыном. — Только уточните: эти структуры дублируют функции друг друга? Рилл-саррат раздраженно дернул головой: — Точно не знаем. Некоторые — дублируют, но мы не можем точно сказать, насколько характерно это для остальных. Интересной особенностью является изначальная установка на долговременность существования этих структур. — Люди склонны создавать подобные организации, что называется, «про запас», — внезапно вмешался Та'ах-сартар. А подумал, что я очень сильно ошибался, считая, что в вопросах Конфедерации и людей тушд-руалы разбираются, мягко говоря, слабо. К своему стыду, я был вынужден признать, что здесь я с Ургахеймом были наименее осведомленными; отец, полагаю, знал больше, но по своей привычке предпочитал слушать. — Или закреплять за ними некоторые долгосрочные функции. — То есть, — переспросил Ургахейм, — они создают структуры, которые какую-то часть времени ничего не делают, а просто потребляют ресурсы? — Хуже, — усмехнулся Рилл-саррат. — Мы пришли к выводу, что для них характерен безудержный рост именно тех частей организаций, которые ответственны лишь за контроль и распределение ресурсов. Но главное не в этом. У человеческого общества кроме стремления к унификации есть и иная отличительная черта: в числе его основных задач не числиться обеспечение потребностей составных элементов, до тех пор, пока они не окажутся способными компенсировать понесенные обществом на них затраты. Мне показалось, что я ослышался; рядом недоверчиво вздохнул Ургахейм. Быстро посмотрев на отца, я заметил, что, и он не смог до конца скрыть удивления — явно, аналитики Имперского дворца до такого еще не докопались. Лишь Та'ах-сартар был совершенно спокоен, лишний раз подтверждая, что он в курсе отчетов, поступавших к своему отцу. И все же, сказанное Рилл-сарратом для меня звучало слишком дико. Сколько Империя существовала как единое целое, выпестованные в борьбе с горропами нормы оставались незыблемыми: каждый должен быть полностью обеспечен всем необходимым в любой момент и вне зависимости от его положения или заслуг. Империю не интересовал уровень его способностей или работоспособность — применение находилось любым талантам и любой работе, — главным условием было полноценное развитие личности. — Я не могу разъяснить этот феномен, — предупреждающе поднял руку Рилл-саррат. — И те, кто работал над отчетом, так же не в состоянии полностью объяснить, как функционирует такое общество, и тем более способно вести почти на равных с нами войну. Однако они сделали три основных вывода: во-первых, человеческое общество чрезмерно структурировано и вместе с тем имеет тенденцию к унификации. Отсюда жесткая регламентация всей деятельности внутри общества, повседневной жизни населения и огромные траты ресурсов на постоянное поддержание управляющих структур, от работы которых оно полностью зависит. Плюсом является возможность в сжатые сроки мобилизовать на практически любом направление значительные силы. Во-вторых, для людей единственной формой существования является безудержная экспансия. Точка приложения роли не играет: наука, чужая территория, духовная сфера — люди стремятся максимально расширить свое влияние. И, в-третьих, Конфедерация переориентировала свою экономику для борьбы с нами, практически полностью забросив иные отрасли. К нынешнему моменту доля военного сектора в их экономике составляет до 75%, и постепенно растет; остальные отрасли, исчерпывая накопленные в период экспансии ресурсы, постепенно умирают. — А в Империи? — поинтересовался я. Раньше никогда мне не приходило в голову выяснять, какая часть ресурсов Империи идет на военные нужды, да и, наверное, никому из присутствующих не приходило. Словно услышав мои мысли, Рилл-саррат беспомощно покачал головой: — Мы никогда не задавались таким вопросом, Х'хиар. Сравнивать бессмысленно: слишком велика разница, как в подходе, так и технологическом уровне, — задумчиво слушавший его Руал согласно кивнул, хоть я и не понял, к чему относится его жест. — Такой пример: для обеспечения планеты размером с Зорас'стриа всем необходимым люди вынуждены строить свыше двух десятков промышленных центров и создавать более тысячи промежуточных структур. Мы же обходимся четырьмя Пещерами Синтеза и едва ли сотней распределительных узлов. У людей время создание даже самого примитивного предмета и его доставка в конечную точку занимает до нескольких дней; в Империи самое продолжительный промежуток между началом синтеза и передачей предмета — полчаса; как правило, доставка происходит за десять минут. Разумеется, производство сложных объектов, вроде боевых машин или кораблей занимает больше времени, но и здесь мы обладаем существенным преимуществом. Легкий крейсер производится за шестьдесят дней, люди тратят втрое больше времени, не считая затрат на добычу необходимых ресурсов. — Тогда почему они не переняли наши методы? — окрашенная легким удивлением ментальная волна Руала окатила нас. — Учитывая все неудачи Империи, попавшие к ним трофеи, их тягу к экспансии… Свой боевой флот они улучшили достаточно быстро, причем, преимущественно, за счет наших достижений. Что мешает им сделать то же самое с экономической сферой? Рилл-саррат пожал плечами: — Простите, Руал, но есть разница между удачной попыткой интегрировать отдельные слепо копируемые трофейные элементы в собственные системы, и самостоятельной разработкой их аналогов. Люди отстают от нас не только в генетике; их теоретические знания о кристаллотехнологиях, технологиях силовых полей, структуре и свойствах пространства, о гиперпространстве находятся на настолько низком уровне, что они не в состоянии самостоятельно разобраться в принципах действия попадающих им в руки устройств. — Ладно! — Руал жестко посмотрел на своего брата. — Это интересно, но мы отвлеклись. Если Конфедерация и надорвется, то это случиться не в ближайшее время; меня же интересует сейчас Оариис-с! Рилл-саррат изобразил нечто вроде извинения и опустил руку в управляющую матрицу. Зона конфликта с Конфедерацией исчезла. На смену ей появилось масштабное изображение сектора Оариис-с. Я присмотрелся: да, Рилл-саррат задействовал тактическую матрицу. Внутри алого ореола сектора, на значительном удалении от границы, замерцали девять зеленых сфер. — Я говорил, что люди избегают массированных сражений, предпочитая использовать тактику засад и неожиданных рейдов. Однако, ради справедливости, замечу, что люди разработали и довели до весьма приличного уровня тактику использования космолетов в бою. До встречи с людьми мы рассматривали космолеты как вспомогательный род войск; люди же сделали его едва ли не главным. Противопоставить их волновой тактике мы не в состоянии ничего, кроме симметричного ответа, что ведет к огромным жертвам среди пилотов с обеих сторон. Как следствие такой стратегии, они пошли на создание мобильных носителей, названных «боевыми базами», одновременно усиливая их боевую мощь. В результате, мы вынуждены иметь дело с крайне опасным кораблем, способном не только выполнять глубокие рейды, но и противостоять в бою пяти-шести тяжелым крейсерам. И, что самое опасное, очень скоро люди могут пойти на соединение их в один ударный отряд, затраты на уничтожение которого могут выйти за пределы возможностей всех наличных сил Империи в зоне конфликта. Слушая Рилл-саррата, я поймал себя на том, что согласно киваю его словам. Действительно, боевые базы людей стали крайне неприятным сюрпризом, возможность появления такого ударного отряда была страшным сном аналитиков и стратегов Империи, а название одной из них — Кунна'а Хенса, — больше двадцати пяти Оборотов внушало каждому килрачу уважительный трепет. Два Оборота назад Рилл-саррат все-таки добил эту, проклятую Ушедшими, базу, но исправить причиненный ею вред уже не могло ничего, как и заставить забыть вызываемые ей чувства. — Вот эти сферы, — Рилл-саррат по очереди указал на зеленые сгустки, — места последнего известного нам появления действующих в секторе Оариис-с боевых баз Конфедерации. Мы предполагаем, что во всей зоне конфликта у людей есть не более двух десятков боевых баз, и примерно половина из них сейчас ведут бои в Оариис-с. Ургахейм шагнул ближе к схеме: — Они всегда появляются так далеко от фронта? — В большинстве случаев. Как мы думаем, люди создавали боевые базы в первую очередь для нарушения коммуникаций противника. И, судя по результатам, они прекрасно с этим справляются: мы вынуждены распылять силы для охраны главных маршрутов и тыловых планет, что, кстати, было одной из причин эвакуации сектора. Выделить же хотя бы дивизию для поиска и уничтожения баз мы не в состоянии: войска Империи связаны отражениями атак людей, — он указал на зеленый клин, обрамленный темно-красными точками и сгустками. — Но вы прекрасно справились с Кунна'а Хенса, — заметил Ургахейм. — Что вам мешает вновь повторить прошлый успех? Я почувствовал легкую насмешку со стороны Рилл-саррата: — Для уничтожения Кунна'а Хенса мы создали экспериментальный прототип, аналогов которому нет ни у одного из наших противников. Он доказал свою эффективность, но в бою с Кунна'а Хенса и кораблями ее прикрытия был практически полностью уничтожен. Мы все еще анализируем тот бой, чтобы усовершенствовать конструкцию. — Прототип? — почти одновременно спросили мы с Ургахеймом. Про бой с Кунна'а Хенса я знал только то, что было распространено в информационных сетях Империи, а подробнее выспросить тушд-руала с тех пор как-то не получалось. Но, прежде чем Рилл-саррат успел раскрыть рот, вмешался Руал: — Х'хиар, Фарг'ге Ургахейм — потом выясните! Тушд-руал, продолжайте! — это уже Рилл-саррату. — Собственно, в общих чертах это все по ситуации в Оариис-с. Главная задача сил Империи — не допустить прорыва людей глубже в сектор, сохранение кораблей и нанесение, по возможности, максимального урона врагу. В первую очередь, это касается их боевых баз — мы должны либо уничтожить их, либо вывести из строя на длительный период времени. Тогда у флота Империи появится время на перегруппировку и больше свободы в выборе ответных стратегий, в том числе — и решении проблемы с обеспечением флота в Фито-12. — Хорошо, — отец вызвал свою управляющую матрицу, и спустя пару секунд вокруг нас снова появилась схема Империи. Следующие его слова заставили меня насторожиться. — Х'хиар, у меня вопрос: ты сможешь удерживать ситуацию без активных действий… хотя бы в течение следующего Оборота? Так, а вот это мне уже не понравилось. Я прекрасно понимал проблемы Рилл-саррата, и был согласен, что ситуация там угрожающая, но и мне было не легче. Подавив инстинктивное желание ответить «нет», я задумался: с треть Оборота Альянс угробит на перегруппировку, если же перебросить полторы-две дивизии от Мос'сдонка, рискнуть оголением вспомогательных тыловых баз… Что ж, можно, но рискованно… немного. — Хорошо! — повторил Руал после моего утвердительного импульса. — В таком случае, вот предварительный план: Х'хиар, с твоего фронта будет снято три дивизии, без тыловой инфраструктуры. В течение двадцати дней они будут переброшены на фронт с Конгломератом; оттуда пять дивизий отправятся на фронт Килрач-Конфедерация. Тушд-руал Та'ах-сартар, вы должны будете удерживать свои позиции в течение этих двадцати дней, пока не прибудут войска от Х'хиара. Руал перевел дыхание и повернулся к Ургахейму. — Тушд-руал, — я заметил, как понимающе блеснули глаза Ургахейма при упоминании его военного титула, — мне необходимо, чтобы внутренние войска Империи выделили около десяти дивизий. Наиболее боеспособных и, притом, находящихся в радиусе двадцатидневного прыжка к зоне конфликта с людьми. Теперь настала очередь взять паузу Ургахейму. Внутренние войска не подчинялись Руалу: ими командовал Совет Кланов, самостоятельно назначая тушд-руала на этот пост, и в боевых действиях они участия не принимали. Во внутренних войсках каждый килрач получал военную специальность, и уж потом решал, присоединиться ли ему к регулярному флоту или нет; кроме того, это было прикрытие на случай, если какой-нибудь рейдер-самоубийца прорвется через зону конфликта на территорию Империи. — Руал, нужное число дивизий я могу найти, но задействовать их против боевых баз людей… — Они не будут сражаться с людьми, — взмахнул рукой отец, словно отметая подобное предположение. — Их задачей будет полностью закрыть границу с Боисс и — частично — с Внешними Территориями. Я не хочу выпустить человеческие базы из сектора. Итак? Я могу рассчитывать на дивизии внутренних войск? Под испытывающим взглядом Руала Ургахейм раздраженно сверкнул клыками и несколько неуверенно склонил голову. Отец послал благодарный сигнал и вновь обратился к Рилл-саррату. — В таком случае, тушд-руал, ваши войска заблокируют всю линию фронта, — коготь отца очертил вонзившийся в тело Империи изумрудное острие, — и границу с Конфедерацией. В вашем распоряжении должно быть достаточно ольфиратов и станций наблюдения, чтобы у человеческих баз оставалась лишь две возможности: или пробиваться с боями к своим, либо оставаться в Оариис-с. В первом случае, вы организуете перехват и уничтожение. Во втором… — он помедлил, — они будут выслежены и уничтожены чуть позже. — Кем? — скептически осведомился я. — Если все дивизии тушд-руала блокируют сектор, а внутренние войска закрывают границы, то кто же будет охотиться за базами? Лицо отца оставалось по-прежнему невозмутимым, но я безошибочно почувствовал спрятанную за этой бесстрастностью довольную улыбку: — Кедат а-нэррбэ, Х'хиар. Я отправляю в Оариис-с десять дивизий Кедат а-нэррбэ. Я заткнулся. И первым же делом задавил рвущийся наружу ментальный импульс: отцу в очередной раз удалось удивить меня. А затем от души посочувствовал людям: десять дивизий а-нэррбэ для охоты за девятью боевыми базами — это, что называется, без вариантов. Если Рилл-саррат не допустит ошибки, выстраивая внутреннее кольцо блокады, — а я знал, что ошибки не будет, — если никто не вырвется во Внешние Территории… Некогда лишь вдвое большее число дивизий Кедат а-нэррбэ стало на пути людей, рвущихся после Церерианского разгрома и битвы Шести Скорбных Часов к границам Империи, пока остатки флота пытались прикрыть вывозимое из-под удара население. Тогда они понесли очень большие потери, но сделали главное: людям не удалось на плечах отступающего флота ворваться в исконные сектора Империи. Теперь же… — Люди будут в восторге… — словно услышав мои мысли, пробормотал Ургахейм. Руал передернул плечами: — Люди меня не интересуют! Займись они укреплением своей территории — возможно, Империю устроило бы такое положение дел. Вторгнувшись в Оариис-с, они сделали выбор — теперь они за него заплатят! Тушд-руал Рилл-саррат, вы уверены, что в секторе всего девять баз? — На данный момент — абсолютно. Шесть баз старой конструкции и три — нового типа. Эти три — наиболее опасные из всех: именно они отметились самыми дерзкими операциями, — быстрая серия манипуляций тушд-руала с управляющей матрицей — и на фоне потускневшей Империи появилось три изображения огромных — даже в уменьшенном виде это ощущалось — кораблей. От каждого протянулась линия к вновь вспыхнувшим в Оариис-с точкам. — Проанализировав расшифровку переговоров с кораблями прикрытия, мы пока выяснили только их названия: это, — он указал на боевую базу, последний раз появившуюся у самой границе совсем недалеко от Тагар Дусит, — «Стелла Мария». Это — «Вервульф», — вторая точка мерцала около Боисс. — И, наконец, последняя — «К-9». Самая новая, самая мощная… и самая наглая: это вторая база, рискнувшая появиться вблизи границ с Фея'ялта. — А первой… — начал я, почти не сомневаясь в ответе. — А первой была Кунна'а Хенса, Х'хиар, — Рилл-саррат пожевал губами и мрачно усмехнулся. — Но ей, в отличие от «К-9», вернуться не удалось. Глава 4. Небольшие неприятности. Руал прошелся между нами, на ходу убрав схему Империи. Короткий приказ — вокруг вздрогнул воздух: центр командования возвращался в информационный режим. — Итак, есть у кого-то возражения по поводу плана действий в Оариис-с? Существенные? — отец посмотрел на нас. Ответа он, естественно, не дождался. Возражения у меня, допустим, были, но отнюдь не существенные. — Хорошо. Тушд-руал Рилл-саррат, на переброску сил уйдет двадцать дней, еще десять-пятнадцать дней на перегруппировку и размещение флота для операции. Я рассчитываю, что операция начнется не позднее сорокового дня. Когда вы подготовите подробный план операции? — Послезавтра. — Так быстро? — Основные наработки у меня уже есть, Руал. Как только мы согласуем дивизии, которые будут перебрасываться, я предоставлю вам схему операции. — Тогда все. Тушд-руал Рилл-саррат, тушд-руал Та'ах-сартар — вы свободны. Х'хиар, Фарг'ге Ургахейм — задержитесь немного. Я вопросительно глянул на отца, потом на Ургахейма, явно не особо удивленного словами Руала. Кузен и его отец вежливо распрощались с нами, и, неторопливо обсуждая что-то, вышли из стратегического центра. — Х'хиар, — отец лениво провел рукой около приграничных звезд, полюбовался игрой вспыхивающих около них столбцов информации, и решительно повернулся к нам. — У тебя есть какие-то планы на ближайшее время? Планов не было, о чем я сообщил отцу. Хотелось, конечно, поработать с информационной сетью, но этим я успею заняться и позже. — Тогда, я полагаю, тебе стоит с дочерью Фарг'ге Ургахейма прибыть в Храм Стражей Небес, — скучающе проговорил Руал. — Практически все Кланы уже совершили приготовления к Ритуалу Поворота; не стоит Имперскому Клану опаздывать с этим. Я озадаченно наморщил лоб: да, либо глава Клана, либо его наследник должен незадолго до начала Ритуала посетить Храм, и пройти все положенные по традиции церемонии. Со мною все ясно, но дочь Ургахейма… — Ночью прилетела Ло'оотишша, — негромко пояснил Ургахейм, почувствовав мое удивление. — Я ждал ее позже, но она сообщила, что, разобравшись с самыми насущными вопросами, решила оставить остальные на Арус'соя и Внутренний Круг Клана. — Она во дворце? — нет, положительно Ушедшие не желают, чтобы я скучал: только вчера хотел встретиться со старшей сестрой Сенаш — и вот, пожалуйста. Однако, это действительно весьма кстати: мы выполним долг перед нашими Кланами, а потом спокойно сможем поговорить. Ургахейм послал отрицательный импульс. — На крейсере над Зорас'стриа. Ей нужно было завершить отчет и ознакомиться с последними новостями. Она решила, что отправиться в Храм оттуда. — Возьми р'руг и отправляйся в Храм, — распорядился отец. — Фаттеа Ло'оотишше сообщат о твоем вылете, и вы встретитесь уже там, — он покосился на меня и негромко хмыкнул. — Поскольку это лишь подготовительный этап Ритуала, то можешь обойтись без эскорта: у меня нет желания снова спорить с тобой на эту тему. По крайней мере, парадный мундир придется кстати. — Благодарю, Руал, — я коротко поклонился, пропуская мимо ушей шпильку: отец, не препятствуя мне пренебрегать этикетом в повседневной жизни, регулярно в той или иной форме напоминал, чтобы я не зарывался. — Я отправлюсь немедленно. Руал кивнул мне и отвернулся, показывая, что больше ему нечего сказать. Я послал прощальный импульс и быстро пошел к выходу. — Фарг'ге Ургахейм, вы отправите сообщение вашей дочери, когда Х'хиар покинет дворец… — донесся до меня затихающий голос отца; что сказал в ответ Ургахейм — я не услышал: даже без поля конфиденциальности акустика Ядра не располагала к переговорам на больших расстояниях. Холодный ветер обдал меня, едва я ступил в зону переноса. Стоически вытерпев объятия хронополя, я вновь очутился в кольцевой галерее, прямо напротив коридора к ближайшим ангарам красного уровня: не то распорядился отец, не то подсуетились контролирующие хронополе аналитики. За моей спиной появился неотлучный эскорт, на что я почти не обратил внимания. В общем-то, появление Ло'оотишши мне было весьма удобно. С другой стороны, на нее было не похоже оставлять свои дела — даже самые незначительные — на кого-то другого. «Наверное, и сама хотела поговорить со мною», — решил я, спускаясь по короткой лестнице на нижний уровень. Ответив на приветствие стража — и выслушав лаконичную информацию об ангаре, где меня уже поджидал р'руг, — я быстро зашагал по коридору, по дороге посматривая по сторонам: здесь я не был уже довольно давно. Как Х'хиару мне обычно приходилось покидать Имперский дворец с одного из центральных уровней красного сектора; этой же дорогой, как правило, пользовались курьеры и те, кого вызывали на совещания в стратегический центр. И, если бы не сотни гравюр, статуй, барельефов, выстроившихся вдоль покрытых паутиной серебристой инкрустации стен, — она ничем бы не отличалась от сотен подобных коридоров дворца. Полускрытые тонкими, струящимися словно дым, занавесями барельефы вызывали легкий трепет. Я не помнил, чтобы когда-нибудь интересовался, почему одни из самых древних образцов искусства оказались здесь, а не в Залах Памяти, или в центральных коридорах дворца. Как минимум, половина из них с легкостью могла бы поспорить с возрастом самого дворца, а некоторые вели счет Оборотам даже с до-имперской эпохи. Перед шестым поворотом я замедлил шаг и подошел к внешне непримечательному барельефу. Здесь всегда кто-то был, и сегодняшний день не оказался исключением: трое килрачей — все из Клана Плачущих Камней — почтительно приветствовали меня и посторонились. Я рассеянно ответил им, с легким трепетом рассматривая выгравированную в камне картину. «Граастах'ха» — короткое название над изображением, без пояснений или подсказок, но для любого килрача этого хватало с лихвой. Так называлась равнина, где темной громадой возвышался Имперский дворец, равнина, где некогда самые могущественные Кланы создали Империю, равнина, где никогда не было других строений кроме дворца… Каждый метр равнины был пропитан самим духом истории, храня память о пронесшихся над ней тысячах Оборотов, но вся эта бездна времени не могла перевесить одного единственного дня. Дня, когда заря сорвала покров ночи с рядов тех, кто нашел в себе мужество бросить вызов судьбе, зная, что для многих этот рассвет станет последним в жизни. Дня, когда только двадцать тысяч из пяти миллионов выжили в кровавой бойне, после которой кровь струилась по земле, точно талая вода. Дня, когда мы доказали собственной кровью и мужеством, что достойны жить и владеть планетой. Я коснулся отполированного миллионами ладоней края барельефа, развернулся и пошел дальше. Здесь было еще много интересного, но времени у меня на любование произведениями искусства не было. Ритуалы в Храме длились долго, и закончить их следовало до ночи. Еще два поворота, перекресток, и я очутился у нужного мне ангара. — Передайте начальнику смены, что я отбыл в Храм, — обратился я к охране. — Пусть он проинформирует об этом тушд-руала Ургахейма. — Как прикажете, Х'хиар. Но, возможно… — Нет, охрана мне не нужна, — оборвал я а-нэррбэ. — Вы свободны. Не дожидаясь реакции стражей, — а что они могли сделать? — я зашел в ангар: в отличие от того, куда я вчера посадил космолет, этот был совсем крохотным. Черное овальное трехметровое яйцо, едва заметно подрагивающее на антигравитационной подушке, висело точно напротив дверей. При моем появлении с легким шипением поднялась верхняя половина р'руга. И только я собрался усесться в кресло пилота, как почувствовал чье-то присутствие в ангаре, и почти сразу же до меня донеслась знакомая эмпатическая волна. — Второй раз мы встречаемся в ангарах, — Сенаш обошла р'руг и приблизилась ко мне. С легким удивлением она осмотрела мой наряд и послала вопросительный импульс. — А это зачем? Я тяжело вздохнул: — Это… шутка, так сказать… — Понимаю, — кивнула Сенаш. — Ты не собираешься меняться! — Это осуждение? — Во имя Ушедших, нет! Осуждение — прерогатива Руала, — она улыбнулась. — Но ты в парадном мундире выглядишь прекрасно. — Еще скажи: «как истинный Х'хиар»! — нарочито сердито прорычал я. Сенаш рассмеялась. — Отец сказал тебе, что Ло'оотишша прилетела? Я кивнул. — Мы не ждали ее раньше, чем через три-четыре дня, — сообщила мне Сенаш. — Надо будет поинтересоваться, почему она так неожиданно все отложила… — Может твой отец… Дочь Ургахейма отрицательно покачала головой: — Он бы предупредил меня. И ты же сам знаешь, не могла она за один день прилететь сюда. Я пожал плечами. — Когда мы вернемся во дворец, спросишь ее. Как по мне, ее прибытие именно сейчас — весьма удачно, — я снял с пояса ас-саме и положил в специальное гнездо рядом с креслом. Крепление клацнуло, фиксируя оружие, я коснулся матрицы управления, посылая команду открыть внешние двери ангара. Потом повернулся к дочери Ургахейма. — Сенаш, я рад, что ты пришла проводить меня, но для этого хватило бы и сообщения на коммуникатор. Ты хотела о чем-то поговорить? Она немного смутилась, но почти сразу же взяла себя в руки. — Вообще-то, я хотела тебя попросить об одолжении. Ло'оотишша просила передать некоторые данные… — она осеклась, заметив мой ироничный взгляд. Я вздохнул: — Сенаш, ради Ушедших!.. Давай сюда ваши данные, я передам ей лично в руки. И без извинений! — не дав ей раскрыть рот, предупредил я. — Я их вчера от тебя наслушался. Спрятав на поясе небольшой футляр, я оглянулся. Как только двери ангара открылись, р'руг самостоятельно развернулся носом в сторону выхода, и ждал лишь пассажира. С этой стороны дворца светило Зорас'стриа не было видно, но его лучи уже заставили пылать едва различимые вершины окаймлявших равнину гор. — Спасибо, Тахарансья-рантья. Удачи на церемонии! Дочь Ургахейма отступила на пару шагов назад и с улыбкой отсалютовала мне; я поморщился, но ответил тем же. Когда за Сенаш закрылась дверь, я уселся в кресло р'руга. Верхняя полусфера р'руга плавно опустилась, одновременно становясь полностью прозрачной. Перед глазами появилось сероватое облачко, растянулось в узкую дугу и превратилось во вспомогательный экран; р'руг перешел в режим ручного управления. Я редко доверял автоматическим системам, да и, кроме того, мне доставляло немалое удовольствие использовать на практике свои навыки пилота. Хорошо хоть, в отличие от а-нэррбэ, р'руг не возражал. «Контроль полетов Имперского дворца дает разрешение на старт, Х'хиар», — раздался спокойный голос логико-аналитического ядра. — "Общая информация о состоянии атмосферы передана, оптимальный маршрут установлен. Наблюдение передается системам слежения «Сеннек-Айг». Я прикрыл глаза, сосредоточиваясь. Опустил кисти в управляющую матрицу. Вокруг шерсти задрожало, забилось светло-желтое сияние, сполохи света пробежали под пальцами — и р'руг рванулся вперед. Мелькнули смыкающиеся створки ангара, я быстро откорректировал курс, дав задачу оптимизировать обтекающий р'руг поток воздуха, и только после этого позволил себе оглянуться. С высоты открывался прекрасный вид на равнину с более чем на двести метров господствовавшим над нею Имперским дворцом. Как всегда на рассвете он казался монолитной черной глыбой, вокруг которой медленно разгорался багровый ореол. Чтобы не рисковать, я позволил р'ругу отлететь на полтора-два километра от дворца, а затем вывел его на правильный курс, снижаясь метров на сто. Ровная как стол поверхность равнины стремительно проносилась под днищем р'руга. Ручеек, бравший свое начало в предгорьях, здесь раздался вширь, превращаясь в широкую реку, стальной лентой вспарывавшей Граастах'х. Развлекаясь, я опустил р'руг еще ниже, и заставил его идти точно над руслом Аффарт'т. Река свернула к северу, расколовшись на два рукава, а я поднял р'руг на прежнюю высоту. Поворот реки был своеобразной границей, на которой заканчивалась равнина. Если бы я продолжил следовать за рекой, а в особенности за вторым рукавом, то вскоре увидел бы плато Нетха, а за ним — усеянное островами Внутренне море, тремя природными каналами соединенное с океаном. Но на моем пути ничего подобного не было, если не считать горного хребта, под которым скрывалась чудовищная сеть пещер, издавна именовавшихся катакомбами Сейт-Сорра. Я пристально вгляделся в местность, над которой мчался р'руг. Еще одной приметой, по которой с уверенностью можно было говорить, что Граастах'х закончилась — дома повсюду. С высоты они казались жмущимися друг к другу, но я прекрасно знал, что для каждого дома отводиться круг радиусом минимум в ста метров. Для подводных построек это правило не действовало, но там предпочитали загонять здания в высоту, в то время как на поверхности Зорас'стриа редко можно было встретить дом выше шести-семи метров. Санитарные системы, источники энергии, транспортная сеть узлов распределения, фес'с-плантации, жилище тае'еды — все это находилось под землей; как правило, там же были рабочие кабинеты и комнаты релаксации. В отношении надземных надстроек строгих правил не было, но по традиции там располагались спальни и столовые. На вспомогательном экране появилось предостережение: плотность воздушного движения возросла, и мне порекомендовали снизить скорость. Я поступил проще: р'руг резко взмыл вверх. Здесь практически никто не летал: автоматические системы управления всегда вели р'руги над землей, а те, кто управлял самостоятельно, редко поднимались выше ста метров. Минуты размеренно текли одна за другой. Управление р'ругом больших усилий не требовало, так что я имел прекрасную возможность либо любоваться пейзажами, либо предаваться размышлениям. На пейзажи я и так за Обороты жизни здесь насмотрелся, а подумать было о чем. Из всего разговора с отцом и тушд-руалами меня больше всего заинтересовал упомянутый Рилл-сарратом прототип корабля, при помощи которого была уничтожена Кунна'а Хенса. С одной стороны это мог быть обыкновенный крейсер, с большей мощностью, маневренностью и защитою, но такой крейсер никак не подходил под определение «прототипа». С другой стороны упоминания Беис'садра, а затем и Ургахейма о «новом проекте» Рилл-саррата… Неужели мой дядя в очередной раз блеснул своей гениальностью и придумал нечто совершенно оригинальное? И первый экземпляр этого «нечто» был опробован на фронте с Конфедерацией… но тогда как объяснить встречу дяди и кузена с каким-то человеком? Если это попытки неофициальных переговоров, с целью, оставаясь в рамках доктрины Империи, сохранить состояние войны и вместе с тем прекратить реальные боевые действия, то почему про это не знаю я? Да и слишком хорошо я знал как Рилл-саррата, так и Та'ах-сартара: такой мир для них был равноценен поражению Империи. Рассказ Рилл-саррата о выводах аналитиков про положение Конфедерации, при всей его занимательности, мало помогал мне, даже наоборот. Если дела так обстоят, то шансов на выполнение моих собственных планов практически нет. К тому времени, когда я стану Руалом, люди сами рухнут под грузом войны. Не то, чтобы я сильно переживал за них — в конце концов, освободиться почти сто дивизий Империи, которые можно будет перебросить на фронт… ну, хотя бы с Конгломератом, — меня беспокоили те потери, которые понесет Империя за годы, что уйдут на «дожимание» Конфедерации. Я видел путь, по которому их можно избежать; отец и Рилл-саррат же считали, что этот путь неприемлемым для Империи. Р'руг вздрогнул, отвлекая меня от грустных мыслей. Оглянувшись по сторонам, я с удивлением понял, что, задумавшись, утратил чувство времени: подо мною как раз проносились одинокие башенки постов на краю лесов Горроп, а далеко-далеко впереди, чуть выступая над горизонтом, уже виднелись пронзающие редкие сейчас облака вершины гор. Рассердившись на себя за невнимательность, я уселся поудобнее и посмотрел вперед и вниз. Темно-фиолетовый океан деревьев расстилался прямо на пути р'руга. Леса Горроп, последнее место, где нашел приют древний ужас моего народа. Иногда отдельные особи, особо глупые или злобные, пытались прорваться через заслоны, или даже нападали на посты; иногда за ними следовали небольшие стаи… Эти атаки всегда заканчивались одинаково, но горропы не прекращали попыток, вновь и вновь пробуя на прочность нервы и силы тех, кто оберегал Зорас'стриа от их ярости. Не раз в Имперской сети поднимался вопрос об их полном истреблении, и каждый раз он, после жарких дебатов, проваливался. Горропы были проклятием для сотен поколений в течение тысяч Оборотов, на их совести были миллионы жизней, но именно они сделали нас такими, какими мы являлись сейчас, именно из противостояния с ними выросла Империя. Как минимум за это они заслуживали права на существование и дальше. Равно как и право быть на гербе Империи и Имперского Клана, чей предводитель в древности смог объединить Кланы и привести их на Граастах'х. Разумеется, тогда Имперский Клан назывался совсем по-другому. Леса затопили землю, насколько хватало глаз; горы на горизонте росли с обманчивой неторопливостью. Я повел рукой в управляющей матрице, подавая запрос: р'руг спокойно мог подняться в стратосферу, но мне хотелось знать погодные условия над хребтом. Не меньше минуты прошло, прежде чем я понял, что ответа не будет. Я погасил вспомогательный экран и озадаченно уставился на управляющую матрицу и основной дисплей р'руга. Решив, что ошибся, я повторил комбинацию жестов — с тем же успехом. И только после этого я заметил, что на основном экране нет горевшего с самого старта кодового обозначения военной крепости и миниатюрной карты района Зорас'стриа, над которой летел р'руг. Равно, как нету подтверждения связи с Имперским дворцом, и нет данных с орбитальных спутников-координаторов движения в атмосфере. — Когти горропы… — потрясенно прошептал я. — Что тут… Р'руг тряхнуло, словно от пинка великана; откуда-то снизу раздался надрывный вой и грохот. В одно мгновение спокойный уверенный полет превратился в сущий кошмар: завалившись на бок, р'руг нырнул вниз, метров на двадцать, выровнялся, снова нырнул. Затем сумасшедшие прыжки вверх-вниз прекратились, но теперь р'руг беспрерывно трясся, словно в лихорадке, а высота продолжала падать. Я вонзил руки в управляющую матрицу, загоняя подальше пробравшийся в душу ужас. На основном дисплее появилась схема р'руга, и на ней практически сразу же запульсировала зеленым секция антигравитаторов. Я приблизил ее, дал команду убрать обшивку и показать причину неполадок. Ха, причину… На схеме зеленым горело почти все, рядом бежал столбец анализа: генераторы антигравитационного поля вошли в резонанс, завершившийся почти мгновенной разбалансировкой стабилизаторов полета. Логико-аналитическое ядро немедленно запустило вспомогательные стабилизаторы, но их мощности хватало только на превращение падения в относительно медленный спуск. — Х'хиар вызывает Имперск… — я сжал в ладони личный коммуникатор… и не почувствовал ничего. Не было привычного покалывания под кожей, не было чуть затуманивающего восприятие чувства слияния с эмпатическим блоком коммуникатора. Я посмотрел на пояс, и остолбенел, глядя на потемневший узкий светло-фиолетовый кристалл, заключенный в овальную пластину. Связи не было. Я падал в леса Горропы, отрезанный от всего мира. Вновь опустив руки в матрицу, я попытался восстановить контроль над р'ругом. С огромным трудом мне удалось заставить ядро вновь запустить оптимизацию воздушного потока. Скорость немного упала, тряска почти прекратилась — и это было все: р'руг не слушался меня, продолжая падение к подножью закрывших уже полнеба гор. «Этого не может быть, не может…» — билась под черепом одна единственная мысль. Не может быть такого резонанса, не может так выйти из строя стабилизирующие системы… но прямо передо мною было наглядное доказательство обратного. Если бы не дублирование вспомогательных систем, если бы не перестраховка проектировщиков на случай тяжелых аварий, столкновений — сейчас бы мои остатки были бы разбросаны в радиусе километра, если не больше. «Что со связью!? — я еще раз попытался вызвать хоть кого-то через коммуникатор р'руга, потом попробовал оживить собственный коммуникатор. Без толку! Я в ярости ударил ладонью по креслу, до боли закусив губу. Еще одна невозможная вещь: как все одновременно устройства связи могли выйти из строя? Почему до сих пор с „Сеннек-Айг“ или любого орбитального спутника атмосферного контроля мой р'руг не захвачен гравитационным лучом? Почему не подан направленный импульс прямо на мой коммуникатор, едва прервался контакт? Что тут происходит!!» В тесной кабине загрохотало, и я понял, что последнюю фразу выкрикнул во всю мощь легких. Заскрипев зубами, я стиснул кулаки, не замечая, что выпущенные когти до крови раздирают кожу. Однако боль в ладонях и прокушенной губе — только сейчас это заметил! — помогла взять себя в руки. Паника сейчас ничем помочь мне не могла, кроме как побыстрее отправиться на «Моря боли». — Успокойся! — сам себе приказал я. Несколько быстрых дыхательных упражнений, миг сосредоточенности — и я почувствовал, как дрожь в теле стихает. Медленно я в очередной раз опустил руки в матрицу. Р'руг падал — этого уже ничто не могло изменить. Без работающих генераторов гравитационного поля я не мог ни набрать высоту, ни управлять его движением, ни совершить нормальную посадку. Вспомогательные системы же совершенно не годились для такой ситуации — насколько я знал, даже теоретически не предполагалось, что р'руг может полностью остаться без основных стабилизаторов. Я еще раз запустил проверку систем: глупая и наивная попытка, но я ничего не мог с собой поделать. По схеме пробежала мерцающая полоса, но отметки вышедших из строя систем не исчезли. Даже наоборот — появилось несколько новых зеленых огоньков: ядро любезно проинформировало меня, что на р'руге не действует ни одна из систем связи. На тот случай, если я этого не заметил. Я выругался от души, и убрал с дисплея все лишнее: толку никакого, а отвлекать будет. Собственно, мне ничего не оставалось, кроме как сидеть и ждать: р'руг снижался по пологой дуге, с каждой секундой приближаясь и к верхушкам деревьев, и к горам. Сперва я испугался, что он рухнет где-то там, среди покрытых вечными снегами скал — что не сулило для меня ничего хорошего, — но потом понял, что упадем мы с небольшим недолетом. Что ж, и на том спасибо. «Время до столкновения — семь секунд!» — по дисплею побежали слова. — «Задействована система безопасности!» «Чтоб был чист путь Ушедших, хоть это работает!» — облегченно вздохнул я. Вокруг меня сгустился воздух, невидимые тиски сдавили все тело, мешая вдохнуть. Неприкосновенные запасы энергии, тратились без остатка на защитное поле вокруг пилота. Полностью амортизировать удар оно не могло, но определенные шансы давало; естественно, при небольшой скорости и высоте. Рухни р'руг после аварии вниз — и меня не спасло бы ничто. Р'руг с оглушительным хрустом вонзился в фиолетовую поверхность раскинувшегося вокруг леса. Сквозь мутную пленку поля я увидел, как на его пути встала смазанная вертикальная полоса, сильный удар подбросил нас вверх. Затем р'руг швырнуло вбок, второй и третий толчки слились с треском раскалывающейся прямо над моей головой обшивки, и только спустя целую секунду после этого последовал четвертый — и самый страшный — удар… Сколько я служил на фронте, в скольких битвах побывал, но ближе всего к смерти я оказался именно на своей родной планете. Это было первое, что пришло мне в голову, как только я пришел в себя и понял, что до сих пор жив. Вряд ли я был без сознания слишком долго: когда я открыл глаза, вокруг еще кружилась сорванная листва, и стучали по изувеченной обшивке обломки веток. Р'руг — а точнее, то, что от него осталось, — неподвижно лежал на правом боку, и через дыры в обшивке я видел пробитую нами просеку. Я легонько присвистнул: добрая сотня метров, если не больше. Вот, что называется, повезло… Защитного поля, конечно, вокруг меня уже не было. Я осторожно потянулся, проверяя, целы ли кости. Самочувствие было не на высоте: все тело болело, из нескольких неглубоких царапин на груди и шее еще сочилась кровь, а в голове, казалось, еще гудели отзвуки ударов. Аккуратно стряхнув с себя обломки обшивки, ветки и листья, я выбрался из кресла и выполз наружу. С третьей попытки мне удалось подняться — и тут же пришлось прислониться к остаткам р'руга. Ноги подгибались, да и координация движений оставляла желать лучшего. Лес, потревоженный катастрофой, понемногу приходил в себя. Легкий ветерок гулял над верхушками деревьев, размеренно покачивающимися над головой; шелестел заполнявший все свободное место на земле кустарник. Обычно в такое время здесь мало кого можно было повстречать из фауны Зорас'стриа: большая часть животных вела ночной образ жизни, а из меньшинства особой угрозы никто не представлял. Оставались, однако, горропы… Ну, горропы — это отдельный разговор: когда их много, они опасны, что днем, что ночью… Хотя, когда дело касалось горроп, слово «много» означало любое число, большее нуля. Морщась от боли, я стянул с себя парадный мундир. Было прохладно, по меркам Зорас'стриа, но значительно теплее, чем на открытой равнине. «Только на равнине меня бы скорее нашли!» — подумал я, проверяя свои вещи. Несколько секунд я растерянно смотрел на пустующее место на поясе, где обычно у меня висел излучатель, потом спохватился и вытащил из кабины р'руга ас-саме. Привычно сжав его в руке, я большим пальцем отжал предохранитель и отвел в сторону. Зашелестев, оружие развернулось в обе стороны, на глазах становясь тоньше. Не прошло и секунды, а я держал в руке полутораметровый посох, завершающийся острым наконечником. Я утопил малозаметную кнопку и из другого окончания посоха выдвинулся тонкий стержень. Со щелчком он развернулся, превращаясь в стальной полукруг, заточенный до немыслимой остроты. Для проверки я крутанул вокруг себя посох, шагнул в сторону, резко взмахнул рукой — и выбранная мною толстая ветка аккуратно разделилась на две части. Я удовлетворенно кивнул: чтобы там ни было, но без оружия я не останусь. Сложив ас-саме, я повесил его на пояс. С излучателем я чувствовал бы себя значительно увереннее, но и так вполне мог постоять за себя. Следующим по важности делом была аптечка, с которой мне повезло дважды: во-первых, ее наличие совершенно не противоречило парадному мундиру. А во-вторых, она благополучно пережила крушение. Обрабатывая раны, я между делом прислушивался к окружающему меня шуму. И с каждой минутой мне становилось все больше не по себе. Не могли не заметить крушение р'руг ни на «Сеннек-Айг», ни в Имперском дворце, ни с орбитальных спутников; а тем более не могли оставить без внимания обрыв связи. Здесь я около десяти минут, а этого времени должно быть более чем достаточно, чтобы высланные на подмогу десантные модули уже снижались над местом катастрофы. Но я слышал только обычный шум леса, и ничего напоминающего гул заходящих на посадку челноков не было. Покончив с ранами, я несколько мгновений взвешивал пришедшую мне в голову идею, потом достал браслет-инъектор. Застегнув на запястье, я зарядил его тремя капсулами: болеутоляющее и два типа стимулятора нервной системы. Обычно такое не рекомендовалось делать: смешивание стимуляторов позволяло выкладываться на пределе сил, но в качестве расплаты весьма скоро следовало полное истощение нервной системы. Я и сам не был в восторге от задуманного, но отсутствие помощи и место, где я находился, заставляло перестраховываться. В крайнем случае, отдохну в Храме, или в Имперском дворце. Браслет зашипел, вводя лекарства прямо в вену. Дождавшись, когда около каждого кармана с капсулой не вспыхнет алый огонек, я снял браслет и спрятал его в аптечку. По телу покатится теплая волна, а в висках и шее начало приятно покалывать: первые признаки действия стимуляторов. Болеутоляющее работало медленнее, да и я выбрал не самое сильное средство, но вскоре боль в теле начала стихать, лишь в некоторых местах оставив о себе воспоминание в виде легкого зуда. Минут через пять я уже чувствовал себя полностью здоровым: собственное тело словно наполнил гудящий ветер. Я неторопливо, давая себе привыкнуть к новым ощущениям, прошелся вокруг остатков р'руга. Полчаса! Мое чувство времени меня никогда не обманывало слишком сильно, но тут я еще имел в качестве точки отсчета светлеющее на глазах небо. После катастрофы прошло минимум двадцать пять минут, а ко мне так и не соизволили прибыть на помощь. Значит, как бы дико это не звучало, по какой-то причине никто не заметил случившегося. Я вздохнул. С огромной охотой я бы поверил, что мне это снится, но слишком уж все было реальным… для сна. Ладно, будем считать это обычной тренировкой… с необычными условиями, что ли. Место крушения известно, район знаком по картам, тяжелых ранений нет, самочувствие прекрасное. Будем выбираться сами. В принципе, ничего особенно сложного здесь не было. Вот рухни р'руг километров за сто от гор — тогда пришлось бы серьезно призадуматься. А так… Добраться до предгорий, там найти вход в катакомбы Сейт-Сорра и спуститься к одному из постов. Горропы, к сожалению, были достаточно умны, чтобы забраться в лабиринт катакомб и вскоре стать их безраздельными хозяевами. Потому приходилось в любых проходах, ведущих к поверхности и достаточно широких для горроп, держать небольшие посты. На них горропы тоже нападали, но не так часто, как на тех, кто сторожил сами леса. Определившись с выбором, я похлопал по остывшей обшивке р'руг. Но едва сделал первый шаг, как под ногой что-то хрустнуло. Отпрянув, я с растерянностью понял, что только что наступил на переданный Сенаш футляр. Очевидно, он выпал у меня, когда я выползал наружу или во время упражнений с посохом. Я глубоко и медленно втянул сквозь стиснутые зубы воздух: ладно, думаю и Сенаш, и Ло'оотишша поймут, что я отнюдь не желал выяснять, что именно внутри… Для порядка выругавшись, я бережно поднял растрескавшийся футляр, раздумывая, куда можно будет переложить кристаллы, аккуратно снял остатки крышки… и застыл на месте, чувствуя, как все внутри меня превращается в лед. Кристаллы там и вправду были… но не совсем те, что я ожидал увидеть. Внутри толстого прозрачного цилиндра подрагивали узкие шестигранные стержни, между которыми одна за другой вспыхивали и гасли белые искры. С двух сторон в оболочку цилиндра были вплавлены стабилизатор поля с энергоблоком и управляющий модуль — все, как и должно быть в таких устройствах. Дрожащими пальцами, не в силах заставить себя поверить в происходящее, я коснулся цилиндра — и с ужасом ощутил едва различимый, стремительно меняющийся ритм. Мои барабанные перепонки не были в состоянии воспринять этот ритм, услышать несомую им ярость, скрытый в нем вызов. Но я знал одно единственное существо на Зорас'стриа, для которого этот ритм был слышен лучше любого другого звука. Существо, которое никогда не отвергало подобный зов. Глухой, булькающий рев разорвал шум леса. Он был похож на скрежет лопающегося металла, шипение рвущегося из-под земли гейзера, он словно возникал повсюду и доносился сразу со всех сторон. В нем была ярость и ненависть, первобытная мощь и чудовищный, холодный разум, вызов и одновременно ответ. Зародившись на низких октавах, он повышался до тех пор, пока не превратился в пронзительный вой, от которого раскалывалась голова. И неожиданно оборвался. Оцепенев от ужаса, вместе с притихшим лесом я стоял и слушал затихающее эхо крика горропы. Глава 5. Танец с горропой. Два удара потребовалось, чтобы по поверхности цилиндра появились трещины. Третий расколол его на сотни осколков, дождем вспыхивающих в утреннем свете искр осыпавшихся мне под ноги. Кристаллы неярко полыхнули, острая боль пронзила кисть, облизнула запястье, ужалила локоть — и я почувствовал, как исчезает пульсация приманки. Больше ничто не призывало горроп к месту крушения — другое дело, что этого ей уже и не требовалось. Срывая с пояса церемониальный кинжал, я бросился прочь от обломков р'руга. Доставать ас-саме я не торопился: бежать будет труднее, а времени, чтобы его терять, у меня не было. Каждая секунда промедления лишь приближала ко мне горропу, тем более итог схватки в лесу я мог предсказать заранее. Без излучателей, с ас-саме и простым клинком, мне оставалось лишь достойно умереть. Или попытаться первым достичь катакомб Сейт-Сорра. С треском продираясь сквозь цепляющийся за шерсть, руки, одежду кустарник, свободной рукой отбрасывая хлестающие по лицу ветки, я порадовался, что горропе придется потратить несколько минут, прежде чем она выйдет к месту крушения. Приманка — я хотел надеяться — лишь привлекла ее внимание, разъярила, но вряд ли она успела понять, где именно я нахожусь. И услышанный мною жуткий рев был лишним свидетельством этому. Горропы так кричали дважды: начиная погоню, и настигая добычу. Я искренне понадеялся, что второго крика я не услышу, как минимум, пока не доберусь до скал. Я перепрыгнул через поваленный ствол дж'жавы и с проклятием вломился в поднимающиеся сплошной стеной сразу за ним заросли. Гибкие фиолетовые плети захлестнули вокруг груди, в ноздри ударил приторно-сладкий запах, но благодаря стимуляторам я лишь громко чихнул, даже не почувствовав головокружения. Кинжал играючи разрезал опутавшие меня стебли, и, стряхивая с себя искромсанные остатки ветвей, я перепрыгнул овражек, рассекший очередную прогалину. Огибающий ее ручей я перемахнул одним прыжком: хорошо, хоть земля по обе стороны не успела освободиться от оков ночного холода. Поскользнуться сейчас было бы очень не кстати. Бежать было легко. Особо густых зарослей или больших завалов не встречалось, с кустарниками мой кинжал расправлялся без проблем… но спокойнее я не чувствовал: все это облегчало задачу и горропе. Волей-неволей я прокладывал ей удобную дорогу, а во-вторых, эта тварь была и массивнее и сильнее меня. Значительно сильнее. Через любое препятствие, хоть ненадолго могущее задерживающее меня, она попросту пройдет, не заметив. И по той же причине я отверг одну из первых идей, пришедших мне в голову: спрятаться на дереве. Дж'жава никогда не отличалась размерами, а до сих пор самое подходящее дерево, что попалось на глаза, было не толще меня самого. Да горропа снесет его с двух-трех ударов, когда поймет где я! А поймет она это быстро: обвинить этих тварей можно было в чем угодно, но только не в отсутствии сообразительности. Стиснув зубы, я продолжал бежать. Очень хотелось оглянуться, но я заставлял себя смотреть только вперед, стараясь выбрать самый чистый путь. Если она догонит меня… это я пойму и так; если же нет, то ничего интересного позади я не увижу. Местность вокруг постепенно менялась. Кустарник становился все реже, расстояния между деревьями увеличивались. Я случайно взглянул вправо, и с радостью заметил остатки некогда сложенного из некрупных валунов конуса. Когда-то в подобных пирамидках пытались прятать следящую аппаратуру, но горропы рано или поздно добирались и туда, разнося все вдребезги. Потом в парочку из них заложили взрывчатку, предоставив горропам возможность познакомиться с новой игрушкой. Горропы урок поняли совершенно верно, но вместо того, чтобы держаться подальше, в очередной раз продемонстрировали свою сообразительность: в один прекрасный день почти одновременно на все пирамиды рухнули растущие поблизости деревья. Больше в лесах, где водились горропы, никто не пытался ничего оставлять. Меня же обрадовала не столько сама пирамидка, сколько то, что где-то поблизости должна быть относительно чистая просека. За прошедшее время она наверняка заросла, но все же лучше бежать по ней, чем по дикому лесу; кроме того, такие просеки обычно выводили прямо к входам в катакомбы. Я поднажал, чуть отклоняясь от выбранного пути — впереди лес был гуще, без малейшего намека на просвет. Кросс по лесу понемногу давал о себе знать: в груди разливалась давящая тяжесть, с каждым шагом становилось все труднее поддерживать правильное дыхание. Но гораздо хуже были жалящие разум мысли, не дающие полностью сосредоточиться на ритме движений, не позволяющие вложить все силы в бег. Сенаш сама дала мне это… Она сказала: «я хотела попросить тебя об одолжении…» Она была последней, кто находился возле р'руга, когда я вошел в ангар… Она… — я всхлипнул, с яростью ударил кинжалом по свисавшим лианам, отшвыривая в сторону упавший обрубок, разбрызгивающий зеленоватую жидкость. Я не мог ничего понять, не мог, не хотел верить, что это происходит в действительности… Но р'руг сам никогда бы не вышел из строя, просто так я не остался бы без связи, приманка для горроп не оказалась бы у меня… Но почему, во имя Ушедших, ПОЧЕМУ!.. Болеутоляющее прекрасно справилось с ранами и ушибами после крушения, но оно ничего не могло поделать с этим. Кто угодно, но только не Сенаш. Кто угодно… Сознание казалось кипящим сосудом, распираемым изнутри; от гнева и ошеломления после всего перехватывало дыхание гораздо сильнее, чем от усталости. Я отбросил очередной занавес из лиан, яростно кромсая все, что попадалось на пути. Бешенство мешало думать, я чувствовал, что еще немного — и полностью потеряю над собой контроль, оставшись в полной власти горропы. Наверное, только гордость помогла мне в этот миг удержаться на краю. Гордость Х'хиара, гордость тушд-руала, не проигравшего не одной битвы. Гордость — и самое обыкновенное желание жить стали преградой на пути отчаянию. Я вломился плечом вперед в сплетение гибких, пружинящих веток, густо усыпанных фиолетовыми и светло-голубыми листьями. Кустарник оказался слабее, поддаваясь, ломаясь под моим напором, но когда я в третий или четвертый раз выбросил вперед руку с кинжалом вперед, вместо привычного более-менее плотного сопротивления диких зарослей, она встретила пустоту. Это случилось так неожиданно, что я едва не покатился кубарем. Вдобавок доселе идущая под едва заметным уклоном земля вдруг резко ушла вниз, превращаясь в довольно крутой склон. Неровными, неуклюжими скачками я пробежал метров тридцать, перешел на легкую рысь и только после этого оглянулся по сторонам. Лес, точно обрубленный ударом ножа, фиолетово-черной стеной вытянулся за мною, насколько хватало глаз. А прямо передо мною ввысь поднималась вторая, грязно-серая стена, по которой скользили алые блики восходящей Агда. Хребет над Сейт-Сорра, где меня ждала помощь, где я мог укрыться от горропы. Я оглянулся по сторонам, успокаивая дыхание, и немного истерически рассмеялся: ну чего мне стоило выбежать хоть на метров двести правее? Там, от опушки леса до скал было буквально рукой подать, а так меня угораздило оказаться у входа в громадное ущелье. Выщербленные ветрами и временем почти отвесные стены равнодушно взирали на меня, одним своим видом отбивая всякую охоту даже пробовать взобраться здесь. Карты Сейт-Сорра и хребта я помнил не очень хорошо, но здесь большего и не требовалось: такие ущелья можно было перечислить на пальцах одной руки. Если я правильно определил место падения р'руга, то в конце ущелья должна была быть пещера, в которую выводил ведущий из катакомб на поверхность туннель. А там… Меня словно окатило холодной водой, когда я почувствовал это. Тонкая, едва заметная струя всепоглощающей ненависти заставила против воли содрогнуться. Никогда еще я не чувствовал подобного, ни на одной охоте я не сталкивался с такой воистину звериной яростью и жаждой убийства. Мне показалось, что вторгшиеся в сознание эмоции замораживают кровь, парализуя мышцы, выжигают разум, оставляя жуткую пустоту. Пустоту, за которой едва заметной тенью ощущался чужой разум. Разум, который ни мне, ни кому бы то ни было не суждено понять, с которым нельзя договориться, нельзя умиротворить. Едва дыша, я развернулся… и, сглатывая вставший в горле комок, взглянул на отделившуюся от края ущелья тварь. Трудно описать горропу. Точнее, трудно передать словами весь тот ужас, что внушала она своим видом, описать невообразимое сочетание огромной силы и грации, сквозящее в каждом ее движении. И еще труднее было представить, как мои предки на Граастах'ха смогли, глядя на пятнадцать тысяч подобных тварей, устоять против вала смерти и ярости, устоять — и победить! Приплюснутое сверху и снизу овальное двухметровое тело… шесть лап, заканчивающихся десятисантиметровыми когтями, по прочности мало уступавшим стали… беспрерывно двигающийся хвост, способный одним ударом расколоть камень… увенчанная костяной «короной» массивная голова на гибкой, полуметровой шее… И темно-синяя ромбовидная чешуя, покрывающая каждый сантиметр ее тела, словно настоящая броня. Но самым главным было не это: страшный, непереносимый взгляд узких бледно-желтых глаз, цепко следящий за каждым моим движением. Взгляд горропы, казалось, пронзал насквозь, выворачивал наизнанку душу. И если в доносившихся до меня чувствах твари разум едва угадывался, то в этих глазах он пылал, рвался желтым пламенем из узких щелок. Даже расстояние не могло пригасить этот блеск. Она не стала гнаться за мною, почувствовав зов приманки. Вместо этого тварь бросилась напрямик к скалам, и затаилась здесь, сумев даже погасить собственные чувства, чтобы не спугнуть добычу. Горропа ждала и дождалась. Теперь ей не нужно было скрываться. И теперь она могла позволить освободить свои чувства, дать мне возможность почувствовать их во всей полноте. Я отступил на два-три шага назад, не отрывая взгляда от горропы. Нас разделяло около пятисот метров, но для нее это не было препятствием. Равно как и бесполезный кинжал в моей руке или посох на поясе. Горропа медленно отвернулась от меня — и словно между нами лопнула незримая нить, когда ее глаза прошлись по ущелью. Мгновение-другое горропа смотрела туда, а потом так же неторопливо перевела взгляд на меня. На сей раз, кроме неослабевающей ненависти, я ощутил вполне понятную насмешку. Перевод мне не требовался: все, что хотела она сказать этой пантомимой, я понял прекрасно. Лязгнув, кинжал скользнул в ножны. Я повернулся и бросился бежать так, как никогда раньше не бегал. Под ногами дрогнула земля, сзади послышался леденящий кровь вой горропы; я не оглядывался. Все силы, всю волю я гнал в стонущие от напряжения мышцы ног, моля Ушедших не оставить меня, дать добежать до края ущелья. Я мчался, жадно хватая обжигающий утренний воздух. Все вокруг сливалось в сплошные ало-коричневые полосы. Я не считал шаги или секунды, не прислушивался к нарастающему топоту за спиной, упрямо гасил вторгающиеся в разум чувства догоняющей меня твари, терпел засевшую еще с катастрофы боль в груди и боку. Все мое внимание было сосредоточено на уступе, опоясывающим на высоте полутора-двух метров вздымающийся ввысь утес, внутри все сжималось, готовясь к одному единственному прыжку. Второй попытки у меня не будет! Перед глазами мелькнула опутавшая подножье утеса сеть мелких трещин. Карниз был совсем рядом, мне казалось, что я вижу каждую трещину на нем, вижу крохотные крупицы пыли, оседающие по краям. Но я уже чувствовал горячее дыхание горропы на спине, гул от вонзающихся в землю лап раздавался буквально над ухом. Сквозь стиснутые зубы я вдохнул воздух, потекший в легкие точно кипящая лава, и прыгнул, вскидывая руки к уступу, всю волю, жажду жить, весь страх концентрируя в едином ментальном порыве. Время словно остановилось. Стена медленно-медленно надвигалась на меня, все ближе был карниз; одновременно с этим, краем глаза я видел, как за мною вздымается темная громада с пылающими глазами, выбрасывая вперед одну из передних лап. Нестерпимо долгое мгновение я смотрел, как на ней медленно складываются вместе когти, превращаясь в чудовищный бронированный кулак, как он несется ко мне, расталкивая воздух, как на грани слышимости зарождается пронзительный визг, огненным буравом ввинчивающийся в мозг… А потом пальцы коснулись холодного камня, застонавшие мышцы швырнули тело вверх — и времени вернулся его привычный ход. Скала подо мною брызнула тысячью крохотных осколков, когда горропа врезалась в нее в считанных сантиметрах от моих глаз. Опрометью я вскочил на ноги, отшатнулся от края — и весьма вовремя: не прекращая оглашать воздух жутким визгом, она неуклюже подпрыгнула на месте, вытягивая во всю длину шею. Взметнувшаяся над карнизом костяная «корона» чиркнула по тому месту, где я был секундой тому — и с грохотом горропа рухнула на россыпь валунов внизу. Не могу поручиться, но мне показалось, что дрожь от удара прошла через скалу, к которой я прижимался. Горропа медленно поднялась на лапы и многообещающе посмотрела на меня. Трусом я себя никогда не считал, но под этим взглядом мне очень сильно захотелось хоть грызть зубами, хоть рвать когтями скалу, — но оказаться как можно дальше от этого места. Воздух с шипением входил из глотки горропы, словно передо мною было не живое существо, а страшная машина. Не шевелясь, она смотрела прямо мне в глаза, иссиня-черным пятном выделяясь среди светлеющих с каждой минутой теней, и только хвост слегка подрагивал в пыли, оставляя за собой прихотливый узор. Я отлепился от скалы, трясущимися руками срывая превратившийся в лохмотья рукав. Одни Ушедшие знают, чего мне стоило сделать хоть одно движение под тяжелым взором этих желтых глаз, но я был далек от мысли, что все окончено. Пока есть хоть одна возможность достать добычу, горропа никогда не откажется от преследования; оставаясь же тут, я только давал ей возможность придумать что-то новое. И потом, два метра, отделяющие край карниза от земли, не внушали мне спокойствия: обычно горропы так высоко не прыгали, но мне не хотелось на собственной шкуре выяснять, не является ли данный экземпляр исключением из правил. И то, что с первой попытки она меня не достала, ни о чем не говорило. Кроме того, чем дольше я разглядывал чешую горропы, испещренную долгими Оборотами и десятками шрамов, тем больше я убеждался, что мне попалась далеко не заурядная горропа. Это был «дас'ну'фарг», изгой, слишком жестокий и злобный даже для этих тварей. Таких обычно стаи изгоняли прочь, заставляя покинуть территорию их обитания: как правило, они оказывались на периферии, возле границ леса Горроп, и чаще всего именно они нападали на наши сторожевые посты. Придерживаясь одной рукой за скалу, я побрел вдоль карниза, морщась при каждом шаге. Горропа с завораживающей грацией скользнула за мной. Я скрипнул зубами, упрямо смотря под ноги: мне не требовалось поворачиваться, чтобы увидеть неотрывно следующий за мною взгляд. Свободной рукой я снял с пояса ас-саме: толку от него было немного, но с оружием я чувствовал себя увереннее. У меня была мысль попробовать по карнизу пройти в обратную сторону, вглубь ущелья — возможно, он тянется до самого спуска в катакомбы, — но потом передумал. Горропа все равно будет следовать за мной, и ничто не помешает ей напасть на меня в пещере или в начале туннеля. Там же, куда я шел, вполне могли оказаться ведущие наверх расселины: если мне удастся подняться хотя бы на метров десять, то можно считать, что мои «приключения» на сегодня закончились. Я обогнул выступ, следя, чтобы не оказаться ненароком слишком близко от края. Отпихнув ногой лежащий на дороге камень (и постаравшись, чтобы он полетел в сторону горропы), я поднял глаза… и замер. Очевидно, когда-то бывшая здесь скала составляла одно целое со всем хребтом. Но потом, то ли в результате землетрясения, то ли в силу иных причин, эта скала раскололась на сотни тысяч кусков, которые потом грохочущей лавиной сползли вниз. Время и стихия продолжили дробить их, и теперь передо мною была узкая долина, вся заполненная крупными валунами и бесчисленным множеством обломков, наискось поднимающимися вверх. Горропа яростно зашипела, глядя то на меня, то на склон. Там, где мог пройти я, для нее дороги не было. Впрочем, нельзя сказать, что я очень переживал из-за ее проблем: меня все еще пробирала дрожь при вспоминании о сжимающихся в «кулак» когтях и отблескивающей кобальтом туше, бросающейся на скалу. На всякий случай я прошел по карнизу, пока это вообще было возможно. Позади продолжала яриться горропа — и, честно говоря, от ее шипения и визга, у меня начала немного болеть голова. — Я выберусь отсюда, возьму нормальное оружие, вернусь — тогда поговорим! — охрипшим голосом съязвил я, прикидывая, куда лучше спрыгнуть. Я ждал очередного разъяренного воя горропы, но вместо этого с хрустом хвост твари хлестнул по земле под ее мордой. Два или даже три валуна, которые он зацепил, разлетелись на части — и тут горропа, на миг показав свой бок, резко взмахнула передней лапой, с разворота ударив по падающим камням. Я не заметил ни начала движения, ни его конца: покрытое чешуйчатой броней тело стремительно мелькнуло за оседающим облаком пыли и мелких осколков, что-то коротко прошелестело — и страшный удар буквально вышиб из меня дух! Врезавшийся плечо камень наполовину развернул меня; второй и третий обломки, хвала Ушедшим, раскололись метром левее головы. Я ударился об скалу, качнулся назад, но слишком поздно сообразил, что позади-то ничего нет, кроме края выступа. Я беспомощно схватил пальцами воздух, пытаясь удержаться на карнизе. Опоры в воздухе, понятное дело, не нашлось, и я едва удержался от крика, падая на камни. Перед глазами вспыхнули разноцветные круги, в ушах зазвенело, а в виски, казалось, вонзилось по раскаленной игле. Если бы не принятые у р'руга препараты — в себя я наверняка пришел бы только над «Морями боли». Болело все: правое плечо, куда попали «гостинцы», голова, которой я неудачно приложился об скалу; грудь, внутри которой при каждом вдохе словно нарочно лениво набухал и лопался шар боли. Коснувшись намокшей на шее шерсти, я почти без удивления взглянул на окровавленную ладонь: похоже, обошлось небольшим кровотечением. Застонав, я встал на колени — и что-то заставило меня оглянуться назад. Горропа не стала ждать, пока я приду в себя. Отбежав метров на пятьдесят, она развернулась и с разгона молча прыгнула ко мне. Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как чудовищная туша падает прямо на меня, застилая собою небо. Ну, точнее, почти на меня — горропа не допрыгнула каких-то пять-шесть метров! Все кругом дрогнуло, когда полторы тонны с грохотом разметали камни; шесть лап приняли на себя основной удар — но, оказывается, и у горропы был свой предел. Задняя правая лапа подломилась, не выдержав напряжения, горропа повалилась на бок — и я с мстительной радостью услышал громкий хруст ломающейся кости. Но вместо рева боли меня оглушила невероятная по силе волна ярости, а горропа, подавшись всем телом вперед, уставилась мне прямо в глаза. Мы смотрели друг на друга, и едва ли жалкий метр разделял нас. Всего метр между мною, и облеченной в плоть смертью, сконцентрировавшей во взгляде чистую, незамутненную никакими посторонними примесями ненависть. Этот взгляд затягивал, сковывал волю, гасил мои чувства, но взамен им, откуда-то из глубин сознания вставала кипящая ярость, безжалостно вытесняя страх и панику. Я хотел убить ее, хотел увидеть, как пелена забвения заволакивает ее зрачки, как гаснет вторгающаяся в рассудок удушливая ненависть. Я забыл, что я Х'хиар, забыл о катастрофе, забыл обо всем вокруг: все заслонили два узких овала, наполненных живым, ненавидящим огнем. Рассказывать долго, а в реальности прошла едва ли секунда. Глухо заворчав, горропа выпрямилась, с трудом удерживая равновесие; сломанную лапу она держала на весу. Судорожно вдохнув воздух, я ощутил кисло-сладкий аромат от ее чешуи, и тяжелый смрад из пасти, напоминающий чем-то запах влажной земли и гнилой листвы. Больше я не успел ничего сделать: ни увернуться, ни отклониться — резко подавшись вперед, она боднула меня «короной», точно огромным молотом. Меня отшвырнуло назад метра на три, я вскрикнул от ужасающей боли в многострадальной груди, но все потонуло в оглушительном вопле горропы. Случайно, я отжал предохранитель, и ас-саме, вывернувшись из ослабевших после удара пальцев, раскрылся прямо навстречу горропе. Слишком мало было места, и, уткнувшись в камни, заостренный конец вонзился в основание ее шеи. Вряд ли эта рана была опасной, но рванувшаяся ко мне горропа сама навалилась на посох, вгоняя его еще глубже. От ее воя содрогнулись скалы кругом. Темно-рубиновая, почти черная кровь хлестнула на камни, когда она оплела хвостом и резко выдернула из раны ас-саме. С жалобным металлическим лязгом он отлетел выше по склону, а сама горропа свалилась набок, опять не удержавшись на разъехавшихся под ее весом валунах. Но уже спустя мгновение, поджав сломанную лапу, она рванулась за мною. «Горропы беспомощны на каменных россыпях… горропы стараются держаться подальше от скал…» Будь у меня время, я бы наверняка горько усмехнулся бы, вспоминая слова моих наставников: им стоило бы объяснить все это вот этой конкретной горропе! Да, она с трудом карабкалась по камням, да, ее лапы совсем не были приспособлены для такого передвижения, да, ей приходилось бороться с огромной массой своего тела… но она не отказывалась от преследования, короткими и мощными рывками сокращая расстояние между нами. Я же, при всем своем желании, не мог двигаться быстрее: просто не мог и все! А учащающиеся оползни в равной мере сносили вниз и меня, и горропу. Я подтянулся, переваливаясь через вершину огромного обломка скалы, и распластался на холодящей тело поверхности, жадно глотая воздух. Вокруг все гуще становились поднимающиеся со дна долины, куда скатывались потревоженные нами оползни и миниатюрные лавины, облака пыли. Откашлявшись, я протер слезящиеся глаза, собираясь с силами для нового броска: горропа в полудюжине метров ниже приглушенно хрипела, оставляя за собой кровавый след. Трудно было сказать, насколько серьезно я ранил ее, но в любом случае сил, чтобы справиться со мною у нее было вдоволь. Я моргнул, готовясь к прыжку и… застыл. Сперва мне показалось, что это галлюцинация, обман зрения, но пыль чуть-чуть улеглась, и я отчетливо разглядел узкую темную щель, расколовшую основание скалы слева и чуть позади. Слишком широка для обычной трещины, слишком глубокая тень в ней. Пещера или ведущий в глубину ход — это меня сейчас занимало меньше всего. Самое главное — там можно скрыться, дождаться помощи, отдохнуть, наконец… Странный грохот позади грубо оборвал радостные размышления, глыба подо мною, точно сетуя на нарушивших ее покой, жалобно заскрипела, покачнулась… И я сообразил, что падаю лишь тогда, когда ударился носом об покрытую отливающимися стально-синим отблеском ромбовидными чешуйками шкуру «дас'ну'фарга». Как эта тварь смогла выбрать нужный миг, как, со сломанной лапой удержала равновесие, как ей удалось найти достаточно сил, чтобы швырнуть полуторатонную тушу вперед — только Ушедшие знают! Несомненно, она тоже увидела расщелину, и сделала единственно возможный для нее выбор: одним прыжком достать, сбить с валуна, не дать уйти… Никогда бы я не поверил, что такое возможно, но сегодня был день, когда невозможное становилось явью. Я вырвал из ножен кинжал, свободной рукой хватаясь за «корону», а ногами стискивая шею горропы. Сказать, что мне было страшно — ничего не сказать: даже в своих худших кошмарах я не мог представить, что буду почти безоружным сражаться с самым страшным существом Зорас'стриа. Чтобы перечислить случаи, когда кто-то выходил живым из единоборства с горропой, вполне хватало пальцев на руках. Спину, плечо и шею обожгло, словно кто-то щедро плеснул на меня кипятком. Я взвыл, давясь кровью из прокушенной губы: только то, что она хлестнула из неудобной позиции, не успев толком размахнуться, спасло меня. Но и этого едва не оказалось достаточно: онемевшая рука почти сорвалась, по шее горропы потекли алые струйки — и на сей раз, эта кровь не принадлежала ей. Встав на дыбы, горропа ничтожную долю секунды балансировала на трех лапах, а потом резко бросилась вперед. Удар! Толчок! Рука таки сорвалась, когда она мотнула головой. Мне пришлось выпустить кинжал и второй обхватить ее шею, но «дас'ну'фарг» не успела воспользоваться этим: осыпь под нами не выдержала, и горропе пришлось почти распластаться на скатывающихся вниз камнях. Оставалось только благодарить Ушедших, что мы были на столь неустойчивой поверхности: в противном случае она давно бы бросилась на спину, попросту бы раздавив меня. Горропа только казалась неуклюжей — очень многие заплатили жизнью, недооценив, насколько она может быть проворной и быстрой. Лавина с нами сползла метров на пятнадцать и замерла; горропа встряхнулась, готовясь вскочить на лапы. Она не издавала не звука — и это было самым страшным: трудно было представить, какой силы ярость и ненависть клокотали под кобальтовой шкурой, раз она не тратила силы даже на привычный клич победы. Безоружный, холодея от ужаса, я мертвой хваткой вцепился в «корону»: мне оставалось жить едва ли десяток секунд, но сдаваться без борьбы я все равно не был намерен. Я нагнулся, попытался схватить какой-нибудь обломок поострее… и судорожно шарящая в оседающей пыли рука сомкнулась на рукоятке кинжала! Раскатистыми, тягучими ударами отозвалось в висках биение сердца. Удар, другой, третий… Горропа поднималась на лапы, позади резко щелкнул хвост. На меня же словно напал какой-то столбняк: не шевелясь, я смотрел на холодно поблескивающее лезвие, покрытое тонким темно-синим узором. «ДАВАЙ ЖЕ!!!» — загрохотал под черепом вырвавшийся из души вопль, сметая паутину оцепенения, разрывая в клочья окутавшую разум пелену страха и паники. И вновь исчезли все чувства, кроме безудержной ярости и страстного желания убить эту горропу, разорвать ее шкуру, добраться до сердца, раздавить в кулаке… Я закричал, рванулся вперед и ударил, вкладывая в удар всю силу, всю неожиданно вспыхнувшую ненависть, всю боль, засевшую с мига крушения р'руга в душе. Ударил в единственно уязвимое место на голове горропы, в треугольник между глазом, окончанием нижней челюсти и краем костяного гребня. И то ли простая удача была на моей стороне, то ли Ушедшие наконец соизволили помочь мне — церемониальный клинок с хрустом вонзился в стык между двумя чешуйками и по рукоять вошел в голову «дас'ну'фарга». Горропа завизжала, вскинулась, точно пытаясь презреть тяготение и взмыть в небеса. Я не ждал подобного, — а если бы и ждал, все равно ничего не мог сделать: удержать равновесие на скользкой от крови шее после удара было вне моих сил. Следующее, что я увидел — стремительно надвигающаяся на меня бугристая темно-серая стена, испещренная тонкими трещинами. Скала и валуны под ней встретили меня как старого знакомого: в который раз за утро я вот так вот падал на них. Кинжал остался в голове горропы, в конвульсиях расшвыривающей камни вокруг себя, всем телом, корчащимися лапами, хвостом перемалывая их в пыль. Но, вдосталь насладиться зрелищем умирающей твари, мне не удалось: безуспешно пытаясь остановиться или хоть замедлить своеобразный «спуск», я вдруг почувствовал, как ноги провалились в пустоту. Я успел уцепиться за округлый валун, но добился только одного — вслед за мною полетел и сам валун, и окружавшие его камни, а в голове мелькнуло: «кажется, здесь я видел…» Мое падение прервалось самым естественным способом: об пол пещеры — или чем эта трещина была на самом деле. Может, я отключился на пару секунд — не знаю. Как и после катастрофы, когда я открыл глаза, сверху еще падала каменная крошка, и неторопливо оседал шлейф светло-пепельной пыли. Правда, было одно существенное отличие: если из р'руга я выполз относительно целым, то сейчас одно или два ребра точно были сломаны, подранную одежду на спине пропитала кровь. И даже не осталось сил удивиться, что тело словно становиться невесомым, и все заполняет шум крови в висках, сквозь который пробился дробный рокот падающих камней и короткий лязг металла. Мне на лоб упала горячая капля, вторая… Я с трудом открыл глаза (даже не заметив, когда и как успел смежить веки) — и сначала не понял, почему вокруг так темно. Долгая секунда прошла, прежде чем я разглядел густую тень вверху и два желтых глаза, уже поддернутые пеленой смерти. «Дас'ну'фаргу» хватило сил доковылять до трещины и опустить в нее голову — большего она сделать не могла. Мой кинжал зацепил один из жизненно важных нервных центров горропы, но даже такая рана не смогла в одночасье убить ее. И последние капли истекающей жизни, последние усилия она потратила на то, чтобы взглянуть на победителя, на своего убийцу, подарить ему прощальный ненавидящий взгляд. «Почему?..» — ласково шепнули извивающиеся вокруг тени. «Почему… почему… почему…» — я не сразу понял, что это мой собственный голос множиться эхом, отражаясь от каменных стен и свода, повторяя этот простой вопрос. Простой, — но важнее которого я не мог придумать. Я смотрел вверх, в тускнеющие глаза горропы. Смотрел, считая падающие капли ее крови, вслушиваясь в почти неслышимое дыхание умирающего «дас'ну'фарга». Вдох-выдох. Вдох-выдох. Вдох-выход. Вдох… Последняя искра жизни мелькнула в глазах горропы, и исчезла, унося с собою пылавший в них яростный огонь. Теперь уже навсегда! Глава 6. Осколки снов. Холодные потоки струились вокруг. Неуловимая, призрачная субстанция, убаюкивала, мягко колыхала в своих объятиях. И ничего, за что можно было бы уцепиться взглядом, найти ориентир — ни лучика света, ни единого оттенка, кроме черного. Только холод. Покой. Тишина. И бесконечность, подчеркивающая ничтожность крохотной пылинки, невесть как затесавшейся в ней. Я существовал — и в то же время меня не было. Атом, оторвавшийся от бесконечности, — и бесконечность, неразрывной пуповиной связанная с ним. Здесь не было времени — у бесконечности нет в нем нужды. Но часть меня осознавала себя — и секундная стрелка делала свой первый шаг, отмеряя миг между «до» и «после». В этом миге тоже была вечность, — но сама возможностью такого шага разрушала гармонию равнодушной тьмы, меняя ее… Уничтожая бесконечность! Терция вечности… Вокруг меня… во мне… повсюду… Вспышка… …солнце давно опустилась за горизонт. Единственным источником света было пламя, весело гудящее в ночи. Огромный костер яростно пожирал сложенные аккуратной пирамидкой поленья, рассыпая вокруг снопы искр. Ветер рвал пламя, заставлял почти прижиматься к земле, чтобы потом резко взмыть вверх. Со стороны оно казалось живым существом, отчаянно борющимся за свою жизнь, но стоило приглядеться — и в обрамлении рыжих сполохов на вершине пирамиды, сквозь ярко-оранжевый ореол можно было увидеть два смазанных, темных силуэта. Лишь в смерти обретшие мир для себя и воссоединившиеся навсегда друг с другом. Погребальный костер ревел, стонал мечущийся над горами ветер, плакала ночь, провожая души в последний путь. Звезды тысячами скорбных очей следили за огнем, и искры танцевали вокруг костра, тянущегося к темному бархату ночного неба. Совсем немного фантазии — и легко можно было представить, что это мириады чужих душ спустились в мир, чтобы встретить тех, чьи мертвые тела догорали в пламени, полыхающий столб, расколовший ночь, — дорожка, по которой им предстоит пройти, а погребальный огонь — вратами, которыми завершился один путь и начинается другой. Круг света, отбрасываемый костром, танцевал вместе с пламенем, ветром и темнотой. В краткие мгновения, когда языки огня, обманув неистовый ветер, беспрепятственно взлетали вверх, на границе света и тьмы появлялась застывшая в скорбной, неловкой позе перед костром массивная, широкоплечая фигура. Ни лица, ни деталей одежды — только на миг появившийся смутный абрис, с которого с неохотой соскальзывал мрак. Потом свет отпрыгивал обратно, и в свои владения возвращалась ночь, поглощая одинокий силуэт. Едва слышный шепот, ритмично падающие слова, сплетающиеся в тягучую, тоскливую песнь — в мелодичные напевы ветра вплелся голос одинокой фигуры. Для этой песни не требовалось мастерство или талант: только страсть, только горечь утраты — и этого с лихвой хватало в дрожащем, ломающемся поначалу голосе. С каждой секундой он крепчал, вместе со скорбью звучала ярость на судьбу, на жестокий рок, — но неизменным оставалась боль расставания и надежда на встречу по ту сторону бытия, там, где ничего не будет кроме чистых душ, объединяющихся с мириадами подобных себе в бесконечном, безбрежном океане света. И ни капли сомнения, что покидающие этот мир души хоть на миг задержаться над черными, лишенными света, беспощадными водами, над которыми вечно реет отчаянный шепот тех, кто оказался не в силах пройти дальше. С хлипким вздохом гудящий костер вздрогнул, внутри затрещали выгоревшие поленья. Пышущая жаром колонна величаво пошатнулась, раскидывая по сторонам извивающиеся протуберанцы, ее центр неторопливо завалился внутрь — и с грохотом костер сложился, точно карточный домик. Искры взмыли над костром, тысячами крохотных болидов озаряя ночь… … сотрясающая густую, почти осязаемую тьму. Высоко, очень высоко, в самом сердце бесконечности зажглась мрачная багровая звезда. От нее отделились первая искра — колючий клубок мертвенно-алого пламени, ничего не освещавшего, а наоборот — словно сгущавшего вокруг себя темноту. Она на миг зависла возле свого истока, затем рухнула вниз, оставляя за собой длинный росчерк огня, перевитый жгутами темноты. Бесшумно, безмолвно она летела вниз, а звезда выплюнула вдогонку ее точную копию, потом вторую, третью, четвертую, пятую, шестую… Совсем скоро уже не десятки — сотни искр падали, вспарывая собою бесконечность. Бесчисленные искры пронеслись мимо, плавно замедляя свой стремительный полет. Вокруг каждой вспухла сфера холодного, яростного пламени, заключая искру в полупрозрачный кокон. Легионы подобных шаров-коконов останавливались, и в стороны ближайших соседей выпростались узкие, безупречно ровные ленты, словно сотканные из расплавленного свинца. Они ползли друг к другу, с бездумной точностью машин, лишенных даже тени разума, но с каждым микроном что-то втягивалось в отростки из окружающей тьмы и текло к выбросившим их коконам. Что-то менялось, менялось в умирающей бесконечности, и что-то менялось в ткущейся гигантской сети. Каким-то образом это отражалось в горящей злым светом звезде, бесстрастно посылавшей вниз все новые и новые искры, и с каждой новой сферой огня, вонзившейся в плетущуюся паутину, она все быстрее и быстрее вычерпывала это «нечто» из окружавших паутину пластов мрака. И все быстрее тянулись друг к другу ленты-отростки… …пока не соприкоснулись! Вспышка… — …анго Нуо'ор… — его разбудил дрожащий, всхлипывающий голос прямо над ухом. Нуо'ор чуть приоткрыл глаз, ужасно не желая окончательно просыпаться, — естественно, это оказался его сеппай. — Иррин… — устало начал он, надеясь, что удастся быстро заснуть, но тут случилось невероятное: Иррин — вечно неуверенный, сомневающийся во всем Иррин схватил за плечо и решительно затряс, упрямо повторяя все то же «анго Нуо'ор… анго Нуо'ор…». — Ну, довольно! — рявкнул анго, отшвыривая от себя совсем обнаглевшего юнца. Легкое, почти невесомое одеяло не успело опуститься на землю, как он уже навис над скорчившимся сеппаем, царапнув когтями по столу. — Свет лишил тебя разума? Почему ты оставил свой пост?! Что ты вообще… Нуо'ор осекся. Иррину полагалось, вообще-то, к этому моменту уже лежать без чувств, осознав, какое оскорбление он нанес анго, но вместо этого тот продолжал таращиться на него остекленевшими глазами и, как заведенный, шептать его имя. Нуо'ор прищурился, внимательнее всматриваясь в сеппая. К сожалению, он не мог достаточно отчетливо прочитать чувства других — таких мастеров на всю планету насчитывалось едва ли полторы сотни, — но ощутить заполнявший Иррина ужас он мог. На ощупь найдя на столе лампу, Нуо'ор легонько встряхнул ее: обычно их заправляли раз в три дня, но Иррин — случалось — забывал про его лампу. Услышав тягучее бульканье, Нуо'ор удовлетворенно кивнул и кинул в лампу кристалл. Ровный пепельно-жемчужный свет родился в глубине прозрачного шара; Нуо'ор опустил крышку обратно и воззрился на Иррина. Про себя он отметил разорвавшуюся на плече мантию, точно его сеппай на бегу зацепился за что-то острое, затравленный взгляд и нервно подрагивающие кисточки на ушах. Обычно такую картину он заставал, если Иррину попадалось очень уж сложное задание — или если он приходил каяться в том или ином проступке. Нуо'ор тяжело вздохнул — ну почему, разорви его горропа, этот сеппай достался именно ему? — Рассказывай, Иррин! И, пожалуйста, без предысторий. Коротко: что сделал, кто был с тобой, кто пострад… — Анго Нуо'ор!.. — вновь прохрипел Иррин, вновь хватая его за руку. И только тут до Нуо'ора дошло, что случилось что-то действительно нехорошее: сеппай просто не мог говорить от потрясения. То, что он посчитал испугом, было на самом деле отчаянной попыткой выдавить хоть слово из сдавленного ужасом горла. А еще анго вновь ощутил слабую тень чувств сеппая — Иррин не имел ни малейших способностей для контроля своих эмоций, но зато сам отличался необычайной чувствительностью к чужим. Нуо'ор быстро подошел к полке над своим ложем и открыл темно-коричневую шкатулку. Флакончик с истолченными в порошок корнями са'ате лежал на самом видном месте — схватив его, Нуо'ор свободной рукой достал чашу с водой, которую он так и не допил перед сном. Отсыпав немного порошка в воду и дождавшись, когда серые крупинки полностью растворяться, он вернулся к сеппаю и протянул ему напиток. — Теперь рассказывай! Что случилось? — Анго, я… я был на посту… там, у реки… у моста… Все разошлись, все анго ушли и сеппаи тоже, все ушли… когда стемнело, уже все ушли… Я стоял там, у реки, как положено, ждал заката… Потом, когда стемнело, я шел по лагерю… ближе к центру, за жилищами анго… Там я почувствовал… почувствовал… — он задохнулся, бессильный выразить испытанные им ощущения, и беспомощно посмотрел на анго. Потом с отчаянием посмотрел себе за плечо, вытянул в сторону двери руку и пальцами сделал один единственный скупой жест. Нуо'ор нехорошо сощурился: такими жестами пользовались только посвященные культа рангом не ниже анго. Сеппаю знать его никак не полагалось и, продемонстрировав знак перед своим анго, Иррин нарывался на очень большие неприятности. А затем до Нуо'ора дошел смысл жеста… «Смерть». — Где?! — крикнул он, склоняясь к Иррину. — Где ты это почувствовал? — За храмом… около дома анго-ра… — выдохнул Иррин. «Около дома анго-ра…» Секунду-другую Нуо'ор неподвижно стоял, полусогнувшись над сеппаем и осмысливая сказанное. А затем бросился прочь из дома. Ночь встретила Нуо'ора стылым ветерком и влагой. И предчувствием беды. Страшной беды. Ему казалось, весь мир дрожит, поворачиваясь вокруг незримой оси, и чудовищных размеров шестеренки с хрустом перемалывают прошлое, будущее, само время… — Зови Сааху, Неа и Крреялу! — крикнул он выскочившему следом Иррину, выдергивая из кольца на стене чадивший факел. — И Майту! — вдогонку сорвавшемуся с места сеппаю — при всех своих недостатках Иррин соображал очень хорошо и на отсутствие мозгов не жаловался. Дом анго-ра ничем не отличался от жилищ его последователей. Сплетенная из тростника и обмазанная глиной полусфера с тремя небольшими окошками, вязью ритуальных узоров вокруг входа и окон, двумя факелами у двери — простой, аскетичный дом. Но Нуо'ору, столько раз ощущавшего себя внутри этого неказистого дома одним целым с пронзающим Вселенную потоком Света, он всегда казался громадным, величественным зданием, озаренным тысячами огней. Нуо'ор остановился у входа, осторожно толкнул массивную дверь — пожалуй, единственное отличие дома анго-ра Райёё от остальных — их наставник не любил шума. Как всегда, дверь не шелохнулось — анго-ра никогда не забывал запереть ее. — Анго-ра! — чуть понизив голос, Нуо'ор позвал наставника. Он пытался сосредоточиться, пытался ощутить нечто, напугавшее Иррина, заставившее его бежать, не помня себя. Заставившее вычертить в ночном воздухе его дома подсмотренный где-то знак… «СМЕРТЬ!!!» Давящая тяжесть, точно весь мир падает на тебя… Разверзшаяся под ногами пропасть… Алый диск солнца, вдруг исторгающий испепеляющий, разъедающий глаза блеск… Нечто невероятное, только что прикоснувшееся к тебе, открывшее неведомые до сего горизонты, показавшее что-то слишком страшное, чтобы быть правдой… Дыхание Вселенной, обжегшее потянувшийся к небесам разум… «НЕТ! НЕТ! НЕЕЕ-ЕЕТ…» — Нуо'ор! Что с тобой?! Что случилось! — его затрясли, вырывая из столбняка транса. Моргнув слезящимися глазами, он увидел окруживших его коллег, друзей. Подносящую к губам чашу с какой-то гадостью Майту, подхвативших его с обеих сторон Неа и Крреялу, Сааха, сгорбившегося под гнетом прожитого времени, но еще достаточно сильного и ловкого, чтобы сдерживать рвущегося к своему анго Иррина, — все, кого он знал много лет, кому доверял и любил. Ему помогли, — а точнее, заставили — сесть на чью-то накидку. — Отпустите! — сбросив давящие на плечи руки, он вскочил на ноги — и пошатнулся: закружилась голова. Неа и Крреяла двинулись было к нему, но Майта, самая молодая целительница, что появлялась когда-либо в их лагере, взмахом руки остановила их. — Анго, что случилось? Что это было? — Дверь… — просипел Нуо'ор. — Ломайте ее! Да, быстрее же!!! — зарычал он, видя неуверенно переглядывающихся Крреялу и Неа. — Что-то случилось с анго-ра! Обступившие его килрачи вновь переглянулись, а потом дружно посмотрели на тяжелую, посеревшую от времени дверь. Наверное, всем в голову пришла одна и та же мысль: устроенный ими шум перебудил половину лагеря, а спавший обычно очень чутко анго-ра Райёё даже не попробовал выяснить, что происходит у него за окном. Неа первым шагнул к двери, Крреяла отстала от него всего на полшага. Обычная дверь слетела бы с петель от одного недоброго взгляда в ее сторону, но эта умудрилась выдержать по два удара. Сердито прошипев что-то под нос, Неа придержал уже собравшуюся вновь навалиться на массивные доски Крреялу, примерился и с разворота коротко, но сильно ударил над засовом. Внутри оглушительно хрустнуло, и дверь со скрежетом широко распахнулась, громыхнула, врезавшись в стену, отскочила обратно и замерла. Неа, за ним Нуо'ор и Крреяла бросились внутрь, уже не сомневаясь, что случилась беда. Каждый нес по факелу, кроме того, протиснувшаяся следом Майта держала лампу — и тьме, пугливо отпрянувшей к дальней стене, очень быстро не осталось места. — Анго-р… — Нуо'ор замер, не сделав и двух шагов; рядом ахнула Крреяла. Прямо перед ними, возле перевернутого столика, среди вороха перепачканной темными пятнами бумаги лежал анго-ра Райёё. У Нуо'ора подломились ноги, при виде пятен крови на постели, одежде, шерсти Райёё. Упав на колени рядом с наставником, он перевернул его лицом вверх — и среди общего крика ужаса без удивления услышал и свой голос. Анго-ра умирал. Грудь, горло, лицо — все было разодрано, исполосовано его собственными когтями, на которых остались еще клоки шерсти и кожи. Кровь сочилась сквозь раны, стекала на пол — под телом Райёё уже собралась небольшая лужица, отбрасывая злые блики от факелов. Душа анго-ра еще не покинула тело, но это были последние мгновения жизни: слишком много крови он потерял, слишком тяжелые раны он себе нанес. Веки Райёё шевельнулись — и, задыхающийся от ужаса, от осознания собственного бессилия, Нуо'ор против воли охнул, встретив пустой, бессмысленный взгляд устремленных в лишь ему доступную даль глаз анго-ра. Но сердце не успело ударить и одного раза, как этот взгляд чуть сдвинулся и застыл на Нуо'оре, а в зрачках появилось так хорошо знакомое выражение. — Нуо'ор… — ему пришлось напрячь слух, чтобы расслышать шепот. Искусанные до крови губы Райёё дрогнули, он сделал попытку сгрести своего бывшего ученика за одежду, но тот, сообразивший, что хочет анго-ра, уже клонился к нему. — Кончено… для меня… видел… впереди… — две одинаковые, как близнецы, струйки крови потекли из уголков рта умирающего. — Твой сеп… сеппай проложит… учи… учи его… хорошо… возьми… все… — он уронил руку и выпущенным когтем коснулся лежащего под боком свитка. — Написать… успел… Нуо'ор бережно поднял свиток, стараясь не испачкать его. Бросились в глаза изломанные, скачущие бурые строки, так не похожие на обычный подчерк Райёё. Долгий миг он пытался понять, почему текст такого странного цвета, потом заметил лежащее в меньшей лужице крови перо — и все вопросы умерли на языке. — Остальные… — уже не шептал — хрипел, захлебываясь кровью, но из последних усилий гоня слова сквозь изуродованное горло Райёё; неповинующимися пальцами он указал на ряды полок. На одной из них среди сложенных аккуратными горками свитков стояла узкая шкатулка — вытирающая слезы Крреяла бережно, точно выточенную из хрупкого стекла, сняла ее и прижала к груди, — предостережение… огонь впереди… нескоро… берегитесь… их… зовут… берегитесь… Рука Райёё на груди Нуо'ора сжималась все крепче и крепче, когти пронзили одежду и впились в тело. Нуо'ор не реагировал на боль, не шевелился, не смея даже вздохнуть, — его, как и остальных, захватила, увлекла за собой эта невозможная, нереальная сцена: освещенный десятком факелов дом, стекающийся к дымоходу жирный, густой дым, и умирающий килрач, каждое слово которого впечатывалось им в память навсегда. И в тот самый миг, когда жжение в груди стало столь сильным, что Нуо'ор едва не потерял сознание, Райёё ослабил хватку и очистившимся взором окинул всех собравшихся. Слабая улыбка мелькнула в его глазах, и каждый килрач ощутил отзвук безмятежного, всепоглощающего спокойствия и умиротворения. — Я видел грядущее! — неожиданно отчетливо шепнул Райёё. — Берегитесь… Он замолчал. В последний раз их взгляды встретились. Рука анго-ра, выпустив одежду Нуо'ора, со стуком упала на пол. Сорванная легким дуновением ветра пылинка аккуратно закружилась над ним и плавно опустилась на покрытые тонкой пленкой крови губы. Дрогнула, словно хотела взлететь обратно, — но вдруг передумала. И лишь почти минуту спустя собравшиеся вокруг тела своего учителя поняли, что анго-ра Райёё умер. …рождается в точке соприкосновения. Я смотрел вниз, вокруг себя, смотрел на то, что мог лишь описать, но не понять. Смотрел на гигантскую сеть, паутину, сотканную из быстро темнеющих линий и набухающих гнойников, жадно пожирающая плоть бесконечности. Этой паутине не было дела до меня, ее не волновало, не могло волновать то, что за грандиозной феерией наблюдает прилетевший на огонь мотылек — она жила своими заботами и стремлениями. Но я чувствовал, как секундная стрелка продолжает свой неумолимый бег к отмеченному именно для этого мотылька мигу. Дрожащие в узлах сети сгустки медленно росли в размерах. Их оболочка светлела, истончалась, мелькающие за ней огни становились все ярче. Сперва казалось, что сгустки растут все вместе, но только казалось — упавшие первыми коконы уже превратились в кипящие шары багрового света, в то время как большинство еще оставались медленно разбухающими искрами. Один из самых больших сгустков затрепетал. Соединяющие его с паутиной нити почти одновременно лопнули, в пульсирующей оболочке появились трещины, сквозь которые пробивалось яростное, почти живое сияние. Трещины множились, сливались в сплошные пятна странного света — и в звенящую тишину вплелся тонкий, дрожащий на грани слышимости звук, слишком тихий, слишком слабый… Растрескавшаяся оболочка, сдерживающая обезумевшее пламя, разлетается на куски… Вспышка… Сирены гудели. Ревели. Стонали. Тревожные огни не угасали, мигая в такт то гаснущему, то вновь появляющемуся освещению. Стены, палуба под ногами, подвесной потолок — все тряслось, скрипело; где-то в отдалении шипела разорвавшаяся магистраль. Дело явно не собиралось ограничиваться страшными первыми минутами катастрофы: практически вся центральная зона поселения продолжала медленно, но неуклонно разрушаться. Три человека с трудом шли по коридору, поминутно оглядываясь назад. Двое в боевой броне десантных войск и здоровенный верзила в окровавленном белом комбинезоне: лаборанты за глаза называли его «Бугаем» и любили разыгрывать «салаг», рассказывая, что этот, похожий на неуклюжего медведя человек — заведующий кафедрой астрофизики в Терранском университете. А потом потешались, глядя, как на первом же занятии до новичков доходит, что это была совсем не шутка, и что за внешностью туповатого костолома скрывается ум очень талантливого ученого. Интеркомы на поясах людей заработали одновременно с захрипевшей во всем коридоре коммуникационной системой: "ТРЕВОГА ПЕРВОГО УРОВНЯ. ПРОДОЛЖАЕТСЯ АНОМАЛЬНАЯ ПУЛЬСАЦИЯ В КРАСНОЙ ЗОНЕ СЕКЦИИ "А". СИСТЕМА НАБЛЮДЕНИЯ НЕ ФУНКЦИОНИРУЕТ. СВЯЗЬ С КРАСНОЙ ЗОНОЙ ПОЛНОСТЬЮ УТЕРЯНА. ПРИНЯТЫЕ АВАРИЙНЫЕ МЕРЫ НЕ ЭФФЕКТИВНЫ. ВСЕМУ ПЕРСОНАЛУ РЕКОМЕНДУЕТСЯ НЕМЕДЛЕННО ПОКИНУТЬ СЕКЦИЮ "А". ВРЕМЯ ДО ИЗОЛЯЦИИ КРАСНОЙ ЗОНЫ — ПЯТЬ МИНУТ. ВРЕМЯ ДО ПОЛНОЙ ИЗОЛЯЦИИ СЕКЦИИ "А" — СЕМЬ МИНУТ". Десантник, буквально тащивший ученого на себе, грубо выругались. Его коллега, с которым он периодически менялся, с тревогой оглянулся на наполовину сомкнувшиеся створки бокового туннеля, по которому они добрались до этого коридора, а потом — на закрытый люк противоположной стене. Они старались двигаться с максимальной скоростью, побыстрее выбраться в незатронутые катастрофой зоны, но профессор Райнс задерживал их. Длинная рваная рана на бедре и потеря крови позволяли ему разве что не потерять сознание, но двигаться быстрее он не мог. В другой ситуации они или оставили бы его в безопасном месте, чтобы разведать дорогу, или понесли на руках, — но только не теперь. Всего полчаса прошло после катастрофы, а они на собственной шкуре убедились, что, во-первых, безопасных мест поблизости от очага попросту нет, а, во-вторых, оставаться без оружия чревато очень нехорошими последствиями. — Седьмой, проверь коридор, — десантник прислонил профессора к стене и тут же перебросил со спины на грудь тяжелый вейер. Напарник раздраженно дернул плечом и осторожно пошел вперед, аккуратно обходя сброшенные со стен во время катастрофы декоративные плитки: большинство разлетелись на куски, но парочка тонких бледно-желтых квадратов уцелела. — Мы успеваем? — Нет! — покачал головой отдышавшийся профессор. — Нам еще метров четыреста по этой галерее, потом санитарная зона, потом контрольный пост — и лишь за ним переход в секцию "Б". С моей ногой мы успеем разве что пройти санитарный сектор. — И что? — яростно выдохнул тот, кого первый десантник назвал Седьмым. — Вы опять за свое? Мы никого не оставляем — зарубите себе на носу, профессор! — У вас есть альтернатива, сержант? Надо любой ценой предупредить остальные блоки, и эвакуировать людей. Мы не смогли обесточить аппаратуру — даже если вся секция будет запечатана, это не поможет. Вы слышали — пульсация продолжается! — Что, будь вы прокляты, вы там сделали?! — взорвался десантник. — Что тут вообще происходит?! — НЕ ЗНАЮ! Я! НИЧЕГО! НЕ! ЗНАЮ!!! — заорал, превозмогая боль, Райнс. Его душил гнев на этого тупого солдафона, пререкающегося с ним, вместо того, чтобы спешить туда, где он может помочь людям… но еще больше этот гнев пополам со стыдом жалил его самого. Почему он молчал? Почему согласился с Фелтом? Почему не спорил, не настоял на повторной проверке, после выявленных в последнем тесте аберраций поля? Почему смолчал, когда Фелт предложил дать полную мощность на аппаратуру? Почему… почему… почему… Он устало посмотрел на опешившего десантника и с горечью рассмеялся. Кого он пытается обмануть: ему самому было интересно посмотреть на результат эксперимента. Ему хотелось на практике проверить свои расчеты. Ему не хотелось становиться на пути Фелта и тех, кто стоял за ним. Ему не хотелось думать своей головой, когда можно было переложить всю ответственность на других — того же Фелта, в конце концов. Что ж, он получил именно то, что хотел. Он действительно увидел нечто… Мерный гул, зародившийся где-то в глубине блока, в мгновение ока сорвался на грохочущий удар. Палуба под ногами подпрыгнула, а затем мелко-мелко задрожала. Последние плитки оставшиеся на стенах точно корова языком слизнула, а половина панелей освещения, ослепительно вспыхнув напоследок, разлетелись дождем осколков. «РЕГЕСТРИРУЮТСЯ АНОМАЛЬНЫЕ ВСПЛЕСКИ В КРАСНОЙ ЗОНЕ. НАЧАТА НЕМЕДЛЕЕЕЕ…» Светло-голубые разряды плеснули из каждого коммуникатора, оплавляя предохранительные решетки; личные интеркомы озадаченно загудели, фиксируя обрыв связи. Второй удар почти без паузы перетек в третий, отозвавшийся в каждом сантиметре окружавшего их металла и покореженного пластика странной, вибрирующей пульсацией. Профессору даже показалось, что он слышит мощное, басовитое гудение десятка огромный, невидимых струн, сливающееся в завораживающий звук, но, прежде чем он успел понять, так это или нет, эхо приближающегося — или уже мчащегося во весь опор — катаклизма стихло, оставив их наедине со звенящей тишиной. — Т…твою мать! — вырвавшиеся у Седьмого слова в полной мере выразили ощущение каждого из них. — Профессор… — Здесь недалеко до коммуникационного центра! — настолько твердо, насколько хватило сил, заявил он, отлепившись от стены. — Там можно забаррикадироваться. Я попробую сам добраться туда и наладить связь с ретранслятором, чтобы передать сигнал «СОС». Вы, — игнорируя набычившегося Седьмого, он ткнул пальцем в бронированную грудь второго десантника, — спешите к магистральной трубе к секции "Б" или "С". Без меня вы успеваете туда вовремя. Найдите Фримена или Андрееву — и расскажите им, что я требую полной эвакуации. Передайте им — «Фантом один». Они поймут. — Пятый, что мы… Десантник несколько секунд пристально смотрел на профессора, потом перевел взгляд на напарника. — Седьмой, бластер! — еще пару секунд они смотрели друг на друга, потом Седьмой быстрым движением достал излучатель. Подумав, добавил к нему запасную обойму и протянул профессору. — Вы уверены, что хотите этого? — Нет! — честно ответил профессор. — А есть выбор? Пятый открыл рот, словно желая что-то сказать, но так и не нашел нужных слов. Отвернувшись, он взял наизготовку вейер и побежал по коридору. Седьмой последовал за ним, держась в двух-трех шагах позади напарника. Так, ни разу не обернувшись, они скрылись за поворотом, и только топот десантных сапог и хруст расплющиваемой керамики напоминал о них. А затем стих и он. Профессор с трудом доковылял до противоположной стены: к его облегчению, кровотечение не возобновилось, и боль в ноге оказалась не такой сильной, как он опасался. Люк, закрывавший проход в боковой коридор, открылся без проволочек: оставалось надеяться, что доступ к коммуникационному центру не заблокирован компьютером. Ни одна панель освещения не работала, но вдоль коридора тускло горели вмонтированные на стыке стен и потолка капсулы с фосфоресцирующим составом. К удивлению Райнса сброшенных сотрясением декоративных плиток оказалось на порядок меньше, чем в главном коридоре. В мерцающем бледно-зеленом свете он видел почти не прерывающийся узор, равнодушно следящий за измученным, ковыляющим, падающим и со стонами поднимающимся, чтобы вновь черепашьим шагом идти вперед, человеком. Как он прошел эти метры — он не понял и сам. В памяти остался только обрамленный цепочкой зеленоватых огней вход, звонкий звук неуверенных шагов, и пляшущие в черном пятне перед глазами салатовые полосы — и вдруг он понял, что стоит, уткнувшись носом в холодный металл закрытой двери, на которой висит покосившаяся табличка "КОММУНИКАЦИОННЫЙ ЦЕНТР "А". ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН". Слабо пискнув, панель доступа проглотила его идентификационную карту, подумала пару секунд и весело подмигнула разноцветными огоньками. Дверь плавно вдавилась внутрь и с шипением отошла в сторону. Райнс надеялся, что хоть внутри горит нормальный свет, а не эта болотная мерзость, и его надежды сбылись. Отчасти: вместе болотно-зеленого, капсулы аварийного освещения испускали пронзительно-голубой свет, больно режущий глаза. Немного помогало освещение от работающих дисплеев и информационного табло, исправно информировавшего всех желающих, что ситуация из просто плохой становиться очень плохой — если кто не заметил еще. В коммуникационном центре не было ни души. Строили его по стандартному проекту, из расчета на штатную смену связистов, но здесь обычно дежурило два человека. И, наверняка, первое, что они сделали после катастрофы — поспешили спасти свои шкуры. За спиной Райнса закрылась дверь и система безопасности, повинуясь отданной команде, заблокировала вход. Теперь без тяжелого оружия сюда будет крайне проблематично ворваться, а дополнительно введенный код обесточил внешнюю панель доступа. «Кто не успел — тот опоздал!» — истерически хихикнул Райнс, усаживаясь за ближайший компьютер: перенапряженные нервы понемногу сдавали. Мысль о том, что еще один бедолага, вырвавшийся из ада Красной Зоне, будет бесплодно пытаться попасть внутрь, как появилась, так и пропала. «ДОСТУП К ВНУТРЕННЕЙ КОММУНИКАЦИОННОЙ СИСТЕМЕ ОТСУСТВУЕТ. ДОСТУП К СИСТЕМАМ НАБЛЮДЕНИЯ ОТСУТСТВУЕТ. ДОСТУП К КОМАНДНОЙ СЕТИ ОТСУТСТВУЕТ». Надписи на дисплее сюрпризом не были: собственно, никакой командной сети больше не существовало. Главный компьютер, центральная база данных — все было уничтожено во время катастрофы. В эти мгновения все поселение распадалось на секции, полностью подчиненные локальным командным центрам, физически изолируясь друг от друга, как и требовала ситуация ЧП. «Надеюсь, ребята успели проскочить…» — про себя произнес профессор. Экран мигнул, очистился, освобождая место для меню гиперсвязи: как раз на подобные случаи коммуникационные центры в обязательном порядке оснащались автономным передатчиком. Не очень мощным, не позволяющим передать дальше семи-восьми парсек или надежно защитить сигнал, но и ведь и выбирать-то было не из чего. Информация, появившаяся на экране, подтвердила его опасения: за последние двадцать минут в гиперпространство не было отправлено ни одного сообщения. В лучшем случае — это все паника и непонимание происходящего. В худшем же… Райнс вложил в прорезь сканера свой жетон и быстро набрал текст: код поселения и всего два слова, трижды повторенные подряд: «Фантом один». Даже если никто не озаботиться прочесть сообщение, центральный компьютер любого крейсера, приняв подобный сигнал, немедленно поднимет тревогу, а уж на том корабле, которому адресовано послание — тем более. Выбрав алгоритм шифровки, он подтвердил считанные с его жетона координаты передачи. Дождавшись окончания обработки данных, ввел последнюю команду. «ГИПЕРРЕЛЕ ИНИЦИИРОВАНО. СИГНАЛ ПЕРЕДАН», — отреагировала программа. А затем… Коммуникационный центр вокруг вздрогнул, подернулся рябью, словно на застывшее в воде отражение кто-то бросил камень. Там, где только что была ровная поверхность палубы, появлялся искореженный, оплавленный металл, стены щерились дырами, глубокими трещинами, светящиеся капсулы катались по полу. Райнсу показалось, что пульсирующая зыбь прокатилась сквозь него, на миг вырывая из привычной реальности и тут же швыряя обратно, но уже в царство торжествующего хаоса. — Что за… — изумленно выдохнул профессор, глядя в пустоту погасшего, разбитого вдребезги дисплея перед собой. На раздавленного сорвавшимся перекрытием бедолагу в соседнем кресле. На полностью разрушенное помещение, на то, что он обязан был заметить еще у входа… но не заметил. На невозможное, вдруг ставшее реальным. Гудение десятков струн, едва удерживающееся на грани инфразвука, рухнуло на него, ворвалось под череп, отозвалось тонкой болью в зубах и костях. И почти незаметный за этим шумом звук, похожий на шелест миллиона песчинок, перемолотых в тонкую пудру и неторопливо текущих по металлу, заполнил коммуникационный центр. И кожей, шестым чувством, всеми фибрами души он почувствовал чье-то присутствие за своей спиной, за плечом, буквально в шаге от себя. В растрескавшемся, закоптившемся стекле дисплея, с которым он, как ему казалось, только что работал, за размытым, нечетким отражением самого Райнса что-то шевельнулось, потянулось к нему… Он обернулся… …слепит. Мрак расплескивается во все стороны… Дымчатое пламя, струя расплывающегося сияния сжимается в спираль. Осколки кокона тают в темноте, а спираль, стремительно ввинчивается во мрак, рвется вверх, если в этой бесконечной пустоте можно определить, где верх, а где низ. Только что почти неслышимый звук, становиться все громче и четче. Тысячи, миллионы безликих голосов говорят, шепчут одну единственную фразу, но нельзя разобрать ни одного слова, ни найти источник голоса. Ленты мрака сплетаются с пламенем, смешиваются, растворяются друг в друге. Бесконечность стонет, кричит беззвучным воплем, умирает, раздираемая на части, поглощаемая освободившимся пламенем. Оно темнеет, становиться почти неотличимым от змеящихся вокруг агатовых потоков, и только багрово-оранжевые искры по краям спирали отмечают ее путь. Лопается второй кокон, за ним третий. Сполохи освободившегося от оков огня, дрожь бесконечности, растущий с каждой вспышкой мерный отрешенный речитатив. Голоса звучат в унисон, сливаются в один могучий, сильный поток слов, крепчающий, становящийся громче… Отчетливее… Сильнее…. Вверху, там, где почти угасла мрачная, злая звезда, взмах незримого лезвия открывает узкую, наполненную ослепительным серебристо-пепельным светом щель. Рядом с ней вторая, третья — словно копируя рождения тянущихся ввысь дымчатых струй, они появляются, расталкивая мрак. Уже трудно смотреть на сотни развернувшихся жгутов огня. Но это лишь песчинки в безбрежности раскинувшейся паутины. И, глядя на пылающую бездну и серебристые разломы, я чувствую, как звенит туго натянутая невидимая струна: время почти пришло, стрелка почти завершила свой ход. Голос, в котором уже невозможно вычленить, расслышать создавший его шепот, гремит, пронизывая бесконечность, сотрясает паутину, колеблет рождающиеся языки пламени. Два слова тяжко бьют по мне, распластанному по наковальни бесконечности бесплотной, безучастной тенью наблюдающей за происходящим. Два слова. Наконец-то я слышу их — отчетливо и ясно: «ОСВОБОДИТЕ МЕНЯ». Узкий, тонкий луч срывается из разлома, почти вертикально пронзая пустоту. На его пути самая первая спираль, самая первая полоса слившегося с мраком пламени — и бесконечность кричит, подавленная гневом почти умершей звезды. Только тень, только отзвук прежне мощи остался в ней, но даже он подавляет, даже он пробуждает во мне почти забытое чувство ужаса. Пелена ее гнева падает на паутину, озаряемую тысячам сполохов, пропитывает ее, подправляет путь… И громче рокот равнодушного голоса: «ОСВОБОДИТЕ МЕНЯ!» Луч касается спирали, гаснет, раскалывая ее на множество осколков, точно она соткана не из прозрачного пламени, а хрупкого фарфора. Хрустальные змейки ползут по остаткам, выжигая, стирая за собой полосы тьмы, а лоскутья багрового пламени вдруг вспыхивают ярким, чистым светом и каплями ртути тянутся друг к другу. Еще миг — и воссоздавшаяся заново спираль продолжает свой путь наверх. А из разломов бьют новые лучи, все быстрее и быстрее, ища стремящиеся к свободе потоки огня. «ОСВОБОДИТЕ МЕНЯ!!!» И почти физически я чувствую, как последняя преграда падает… Видимая только мне стрелка исполинских часов идет до конца… Яростно поет на незримом ветру туго натянутая струна… Вспышка… Выпад, звон столкнувшегося металла, скрежет, клацающий звук обуви по каменному, покрытому густым слоем вековой пыли и песка каменному полу… Смертоносный танец, плавная и быстрая игра посохом, стонущие от напряжения мышцы, заставляющие тело перетекать из позиции в позицию… Полупрозрачная, так и норовящая ускользнуть из поля зрения фигура, видимая только благодаря неровному, переменчивому освещению… Черный провал за спиной, вбирающий в себя эхо боя, отражающий его от стен, жонглирующий, словно наслаждаясь неожиданной игрушкой… Выпад, звон скрестившихся посохов, стремительный выпад противника, мелькнувшее у самой головы лезвие кинжала… Разжавшиеся пальцы отпускают прокручивающийся вокруг запястья второй руки посох… Теряющий равновесие противник, отступающий на шаг назад… …вспышка… Чужой командный пост, выглядящий так, словно внутри разорвалась ракета. Хаос, разрушение, огонь, разбросанные повсюду тела, дымящиеся провода… И темная фигура, едва различимая в, смешавшимся с аварийным освещением отраженном свете звезды, медленно ползущая к центральному пульту. А за пультом в покосившемся кресле сломанной куклой полулежит обгоревшее дочерна тело, точно мертвый рулевой, ведущий в последний путь корабль… На обзорном экране безжизненный планетоид, над которым медленно восходит полукруг зелено-голубого мира… Странное пятно точно над серо-коричневой громадой спутника планеты, похожее на расплывшуюся по воде каплю крови… Со сдавленным стоном фигура подтягивается, уцепившись за выступающий над головой металл. Превозмогая слабость и боль, тянет руку к одному из переключателей в верхней части пульта… …вспышка… Бесконечность космоса вокруг — и родной до боли мир прямо перед глазами. Знакомая с детства планета, озаренная теплыми лучами красного карлика, стремительно несущаяся по своей орбите, точки военных крепостей вокруг нее… Родной мир, родина, дом… Но почему же от него веет таким леденящим холодом?! Почему мне так страшно?! Почему… Пространство совсем рядом сминается, подается под напором чудовищной силы. Очерченный неведомым циркулем громадный круг, диаметром не меньше десятка-другого километров затягивается полупрозрачной пленкой, сквозь которую тускло мерцают далекие звезды. Широкая полоса рассекает пополам круг, в самом центре появляется ослепительно горящая точка. Вихри пламени текут из нее, вдоль серой полосы, заполняют круг, бьются в его границах. Таких кругов много, очень много. Может десяток, может полсотни. Трудно сосчитать — болят глаза, стоит только посмотреть в упор на пламя. Я отворачиваюсь, перевожу взгляд на планету… … и вижу совсем другой мир. Я пытаюсь присмотреться к нему, рассмотреть детали — он исчезает, а на его месте появляется новый, потом еще один. Они сменяют друг друга, мелькая перед глазами с невероятной скоростью, часть из них я почти вспоминаю, большинство даже не вызывают в памяти и тени узнавания. Но я знаю, что над каждым миром появляются такие пятна. И еще я знаю, что… Все вместе, одновременно пятна выплевывают многокилометровые сгустки огня, титанические копья, посланные карающей дланью на наполненные жизнью обреченные миры. …вспышка. Вокруг пылала бездна. Безумие красок, миллионы багрово-оранжевых дымчатых струй, бьющие им навстречу серебристые лучи. Огонь и лед ткали завораживающий узор танца посреди тьмы, захватывая каждый свободный сантиметр пустоты. Это было начало. Это был конец. Что-то заставило меня взглянуть вниз. Еще одна спираль, перевитое темными нитями пламя поднималось — и на этот раз я был на его пути. А сверху бил вездесущий луч, как и пламя не обращая внимания на оказавшуюся между ними одинокую душу. Струна лопнула! Вокруг меня взвихрилась завеса искр и снежинок, его прихотливыми росчерками пронзили ветвящиеся голубоватые молнии. Нельзя описать, то, что я видел, что я чувствовал — для этого нет слов. Обжигающий лед и леденящее пламя сплелись во мне, необратимо меняя друг друга. Я ждал грохота, опустошающего рева… Вместо этого равнодушный голос ударил меня молотом двух слов: «ОСВОБОДИТЕ МЕНЯ!!!» Я ждал вспышки, зарницы Сверхновой, которая разорвет все вокруг… Вместо этого пришла настоящая тьма. Забытье отступало, нехотя разжимало свои когти, освобождая разум из плена мороков. Первое, что я почувствовал — легкость в теле. Это не было обманчивой силой стимуляторов, и не было раскрепощающим ощущением свободного падения, — привыкшие к тяготению Зорас'стриа мышцы оказались в почти на треть более слабом поле. Но легкость в теле мало помогает, если эти самые мышцы отказываются подчиняться. Я едва мог чуть приподнять веки, но не более — страшная слабость, точно я перенес на собственной спине целую гору, придавила меня к постели… К постели?! Воспоминания вернулись стремительно, калейдоскопом видений, застывших в памяти сцен. Разговор с отцом и тушд-руалами. Разговор с Сенаш. Взлет из Имперского дворца. Полет. Катастрофа. Падение в Леса Горроп. Приманка в переданном мне Сенаш футляре. Бег к хребту, к выходам на поверхность из катакомб Сейт-Сорра. Горропа. Схватка. Тяжелые капли крови, падающие мне на лоб, и гаснущие в сумраке расселины глаза умирающей твари. И… все. Дальше в памяти сохранились только безумные видения, которые только-только отпустили меня. Собрав в кулак волю, я на секунду разлепил веки, но ничего не увидел, кроме белесого пятна. Всхлипнув, я попытался хоть на пару сантиметров приподняться, — но с тем же успехом мог пытаться голыми руками поднять Имперский дворец. В висках разлилась свербящая боль, почему-то стало трудно дышать, и вдобавок я совершенно перестал чувствовать собственное тело. Прямо над головой раздался приглушенный возглас, меня коснулась волна удивления, растерянности — и безуспешной попытки скрыть брезгливость. Послышались звуки шагов, легкое движение воздуха подсказало, что кто-то наклонился надо мною. Потом зашелестел коммуникатор. — Он очнулся, — этот «кто-то» говорил на диалекте Стражей Небес. — Пока по-прежнему… нет, опять нарушен сердечный ритм! Немедленно… Окончания фразы я не расслышал. Я пришел в себя во второй раз в сумраке. Ритмичные, гулкие звуки доносились откуда-то со стороны, приглушенные расстоянием, почти бесшумно работал климатизатор, тихо потрескивал какой-то прибор возле головы. Я лежал на широкой кровати, пока зрение перестраивалось под скудное освещение, бездумно смотря в потолок и зачем-то считая вздохи… моря. Ну, конечно — до меня дошло, что могло издавать такие звуки. Я слабо улыбнулся в темноте. Втянув носом прохладный воздух, я почувствовал запах соли и несравнимые ни с чем ароматы морского побережья. Осторожно подняв руку, я с облегчением понял, что, либо отдых пошел мне на пользу, либо попались очень хорошие целители; другим обнадеживающим знаком было полное отсутствие на мне симбионтов. Ни слабости, ни усталости, ни боли — я чувствовал себя как никогда хорошо… если не считать странного ощущения, будто что-то со мною не так. Почти минуту я пытался поймать ускользающую мысль, сделать всего один шаг и увидеть это… нечто странное. Но ничего не вышло: чувство неправильности осталось, а понял я ровным счетом ничего. Пришло вставать и мириться с этим. К моему удовлетворению искать одежду не пришлось: кто-то приготовил для меня обычную медицинскую рубашку и легкие туфли. Дверь открылась сама, стоило мне подойти к выходу. Я оказался в чуть меньшей комнате, абсолютно пустой — мне показалось, что ее использовали как тамбур или временное хранилище. Вторая дверь прямо напротив меня была приоткрыта и светлая дорожка тянулась по полу ко мне. Я терпеливо подождал, пока зрение снова адаптируется к смене освещения, и решительно пересек комнату. Если у меня и были сомнения по поводу места моего пребывания, то почти скрывшийся за плавящимся в огне заката горизонтом ярко-алый шар, и, чуть-чуть отстающее от него туманное молочно-белое пятнышко снимали все вопросы. Песок скрипнул под ногами, цепочка неглубоких следов отметила мой путь к полосе прибоя. Волны спокойно набегали на берег, оставляя за собой белоснежные хлопья пены. Чуть в стороне, зажатая между двумя высокими скалами, волна вскипала и с гулом пыталась сокрушить сушу, а за скалами виднелась полоска земли соседнего островка; если присмотреться, то можно было заметить и третий, совсем крохотный, прячущийся в волнах островок. Здесь вся поверхность была такой: острова — иные большие, иные едва ли занимающие квадратный километр; проливы между ними, вершины подводных хребтов, обнаженные отступившим океаном. Я посмотрел назад, уже зная, что увижу за небольшим временным лазарет, утопленным в песок до половины конусом энергоблока — далеко на горизонте пронзающую небеса черную иглу. Один из первых миров Империи. Один из центров ее нынешней силы. Место рождения Та'ах-сартара. Главная резиденция Стражей Небес и место паломничества со всей Империи. И Главный Храм Ушедших, чья вершина надменно взирала на ожерелье островов с высоты более чем тысячи двухсот метров. Это был… — Да, это Шенарот! — раздался голос позади меня; в эмпатическом поле, которое я считал совершенно пустым, как и пляж островка, мелькнул и пропал импульс-приветствие. Я резко развернулся на месте; под подошвами взвизгнул песок. В тени склонившегося над берегом разлапистого дерева шевельнулась сгорбившаяся фигура, чуть сдвинулась вбок, чтобы я мог лучше ее видеть. — Вспомнил меня? — говоривший еще больше ослабил ментальный контроль, раскрываясь навстречу мне, что уже было излишним — я узнал и голос, и саму фигуру. Описав перед собой Круг Хазада, я поклонился ему. — Артх'хдеа Мезуту'а Холл! Для меня честь встрет… — продолжение умерло у меня на губах: Глава Клана Стражей Небес Каш'шшод сумрачно смотрел на меня, а за его спиной из-под общего камуфляж-поля появились две боевых звезды в бронекостюмах высшей защиты. Подавшись назад, я ошеломленно оглянулся. Бежать было некуда: по всему пляжу гасли камуфляж-поля, на крыше лазарета держали меня в прицеле тяжелых импульсников две почти сливающихся со светлеющим небом фигуры, над скалами грозно разворачивался атмосферный перехватчик. Шесть боевых звезд, пара теневиков — сорок килрачей и один перехватчик полностью перекрыли берег, лишив меня возможности сделать хоть что-то, не укладывающееся в их планы. Я осторожно посмотрел на Каш'шшода, стараясь не делать лишних движений: как Кедат а-нэррбэ бойцы Стражи Небес сначала реагировали на угрозу, а потом задавались вопросами. Глава Стражей Небес тяжело поднялся, с видимыми усилиями отряхивая одежду. У его ног поползли странные узоры, словно невидимая рука рассеянно водила по песку, — силовой экран надежно защитил бы Каш'шшода, даже реши все собравшиеся устроить тут небольшую войну. — Да, я Артх'хдеа Мезуту'а Холл! Вопрос лишь в том, кто ты? — он выпустил коготь и указал на мои руки. Я медленно, не отрывая глаз от пронизывающего до глубин души взгляда Каш'шшода, поднял руки к лицу. «Кто я?» — что, во имя Ушедших, он хотел этим сказать?" Я посмотрел на свои руки, и вновь ощутил уже раз посетившее меня чувство чего-то неправильного. Чего не должно было быть… — Цвет… — очень тихо подсказал Каш'шшод. В голове у меня словно взорвалась звезда: как и бывает обычно, стоило одному лишь маленькому кусочку мозаики лечь на свое место — и вся картина обретает смысл. Я упал на колени, пронзая клыками губу, чтобы не закричать: шерсть на руках, которая всегда была кирпично-красной с темными зигзагообразными полосами, превратилась в черную. Ни клочка светлой шерсти, никаких других оттенков — я провел трясущейся ладонью по локтю, рванул рубашку на груди, взглянул на ноги. Везде шерсть была беспросветно черной, как смоль, густой, гораздо более пышной, чем раньше. — Что… что это… — обхватив голову руками, я согнулся, едва удерживая взбунтовавшийся желудок. — Я — Х'хиар Империи, я — тушд-руал, я — Тахарансья-рантья… — Х'хиар? — еще тише, если это вообще было возможно, переспросил меня Каш'шшод. — Взгляни! Передо мною сгустился воздух, потемнел — и я понял, что смотрю на собственное отражение. На… на… — Х'хиар Тахарансья-рантья погиб под катакомбами Сейт-Сорра вместе со старшей дочерью Главы Клана Ищущих Свет Ло'оотишшей, — шелестом падающих листьев прозвучал голос Каш'шшод. — Кто ты — я не знаю. Пока! Может, он добавил еще что-то — я слышал только собственный крик. Я кричал, падая на прогревшийся за день песок, падая в водоворот кружащегося вокруг меня мира, в считанное мгновение ставшего безумной копией безумного сна. И в центре этого водоворота были мои глаза — лишенные зрачков, бездонные провалы, в которых плескалась тьма. Точная копия зениц тех, чей Клан был проклят, истреблен до основания моими предками, а его истинное имя — предано забвению. Мои глаза были глазами Смотрящих в Ночь. Обжигающий лед и леденящее пламя сливаются во мне, сливаются со мною… Рокот тысячи голосов, ставших одним… «ОСВОБОДИТЕ МЕНЯ!!!» Я падал на песок и чувствовал себя пылинкой, которую несет ураган. Глава 7. Последствия. «Зачем ты здесь?» Когда-нибудь каждый приходит к одному и тому же вопросу. Другие вопросы, так или иначе, проистекают из него, и — иногда — кажутся даже важнее. Но все они вторичны или поверхностны. Ответь на этот вопрос — и ты сможешь ответить на все остальные, даже не задавая их. Другое дело, что понять смысл одного единственного вопроса можно только с возрастом, с опытом, с памятью о прошлых ошибках и неверных выборах. А к тому времени очень часто бывает, что ответ на любой вопрос уже ничего не изменит и ничем никому не поможет. «Зачем ты здесь?» Иногда бывает трудно понять, откуда и куда ведет твой путь. И ты пытаешься осознать, чего хочешь добиться и какие преграды готов сокрушить на дороге к своей цели. Или — кто ты, чем готов пожертвовать, от чего готов отказаться. Определить свое место в окружающем мире, и что этот мир может предложить тебе. Но самое главное все же — в этом вопросе. Рано или поздно, куда бы ты ни шел, кем бы ты ни был, чего бы ни хотел — тебе придется искать на него ответ, придется остановиться и спросить самого себя: «Зачем ты здесь? В этой жизни? На этом пути?» Вопрос предназначения. Вопрос смысла. Вопрос озарения. И, как это обычно и бывает, Вселенная поставила меня перед ним в самый неподходящий момент. Скала, угрюмо нахохлившаяся над волнами и дерзко выпроставшая каменный язык в сторону темной башни на горизонте, в другое время заставила бы меня, как минимум, остановиться и передохнуть. Сейчас же я на одном дыхании взбежал по осыпи и, изо всех сил разогнавшись, прыгнул с ее края. Воздух взвыл, засвистел в ушах, на краткий миг ощущение свободного падения захватило меня. Колышущаяся, кажущаяся живой в сумерках волна надвинулась вплотную, украсилась белыми барашками — сложив руки над головой, я почти без всплеска вошел в воду, грузным молотом ударившей меня по всему телу. Секунды три-четыре я был слишком ошеломлен стремительным переходом в объятия океана, погружаясь все глубже и глубже. На мое счастье от самого подножья скалы начинался почти километровый обрыв, и сомнительное удовольствие встречи с морским дном мне не грозило. Перевернувшись, неторопливо, но и не особо мешкая, я начал выгребать вверх, к объятиям ночи. Впрочем, ночь на Шенарот всегда была понятием относительным. Первая давно опустилась за горизонт, оставив о себе воспоминания лишь в тепле остывающего песка, а белая точка Второй, размазанная в небольшое пятнышко благодаря спасающему планету от жесткого излучения пылевому поясу системы, продолжала неторопливо скатываться следом. Иногда после захода обоих светил действительно наступала почти полная тьма, но такое случалось очень редко: как правило, один или два спутника успевали взойти над горизонтом. Сегодня же Три Сестры выстроились в почти правильный треугольник, и плыли по темнеющему небу вслед за Второй, отчего каждая тень превращалась в сложную мозаику оттенков, форм, а смешивающиеся с блеском звезды молочно-белые и шафрановые потоки отраженного света ежесекундно создавали невероятно прекрасные картины, игрой теней стирая привычные очертания мира вокруг и тут же созидая его заново. Столь красивые ночи не часто бывали здесь — и в такие моменты рекомендовалось найти подходящее место, расположиться там со всеми удобствами и наслаждаться великолепным зрелищем. Кроме того, что подобные моменты действительно заслуживали восхищенного созерцания, была и более прозаическая причина: без надлежащего опыта среди постоянно меняющихся, танцующих теней запросто можно было потерять ориентацию и найти себе совершенно лишние неприятности. Так что, рекомендация была весьма здравой с любой точки зрения — другое дело, что я следовать ей не собирался. Я вообще плевать хотел на все рекомендации и советы! Пляжи, лагуны, сомкнувшиеся в ровные кольца и вытянутые овалы острова — я не считал их и не запоминал. В памяти оставался только скрип песка под ногами, плеск летящих в глаза брызг, соленый привкус на губах. Бег, бесконечный бег по похожим друг на друга островам, светло-желтому песку, по мелководью лагун, стремительные заплывы через проливы — каждый день, от рассвета до заката, пока боль в мышцах не становилась нестерпимой, пока я не падал от усталости на пышущий жаром песок или раскаленные скалы, о которые разбивался прибой. Я не хотел думать, не хотел оставаться наедине с самим собой. Мне хватало кошмаров и тоскливых попыток заснуть, с осознанием того, что совсем скоро проснусь, задыхаясь от липкого, обволакивающего ужаса, и единственным воспоминанием будет странный, отчасти похожий на спираль, узор, тонущий в грязно-серых клубах не то дыма, не то тумана. И не мог бесцельно бродить по пляжу, не мог смотреть на собственное отражение в набегающих на берег волнах, в отражении на кожухе энергоблока, в каплях воды на деревьях и камнях. После этого мне хотелось вырвать собственные глаза, выжечь их без остатка, отдаться во власть подступающего вплотную безумия, лишь бы не видеть того, во что я превратился — и я боялся, что в один далеко не прекрасным миг у меня не хватит сил, чтобы удержаться на краю. Может, мне было бы легче, если бы Стражи Небес поступили со мною так, как — по моему мнению — и заслуживали все, так или иначе оказавшиеся связанные со Смотрящими в Ночь. Но вместо этого меня оставили одного, покинули без единого объяснения или приказа. Я был предоставлен самому себе, своим мыслям, своим кошмарам, пустынным островкам и океану. И, естественно, пронзающему облака шпилю Главного Храма. Где бы я ни был, как бы ни старался игнорировать ее — никак не получалось избавиться от ощущения, что рассекшая горизонт пополам стрела пристально смотрит на меня, следит за каждым моим шагом. Даже внутри лазарета, ставшего моим пристанищем, по мне скользил этот незримый взгляд, выискивающий, высматривающий что-то. Я засыпал во влажном, разбавленном холодным дыханием климатизатора вечернем воздухе, пробуждался от собственного крика спустя всего пару часов — все равно я чувствовал словно липкое, вкрадчивое касание чего-то невесомого, едва заметного. Была ли то моя совесть, укоряющий взор самих Ушедших из запредельных далей Последней Черты или что-то из арсеналов Стражей Небес — я не знал. Совесть на пару с Ушедшими по сему поводу молчала, а Храм равнодушно посматривал на меня, и снисходить до объяснений не торопился. Иногда я кричал что-то, катался в ярости по песку, швырял подобранные на берегу булыжники, словно мог добросить их до Храма. Иногда мрачно сидел на скалах, ожидая, пока после очередной пробежки утихнет дрожь в ногах и жжение в груди, и смотрел до рези в глазах на Храм. За десять здешних дней я во всех подробностях изучил его: от сливающегося с горизонтом подножия — и до белого огня на вершине. Огня Траура. Огня, точная копия которого горела в эти дни на вершине каждого храма на каждой планете. Знак скорби, охватившей всю Империю, знак горя и беды. Х'хиар Империи погиб в катакомбах Сейт-Сорра. Дочь Главы Клана Ищущих Свет Ло'оотишша погибла вместе с ним. В один миг Империя лишилась наследника Руала и наследника одного из самых могущественных Кланов. В один миг войска Империи остались без лидера, что вел их от победы к победе, а Совет Кланов и Ищущие Свет — едва ли не самого перспективного лидера. Огонь Траура. Огонь Скорби. Огонь Горя. Эти чувства он должен был внушать, всем, кто его видит, о них должен напоминать. Должен… Меня же при виде слепящей звезды на вершине Храма пробирала самая настоящая истерика, обычно заканчивающаяся бешеной, сметающей и без того не очень прочные путы самоконтроля, яростью. Я Х'хиар! Я тушд-руал Империи! Я Тахарансья-рантья! Я живой! Вот только на свое отражение старался не смотреть: после этого было трудновато поверить во все, в чем я пытался убедить себя. И потому что я не мог ничего вспомнить, после гаснущих во мраке расщелины глаз горропы — только вихрь видений, пылающая бездна и серебристое копье, сталкивающееся во мне с багровой спиралью дымчатого пламени. В памяти была сосущая, бездонная дыра, вызывающая почти физическую боль и противное, мерзкое чувство бессилия, обреченности: я хотел, должен был вспомнить, — но, кажется, кроме меня самого мои страдания и желания никого не волновали. После «прозрения» я очнулся поздней ночью в полном одиночестве. Не было ни Каш'шшода, ни боевых звезд, ни одного килрача на целом островке. Я метался в обманчивом, неясном полумраке, звал их, кричал, требовал… чего угодно. Закончилось все, как и должно было закончиться: рассвет я встретил с болью в горле, сорванным голосом и пустотой в голове. Сколько я провел вот так, смотря куда-то вдаль — знают одни Ушедшие. Мне хватило ума уйти с берега, не дожидаясь теплового удара — и в прохладе лазарета вновь отключился, на этот раз до самого вечера. Вопреки надежде забытье облегчения не принесло, разве что к прочим страданиям добавилось чувство голода. Еду я нашел быстро — камеры хранения лазарета были буквально забиты почти всем необходимым. Одежда, медикаменты, инструменты, приборы — не было только оружия. Сейчас я этому радовался, — а тогда отсутствие хоть одного завалявшегося импульсника очень огорчило. Да что там импульсник — я был согласен и на обыкновенный кинжал, но Каш'шшод — или кто-то другой, занявшийся снабжением лазарета — подобной «услуги» мне решили не оказывать. Тогда же, обследуя свое новое жилище, я обнаружил, что этот самый «некто» позаботился и о полной изоляции лазарета от как общеимперской, так и локальной сети Шенарот. Коммуникаторы молчали, эмпатических модулей не было вообще. Для меня, как и для любого жителя Империи, с рождения привыкшего к бесперебойной работе связи и доступу к информации, — смириться с подобным оказалось не легко. Дело было даже не в невозможности связаться с Пещерой Синтеза — всем необходимым я был обеспечен, — а в полном отсутствии новостей. Если слова Каш'шшода хоть в десятой части были истинны — имперская сеть сейчас должна кипеть, равно как и сама Империя. Несмотря ни на что, я еще надеялся, что найдется другое, менее страшное объяснение, что слова о Ло'оотишше окажутся ошибкой, что… Оглядываясь сейчас назад, я понимаю, что именно ради этой надежды Каш'шшод распорядился избавить меня от правды. Именно эта хрупкая надежда помогла мне в первые, самые страшные дни выдержать заглядывающее за плечо безумие, давящий гнет ночных кошмаров, одиночество и страх взглянуть в собственное отражение. На четвертый день, когда я в очередной раз сверлил взглядом горизонт, рядом с лазаретом опустилась посыльная капсула. Внутри коробка с двумя датакристаллами. Плюс записка с двумя словами: «Просмотри все!», как будто у меня поднялась бы рука забросить кристаллы подальше. Каш'шшод оказался верен себе: от меня не стали ничего скрывать. Сухая, бесстрастная выжимка новостей, хроника событий, краткие рапорты — ничего кроме правды. Именно то, что я хотел — и боялся — услышать. Старт моего р'руга из Имперского дворца зафиксировала военная крепость «Сеннек-Айг» и немедленно приступила к сопровождению. Крейсер Ло'оотишши тем временем менял орбиту, чтобы доставить дочь Ургахейма как можно ближе к Храму Стражей Небес. Зная мои привычки, с «Сеннек-Айг» распорядились очистить верхние эшелоны движения р'ругов и — на всякий случай — привели в готовность лучи захвата. В общем, все шло так, как я и ожидал, но вот затем начались неожиданности. На подлете к катакомбам Сейт-Сорра с моего р'руга в информационную сеть крепости поступил запрос об атмосферных потоках над хребтом. Его оперативно обработали и выдали ответ: угроз для р'руга не предвиделось, как и перемен погоды. А затем с МОЕГО Р'РУГА ПОСТУПИЛО ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ПРИЕМА И СИГНАЛ О КОНЦЕ СВЯЗИ. А Р'РУГ СПОКОЙНО ПРОДОЛЖИЛ ПОЛЕТ, МИНОВАВ СПЕРВА ХРЕБЕТ, А ВСКОРЕ И ЛЕСА ГОРРОП. Не веря собственным глазам, я перечитывал рапорт, просматривал предоставленные записи «Сеннек-Айг» — все было верно. В то время, когда я боролся с р'ругом, старался вновь запустить двигатели, восстановить хоть с кем-нибудь связь, — на «Сеннек-Айг» получали якобы от меня успокаивающее сообщение и наблюдали вполне нормальный полет. И никакого крушения, никакого обрыва связи — системы наблюдения подтверждали, что с Х'хиаром все в порядке, что причин волновать нет. Системы, которые даже теоретически считались защищенными от влияния извне, надежность работы которых никогда не вызывала сомнений… Как и надежность работы р'руга, — пришлось напомнить себе, когда очередной приступ бешенства и отчаяния миновал. Даже в теории не рассматривался вопрос о произвольном выходе из строя стабилизаторов р'руга, а если вспомнить полную блокаду связи и оказавшуюся у меня вместо дата-кристаллов для Ло'оотишши приманку для горропы — картина и вовсе вырисовывалась безрадостная. Крепость довела р'руг до Храма Стражей Небес и сообщила в Имперский дворец о моем благополучном прибытии. Второе сообщение пошло на крейсер Ищущих Свет: Ло'оотишшу что-то задерживало, и она смогла вылететь минут через двадцать пять, отправив в Храм извинение для Х'хиара. А еще через две минуты пришел недоуменный вопрос от Стражей Небес: про что речь? За последний час никто из Имперского дворца не прибывал в Храм, и уж тем более Х'хиара здесь нет. Примерно минуты две в имперской сети царила напряженная тишина. На «Сеннек-Айг» лихорадочно проверяли записи, в Имперском дворце пытались сообразить, это всерьез или кто-то нехорошо шутит. Затем почти одновременно с крепости, из дворца, из штабов Кедат а-нэррбэ, от Сенаш и Та'ах-сартара на мой коммуникатор пошли запросы; минутой позже подключилась Ло'оотишша. Я в это время уже оседлал горропу, и мысленно прощался с жизнью, так что даже работай мой коммуникатор — ответа бы от меня никто не дождался. После второй безуспешной пытки дозваться до меня или до р'руга, на «Сеннек-Айг» объявили тревогу, и задействовали уже весь массив сканеров. Еще ничего не понимая, но опасаясь худшего, на крепости начали анализ всего маршрута — и очень быстро нашли подозрительный участок в Лесах Горроп. А затем сканеры явили всем желающим изображение разбитого р'руга, прорубившего собой целую просеку. Короткое сообщение логико-аналитического ядра крепости, вместе с красноречивой картинкой заставили Империю вздрогнуть до основания. На Зорас'стриа была объявлена зеленая тревога, были подняты все силы Кедат а-нэррбэ и внутренних войск; из дворца и «Сеннек-Айг» начали стартовать атмосферные перехватчики и десантные модули, по всему периметру Лесов Горроп собравшиеся Внутренние круги формировали вооруженные до зубов отряды поддержки. Летящая к Лесам Ло'оотишша направила свой космолет к месту падения. Дочь Ургахейма выжала из двигателя все возможное, но на полпути новое известие от «Сеннек-Айг» заставило ее поменять курс: представив мой возможный маршрут, они переключили сканеры на горы и почти сразу наткнулись на распластавшуюся на каменной осыпи мертвую горропу. Шок сменился ужасом, отчасти смягчившимся, когда с постов в катакомбах сообщили, что детекторы зафиксировали какое-то движение в туннелях, ведущих к Разломам. Эту часть я изучал особенно внимательно: ничего подобного я не помнил — собственно, я вообще ничего не помнил после боя с горропой, но с другой стороны, я ведь не помнил и обмена сигналами с «Сеннек-Айг»! Точнее, я точно знал, что такого не было — чтобы там не говорили записи. Ло'оотишша таки успела первой: ее истребитель опустился около одного из входа в катакомбы примерно за десять минут до подлета помощи. Проигнорировав настойчивый совет с крепости дождаться подкрепления, она в одиночку ушла в катакомбы, явно рассчитывая перехватить меня — если это был я — у самих пещер. В этой части катакомб проходов для горроп не было совсем, а потому рассчитывать на помощь она не могла: с ближайшего поста могли подоспеть не раньше чем через пятнадцать минут. На тактических схемах Имперского дворца и крепости это наверняка выглядело очень красиво: сотни стягивающиеся со всех сторон к тускло мерцающему зеленому пятну огоньков. Первые десантные модули уже падали возле места крушения, над скалами появились не только атмосферные перехватчики, но и пара Сунк'кхов, когда детекторы сперва по континенту, а затем и на орбите подняли тревогу: под катакомбами Сейт-Сорра произошел непонятный выброс энергии, зацепивший больше двадцати квадратных километров. Что источник, что природа выброса оказались совершенно незнакомыми, но в результате все системы, создающие во время работы кокон-поля полностью вышли из строя. Десант Имперской гвардии оказался совершенно безоружным, перед лицом возможного появления горроп, а Сунк'кхи едва смогли совершить посадку на скалы. Примерно через пять-шесть минут все повторилось, но к тому времени над катакомбами небо очистилось от техники. С каждой минутой обстановка накалялась. Логико-аналитическое ядро дворца присвоило ситуации статус боевой операции, полностью передав бразды управления Руалу. Не меньше ста семидесяти организовавшихся коллективов и более пяти тысяч одиночек по всей Империи начали анализ энергетического всплеска, одновременно ища средства противодействия — Внутренний круг образовался с фантастической быстротой, опередив даже просьбу Имперского дворца. Ко всему прочему в районе катакомб резко ухудшилась связь, а после второго и третьего выброса пропала совсем. С огромным трудом контакт удалось поддерживать только с десантом у р'руга, но уже до постов в катакомбах и Ло'оотишши дозваться не смогли. Следующим отрядом, удачно выбравшим паузу между учащающимися всплесками для высадки у истребителя Ло'оотишши, командовали Рилл-саррат с сыном. Без долгих проволочек они оставили охрану, и бросились по следу дочери Ургахейма, успев получить сообщение от ядра дворца, что ситуации предоставлен статус планетарной угрозы: в зоне выбросов были зафиксированы аномальные искажения основных физических параметров пространства. Почти одновременно станции наблюдения по всей Империи зарегистрировали странное возмущение в гиперпространстве, опять-таки не укладывающееся ни в какие рамки. Дикое предположение, что источник так же находиться под поверхностью Зорас'стриа естественно не подтвердилось, но легче никому не стало — некая связь возмущений с происходящим в глубине катакомб стала ясна каждому после следующего же всплеск. Планетарные детекторы и сканеры «Сеннек-Айг», служившие после обрыва связи главным источником новостей, ровно через двадцать минут, когда по всем расчетам Рилл-саррат должен был достигнуть входов в нижние уровни Разломов, вновь подняли тревогу. На сей раз никаких заблуждений или сомнений о его природе не было ни у кого: в катакомбах Сейт-Сорра взорвалась плазменная граната. Сейсмографы подтвердили это, вдогонку сообщив о начавшихся на нижних уровнях Разломов обвалах. Установить точно область катастрофы не представлялось возможным, но то, что она однозначно захватывала место пребывания и Ло'оотишши, и Рилл-саррата с сыном — сомнений не вызывало. Спустя всего минуту последовал еще один, поистине чудовищный по высвобожденной мощи всплеск, окончательно выведший из строя всю технику и энергосистемы в округе, — и он оказался последним. Далее катастрофа выражалась в основном в ширящейся вглубь зоне обвалов, оседанию противоположной части хребта, сошедшей там же каменной лавины и легким землетрясением. А через двадцать минут на поверхности появился остаток отряда Рилл-саррата: он сам, его сын и десять килрачей — все с разной степени тяжестью ранами. И именно слова двух тушд-руалов стали молотом, разбившим последние надежды Империи: Х'хиар Тахарансья-рантья и дочь Ургахейма Ло'оотишша погибли на их глазах, вместе упав в одну из трещин. И миллионы тонн рухнувшей породы после случайного взрыва уничтожили надежду хотя бы найти их тела. Полупрозрачная пленка, выгнулась передо мною и с шумом лопнула, рассыпалась тысячами брызг, в каждом из которых отразилось затягиваемое тучами небо. Я вынырнул, отфыркиваясь, жадно вдыхая свежий воздух. Вода стекала с шерсти, намокших кисточек на ушах прямо на глаза, но с такими неприятными сторонами купания я смирился. Отдышавшись, я поплыл вперед, к темной, едва видимой над волнами полоске суши, хоть можно было ориентироваться по яркой звезде над видимой даже в полумраке башней Храма. Плотные облака под вечер надвигались от горизонта за Храмом, грозя скорым ливнем, и первые щупальца туч уже коснулись бегущих от них Сестер. С каждым гребком берег приближался, а меня все сильнее одолевали сомнения. Понадобилось почти десять тоскливых дней, чтобы решиться, набраться смелости и повернуть во время одной из пробежек к шпилю Храма. Мне не ставили никаких условий, никто не ограничивал меня в передвижении и по времени, я не замечал даже намека на слежку, — но вспоминания о сбрасывающих камуфляж-поля боевых звездах и холодном взгляде Каш'шшода отнюдь не внушали уверенности. Глава Стражей Небес ясно дал мне понять: я жив только по той причине, что слишком много странного случилось в эти дни и ему не хотелось второпях совершать ошибки. Странным образом то, что произошло со мною, никак не сказалось на зрении: как и раньше глаза почти мгновенно перестраивались к разному освещению или переходили на частичное восприятие тепловых лучей, если света не было совсем. Под водой я видел хуже, но тут как раз ничего удивительного не было: среди генетических проектов Империи задачи добиться хорошего зрения под водой не ставилось никогда. В первую очередь вскоре после начала звездной экспансии Империи генетики стремились дать возможность глазам воспринимать весь спектр видимого света, вплоть до ультрафиолета, а для подводного плавания оставались маски. Волна мягко подхватила меня, приподняла — и я увидел ставший совсем близким берег. Еще один островок, один из тысяч, густо усеивавших все северное полушарие планеты — след вошедшей в один далеко не прекрасный день в плотные слои атмосферы огромной кометы и расколовшейся от трения на мириады кусков. На Шенарот и до того не было особо крупных континентов, но после продлившейся три дня бомбардировки их не стало вообще. Удары каменного дождя, взрывы вулканов, раскалывающиеся тектонические плиты, вырывающаяся по разломам магма, несущиеся с чудовищной скоростью цунами — планета изменилась до неузнаваемости, а больше 90% флоры и фауны прекратили свое существование. Когда первые корабли Империи вышли на орбиту планеты, жизнь ютилась в основном под водой: на поверхности освоились только несколько видов растительности, мелкие подземные твари и что-то вроде насекомых. Многих занимал вопрос, почему Стражи Небес выбрали именно такую планету для своей новой резиденции, почему не остались на Зорас'стриа. Занимал, до той поры, пока они не могли сами взглянуть на изувеченный мир, ступить на острова, доселе несущие следы ярости рушащихся с небес осколков кометы, — и увидеть стройную башню Храма, в гордом одиночестве высящуюся среди лабиринта островов, проливов, каналов, заливов и лагун. Стражам Небес пришлось проявить немало изобретательности, чтобы спрятать служебные помещения или под землю, или в подводные поселения, но полученный эффект стоил всех усилий. Храм казался тропинкой, узкой и загадочной, ведущей из объятий первозданного хаоса к небесам, где беззвучную симфонию света и красок ежесекундно ткали Первая со Второй под аккомпанемент Трех Сестер. Выждав набегающую волну, я позволил ей мягко вынести себя на песок. Вода толкнула меня вперед, отхлынула назад, попробовала потянуть за собой, — но я уже поднимался на ноги, высвобождаясь от ее объятий. Поднялся, нащупал на поясе в водонепроницаемом мешочке прибор и легко надавил на выступающую грань. Вокруг меня вспыхнули и тотчас погасли сотни искорок: с безукоризненной точностью поле обволокло меня, всасывая в себя стекающую под ноги воду, высушивая намокшую шерсть и одежду. Ночью, в прохладе можно было не спешить с этим, позволив шерсти высохнуть естественным путем — если бы не постоянная необходимость поддерживать шерсть в чистоте и порядке: не самая большая цена генетической модификации наших организмов, позволявшей спокойно переносить жару. Любой килрач из до-имперских времен на Шенарот — не самой, честно говоря, жаркой планете — днем не смел бы и носа показать из укрытия. Я дождался окончания процедуры и с удовольствием провел ладонью по сухой и чистой шерсти на шее, механически — и скорее по привычке — прощупывая серией ментальных импульсов берег. И почти сразу же почувствовал чужое присутствие поблизости. Две тени шагнули ко мне от вытянувшихся по периметру пляжа цепочкой часовых валунов, за которыми густой черной стеной колыхались заросли. Одна чуть повыше, другая — пониже, в одинаковых плащах с капюшонами, почти не мешающих двигаться. И полностью закрытые от меня: я ощущал их, но и только — никакого эмпатического фона при этом не было, равно как и чувства опасности. Странный звук сопровождал каждый их шаг — как если бы ветер гудел в туго натянутых струнах: «вуу-уу-ту», «вуу-уу-ту», «вуу-уу-ту». Я помнил его, хорошо помнил, но, как иногда бывает, нужное слово ускользало из памяти, вертелось, пряталось за другими, некстати приходящими на ум… Высокая фигура наклонилась, подобрала что-то длинное и узкое с песка и бросила мне. Второй незнакомец вынул из-под плаща массивный шар, встряхнул и подкинул в воздух. Ласковый, бледно-жемчужный свет осветил берег; я зажмурился, давая глазам время подстроиться. Страха не было: если бы со мною хотели что-нибудь сделать — сделали бы задолго до того, как я ступил на этот островок. Но зато одной загадкой стало меньше — я успел рассмотреть узоры на плащах незнакомцев, ловя у самой земли брошенный предмет. И упрямо не дающееся слово само прыгнуло на язык: — Поющие с Ветром! — я открыл глаза, перехватывая поудобнее самею. — Это не похоже на Залы Гнева… — …и ты не звал прислужников Дома Спокойствия, — ровно закончил высокий. Его спутница — да, что-то в движениях, плавном взмахе самеи подсказало, что это все же «она», — не говоря ни слова, встала в традиционную позицию Поющей. — Знаем. Но сегодня мы изменим правила. — И выбора у меня нет? — в общем-то, риторически поинтересовался я. Отступил назад, закручивая перед собою самею, привыкая к балансу, ловя ее ритм. Высокий килрач освободился от плаща, и не менее риторически спросил: — А ты знаешь, что такое выбор? За моей спиной поднялась волна и побежала к берегу, словно опасаясь пропустить редкостное зрелище. Я сумрачно улыбнулся, внезапно чувствуя растущий в глубине души гнев. Изменим правила, говорите… Ну, что ж — давайте изменим! Самея запела, описывая широкую восьмерку, прыгнула навстречу Поющим — и в одинокую песню вплелся плач ее подруг. Самеи столкнулись, разлетелись, я пригнулся, почти упал на песок — и выпад напарницы высокого пропал втуне. Он с трудом отвел мой удар, и тут же ответил из сложнейшей позиции — настал мой черед уклоняться, а затем отражать косой взмах слугини. Танец, — а бой с Поющими всегда был танцем, — навязал нас свою волю очень быстро. После первых рискованных выпадов, попыток поймать противника на ошибках, притирки друг к другу лихие наскоки прекратились. Мы кружились по пляжу, иногда выходя из круга света, ступая в кипящую пену бросающихся на песок волн, скупыми, осторожными пируэтами мелькая между нависающих над нами валунов. Каждый шаг, каждый вздох, шум океана, скрип песка под ногами, перекатывающиеся потревоженные нами камни, гудящий ветер и песни самей — все сплеталось воедино, плавилось в нас, танцевало с нами, огораживало нас от всего, что могло нарушить гармонию танца. Я приходил в Залы Гнева не раз в прошлом, но эти Поющие были, наверное, лучшими из всех, с кем мне доводилось встречаться. Они вели меня, контролировали бой, направляли мои удары, и позволяли мне направлять их. Их души по-прежнему были закрыты от меня, но сам я беспрерывно ощущал их касания, пробуждающие воспоминания, сомнения, задающие вопросы и тут же требующие ответа. Они будили во мне гнев, ярость, отблеск которой толкнул меня в круг танца, подпитывали ее, раздували тлеющий во мне огонь. «Кем же ты стал?» — смеялась самея слугини; «на что ты надеешься?» — язвила самея высокого. «Куда тебе идти?» — хмурилось небо; «где будешь искать ответы?» — рычало море. «Кому ты нужен?» — визгливо скрипел песок; «потерян, забыт, предан…» — тонко стонал ветер. «Освободи ярость, выпусти гнев…» — нашептывал танец, кружа, ведя нас. — «Стань свободным…» «Не дождетесь!.. Я… я не позволю…» «Нет?» — ласково улыбнулась ночь. «Нет?» — засмеялись самеи Поющих. «Нет?» — прищурился наблюдавший за нами с горизонта Храм. «НЕТ!» — выкрикнула моя душа. «А так?» — шепнули они вместе. Танец изменился, точно текучая вода, хлынувшая в другое русло. Плавная неторопливость исчезла, дав дорогу жесткой, отточенной технике боя. Высокий почти прекратил атаковать меня, полностью предоставив инициативу слугине, но легче от этого мне не стало. Если раньше ей приходилось подстраиваться под ритм танца, то теперь она полностью подавила его, перестроила на свой манер, заставляя уже танец подстраиваться под нее. Она меняла, плела новый узор, и что-то в нем мне было знакомо. Удары, пластика перемещений, маленькие, незаметные штришки, так много говорящие опытному взгляду… Я помнил эту манеру атаковать, закрываться от неожиданных выпадов, помнил этот скупой, до предела рациональный, не позволяющий ни одного лишнего взмаха, лишнего движения стиль боя. И эти воспоминания несли боль, горечь и страх понять, что мои худшие предположения могут оказаться правдой. В какой-то момент высокий полностью выключился из танца, оставив нас вдвоем. И слугиня, словно давно дожидалась этого: на меня обрушился настоящий шквал ударов, выпадов, обманных замахов. Единая, непрерывная атака, слишком быстрая, слишком сложная даже для очень хорошего бойца — но не для меня. Я позволил вихрю атаки закружить мою самею, и в единственный, точно выверенный миг прыгнул вперед. Ее удар безнадежно запаздывал, я прорывался в «мертвую» для самей зону, уже поднимая руку, чтобы сбросить с нее капюшон, увидеть ее лицо… и тут прямо мне в лицо ударило облачко песка, мгновенно ослепив меня. Я вскрикнул, отчасти от обжегшей глаза боли, отчасти от подлой неожиданности — нельзя так в танце, нельзя… Больше я ничего не успел: Поющая отпрыгнула назад, ее самея пропела торжествующую песнь — и удар прямо в лицо отшвырнул меня назад, мигом заставив забыть о рези в глазах. Самеи проектировались так, чтобы ими трудно было нанести серьезное увечье, но причинить ударом сильную боль — запросто. Что я и ощутил на себе! Ярость вскипела в груди, сжала сердце, стянула огненным обручем виски. Я зарычал, перекатился назад раз, другой, уходя от атак, вскочил на ноги, моргая слезящимися глазами. Самея пронзительно взвыла, вторя разрывающему сознание воплю. Боль, ярость, отчаяние, все, что мне довелось пережить за эти десять дней, все, что осталось в заставляющих меня вскакивать посреди ночи с криком кошмарах, все, от чего я заставлял себя каждый день до изнеможения бежать по островкам, — все слилось в опустошающем душу крике. И тогда я соткал свой узор — и ритм танца полностью подчинился мне. Это не заняло много времени. Я сам себе показался расплывшейся тенью, просочившейся между молекулами воздуха. Я не оставил ни единого шанса: ни ей, ни себе — ярость танцевала с нами, и ярость была сильнее нас обоих. Она швырнула меня к ней, помогла проскользнуть под ударом, и она же вырвала у меня хриплый, задыхающийся вопль, рассекший внезапно ставший густым, неподатливый воздух. — Будь… — моя самея парирует ее выпад, я чуть надавливаю, перенося вперед вес тела… — …ты… — сила удара и инерция продолжает разворачивать нас, но мне легче удержать равновесие и я резко усиливаю натиск… — …ПРОКЛЯТА!!! — ее рука соскальзывает с древка, я сильным толчком отбрасываю оружие слугини в сторону. Я разворачиваюсь на месте, не глядя, посылаю самею назад. Мой безумный, звенящий крик рушится на нее, срывает ее ментальные щиты, — и я чувствую ее страдание, ее муку, за то, что она сделала, за то, что заставила меня пройти через все, за то, что оживила угнездившуюся в памяти боль, заставила ее выйти наружу… Полупрозрачная фигура передо мною, отшатывается, теряет равновесие… Впаянный бесчисленными тренировками и учебными боями разворот на месте, удар вслепую назад… Жесткий, тупой толчок, передавшийся через оружие в кисть, сдавленный стон из-за спины… Раздвинувшее сгустившуюся в памяти пелену и тут же нырнувшее обратно видение, тем не менее не помешало мне, не затуманило рассудок, не заставило потерять хоть на миг вернувшийся контроль над собой. Да и не было это видением, собственно. Я как бы раздвоился: одна часть меня отчаянным усилием попыталась отклонить рванувшееся к шее слугини оружие, а другая заинтересованно изучало вспыхнувший в памяти проблеск, воспоминание. Я все же сумел отклонить самею, и удар пришелся вскользь, зацепив застежку, а затем и вовсе срывая накидку с нее. Испуганной птицей, раскинувшей в тревоге крылья, плащ взмыл над нами. Поющая повалилась навзничь, не издав и звука; прощально всхлипнули наши самеи, наперегонки покатившись в сторону океана. Пошатываясь, я подошел к ней, прилагая неимоверные усилия, чтобы устоять на ногах. Танец выпил все силы, опустошил скопившиеся в душе запасы ярости — да, на какой-то миг они заставили меня поверить, что со мною сражается Сенаш, заставили высвободить все то, до чего никак иначе не могли дотянуться. Вот… вот только откуда они… Тихий вздох глядящей на меня снизу вверх тени, чуть более густой, чуть более плотной, чем ночь вокруг нас. — Мы просканировали твою память. Только потому ты до сих пор жив. Я бухнулся на колени рядом с ней. Особо удивляться не было чему: вполне разумная предосторожность — на месте Каш'шшода я и сам бы поступил так же. Оглянулся, вспомнив про второго Поющего, но увидел только одиноко зависший над пустынным берегом в антигравитационном поле светящийся шар. Ментальный импульс канул в пустоту: никого поблизости не было. Меня коснулась волна сочувствия, — но не жалости. — Месстр ушел. А я не она — извини. — Ты была при сканировании, — я не спрашивал. — Естественно, была — иначе, как бы мне удалось помочь тебе. — А мне нужна помощь? — А разве прислужники Дома Спокойствия должны спрашивать тех, кто приходит к ним? — в тон мне сказала она. — Я шел не к вам… — Но оказался здесь, тем не менее. Или ты будешь отрицать и это? Я вновь усмехнулся: стоило бы помнить, что пререкаться с прислужниками Дома Спокойствия — гиблое дело. Я облизнул губы: — Ты была при сканировании… Ты видела… Сочувствие. Поддержка. Понимание. — Все, что можно было увидеть. В твоей памяти два блока. Один поставил ты сам, а точнее — твое подсознание, спасая тебя от воспоминаний о пережитом. Мы пробили его — отчасти, не полностью, — но пробили. А второй блок — это действительно дыра, прореха в твоей памяти. Такого никто никогда раньше не видел, ни в одном архиве нет даже намека на подобное. И — прежде чем ты спросишь — нет, нам не удалось добраться до причин… — она, многозначительно помолчав, легко провела пальцами по моей шерсти на руке. — … этого. — И тебя не беспокоит… это? — я, в свою очередь сделав паузу, шевельнул рукой. — Беспокоит, — честно сказала она. — Но я, Месстр, те, кто работают с нами — мы видели результаты сканирования. И потом, имеем небольшое преимущество, благодаря знакомству с архивами Клана. Я вздохнул. — Прости, я не понимаю. Сожаление. Решимость. Сочувствие. — А я не та, кто может тебе объяснить что-либо. — Не может — или не хочет? — Для тебя есть разница? — Вы пробили первый блок, но я все равно ничего не могу вспомнить… почти ничего, — я постарался вложить в каждое слово максимум холода. — Блок был восстановлен? Стальная броня спокойствия, о которую разбиваются в мелкую пыль льдинки. — Ты вспомнишь все сам — довольно скоро, полагаю. И поблагодаришь за те дни, когда был свободен от прошлого. — Тогда зачем эта сцена, там, у лазарета? — Были сомнения. У многих. Мы решили понаблюдать за твоей реакцией на неожиданность, на жесткое давление с нашей стороны, как ты справишься с шоком. Я исподлобья взглянул на нее. — Мне не доставило это удовольствия. — Это никому не доставило удовольствия. — Ты была там? — На крыше лазарета, вместе с Месстром. Мы хорошие теневики. — Он твой спутник? — Брат. Что ж, стоило с самого начала догадаться: слажено вести танец намного легче родственникам, а эти двое Поющих танцевали очень хорошо. Я растянулся во весь рост, и устало зажмурил глаза: хотелось спать, но такой роскоши я позволить себе не мог. — Почему ты никогда не сказал ей? — сначала мне показалось, что Поющая встала с песка, но затем едва заметный шелест подсказал, что она лишь передвинулась в сторону, чтобы лучше видеть меня. — Не сказал «что»? — Не сказал, как относишься к ней. Не сказал, кто она для тебя. Не пробовал довериться. Уточнять, про кого она говорит, я посчитал излишним. — Я Х'хиар Империи, тушд-руал… Это важнее. — Это был твой выбор? Или то, в чем ты себя пытался убедить? Я фыркнул: — Твой брат сказал, что у меня не было никогда выбора! — Он сказал, что ты никогда не пробовал выбирать. Отказываясь от выбора, ты меняешь форму. Не суть. — «Каждый шаг уже есть Путь…» — чуть насмешливо процитировал я. — Ты считаешь Цель важнее Пути? — не сговариваясь, мы полностью заблокировали собственной эмпатический фон, и я не мог понять, что скрывается за ее словами. — Ты считаешь, можешь понять Цель, не пройдя Пути? Ты считаешь, раз избранный Путь отбирает у тебя выбор навсегда? Как минимум два варианта есть всегда: идти или стоять на месте. Я хмыкнул. — Особенно, если падаешь со скалы! — Тогда взмахни руками и пробуй лететь — хуже все равно не будет. Я открыл глаза и внимательно посмотрел на нее. — Значит, я и должен это сделать? Попробовать лететь? — Ты никому ничего не должен! Ни Империи, ни Клану, ни родным или друзьям — только себе. Тебе могут подсказать, направить, облегчить выбор — выбирать придется тебе самому. Тебе — или тому, что ты прячешь в своей душе, чему боишься дать волю. — У вас на все и всегда есть ответ, Стражи Небес! — буркнул я, нервно рыхля когтями влажный песок под боком. — Чего ты хочешь от меня, слугиня? Кроме разгадывания твоих ребусов? — Освободи свои чувства, свой страх, свою любовь! Позволь им пройти сквозь тебя, смирись со случившимся, приготовься к худшему и надейся на лучшее! Кошмары, которые не дают тебе заснуть — это не тень прошлого, а твой страх, твое отчаяние, пережитая боль. Ты выпустил ярость, обуздал гнев — так дай волю и всему остальному! — почти крикнула она мне. До меня постепенно начало кое-что доходить: — Какому Залу ты служишь? Ты ведь не… Тень рядом со мною рассмеялась: — Ты удивишься — но и Поющая тоже: иногда это позволяется. Но вначале Храм призвал меня в Зал Страсти. И потому сейчас я знаю, что говорю! Я попробовал приподняться, отодвинуться от слугини — куда там! Перекатившись, она наклонилась надо мною и толкнула: легко — ладонь в грудь, и со всей силой — разумом. Гул океана, посвист ветра между камнями, шорох песка — вдруг все звуки стали странно далекими, играючи отброшенные подхватившим меня штормом чувств, эмоций, вскипевшим всепожирающим водоворотом меж нами. — Всегда до конца, верно? — тратя последние мгновения, перед тем, как мы перестанем быть собой, стянутые ментальными нитями в единое целое, срывающимся от напряжения голосом выдохнул я. Наверное, я мог ее остановить, мог поставить заслон перед вторгавшимися в сознание эмпатическими импульсами — если бы не ответный порыв из глубины собственной души, если бы хоть в чем-то можно было ей возразить, если бы хоть в одном ее слове была ложь. Но она сказала не более того, что я знал и сам — знал, но боялся признаться в этом. Стражи Небес никогда не лгали — в этом была их сила. Мы потянулись друг к другу, утрачивая ощущение реальности, времени, вырываясь из плена грубых оболочек плоти. Наше дыхание, взгляды сплетались, смешивались, становясь отражением душ, сознаний, в неуловимо краткий миг теряющих себя и вновь возрождающихся, но уже в цельной, неразрывной сущности, во власти которой было осознать, постичь бесконечность Вселенной — и бессильной передать хоть частицу этого знания нам. Быть может, она ответила. Быть может, промолчала. Или вовсе не расслышала моих слов. Просто меня перестал волновать ответ. Как и что-либо еще в этом мире. Да и сам мир — он вдруг исчез… Глава 8. Последствия (продолжение). Колючий ветер бросает мне в лицо горсть пепла. Хруст под ногой: я опускаю взгляд, но покрывавший все вокруг почти метровым слоем пепел уже заполняет мой след. Словно досадуя, ветер свистит вокруг меня, взбивает стелящуюся у поверхности светло-сизую дымку. Меня окружает мертвый мир. И умертвил его не слепой случай, не безликая катастрофа — то, что нанесло удар по нему, имело разум и волю, позволившую осуществить это. Пепел, укрывший саванном равнину. Белое небо, словно опаливший землю огонь добрался и до него. Изломанные пики невысоких гор. — Смотри! — шепот из-за спины. Спокойный, бесстрастный — словно обладателю нет дела до случившегося здесь. Я оборачиваюсь. Фигура в плаще струящейся, точно тягучая жидкость, дымки, делает шаг вперед. Странно — чем ближе она подходит, тем труднее рассмотреть ее: очертания смазываются, плывут, дымка темнеет, ломая и дробя их. Лишь лицо по-прежнему четко видно. Его… мое… наше… Лицо, которое я видел бесчисленное множество раз. В воде, в зеркалах-экранах, в отражающих поверхностях… Которого у меня больше нет. Которое я потерял, взамен получив воплощение самого страшного кошмара, который только способен вообразить. — Видишь? — двойник смотрит на меня. Поводит рукой, словно указывая сразу на все сразу. — Что это? — мой голос кажется скрежетом катящихся камней. Двойник печально улыбается. — Будущее, которым хочет стать настоящее. Вероятность, которая хочет стать неизбежностью. Конец и начало. Мое дыхание белесым облачком расплывается перед глазами — и тут я понимаю, что из нас двоих, дышу только я. — Кто ты? — я стараюсь скрыть сквозящий в каждом слове испуг. — Эхо. Отзвук. Холодает — на шерсти, одежде оседает инеем мое дыхание. Я оглядываюсь по сторонам. Дрожу — и далеко не только от стужи. — Это… это будет? — Слишком многое пришло в движение. Слишком сильно возмущение. Слишком много вопросов. — Это не ответ. — Здесь нет ответов. Все неясно. Туманно. Зыбко. Оглянись! Я подчиняюсь. Все мгновенно тонет в клубах грязно-серой пыли. Разворачиваюсь на месте: ничего кроме пылевого тумана нет — исчез мой двойник, исчез испепеленный неведомый мир. Передо мною вспыхивает кольцо золотистого пламени. Внутри кольца тонкая алая нить чертит уже знакомый узор: широкая спираль, наискось пересеченная тремя линиями. Нить вспыхивает, гаснет — и я понимаю, что спираль на самом деле выгравирована в камне, окруженном широкой полосой ослепительно сверкающего золота. Картина застывает, вздрагивает — протянувшиеся снизу щупальца трещин облизывают камень с узором, рассекают золотое кольцо… Ледяные когти сдавливают мне горло, тысячи холодные струек вонзаются под череп, бегут по позвоночнику. Что-то случилось. Что-то непоправимое, что-то страшное. Что-то, что я мог предотвратить — но не предотвратил… Пылевые облака охватывают падающий узор вместе с камнем, затуманивают, искажают его. Шепот: — Выбор… Хмурое небо изредка приглушенно порыкивало, ветер свистел над барашками кипящих волн, срывал с них пену, подстегивал перехлестывающие через камни свинцовые валы разбушевавшейся стихии. Тучи мчались от горизонта к горизонту, изредка позволяя лучам Первой сквозь появляющиеся разрывы обласкать песок, посеревшие валуны, вспоровшие океан клыки скал. Гроза так и не пришла, но все напоминало о том, это лишь отсрочка. Не сейчас — так позже. Не сегодня — так завтра, но гроза придет и изольет сдерживаемую ярость на песок, камни и штурмующий осколки суши океан. Крупная птица плавно вынырнула из бегущих туч, с изящным — и странным оперением, словно вобравшая в себя серость так и не выплеснувших собранную влагу на землю и океан туч. И летела она странно — не взмахивала косыми, чуть отведенными назад треугольными крыльями, не шевелила узким, раздвоенным хвостом. Это можно было бы назвать парением — грациозным, прекрасным — если бы не опровергающая все законы и правила траектория ее полета, все явственнее закручивающаяся в спираль надо мною. Птица снижалась над островом, становясь все больше и больше: с оценкой «крупная», я, пожалуй, малость поспешил. «Огромная» — так, наверное, было бы лучше: словно по неведомой игре природы вымахавшая в сотни раз большей, чем обычно бывают самые крупные птицы. Ветер над берегом, до сего мига ничем особо не отличавшийся от обычного ненастного бриза, заметался, поднимая мелкие смерчи, тут же пустившиеся гулять по самой кромке воды, а то и по океану. Мягкое шипение сопровождало ее полет, соперничающее с размеренным гудением поля… Я удивленно моргнул, сообразив, что — либо, вдобавок ко всем события, свалившимся на меня, птицы обзавелись генераторами защитных полей — либо это не совсем птица. А точнее, это совсем не птица. На этой глубокой мысли, на которую сподобился мой, еще не до конца пробудившийся, рассудок, корабль с гудением вынырнул из-за верхушек возвышавшихся над моей головой глыб, отметая последние сомнения в его природе. Он скользнул к океану, плавно развернулся километрах в трех от берега и полетел обратно, продолжая снижаться. С некоторыми усилиями заставив себя отбросить полудрему, в которой пребывал с рассвета, и вскочить на ноги, я с восхищением следил за его полетом. Корабль был красив: стремительные, четкие формы, несколько непривычные, впрочем, именно строгостью линий и углов. Он действительно был похож на исполинскую птицу, широко раскинувшую крылья и вытянувшую вперед узкую и длинную голову. То, что изначально показалось мне невыразительным серым оттенком, было на самом деле сложной комбинацией красок, постоянно перемешивающихся, растекающихся по обшивке полосами, пятнами, широкими кругами: о'у'туш особой пользы в бою не приносил, но в некоторых случаях мог выручить. А после окончательной доводки технологии до ума в плане регенерации его и вовсе считали обязательным атрибутом любого корабля. Он промчался надо мною так близко, что казалось можно дотянуться до обшивки рукой, стремительно перечеркнул собственной тенью полоску пляжа, и скрылся за верхушками деревьев и скал. Еще минуту или около того гудение доносилось до меня, затем стихло — и приглушенный всплеск подтвердил, что корабль приводнился по ту сторону островка. Я вздохнул — не требовалось большого ума, чтобы понять, ради кого он сел именно здесь. Как ни странно, но я чувствовал себя, пожалуй, лучше всего за последние дни. Побаливала грудь и лицо, куда пришелся удар самеи, но в остальном — просто замечательно. И даже привычной горькой ярости, с которой раньше я встречал каждый рассвет, не было: словно свежий, сильный ветер выдул из сознания все то, что сжигало меня раньше. А самое главное — впервые с момента пробуждения у лазарета я смог нормально выспаться, не вскакивая от собственного крика. А сон… да, сон оказался малоприятным, загадочным — еще одна строчка в списке того, что я не мог понять. Плащ Поющей, которым она укрыла меня, прежде чем раствориться в ночи, лежал рядом со стопкой чистой одежды: ту, в которой я приплыл на островок, Стражи Небес забрали с собой. Обычный военный мундир — разве что без герба Клана или знаков отличия: совсем, как любил носить Та'ах-сартар. Я пожал плечами, и принялся одеваться: какая собственно мне разница? «Куда идти?» — вопрос не возникал: корабль не зря снижался над островом таким образом, чтобы я заметил его. Но прежде, чем направиться к месту посадки, я подошел к кромке берега, собирая в кулак всю свою волю. Подходящее место нашлось почти сразу же: на вершине небольшой каменной скалы, полого уходящей в океан, оказалась неглубокая выемка, в которую я в два приема натаскал достаточно воды. Подождав, пока вода успокоиться, я склонился над ней и, чуть помедлив, взглянул в черные глаза своего отражения. Что-то безвозвратно сломалось в душе. Сейчас, именно в этот миг: Стражи Небес помогли мне найти силы, чтобы выдержать поднимающийся из глубины сознания ужас, но они ничего не могли сделать с его причиной. То, что проклинали мои предки, то против чего много лет тому поднялась вся Империя, то, что заставило ее преступить считавшиеся нерушимыми законы. То, что породило огненный каток, прошедшийся по планетам Смотрящих в Ночь, без пощады выжигая каждую. Я словно перенесся на много Оборотов назад, к сухим записям архивом, бесстрастно повествующих истреблении целого Клана. Я вновь слышал рассказ наставников о неожиданном сообщении от разведчиков Круга Хранителей, о внезапной атаке Смотрящих в Ночь: сперва на базу Круга, а потом и на соседние планеты — и учиненной там бессмысленной, жестокой бойне. Ответный удар Имперского Клана при поддержке Ищущих Свет. Переговоры, под прикрытием которых вели отчаянный бой остатки Круга, пытаясь вырваться из западни. Эвакуация соседних с территорией Клана Смотрящих в Ночь планет. Неожиданная — и лишь чудом отраженная — атака на Шенарот. Перехват Смотрящими в Ночь эвакуационного корабля и безжалостное его уничтожение на глазах подоспевших на сигнал тревоги крейсеров. Страшный последний сигнал с гибнущего корабля, сообщившей всей Империи, что на корабле было более двух тысяч детей, которых Круг пытался спасти. И созванный Совет Кланов, на котором тогдашний Артх'хдеа Мезуту'а Холл призвал к полному истреблению Смотрящих в Ночь. Требование, поддержанное прежде, чем смолкло эхо слов Главы Стражей Небес. И в тот же день одна из планет Смотрящих в Ночь испытала на себе гнев Империи. Их не брали в плен. Не пытались договариваться. Не задавали вопросов. Их просто уничтожали. На двадцать восьмой день, полностью зачистив территорию Клана, объединенные силы Империи нанесли удар по последней, главной планете. Смотрящие в Ночь пытались защитить ее, хоть не имели ни единого шанса. Они сражались мужественно, отчаянно — и в другой ситуации заслужили бы этим уважение. Но те, кто сражался с ними, хотели только одного: убить их, стереть до последнего с лица Вселенной, и меньше всего думали об уважении. Всего три часа прошло после появления в системе первых дивизий Империи — и на планету обрушился ливень антиматерии. Остатки флота Смотрящих в Ночь настигли на самой границе действия ольфиратов: шесть крейсеров и флагман Клана. Ему удалось запустить гипердвигатель, но в самый последний миг сразу три преследователя ударили из главных орудий, пробив защитное поле. Подбитый флагман ушел таки в гиперпространство — и больше его никто не видел: свыше ста Оборотов его искали, просеивая пространство сантиметр за сантиметром. В конце концов, было решено, что он так и не вышел из гиперпространства, превратившись в ничто в момент прыжка. Никто так и не узнал, что же на самом деле случилось со Смотрящими в Ночь. Круг Хранителей был полностью уничтожен, и что бы там они не разузнали — пропало с ним. Хранители выполнили свой долг до конца, предупредили Империю, закрыли в решающий момент собою Шенарот — и пали, чтобы навеки остаться в легендах и молитвах. Единственное, что вынесли потрясенные потомки: изображения нескольких Смотрящих в Ночь, переданных вместе с предостережением о готовящейся атаке. И у всех них без исключения была одна отличительная черта: лишенные зрачков глаза, как будто некто вырвал их и в опустевшие глазницы залил черной краской. Точь-в-точь такие же, как те, что смотрели на меня с зеркальной глади воды. С немалым усилием оторвав взгляд от самой страшной части отражения, я принялся внимательно рассматривать свое лицо. Чуть сдвинувшиеся скулы, чуть удлинившееся надбровные дуги, чуть сплюснувшийся нос, чуть более пушистая, точно соревнующаяся в насыщенности цвета с глазами, шерсть — каждое изменение по отдельности было едва заметно, но вместе они образовывали совершенно иную, непривычную картину. Из воды на меня смотрел незнакомец, и требовались все мои силы, все вновь обретенное спокойствие, чтобы понять и принять простую истину: этот незнакомец отныне — я сам. И каждый раз, когда я взгляну в зеркало, на свое отражение — я увижу вот это лицо. За моей спиной негромко кашлянули. Я резко развернулся, едва не свалившись со скалы вниз: опять, в который раз им удалось застать меня врасплох! — Я говорил им, что ты займешься этим в первую очередь! — Месстр кивнул в сторону воды, потом посмотрел на меня. Спокойно посмотрел, надо признать. — Тебя ждут. Я спрыгнул на песок. — Мне интересно, если бы я не направился к Храму… — Тогда бы мы пришли к тебе. Не сегодня. И не завтра. Но пришли бы. — И тебя не волнует… — Ты уже задавал этот вопрос ночью! — оборвал меня Месстр. — Ты думаешь, у меня будет другой ответ? — Тебя не было ночью здесь. — А что еще ты мог спрашивать? Идем! Я проглотил просящуюся на язык колкость: сейчас я готов был допустить, что меня пытаются намеренно вывести из себя. То ли в рамках обычной практики прислужников Дома Спокойствия, то ли по какой-нибудь иной причине. Так что, с обменом язвительными репликами я решил повременить. И, кроме того, язвить в спину невозмутимо идущего Месстра отчего-то показалось не самой лучшей идеей. Шли мы недолго. Островок действительно был совсем крохотным: чтобы выйти к противоположному берегу нам потребовалось не больше пятнадцати минут. Месстр больше ничего не сказал, даже ни разу не обернулся, а я не очень стремился разговорить его. Что-то подсказывало мне, что главный разговор у меня впереди. Как я и предполагал, корабль опустился именно здесь: он покачивался на волнах в двадцати метрах от берега, на котором весело гудел костер. Раза в три-четыре больше Сункх'ха, он в то же время не производил впечатления обманчивой неуклюжести, как крейсер. Казалось, корабль наполнен ожиданием полета, стремительного прыжка в небо, к бесконечности, свободе космоса. Я восхищенно прищелкнул языком: кто бы ни проектировал корабль, он вложил в свое творение частицу души. Спустившись со склона к костру, я без особого удивления увидел там Каш'шшода с Поющей; сам Месстр что-то негромко сказал и сел рядом с ними. Я посмотрел на брата с сестрой — и уже в полной уверенности в правильности своей догадки перевел взгляд на Артх'хдеа Мезуту'а Холл. На их отца. — Месстр и Файрра рассказали мне о вчерашнем, — без предисловий сказал Каш'шшод. — Мы думали, ты придешь позже. Значит, вот как ее зовут: Файрра! — Я знал, что у вас есть дети, но не думал, что встречусь… вот так. Каш'шшод обозначил краем губ намек на улыбку и глухо раскашлялся. — Жизнь наша… полна неожиданностей. — Вы плохо выглядите, Артх'хдеа Мезуту'а Холл. Я слышал, вы заболели… Каш'шшод отдышался, и вновь улыбнулся — только губами. — Заболел я давно. А сейчас я умираю. Мне показалось, что я ослышался — окаменевшие лица Файрры и Месстр и всплески боли в их ментальных полях подсказали обратное. — Когда я дожил до пятисотого Оборота, то понял, что меня ждет. Первая стадия всегда малозаметна, но распознать болезнь можно. Отчетливо симптомы проявляются уже перед самым концом. Я смотрел на Каш'шшода — и понимал, что он не шутит. Что один из величайших за всю историю Империи Артх'хдеа Мезуту'а Холл действительно умирает, и что от его болезни нет ни лекарства, ни спасения. — Б'ясседа! — я услышал свой собственный голос. Каш'шшод кивнул: — Последняя стадия. Распад нервных тканей с каждым днем идет все быстрее. Целители считают, я проживу максимум пол-Оборота. Я надеюсь, они преувеличивают раза в два! — Б'ясседа творит странные вещи с разумом, — продолжил он в тишине, прерываемой лишь треском костра. — Сперва прекращают работать болевые центры — и ты возносишь хвалу Ушедшим, потому что твое тело больше не сгорает в беспощадном, терзающем тебя ежесекундно огне. Но потом ты понимаешь, что умерло еще что-то: что дает тебе ощущать сострадание, жалость, гнев. Нет боли, но нет и страсти, нет чувств — остается только голый, холодный рассудок. Я знаю, что должен чувствовать ветер, прохладу земли, вязкость песка — но для меня теперь это всего лишь слова. Я смотрю на своих детей и знаю, что должен чувствовать радость, любовь к ним, но не чувствую ничего. Файрра и Месстр молчали. — А вы не думали… — Думал, — угадал мою мысль Артх'хдеа Мезуту'а Холл. — И Месстр предлагал мне то же самое. К тому моменту, когда ты прибыл, это решение казалось мне вполне подходящим. Возможно, когда мы разберемся с тобой, я так и поступлю: в один прекрасный день, на вот таком берегу встречу свой последний рассвет. Надеюсь, Ушедшие поймут мой выбор, — Каш'шшод негромко хмыкнул, вытирая губы белоснежным платком. — Думаю, с этим разобрались. Еще вопросы будут? Я молчал — не знал, что говорить. Каш'шшод меньше всего походил на килрача, нуждающегося в сочувствии. — Хорошо. Тогда первое: сегодня ты покинешь и Шенарот, и территорию Империи. Здесь тебе больше нельзя оставаться. Чего-то подобного я подсознательно ждал еще с того момента, когда увидел спускающийся к острову корабль, но все равно вздрогнул. — Это не обсуждается? — Маршрут — не обсуждается; про причины поговорим позже! — подтвердил Каш'шшод. — Дальше: Файрра сказала тебе, что твою память сканировали. Все здесь с результатами сканирования знакомы — потому сэкономить время. Месстр? Сын Каш'шшода сощурился, коснулся своего коммуникатора. Перед нами появилась голограмма р'руга, замерцала и лишилась обшивки. Рядом побежали столбики данных. — Мы провели ряд экспериментов. Теоретически, р'руг может быть выведен из строя таким образом. Для этого не нужно много времени — достаточно заменить один из кристаллов в рабочем контуре стабилизатора. Если определенным образом отрегулировать новый кристалл, то крушение произойдет в точно определенный момент. Я скрипнул зубами, уставившись Месстра. К его чести, взгляд он не отвел. — У р'руга нет внешнего доступа к двигателю! — процедил я. — Добраться можно с помощью массера. Если уметь обращаться с ним — без анализа на молекулярном уровне никто ничего не заметит. Другого способа нет. Разве что внести изменения в конструкцию непосредственно в Пещере синтеза. — А заказ на синтез именно этого р'руга был? — Нет. Чем дальше, тем хуже: неужели то, во что я боялся поверить, таки окажется правдой?! Неужели… неужели Сенаш… — Не делай преждевременных выводов, — впервые подала голос Файрра, чутко отреагировав на мои чувства: эмпатическая нити, связавшие нас ночью, еще не распались окончательно, позволяя ей чутче и быстрее других воспринимать мои эмоции — равно, как мне — ее. — Мы пока ничего не знаем наверняка. — Не совсем так, — поправил ее Месстр. — Мы знаем, что р'руг был намеренно выведен из строя с таким расчетом, чтобы рухнуть в Леса горроп. Мы знаем, что в переданном дочерью Ургахейма футляре оказалась приманка для горроп. Мы знаем, что по какой-то причине, системы наблюдения «Сеннек-Айг» выдавали ложную информацию о полете р'руга. — Ты уверен насчет р'руга? — посмотрел на сына Каш'шшод. — Вероятность самопроизвольного резонанса стабилизаторов — ноль! — отчеканил Месстр. — При определенно подобранных условиях — чего-то подобного добиться можно. Но все равно — должна быть внешняя причина. У двух факторов есть общее звено — младшая дочь тушд-руала Ургахейма. — Но с «Сеннек-Айг» она никак не связана, ведь так? — спросила Файрра. Я удивился: они что, только сейчас собрались обсудить все? Или… или это все для меня? — Мы разделили обязанности, — пояснил Каш'шшод, заметив мое удивление. — Месстр занимался технической стороной, Файрра разбиралась с тобой. И, как ты понимаешь, свободного времени не имели для бесед. Продолжай, Месстр. — По предварительным данным на «Сеннек-Айг» произошел конфликт в логической матрице ядра. Запись после последнего сеанса связи — это моделирование полета до точки назначения. Почему ядро запустило моделирование — неизвестно. — Связи не было, — глухо произнес я, вспоминая мгновения шока, когда понял, что падаю в Леса горропы без связи и возможности позвать на помощь. — Сразу после отправки запроса о состоянии атмосферы над хребтом, все вышло из строя. — Это знаешь ты, это знаем мы, — равнодушно заметил Каш'шшод. — Остальные такого удовольствия лишены. Я почувствовал, что начинаю закипать: — И вы не намерены ничего делать, чтобы разубедить их? Мой гнев Каш'шшод проигнорировал: — Что ты предлагаешь? Открыть тебе доступ в общеимперскую сеть — и что ты скажешь? Правду? А ты знаешь ее, правду? — Я знаю… — рявкнул было я… …полупрозрачная фигура передо мною, отшатывается, теряет равновесие… Впаянный бесчисленными тренировками и учебными боями разворот на месте, удар вслепую назад… Жесткий, тупой толчок, передавшийся через оружие в кисть, сдавленный стон из-за спины… — Держи его! — резкий окрик Каш'шшода. Толчок в грудь. Удар спиною о песок. Слаженные ментальные потоки брата с сестрой, помогающие прийти в себя, сбросить дурман видения. Как и ночью, во время танца с Файррой, я словно был в двух мирах: сидел у костра, собираясь высказать Каш'шшоду все, что я думал — и сражался, где-то, где все было красным и черным. Но ночью меня всецело захватил поединок, и магия танца оказалась сильнее прорвавшегося сквозь пелену забвения воспоминания. Сейчас же я чуть не свалился в огонь — пламя костра успело лизнуть лицо. — Лежи спокойно! — прикрикнула Файрра, надевая мне на руку браслет-инъектор; ее брат жестко фиксировал меня, не давая шевельнуться. «Лежи спокойно!» — я бы с радостью, но кашель от дыма костра и не думал проходить. Запястье кольнуло — и почти сразу же по руке вверх поползла приятная теплая волна. Файрра тем временем подсунула мне под нос какую-то мерзость: на минуту-другую ее запах вышиб из головы все мысли, но кашель почти сразу же прошел. — Файрра? — все это время Каш'шшод неподвижно сидел на своем месте, наблюдая за нами. — Воспоминания прорывают блокаду. После сегодняшней ночи процесс резко ускорился. Я жадно глотал воздух, не делая особых попыток подняться. — Что ж, этого стоило ожидать, — Каш'шшод помедлил, потом вздохнул. — Ты знаешь, что делать. Файрра кивнула сперва отцу, потом Месстру; тот отпустил меня и вернулся на свое место. Она открыла небольшой контейнер, который я заметил только сейчас, и достала сверкающую зеркальными гранями пирамидку. Верх пирамиды раскрылся в руках девушки. Она осторожно поставила ее передо мною на песок. — Ас-т'еда разрушит восстановленный нами барьер, — пояснила она, помогая мне сесть: после препарата стало намного лучше, но все еще кружилась голова. Смахнув с шерсти на моем затылке песчинки, она аккуратно вытянула из пирамидки бурый студенистый комок и быстро положила его мне на голову. — Постарайся не делать резких движений. Пробудившаяся ас-т'еда растеклась по затылку. Я естественно этого не видел, но хорошо представлял, как превратившаяся в полупрозрачную лепешку ас-т'еда выпускает тонкие щупальца, осторожно раздвигающие шерсть; одно из щупалец поползло вниз, к позвоночнику. Затем всю заднюю часть головы и шею словно окатило ледяной струей: десятки почти невидимых нитей, без усилий пронзив кожу, дотянулись до черепа. — Это займет какое-то время, — Файрра провела портативным сканером у меня над головой. — Я все вспомню? — прислушиваясь к ощущениям, поинтересовался я. — Не все и не сразу. Ас-т'еда снимет установленную нами психоматрицу, но ничего не сможет сделать с теми блоками, которые выставило твое подсознание. Ты будешь вспоминать постепенно, но уже без борьбы с самим собой. А второй блок… — она беспомощно пожала плечами. — Я уже говорила: это нечто непонятное. Возможно, ты никогда не вспомнишь, что с тобой случилось. — А это очень сильно все меняет, — не дал мне ничего сказать Каш'шшод. — Я не буду играть с тобой и скажу прямо: сейчас нет ни одной возможности убедить Империю, что ты действительно Х'хиар. Я пристально посмотрел на Главу Стражей Небес: — Ни одного? А генетическая карта? Каш'шшод хмыкнул. Файрра, вернувшаяся на свое место, молча коснулась своего коммуникатора. Голограмма р'руга исчезла: вместо нее появились три нити, закрученные в тугую спираль. — Это данные из архивов: клеткооснова Х'хиара, — чуть ниже появилась вторая спираль, но в отличие от первой по ней были разбросаны зеленые отметины. — Это твоя клеткооснова. Каш'шшод тяжело посмотрел мне в глаза и закончил: — Они не идентичны. Я ошеломленно перевел взгляд с него на голограммы. Хотя, удивляться было нечему: стоило немного подумать — и я сам бы сообразил, что генетический анализ покажет различие с архивами. Но что-то во мне, несмотря на все случившееся, несмотря на все слова, упрямо не желало верить, не желало мириться. Но, как и с собственным отражением, мне ничего не оставалось иного, кроме как принять неизбежное. — Есть так же изменения на клеточном уровне, — спокойно, не обращая внимания на мою реакцию, продолжил Каш'шшод. — Изменены хромосомы, гормональный баланс и есть отличия в нервной ткани. Большая часть этих изменений нам понятна — внешность, реакция, твои ментальные способности, — но есть кое-что, что ставит в тупик всех. — И что же? — Взгляни, — Файрра показала на сплошной зеленый участок ближе к середине голограммы. — В нормальной клеткооснове нервных тканей здесь расположены спящие гены — их предназначение до сих пор неизвестно. Остальные искажения твоей клеткоосновы носят частичный характер: они лишь корректируют те или иные параметры организма; эта же часть заменена полностью, — она помедлила, прежде чем закончить. — Стражи Небес видели такое однажды. — Когда проводили вскрытие попавших нам в руки Смотрящих в Ночь, — добавил Месстр. — Примерно на 87% этот участок совпадает с архивными данными. Мне вдруг стало трудно дышать, словно воздух сгустился прямо в горле. Этого не могло быть… это невозможно… — Теперь ты понимаешь, что будет, если мы поступим так, как ты хочешь? Империя не забыла ничего и, я уверен, нескоро забудет. Девяносто шансов из ста, что скорее поверят в новое появление Смотрящих в Ночь, чем в твою историю. — Но вы ведь видели результаты сканирования!.. — в отчаянии выкрикнул я, до боли стискивая кулаки. — Вы же знаете… — Мы ничего не знаем! — резко оборвал меня Месстр. — То, что мы видели, ничем тебе не поможет. И не отвечает ни на один вопрос. А если мы попытаемся поддержать тебя, то сейчас, когда вся Империя скорбит о Х'хиаре и дочери Ургахейма… — он не договорил. — Месстр считал, что риск от твоего дальнейшего существования превышает разумные пределы, — заметил Каш'шшод, искоса поглядывая на сына. — И в чем-то он прав, должен признать. «Были сомнения. У многих…», — вспомнил я слова Файрры. — Я и сейчас считаю, что Клан слишком многим рискует, — подчеркнуто бесстрастно произнес Месстр. — Один раз мы уже ошиблись. Страшно ошиблись. Нельзя чтобы это повторилось вновь. Файрра, как ее отец только что, косо взглянула на брата, но ничего не сказала. Каш'шшод, задумчиво рассматривающий песок перед собой, вздохнул: — Иногда я думаю, что было бы легче, если бы Ушедшие помогали нам или, хотя бы, обещали, что могут помочь. Ты никогда не думал, что Их величайший дар нам есть и величайшее проклятие? Мы свободны в своих поступках, но в тоже время скованы ответственностью за них. И нет никого, кто бы подсказал правильное решение, снял хоть часть груза — свою ношу мы несем от рождения и до смерти, лишь на «Морях Боли» осознавая, что утратили по пути, а что приобрели взамен. Меня пробрала мелкая дрожь: несмотря на все слова, несмотря на все, что было раньше, моя судьба решалась по-настоящему именно сейчас. Сидящие передо мною килрачи отвечали за весь Клан, — и я знал, что на сочувствие или снисхождение рассчитывать не стоит. — Уничтожить тебя… — Каш'шшод зачерпнул полную горсть песка и полюбовался, как он течет между пальцев, — …самое простое решение. Обычно, простые решения — самые верные, но сейчас слишком много непонятного происходит. Последние песчинки просочились между шерсти Главы Стражей Небес, и он посмотрел на меня. Я вздрогнул: никогда и никто еще не смотрел на меня… так. Я даже не подозревал, что Каш'шшод способен на такой пронзительный, твердый как сталь взгляд. — Слушай внимательно и запоминай — я не буду повторять. Примерно за пол-Оборота до атаки на Шенарот мы получили первое изображение Смотрящих в Ночь после… метаморфозы. Это встревожило очень многих, — но было решено молчать. Это и была наша ошибка. Ошибка, за которую расплатился Круг Хранителей. — Почему? — хрипло спросил я: напряжение мало-помалу спадало — явно Артх'хдеа Мезуту'а Холл решил, что живым я ему пригожусь больше, — но не до конца. Кроме того, я никогда, ни в одном архиве не встречал даже намека на что-либо похожее, — а благодаря обеим гражданским специальностям я в архивах провел очень много времени. — Пророчество Райеё, — бросил Месстр. По его лицу невозможно было понять, как он относиться к решению своего отца: и он, и Файрра полностью закрыли свой эмпатический фон. — То, что дошло до нас, то, что мы смогли отыскать за прошедшие Обороты. — То, что удалось сохранить… — тихо добавила Файрра. — То, что не должно было быть забыто… — То, что ты видел в своем сне — одна из причин, почему ты до сих пор жив. Ты не мог знать, не мог нигде слышать или читать про это. Только в архивах Клана и Круга Хранителей были записи о последних мгновениях анго-ра Райёё. И они слово в слово повторяют твое видение. — Эти записи принадлежат анго Нуо'ору. После смерти учителя он долгое время удерживал общину от распада и был наставником Иррину-Вестнику. Но эту историю ты должен знать. Еще бы. Попробовал бы кто-нибудь найти в Империи килрача, незнакомого с ней. Спустя двадцать Оборотов, после того как Нуо'ор возглавил общину, глас Ушедших коснулся его единственного ученика. Десять Оборотов ушло у него, прежде чем он закончил Мезуту'а ута Холл ар Тафла'ас-Асума и понес слово Ушедших остальным. Он проповедовал, убеждал, показывал путь истины — и заплатил за это своей жизнью, и жизнью своей спутницы. И в тот же день, когда их души пересекли Последнюю Черту, Ушедшие в первый и последний раз явили миру свою мощь, сурово покарав всех, кто был виновен в смерти их Вестника. — О пророчествах Райёё известно только то, что написал в своих дневниках анго Нуо'ор, — продолжил за дочерью Каш'шшод. — Он достаточно подробно описал четыре пророчества — они все исполнились. О пятом пророчестве, том, которое он написал перед смертью, мы не знаем почти ничего. Нуо'ор оставил только один фрагмент — из части пророчества, в которой, как следует из его пояснений, говорится о «клинках», которым суждено стать последним бастионом на пути «Морей боли». Наступила тишина. Возможно, мне показалось, но после этих слов поежилась и Файрра с Месстром. Пророчества Райёё действительно все исполнились, и предположить, что еще одно, предрекающее День Огня… "…Взор, опутанный ночью, коснется небес, И в паденье сольется перестук сердец, Преградой последней их воздвигнет судьба Против черного шторма на море без дна По ту сторону времени, по ту сторону сна, Место битвы последней им укажет судьба, И в годину ненастья, в миг крушенья основ, Суждено сим клинкам пасть на чашу весов…" — нараспев, чуть глуховато проговорил Каш'шшод. Пожевал губами, хмыкнул: — Вообще-то, даже анго Нуо'ор считал, что Райёё совершенно не удавались стихи. — А окончание? — тихо спросил я. Каш'шшод передернул плечами. — Окончания нет. Больше о пятом пророчестве Нуо'ор не написал ни строки. — Несомненно, он знал пророчество полностью, — добавила Файрра. — Спустя тринадцать Оборотов после смерти Ирина-Вестника он создал то, что впоследствии стало Кругом Хранителей: вероятно, оригинал пророчества был передан им. А Круг Хранителей, боюсь, забрал и эту тайну с собой. Каш'шшод прищурился: — Теперь ты понимаешь, почему мы молчали, впервые узнав о происходящем? Я нервно облизнул губы: — Вы решили, что они и есть те, о ком говорило пророчество… — Мы даже раньше Хранителей заметили, что с ними что-то не то, первыми заметили их приготовления, — отрывисто сказал Месстр; мне показалось, он даже сейчас испытывает гнев и стыд, рассказывая о тех скорбных событиях. — Мы, естественно, не знали, что и почему происходит, — но если бы не молчали, если бы потребовали объяснений… — Мы хотели чуда, так сильно, так страстно… — с горечью произнесла Файрра. — И так сильно боялись прихода Дня Огня… — Понимаешь, почему мы не можем рисковать? — взгляд Каш'шшода пылал, сверля меня. Всех моих сил, моей воли едва хватало, чтобы удержаться и не отвести глаз в сторону. — Однажды Стражи Небес смолчали, когда должны были говорить. — Больше мы такого не допустим! — отчеканил Месстр. И мне не составило труда догадаться, что сейчас он говорил, практически как Глава Клана, как будущий Артх'хдеа Мезуту'а Холл. — Теперь ясно?! Мне действительно было все ясно — дальше некуда. Они могли мне верить, сочувствовать, но рисковать они не собирались. Теперь я хорошо понимал Месстра. Я был угрозой, непонятной и, вдобавок, оказавшейся в ненужном месте в ненужное время. И, как мне казалось, он скорее готов был забыть о пророчестве Райёё, чем допустить вновь чего-нибудь подобного Смотрящим в Ночь. А я ничего и никому не мог доказать, да и никто не будет меня слушать. Я вспомнил брезгливость, звучащую в незнакомом голосе, который я услышал, впервые придя в себя — и это было бы самым меньшим, попади я на глаза любому килрачу. В лучшем случае, убьют на месте. Я встал и, пошатываясь, сделал пару шагов к кромке воды; Файрра с негодующим возгласом дернулась было усадить меня обратно, но короткий приказ Каш'шшода — и осталась на месте. Я, не обращая на них внимания, нагнулся, зачерпнул полные ладони воды, и плеснул себе в лицо. Раз, другой, третий — немного полегчало. Немного — но не более. Я провел пальцами по лицу, протер глаза. Случайно коснулся устроившегося на виске мерно подрагивающего щупальца. — Что со мною делает ас-т'еда? — не оборачиваясь, спросил я. Файрра тихонько вздохнула: — Она уже все сделала, судя по ее цвету. Усики подсоединились к области долговременной памяти и нервным центрам. Теперь она ждет последнего распоряжения. — И? — Ты потеряешь сознание, а когда проснешься — психоматрицы уже не будет. Но вспомнишь ты не все сразу — пройдет несколько дней, прежде чем твое подсознание окончательно справиться с последствиями уже собственного блока. — Я очнусь здесь? — задал я, в общем-то, совершенно бесполезный вопрос. Ответ Каш'шшода меня не удивил: — Нет. Я не зря просил Месстра прилететь сюда на этом корабле. Когда ас-т'еда закончит, тебя положат в кресло пилота и логико-аналитическое ядро самостоятельно выведет корабль к старым прыжковым воротам в глубине системы. Точка выхода — во Внешних Территориях. — А если я откажусь? — Тебя не должно быть в Империи, — ледяным голосом произнес Месстр. — И до заката Первой или тебя не будет здесь… или не будет вообще! И ты не сможешь просто так вернуться. Если ядро получит маршрутную карту с точкой выхода где угодно в Империи — реактор будет немедленно взорван. Я обернулся, до боли стиснув зубы. Вдохнул. Выдохнул. Так, спокойствие, только спокойствие… — Значит, мне предстоит либо сдохнуть в корабле, когда закончатся запасы, либо до конца своих дней жить на какой-то планете во Внешних Территориях? Это все, что вы мне можете предложить? Это и есть мой выбор? Три пары глаз в упор смотрели на меня. — Выбор есть всегда, — откашлялся и сказал Каш'шшод. — И не думай, что мы отсылаем тебя на смерть или вечную ссылку. Возможно, это единственный шанс для тебя помочь себе. Я вернулся на свое место. — Объясните! — Во-первых, этот корабль, — Каш'шшод качнул головой в сторону берега. — Проект довольно старый: пытались промежуточное звено между крейсером и космолетом. Оказалось, для решения задач космолета его потенциал избыточен, а в сравнении с крейсером — слишком мал. Единственное, где его можно применять — разведка дальних областей Внешних Территорий. Там его запас автономности и боевые качества весьма кстати, но, опять-таки, серьезных исследований он вести не может. Проект свернули, сделав несколько экспериментальных моделей. Это одна из них. Проектировали корабль из расчета на семь членов экипажа, но можно справиться и в одиночку. Мы дополнительно модифицировали некоторые системы, чтобы облегчить тебе управление. — Теперь, взгляни, — передо мною повисло изображение грязно-серого шара, рядом для масштаба — фигура килрача. — Знаешь, что это? Естественно, я знал. — Спасательная капсула, старая модель. Перестали использовать уже больше пятисот Оборотов. Каш'шшод странно улыбнулся, точь-в-точь повторив улыбку, что на пляже, около лазарета в первый день. — Вот как? — изображения помутнело и вновь обрело четкость. Теперь это был какой-то ангар, в котором с десяток килрачей в полном боевом облачении держала под прицелом этот шар — или его точную копию, — а двое с легким оружием и массерами вскрывали капсулу. Вот зеленоватый луч погас, аккуратно вырезанная часть серой обшивки поднялась вверх. Изображение стремительно рванулось вперед, демонстрируя то, что было внутри. Может, стоило бы удивиться или еще что… Ну, да, я удивился — что с самого начала почти не задумывался, как попал с Зорас'стриа на Шенарот. Это действительно было странно, но вот по поводу того, что показывал мне Каш'шшод я не испытывал ни удивления, ни смятения, ни трепета — ровным счетом ничего. Я смотрел на отшатывающихся килрачей, хватающихся за импульсники и что-то торопливо кричащих в коммуникаторы, на вбегающее в ангар подкрепление, — но видел только себя. Черное пятно тьмы, без одежды или оружия скорчившееся с закрытыми глазами в тесном коконе капсулы. Голограмма мигнула и исчезла. — Спустя пять дней по времени Зорас'стриа после трагедии в катакомбах Сейт-Сорра, дежурившие корабли в системе зафиксировали слабый сигнал. Отправленные на разведку сообщили, что нашли спасательную капсулу. Ее подняли на борт, вскрыли — и немедленно прыгнули к Первой. Там они висели три дня, пока мы не убедились, что непосредственной опасности нет. За тобой все это время наблюдали и лечили, а мы тем временем анализировались записи станций наблюдения. Капсула гиперприводом не оборудована, — следовательно, кто-то запустил ее через прыжковые ворота. Всплески в гиперпространстве, которые следящая аппаратура сочла естественными возмущениями, нашлись быстро, как и ожидалось, и анализ маршрута не заставил себя ждать. Каш'шшод перевел дыхание, потер шею и продолжил: — Капсула стартовала с Зорас'стриа. И время ее предполагаемого старта с точностью до секунды совпало с окончанием последнего, самого мощного всплеска. Ну да, конечно… — Вы хотите сказать, что под катакомбами кто-то когда-то построил прыжковые ворота, затащил туда капсулу и дожидался меня, чтобы отправить к вам? — Именно это я и хочу сказать, — игнорируя звучавший в моих словах сарказм, кивнул Каш'шшод. — Ты хочешь возразить? — Нет, что вы, — я желчно засмеялся. — Такую мелочь, как невозможность прыжка из гравитационного колодца хоть через ворота, хоть без них с точки зрения всех теорий мы упоминать, наверное, не будем? — Не будем. Как и то, что все эти теории утверждают, что через гиперпространство вообще путешествовать невозможно, — заметил Каш'шшод. Я промолчал: возразить на это было нечего. Наши физики вообще недолюбливали возиться с гиперпространством — точнее, не любили выглядеть дураками. Все исследования, все модели и теории однозначно утверждали: материальное тело, вошедшее в гиперпространство, никогда и никуда из него не выйдет. Однако реальность на практике доказывала обратное. Объяснения этому так и не нашлось. Даже Рилл-саррат в свое время сдался. — Хорошо, допустим, — я решил попытаться с другой стороны. — Согласно тем записям, что вы передали мне, последний всплеск случился буквально через несколько минут, после… после… — Понятно, — оборвал мои попытки закончить фразу Каш'шшод. — Отвечу: не знаем. Месстр? — То же самое: не знаю. Думаю, все упирается в этот непонятный всплеск под катакомбами и в гиперпространстве. Пока мы не выясним его природу — мы ничего не поймем. — И каковы успехи на сегодня? — я понимал, что Месстр ни в чем не виноват, но ничего поделать с собой не мог. Месстр последовал примеру своего отца, и мое раздражение напрочь проигнорировал: — Никаких. Мы знаем: всплески нарушали работу всех кокон-полей, выводили из строя плазменное оружие. Каким-то образом они связаны с возмущением в гиперпространстве. В нашей истории аналогов им не имеется. Это все. — Почти все, — Каш'шшод неторопливо достал из складок мантии тонкий свиток. — По соглашению с остальными Кланами мы патрулируем Внешние Территории, изучаем по возможности… Примерно семь Оборотов тому… — между нами опять вспыхнул воздух, превратившись в лаконичную звездную схему. Я присмотрелся — да, это были Внешние Территории ближней к Шенарот части Империи. — Так вот, примерно семь Оборотов тому, мы начали регистрировать в этом районе, — зеленая сфера охватила десяток-другой звезд, почти на самом краю схемы, — резко возросшую активность Конфедерации. Мы выслали разведчиков: они подтвердили, что кораблей людей там многовато. И почти сразу же была отмечена вторая странность: обычно во Внешних Территориях люди стараются не ввязываться в стычки. Что разумно, с их стороны, — я почувствовал насмешливый импульс от Файрры; Месстр скривил губы, блеснув кончиками клыков. — Но тут они намеренно искали наши корабли, сближались для боя. Я отдал приказ уклоняться, но вечно бегать нельзя. Мы потеряли несколько разведчиков и легкий крейсер; людей тоже потрепали. Были отправлены к месту боя две дивизии. Людей они не нашли. И с тех пор крейсера Конфедерации там практически не появляются. — Отвлекающий маневр? — Да. Они намеренно заставили нас сосредоточиться на этом районе Внешних Территорий, под шумок решая свои задачи в другом месте. Семь Оборотов мы искали их, но так и не нашли — пока дежурный крейсер вот здесь, — на схеме появилась красная точка, гораздо ближе к зоне конфликта, со стороны Оариис-с, — не зафиксировал почти одновременно две вещи. Во-первых, был незашифрованный сигнал в человеческом формате откуда-то из этой области, — рядом с точкой меньшая по размерам сфера заключила в себя семь систем. — А во-вторых, странное возмущение в гиперпространстве, как две капли воды похожее на зарегистрированное в Империи. И, что самое главное, эти возмущения совпали по времени. Последний всплеск на Зорас'стриа — последний раз детекторы крейсера фиксируют возмущение — предположительно стартует капсула с тобой — и передатчики ловят сигнал. После чего — тишина. Я бы сказал, слишком много совпадений. Кто бы спорил: я-то, во всяком случае, и не собирался. И так уже кругом шла голова. Каш'шшод повертел в пальцах свиток. — Это запись сигнала, перехваченного нашим крейсером. Он отправил донесение на Шенарот и полетел на разведку. Больше он на связь не выходил. Я осторожно взял протянутый мне свиток. — Его сбили? — Неизвестно. Может, и сбили. Может, что-нибудь еще. В любом случае, он не успел ничего сообщить. Пять дней назад туда я отправил туда два крейсера. Два дня спустя они отправили последнее сообщение. — И все? — тупо спросил я. — И все. А вот это уже было серьезно, подумал я, борясь с упрямо старающимся свернуться обратно свитком. Два крейсера — Каш'шшод не назвал их класс, но вряд ли легкие. «И если они бесследно…» — я опустил взгляд на бумагу в руках, где было всего две строчки. Прочел. И только мгновенная реакция Месстра не позволила выскользнувшему из ослабевших пальцев свитку упасть в огонь. Две строчки. Длинный ряд непонятных цифр. И три раза повторенные слова: «Фантом один». Обжигающая плеть воспоминаний хлестнула меня. Кошмар, калейдоскоп видений. Пылающая багровым пламенем бездна. Костер, пожирающий два тела. Анго Нуо'ор и смерть Райёё. Человеческая станция, катастрофа на ней, ученый, пытающийся послать сигнал… Ему удалось. Он послал сигнал… или нет? И потом случилось что-то. Что? — А вот это тебе и придется выяснить, — сказал Каш'шшод, и до меня дошло, что последнюю мысль я произнес вслух. — Одному. Без поддержки. Без помощи. Без возможности вернуться, не найдя ответов. Каким-то образом эта человеческая станция — или что там такое — имеет отношение к тому, что произошло на Зорас'стриа. И явно имеет отношение к тебе. — И мы не пошлем туда больше кораблей, — добавил Месстр. — Глубокое сканирование ничего не нашло, станции наблюдения не сообщали о переброске со стороны Конфедерации крупных отрядов. А чтобы перехватить и уничтожить два тяжелых крейсера, и не дать им ничего сообщить, отряд должен быть очень большим. Следовательно, это что-то другое. — Сигнал предназначался людям. И тот человек, в твоем сне, вспоминал о каком-то корабле. Может, они и получили его, но я не думаю, что смогут прислать сюда хотя бы соединение. Скоро в Оариис-с начнется операция Рилл-саррата: перегруппировка войск практически завершена. Если бы не траур — она бы шла уже полным ходом. Я посмотрел на звездную карту. На семь систем в зловещей зеленой сфере. На свиток в руке Месстра. На корабль у берега. На Файрру, с тревогой глядевшую на меня. На шпиль Храма, режущий горизонт. И вновь на Файрру. — Пытаться лететь, если падаешь, — прошептал я. — Ведь так? — Не бойся выбирать, — в ответ шепнула она, словно кроме нас никого не было. — Ищи ответы, ищи правду, ищи веру. Не страшись последствий. Бойся потеряться, забыть, кто ты. Я закрыл глаза. Погрузился неторопливый поток чувств. Умиротворенность, ласковая доброта, мягкое сочувствие. Решимость, несгибаемая воля, стремительность мыслей. И словно набежавшее на светило облако, чуть заметный порыв ветра, взъерошивший шерсть и тут же сгинувший бесследно. Мне не требовалась помощь, чтобы понять, кто из них кто. — Вы так ни разу не назвали меня по имени, Артх'хдеа Мезуту'а Холл, — не открывая глаз, сказал я. — Не назвал, — согласился Каш'шшод. — Когда мы встретимся За Последней Чертой, надеюсь, ты сам скажешь мне его. Я улыбнулся про себя. — Спасибо. — За что? — За «когда». Он промолчал, да я и не ждал ответа. Бывает, слова совсем не нужны — как в этот миг. — Если я узнаю что-нибудь… — Ахта'ан'Шок'стриа — они уже предупреждены. Этот мир под защитой Клана — запроси логико-аналитическое ядро корабля: все данные там. Но не рассчитывай на многое… — Не буду, — я глубоко вздохнул. — Мы все сказали друг другу? — Да, — эмпатические волны отхлынули от меня, растаяли, оставив в одиночестве. — Тогда делайте, что должны! Я услышал, как рядом зашелестела одежда, почувствовал знакомый аромат. Затылок, виски, шею — там, где к коже присосались щупальца ас-т'еды, — защипало. Лицо овеяло теплое дыхание, впиталось в шерсть, кожу, горячей волной прокатилось по шее. — Лети! — шепнула мне Файрра. Я хотел ответить ей, сказать что-то Каш'шшоду, даже Месстру… Не успел. Все было красным, однотонно ярко-алым. Несомненно, он скрывал тысячи оттенков, но чтобы разглядеть их, требовалось куда более изощренное и тонкое зрение. Для меня же вся разница — даже в пару градусов — сводилась к одному цвету. Зрение уже давно перестроилось, но почему-то алое марево перед глазами не спешило рассеиваться. Дальше десяти-пятнадцати шагов я практически ничего не видел, кроме размытых очертаний стен и пола. Возможно, принятая в лесу комбинация препаратов так сказалась на зрении, возможно, вымотал бой с горропой. Остается надеяться, что ниже, возле уровня Разломов, будет достаточно света. Обычно, пещеры освещали прорубленные еще в до-имперский период световоды, но свет от них попадал не в каждый уголок Разломов. Я продолжал спускаться вниз — трудно сказать наверняка, но мне казалось, я уже был ниже уровня земли. Может, разумнее было бы остаться наверху, в пещере, но теперь поздно было сожалеть. К тому времени, когда я смог собраться и вырваться из цепкой хватки навалившегося на меня полусна-полуяви, позади уже было не менее двух третей пути, а поднимать обратно у меня не было ни сил, ни желания. Да и не было уверенности, что я смогу вернуться к мертвой горропе — я смутно помнил перекрестки, залы, из которых выходили десятки коридоров — что-то подсказывало, что заплутать я успел солидно. Лучше уж идти вниз, к Разломам, и там пытаться сориентироваться — и надеяться, что детекторы движения засекут меня Я перебрался через рассекшую пол узкую трещину — и тут вновь туннель наполнил звенящий, далекий гул. Я уже слышал его дважды — и каждый раз он впивался мне в череп тысячами крохотных буравчиков, вызывая мимолетный приступ тошноты. И чем ниже я спускался, тем сильнее становился этот звук — звук огромной, толстой нити, дрожащей на ветру. Но на этот раз он стал немного другим — и вдобавок, мне показалось, будто все вокруг сдвинулось — и тут же вернулось на место. Я сердито мотнул головой, отгоняя тошноту. Рука скользнула по стене, сорвалась — я пошатнулся, но тут же выпрямился. Удушливое облачко посыпавшегося на меня крошева растянулось широкой лентой, завиваясь спиралью у самой головы; из трещины за спиной в свод ударил высушенный веками сероватый фонтан пыли. Отплевываясь, я отбежал немного вперед, отчаянно моргая слезящимися глазами. Страстно хотелось ругаться, чуть ли не выть от бессильной ярости, — но запас ругательств у меня закончился на горропе, а орать с пересохшим горлом — то еще удовольствие. Да мучить побаливавшую голову собственными воплями желания не возникало. А в катакомбах акустика была не то чтобы плохой — нет, она была великолепной. Но в пределах полутора-двух метров от источника великолепие заканчивалось, и все звуки глохли. Примерно такого же эффекта добились проектировщики Ядра в Имперском дворце, но там он не вызывал ни малейшего удивления: подобранные правильно материалы, настройка шумоподавителей, продуманная до мелочей планировка — вот и весь секрет. Почему тоже самое происходило на любой глубине в катакомбах Сейт-Сорра, опровергая все расчеты и теории, — до сих пор ответа никто не смог дать. Возраст катакомб трудно было оценить. Раскопки, анализы находок убедительно свидетельствовали об одном: одиночки и небольшие группы килрачей забредали сюда еще в до-имперские времена, за тысячу Оборотов до Граастах'ха, еще когда спазмы тверди Зорас'стриа не подняли перешеек, открыв на горе зарождающейся цивилизации путь горропам с южного архипелага. Экспедиции проникли до нижних ярусов Разломов, совершили громадную работу по картографированию сети туннелей и коридоров над Разломами и поверхностью земли, но глубже проникнуть не смогли. Архивы хранили упоминание о семидесяти одной экспедиции вглубь катакомб — и не одной записи об их дальнейшей судьбе; сколько было неизвестных хронистам попыток — знали, наверное, лишь Ушедшие. Менялись Кланы, снаряжавшие экспедиции, менялось техническое оснащение, менялись подходы — не менялся лишь итог. Спускавшиеся ниже последних ярусов Разломов сперва теряли всякую связь с поверхностью, а затем исчезали с экранов и так практически бесполезных в глубинах сканеров, детекторов. Семьдесят одна пропавшая экспедиция обогатила Империю лишь мрачной, циничной поговоркой: «Идти под Разломы» — стало синонимов верной смерти. Аккуратно балансируя на покатой, почти неразличимой в алом тумане поверхности, я сухо рассмеялся: готов сточить когти, если этот туннель не вел к нижним ярусам Разломов. Что было крайне неприятно — даже если не соваться глубже, в бесконечном лабиринте нижних ярусов можно бродить до смерти. Окажись я здесь Оборотов на пятьсот раньше, мне оставалось бы уповать только на милость Ушедших — или рисковать, ища выход наверху: самому, без карт и оборудования выбраться из нижних ярусов, без меток и созданной позже сети ориентиров было бы невероятной удачей. Впрочем, сегодня у меня неприятного хватало — и ничего, жив, даже не очень сильно потрепан… Вот только браслет — я с неприязнью глянул на инъектор с опустевшими капсулами на запястье. Я совершенно не помнил, когда нацепил его, заправил тремя самыми сильными стимуляторами и умудрился вдобавок потерять где-то аптечку. Не было же в этом никакой необходимости, не мог я себя настолько плохо чувствовать! А ведь еще не закончилось действие предыдущих препаратов и подстегивать еще сильнее организм… Я вздохнул, перепрыгивая очередную трещину: что уж теперь поделаешь! Вот выберусь, задам всем, кого увижу пару очень неприятных вопросов — и придется на день-другой отдаться во власть целителей. Я не очень обольщался: препараты позволяли выкладываться полностью, но для нервной системы такое издевательство бесследно пройти не могло. Туннель неожиданно раздался в стороны, превращаясь в небольшую, вытянутую пещеру с парочкой сталактитов по центру. Я на всякий случай подозрительно огляделся по сторонам, но ничего особенного не заметил: пещера как пещера. И только по прошествию пары минут заметил, что окружающее меня алое свечение гаснет, уступая место густой, почти осязаемой тьме. Глаза кольнуло, точно в них воткнули по острой игле. Я остановился, зажмуриваясь. Зрение перестраивалось на восприятие видимой части спектра — следовало немного подождать, пока адаптируется мозг. Я облегченно вздохнул — немного рановато, но сейчас годилась любая хорошая новость. Здесь свет мог быть только благодаря световодам с поверхности, с вершин хребта надо мною. А это в свою очередь означало одну-единственную вещь: спуск закончился. Впереди был нижний ярус Разломов… Сознание вернулось мгновенно, оборвав неторопливую нить воспоминаний, пробивших рассыпающуюся стену блокады. Несколько мгновений я неподвижно лежал, надеясь, что память вернется до конца, я увижу все, может, даже и то, что не смогли найти всеведущие целители Стражей Небес. Мечты так и остались мечтами, а вот затекшая от неподвижности шея и ломота в ногах и спине бесцеремонно напомнили, что долгое ничегонеделание в одной и той же позе чревато нехорошими последствиями. Я открыл глаза и не сразу понял, что за точки окружают меня. Блестящие, крохотные, густо усеявшие все вокруг, весело подмигивающие мне… «Звезды!» — сообразил я, со стоном переходя в сидячее положение. Тысячи, миллионы звезд, складывающиеся в незнакомые узоры созвездий, равнодушно наблюдающие за мной. Звезды и созвездия Внешних Территорий. Я поднял руку, словно хотел дотронуться до ближайшей звезды — и услышал негромкий стук. Звездное небо вокруг посветлело, начало таять, гаснуть — очевидно, логико-аналитическое ядро было настроено отключить тактический режим, как только я очнусь. Звезды отступили, оставшись только на центральном экране прямо передо мною. Сбросившая с себя покров тактического режима кабина странным образом тревожила память. Она была похожа на кабины истребителей и перехватчиков и — одновременно — разительно отличалась. Чем — я не мог сказать: может, размерами, свободным местом, тремя дополнительными местами по бокам от меня и чуть сзади. Все это я отметил автоматически, наклоняясь, чтобы посмотреть, что я такое уронил. Сверток. Прямоугольный предмет, завернутый в темно-синюю мягкую ткань. Я осторожно поднял его, откинулся в кресле, успевшем изменить форму, и аккуратно развернул сверток. Книга. Толстая книга без единой надписи чуть шероховатой черной обложке. Только выгравированное золотом кольцо и рельефное изображение черного шеста, идущее от кольца вниз, почти до самого конца. Герб Стражей Небес. Хазад но-эсса и ведущая к нему тропа через «Моря боли». Знак Ушедших. Только одна книга могла иметь такой знак. Только одна книга могла обходиться без названия. И только одну книгу мне могли дать с собой. Я бережно открыл ее, и на первой же странице, где была копия Хазад но-эсса с обложки, увидел аккуратно умостившуюся в уголке одну-единственную фразу. Написанную знакомым с детства подчерком, подчерком килрача, который когда-то переписал для меня, как велел обычай, «Мезуту'а ута Холл ар Тафла'ас-Асума». И не было сомнений, что на каждой странице я увижу безупречно правильные, стройные строки, выведенные той же рукой. Одна фраза. Всего одна. «Завтра будет чудесный рассвет!» — Прощайте, Каш'шшод! — прошептал я. Тяжелая капля скатилась от уголков глаз по шерсти к губам. Я почувствовал соленый привкус на языке. Что-то в глубине меня свирепо обрадовалось им: чем бы ни были мои глаза, слезы текли из них самые настоящие. — Пусть путь ваш За Последней Чертой будет вечно чист и спокоен. Книга упала мне на колени, закрываясь. Очередная слезинка добежала до подбородка, повисла на взлохмаченном клочке шерсти, словно в раздумьях, — сорвалась вниз, растекшись прозрачной, почти незаметной кляксой по черной обложке. Я поднял голову. Звезды внимательно смотрели на меня. — Прощайте! — еще раз повторил я. Глава 9. Красное и черное. Космос — вещь безжалостная и жестокая. Десятки причин могут убить в мгновение ока, немногим меньше — не так быстро, но так же неотвратимо. И совсем мало тех, что кажутся совсем безобидным, но, в конце концов, оказывается едва ли не самым страшным. Одиночество. Скука. Тишина. Мне хватило семи дней, чтобы возненавидеть их вместе и по отдельности. И почему Стражи Небес спроектировали этот очень простой в управлении корабль для семерых. Раньше мне казалось, что семь дней — это маленький срок. Теперь же и сутки становились вечностью. Наедине с собой. Наедине с безмолвием. Наедине с рвущейся из души болью. Эхом собственных слов в пустой кабине. Семь дней бесплодных поисков. Я проверял систему за системой, по два дня дрейфуя в каждой, пока автоматические зонды изучали поверхность планет — если они попадались, — записывали все, что могли уловить в спектре излучения космоса. Потом отзывал зонды, читал отчет зонда-разведчика, посланного к следующей системе, и прыгал за ним. Собранными данными занималось логико-аналитическое ядро: все равно, ничего существенного ожидать не следовало. Обнаружь зонды хоть что-нибудь — я узнал бы про это мгновенно. А данные — ну, может, пригодятся потом. Три системы оказались пусты. Ни малейшего следа крейсеров, посланных Каш'шшодом, ни следа человеческого корабля, ни человеческой станции. Что означало… означало… Да ничего это не означало! Еще четыре… ну, три с половиной, если можно так выразиться, системы. Еще продолжается анализ астероидных облаков, окружавших бело-голубой гигант, уютно устроившийся в углу обзорного экрана. Кроме астероидов и содрогающейся от собственной мощи звезды ничем особым система похвастаться не могла — и это меня в ней привлекло. Место для размещения небольшой станции или для рандеву крейсеров — пожалуй, лучше и не придумаешь. Среди астероидов не то что крейсер — парочку дивизий при желании можно спрятать, а излучение звезды скроет фон работающих реакторов. Другое дело, что станции наблюдения в первую очередь следили за перемещением в гиперпространстве, а вот тут уж скрыть прыжок даже соединения было очень сложно. К глубокому сканированию пространства прибегали уже потом — или, не утруждая себя деталями, готовили нарушителям торжественную встречу. К сожалению, пока мои ожидания ничем не подтвердились — зонды методично продолжали свою работу, ядро разбиралось с данными из прошлой системы, а сигнала все не было. Я и сам не до конца представлял, что ищу. Если крейсера банально погибли в схватке с более умелым или сильным противником — мне остается уповать только на везение. Далеко не всегда оставались следы или обломки — чаще только облако перегретой плазмы стремительно рассеивалось на месте корабля. В астероидном поле следов было бы больше, но способа обнаружить эти следы на расстоянии не было — точнее, их не было в моем распоряжении. При всем мастерстве Стражей Небес, действительно создавших великолепный корабль-разведчик дальнего радиуса действия, запихнуть в него полный комплект исследовательской аппаратуры они просто физически не могли. Я попытался поставить себя на место капитанов крейсеров. На тот момент они знали вполне достаточно — я не думал, что Каш'шшод стал скрывать от них информацию о возможном существовании здесь человеческой станции, — чтобы действовать максимально осторожно. В таком случае один крейсер всегда прикрывал другой, стремясь не дать противнику одной атакой угробить обоих. Плюс, страхуясь от возможной засады. Плюс, охватывая сенсорами максимально большой объем пространства. Поисковые крейсера имели значительно больше шансов найти пропавших, но и им приходилось решать схожую задачу. Как поступил их предшественник? Он сообщил о перехвате, отправился на разведку — и пропал; никаких подробностей он не передал — следовательно, их не было у него самого: в патрули Внешних Территориях самоуверенные герои почти никогда не попадали. Пролетал ли он в этой системе, среди астероидных полей — несомненно. Пропустить столь удобное место он не мог никак. И тут вполне можно организовать засаду для одного крейсера, заманить в облако, лишить маневренности, неожиданно атаковать… Но ведь это должны были понимать и капитаны крейсеров, и никогда бы они не полезли вглубь астероидов. Средств, чтобы провести разведку, не рискую кораблями, у них было более чем достаточно — так что версия с засадой все больше казалось ложной. Кроме того, я не забывал о времени: корабли исчезли всего через два дня после рапорта о начале поисков. Теперь, промаявшись здесь семь суток, я с уверенностью мог сказать, что этого времени едва ли хватило им на стандартную проверку пары систем, не говоря уж о прочесывании окрестностей, — значит, за эти два дня они нашли что-то, сразу привлекшее их внимание. Либо что-то нашло их, напомнил я себе. Версия с крупными силами Конфедерации в этом районе была самой сомнительной, но — отнюдь не невозможной. Люди иногда и не такое выкидывали — как-то Марраша'атах мне рассказал пару историй. Истории, надо признать, впечатлили. Вряд ли поисковики стали действовать иначе, чем я сам: неспешный дрейф, зонды ко всем подозрительным местам, активное сканирование пространства, постоянные патрули периметров. И, разумеется, засылка автоматических разведчиков в соседние системы. Два дня. Две системы, в лучшем случае. Я побарабанил костяшками пальцев по подлокотнику. Поморщился, осторожно схватил воспаривший от моего движения листок бумаги — желания отстегиваться от кресла и ловить его по всей кабине не возникало, — и покосился на серые разводы, полосы, затуманившие добрые две трети экрана слева и над головой. Я намеренно проложил курс одного из самых больших астероидных полей: если что, будет, где спрятаться. Самое смешное, что эта свалка астероидов наверняка была первой остановкой на их пути: я-то начинал наугад, а они эти места знали лучше. Могли они за два дня проверить все здесь? Могли. Но вряд ли успели больше — астероидов все-таки очень много. Я бы даже сказал, что они ничего больше кроме этой системы проверить и не успели. На карте, висящей возле моей левой руки, две соседних системы были отмечены немного более темным зеленым цветом; еще одна — красным. В красной я побывал, а в зеленых сейчас работали парами зонды. Раньше я посылал их по одному — зондов было маловато и приходилось экономить, но после краткого ознакомления с системой голубого гиганта, я понял, что тут придется задержаться. Листок опять попытался улететь — я на этот раз заметил это слишком поздно. Несколько секунд я наблюдал за его плавным полетом, потом усилием воли подтянул к себе и спрятал в карман. Искусственное тяготение отключил я сознательно, вместе с большей частью систем — во время дрейфа они и так были лишними, а эмиссионый фон хотелось иметь как можно меньший. Стоило бы погасить половину дисплеев вокруг меня, но мне очень не хотелось просто сидеть и смотреть на звезды в пустой кабине. Любая работа — даже самая скучная или не нужная — хоть немного, но отвлекала от невеселых мыслей. Помогала забыть случившееся, не думать, что я могу никогда не вернуться домой. И не обращать внимания на мерзкое, липкое ощущение бесплотного взгляда, смотрящего на меня словно со всех сторон. На Шенарот мне казалось, что это все из-за суровой башни Храма. Здесь же Храма точно не было видно, а скользящий по мне взгляд — не отступал. Немного спасал сон, но и спать я старался поменьше — именно сейчас я не хотел никаких озарений, воспоминаний, странных видений. Немного прийти в себя, смириться со всем, переварить все — и тогда идти дальше; в данный конкретный миг хотелось только покоя. Еще я все сильнее сомневался, что смогу вспомнить что-то могущее помочь мне. Каш'шшод, Месстр и Файрра ясно дали понять, что они не видели в моей памяти ничего существенного. Даже наоборот: почему-то казалось, что в моих воспоминаниях они узрели нечто очень им не понравившееся — и ставшее дополнительной причиной изгнания. «А может…» Я передвинул руку в управляющую матрицу. На экране появилась маршрутная карта, рядом — раскрылся экран гиперпривода. Одна команда — и ядро начнет расчет прыжка домой. Пару минут подготовки — и я увижу любую приграничную планету, смогу подключить ядро к информационной сети Империи, заявить о себе… Или распадусь на атомы вместе с кораблем, когда дремлющая в ядре процедура опознает опорные координаты. Конечно, Месстр мог и просто пугать меня, но выяснить это я мог только опытным путем. О сыне Каш'шшода у меня остались спорные воспоминания, но килрачем, который рискнет положиться на мою доверчивость, он совсем не выглядел. Одно мгновение обжигающей боли. Одно мгновение в сердце новорожденной звезды. И все — никаких больше снов, никакой бессильной злобы, потому что не можешь увидеть нечто смотрящее на тебя из-за рассыпавшихся по темному бархату звезд. И пускай Месстр сам разбирается с пророчествами, пускай я действительно стану тем, кем меня считает вся Империя — погибшим Х'хиаром. И пускай у меня в сердце останется хрупкая надежда, что знакомая с детства девушка просто пришла попрощаться со мною в ангаре Имперского дворца. Что она не имеет ничего общего с рухнувшим р'ругом. Что она просто перепутала пакеты. И что мне не придется однажды ответить ей на вопрос, как погибла ее сестра. И это было еще одной причиной, по которой я старался больше бодрствовать. Я хотел вспомнить, вернуть себе воспоминания — и боялся этого. Боялся вспомнить, что в смерти Ло'оотишши виновен я. Экраны терпеливо висели в воздухе, ожидая моего решения. Я в последний раз посмотрел на маршрутную карту и зло усмехнулся. «Не дождетесь!». Пускай я потерял свое лицо, свою память, но гордость и честь у меня отберут только с жизнью! Экран гиперпривода мигнул, растаял. Я очистил главный экран, вызывая блок памяти. «Когти горропы! Если понадобиться, я и сам прекрасно составлю новую карту. А лучший способ бороться с искушением — не давать ему возникнуть». Я приказал удалить из памяти все маршрутные карты с точкой выхода в Империи. Ядро на пару секунд задумалось, сообщило, что найдено восемь карт, потребовало подтверждения — навигационная информация всегда и везде проходило по разряду «крайне важной». И защищалась соответственно. Я протянул руку к матрице, чтобы дать это подтверждение, когда яростно взвыл зуммер тревоги. Тело мгновенно налилось тяжестью, рука больно ударилась об подлокотник — я не ждал появления гравитации и не успел среагировать. Все экраны пропали — и снова появились, очищенные от всего, чем я пытался занять себя: ядро самостоятельно прервало операции, которые, по его мнению, были не существенны. В том числе, и процесс уничтожения маршрутных карт. Я выпрямился в кресле, потер ушибленную руку… и в один миг все вылетело из головы. Ядро перешло в боевой режим! То есть… Зуммер взревел вторично почти одновременно с распахнувшимся экраном гиперсвязи. Зонд из системы — я нашел на карте пульсирующую точку — вышел на связь, передавая собранные данные. Но я же помнил формулировку задания. Зонд выходит на связь… — …если найдет что-то необычное! — вслух прошептал я. — Будь я проклят… «ФИКСИРУЕТСЯ ДВА УСТОЙЧИВЫХ СКАНИРУЮЩИХ ЛУЧА, — побежали строки по главному экрану; экран гиперсвязи ядро погасило, посчитав эти новости второстепенными. Я, естественно, мог снова его вызвать в любой момент, но сперва следовало разобраться с тем, что у меня под носом. — ПАРАМЕТРЫ ЛУЧЕЙ СОВПАДАЮТ С АРХИВНЫМИ ДАННЫМИ ДЛЯ КОСМОЛЕТОВ КОНФЕДЕРАЦИИ. АНАЛИЗ ОПЕРАТИВНОЙ ОБСТАНОВКИ…» Текст переместился на вспомогательный дисплей; на главном экране появилась схема астероидного облака. Красная звездочка обозначила меня, чуть впереди в серой полосе поля задрожало зеленое пятно. Тонкая линия очертила широкую сферу вокруг этого пятна. «Выходит — люди!..» — я до боли закусил губу. То, что я считал невероятной версией, прямо на глазах обретало доказательства. Человеческие корабли здесь. В астероидных полях. И я ни за что не поверю, что они очутились как раз в том месте, где дрейфовал я, по чистой случайности. Меня ждали — а значит, или здесь, или в предыдущих системах я не заметил наблюдения. Время, тоскливо тянущееся во время дежурств, теперь припустилось вскачь бешеным галопом. Ядро — понятно — не знало, какие именно и сколько кораблей прячутся среди астероидов, но, взяв усредненные данные, выстроило рабочую модель. Зеленая сфера — зона безусловного перехвата: если я пересеку ее границу, за время, требуемое на торможение обычными способами, смену курса и новый разгон, противник уже наберет боевую скорость и выйдет на дистанцию атаки. — Продолжать анализ! — голос как-то сам по себе приобрел командные интонации, словно я вновь стоял на мостке «Буксреда Килрач» и вел дивизии Империи к победам. Я скрипнул зубами, выругавшись про себя: нашел время! — Минимизировать эмиссионый фон. До вхождения в зону перехвата оставалось все меньше и меньше времени — и, соответственно, истекало время на принятие нужных решений. До сих пор люди ничем не проявили себя — значит, еще думают, что я не знаю про них. Сигнал по гиперсвязи они или проигнорировали, или не заметили — и, если там только космолеты, в этом нет ничего удивительного. Ни наши, ни, насколько я знал, человеческие космолеты не оснащались лишними системами: во-первых, трудности со свободным объемом, а во-вторых, космолеты предназначались для совсем других задач. И в этом я имел очень большое преимущество перед людьми — аппаратура на моем корабле была очень мощная. Я запросил у ядра точные данные по сканирующему лучу — и увидел именно то, что ожидал: люди заглушили сканеры, ведя меня на пределе чувствительности собственных приборов. На любой другом корабле подобного класса я никак не мог обнаружить наблюдения. Я представил себе, с каким удивлением люди изучали очертания моего корабля: вряд ли они сказали что-либо полезное, кроме места постройки. Стражи Небес проектировали разведчик для Внешних Территорий, а не для зон конфликта, и потому с первого взгляда было ясно, что его создали в Империи. Ядро проинформировало меня о быстром и очень слабом сигнале. Это не было ни переговорами, ни передачей информации — скорее, условным знаком для кого-то еще. И этот «кто-то» не замедлил отреагировать: сканеры сообщили о возмущении в гиперпространстве — еще одна вещь, которой мне не полагалось замечать. И мирно, спокойно лететь прямо в ловушку. Я откинулся в кресле, переводя дыхание. Глубоко вздохнул, гоня напряжение прочь. Через пару минут мне потребуется все выдержка, все силы — но не раньше. Ситуация была предельно понятна. Меня заметили — думаю, при помощи зондов-шпионов. Опознали имперский дизайн корабля, но сам корабль не узнали. Вышел из прыжка я достаточно далеко от астероидов, чтобы они проанализировали мой курс и решили, где лучше всего устраивать встречу. Пара космолетов самостоятельно прыгнули к астероидам и залетели вглубь. А по мере того, как я приближался, аккуратно двигались к краю поля. Итак, я влетаю в зону перехвата. Космолеты несутся ко мне. Если я пытаюсь уйти от них прежним курсом, пусть даже на максимальной скорости… интересно, где собираются выскочить тяжелые корабли людей? Почему-то я не сомневался, что окажутся они прямо передо мною, захлопывая ловушку. Реально? Реально. Если я разворачиваюсь навстречу космолетам — или, что несущественно, пытаюсь изменить курс и уйти, — перехватчики связывают меня боем, а потом прибывает подкрепление. Реально? Реально. Если я пытаюсь передать кому-то сигнал… да нет, если за мной следили, то должны понять, что я не авангард боевого или разведывательного отряда — не с кем мне связываться. Остается сигнал в Империю — но корабль такого класса просто не сможет послать настолько мощный импульс. Крейсер — тот смог бы, но не разведчик. И в этом предположении люди были совершенно правы — я действительно не мог дотянуться отсюда даже до приграничных планет. И что из всего этого следует? Две вещи: тому, что сюда летит — лучше не попадаться: так сканировать систему, чтобы я ничего не заметил, и координировать выход на перехват космолетов — минимум, это крейсер среднего класса. А во-вторых, поджидающие меня космолеты должны иметь гиперпривод и суметь задержать меня. Технические параметры человеческих истребителей меня никогда особо не интересовали, но тут и гадать не приходилось: истребители не оборудованы гиперприводом, бомбардировщики — слишком медлительны и неуклюжи. Остаются перехватчики. И, почти наверняка, в кабинах должны сидеть очень опытные пилоты. На экране изображение моего корабля почти пересекло границу немного расширившейся сферы: продолжая анализировать следящие за мною лучи сканеров, ядро все четче определяло, где расположились люди. Нужно решать: вступать в бой — или нет. В плане людей было два весьма важных изъяна: я мог от них уйти даже из зоны перехвата, и мог уничтожить оба перехватчика до прибытия основных сил. А нужно ли мне с ними драться? Когти горропы, я понять хочу, что тут происходит! Излучатели и раскаленная плазма в этом мне совсем не помощники. А вот если захватить кого-то из людей… Я сощурился, стремительно обдумывая пришедшую в голову мысль. Дикая, наглая и предельно авантюрная идея, — и оттого крайне заманчивая. Минус — придется пожертвовать уникальным оборудованием, сильно рискнуть и в значительной мере положиться на мастерство человеческих пилотов. Плюс — в случае удачи я получу пленника. Он того стоит? — Стоит! — буркнул я, опуская руки в управляющую матрицу. — Активировать вооружение! Подготовить сифоны компенсатора! Защитное поле — на максимум! Если у людей и были иллюзии по поводу своей незаметности, то теперь они исчезли. В считанные мгновения фон от моего корабля возрос в десятки раз, и он начал быстро замедлять скорость. — ПРОТИВНИК ЗАФИКСИРОВАН! — две зеленых точки оторвались от астероидов. Два перехватчика — как я и предполагал, уверенно держащие меня в вершине равнобедренного треугольника. И наверняка сейчас их пилоты посмеиваются про себя: когда глупый килрач начнет заново набирать ход, мы уже будет почти рядом с ним. А если он сообразит это и пойдет на встречный бой? Ничего страшного. На подлете начинаем замедлять ход, позволяя инерции вынести перехватчики ему в зад. Масса у нас меньше, скорость наберем быстрее — результат тот же. Глупый килрач — то есть я — скривил губы. Ну-ну… В каждом бою — ну, почти в каждом, — бывают такие мгновения. Когда противники еще не столкнулись, но сама схватка неизбежна. Когда не сделано ни одного выстрела, но в сознании у каждого уже прокрутилось несколько вариантов боя. Когда, вне зависимости от происходящего вокруг, на тебя опускается напряженная, звенящая тишина. Когда время делиться на две части: тягучее, ленивое — «до», и стремительное, безумное, пронизанное калейдоскопом событий — «после». Когда кажется, что вся Вселенная, затаив дыхание, следит за тобой и противником, и нет ничего важнее вас. Боковую скорость ядро погасило почти полностью — ни мне, ни людям не требовалось корректировать курс. Я отсек подачу энергии на двигатель, разворачивая корабль к перехватчикам. До них было совсем немного — собственно говоря, достать меня на пределе действия излучателей они уже могли. Могли, но не стреляли, лишний раз подтверждая свой класс. — Приготовить к отстрелу по оси движения контейнер с антивеществом; загрузка — 50% запаса, — я облизнул губы, кончики клыков. Теперь предстояло самая опасная — и самая важная — часть. Мне жутко не хотелось делать это, но — увы! — здесь требовалась скорость реагирования и действий, которую обычным способом достичь было невозможно. — Приготовиться к боевому слиянию. Под указательным пальцем в матрице вспыхнула новая пиктограмма. Воздух вокруг головы потемнел, появились длинные белесые ленты, тянущиеся к глазам, затылку, вискам — пришлось приложить все силы, чтобы сидеть смирно, не паниковать. У меня было секунд двадцать — мизер по меркам обычного боя, но бездна времени в слиянии с боевым модулем ядра. Потом ядро должно автоматически разорвать связь между нами — иначе моя психику необратимо подавит симбиотическая личностью слияния. И спасения от этого не было: задержавшиеся больше тридцати секунд в единении с машиной не имели никаких перспектив, кроме растительного существования. Перехватчики приближались. Синхронно развернулись вокруг своей оси. Пронеслись мимо меня; совсем близко — я видел их не только на радаре, но и в обзорных экранах. Я пронзил выпущенным когтем пикограмму слияния… …стены уползли в стороны. Выход, как назло, оказался в каменной стене на высоте семи метров от ее основания. Раньше тут было нечто вроде естественного пандуса, но теперь — то ли вследствие того давнего землетрясения, обрушившего часть хребта, то ли чего-то еще — от спуска остались воспоминания в виде разбросанных обломков и торчащих из скалы острых выступов. Я внимательно осмотрелся, надеясь найти место для спуска чуть удобнее, — но лишь потратил зря время. Это отверстие было единственным. …Объединение. Завершено. Контакт. Противник. Алгоритм. Расчет. Завершен. Маневр. Расчет. Завершен. Сопротивление. Блокада. Разворот… Прыжок вышел отнюдь не красивым. На камни я не попал, но и приземлился не совсем удачно — споткнулся, приложился об вынырнувшую темно-бурую скалу сперва плечом, затем — почти туда же — коленом. Расцвеченная сполохами алого темнота удивленно вслушалась в уносящееся ввысь эхо: сдерживать себя в выражениях я не стал. …Сифон. Первый. Использован. Инерция. Аккумулировано. Скорость. Погашена. Противник. Маневр-разворот. Игнорировать. Лучи захвата. Активны. Сопротивление. Блокада. Помехи. Игнорировать… «Успокойся!» — я положил рядом с собою ас-саме. Как оно оказалось у меня в руках, очнувшегося в туннелях катакомб, — я не помнил. Наверное, горропа столкнула посох вниз, когда ползла к трещине — я припомнил металлический лязг, услышанный в пещере, — а я в полузабытьи подобрал его. Я громко чихнул, продолжая поглядывать по сторонам. Темные колонны тянулись к невидимому отсюда своду — в самом низком месте Разломов поверхность пещеры отделяло от свода больше двух километров. Каменный Лес — второе название Разломов — сейчас мне казалось гораздо более справедливым. Бесчисленные колонны действительно можно было принять за стволы исполинских деревьев, с диковинными кривыми ветвями. Именно эти «ветви» и образовывали ярусы Разломов, иногда сплетаясь так плотно, что становились вторым, а то и третьим-четвертым сводом. Или же перекидывалась одна единственная перемычка, по ширине не уступающая самим колоннам. Учитывая размер Разломов, связывающие ярусы дорожки, сталактиты, которые бросили считать на третьем десятке тысяч — нечего было удивляться, что полной карты так и не смогли составить. …Сифон. Второй. Использован. Инерция. Передана. Скорость. Набрана. Противник. Столкновение. Угроза. Траектория. Расчет. Завершен. Лучи захвата. Наведены… «Могло быть и хуже!» — я наконец-то заметил на крайней скале-колонне примерно на уровне глаз выбитую надпись. Окраина Разломов, примерно десять километров от ближайшего туннеля на поверхность. Это если идти в обход. Вторая часть надписи сообщала, что километром впереди и ярусом выше должен находиться законсервированный пост наблюдения. Я поднял голову. Хаос перемычек, и вправду очень похожих на ветви деревьев, особых эмоций не вызвал. Идти в обход, по краю Разломов? Десять километров — вроде бы мало, но я довольно хорошо представлял себе эту дорогу. Наблюдатели за Разломами в первую очередь старались расчищать окрестности входов в пещеру, а все остальное — при удобном случае. По большому счету, особой разницы не было: что подниматься вверх — и в лагере найти все необходимое, чтобы дать о себе знать; или же топать к туннелю. А если нет разницы — зачем идти дальше? .Лучи захвата. Активированы. Контейнер. Отстрелен. Противник. Траектория. Коррекция. Сближение. Коррекция… Я подцепил носком ботинка ас-саме, подбросил, ловя на лету. Сложил, собираясь повесить на пояс, — и отчего-то заколебался. Чувство опасности, явно сорвавшее голос во время боя с горропой и до сего момента помалкивавшее, тихонько, но настойчиво напомнило о себе. Это ни в коей мере не шло в сравнение с тем, что совсем недавно испытал на поверхности… просто мне вдруг стало очень не по себе, при мысли, что в руках не будет хоть какого-нибудь оружия. Я привел ас-саме в боевое положение. Сложил обратно. Ну, и что это за новая напасть? Какая здесь может быть опасность? Горроп в Разломах точно нет — за этим следили очень тщательно. Обвал? С чего бы, да и зачем мне тогда оружие. Ладно, оставим. Я еще раз перечитал указания. Ничего особо сложного — разве что там стоит быть начеку: совсем рядом с подъемом на верхний ярус был один из разломов — исполинских трещин, глубину которых так никто и не выяснил. Как и то, что находится глубже. Сближение. Критическое. Коррекция. Противник. Силовые поля. Контакт. Контейнер. Разгерметизация. Сопротивление. Сопротивление. Игнорировать. Контейнер. Аннигиляция. Боевой разворот. Выполнен. Точка гипервыхода. Зафиксирована. Угроза. Сопротивление. Игнор… Разрыв слияния! Я захлебнулся собственным криком, обмякая в кресле. Соленый привкус на губах, темные пятна на одежде, подлокотнике, просвечивающих сквозь экраны стенах… Я сплюнул в сторону заполнявшую рот кровь: прокусил губу я серьезно, сразу в трех местах. В голове еще кружилось безумие боевого слияния — и тенью за ним — воспоминания. Поток чисел, странная бездушная картина мира, ощущения, которые я не мог даже вспомнить, но при одной мысли о которых меня бросало в дрожь, — и Разломы, и еще ничего страшного не случилось, еще я принадлежу себе. Меня тошнило от омерзения, на миг прорезавшейся тоски, — но не время, не время… Я решительно загнал вглубь себя все лишнее, задавил эмоции, сосредотачиваясь на управлении кораблем. Правда, попасть руками в управляющую матрицу получилось только со второго раза. Корабль аккуратно выполнил последний приказ, отданный мною вместе с боевым модулем ядра, ложась на вектор атаки. Человеческие перехватчики беспомощно кувыркались, постепенно разлетаясь друг от друга — ни защитных полей, ни работы их двигателя мои сканеры не заметили. Зато заметили два огромных — по данным детекторов эмиссии — корабля, вышедших из прыжка там, где я и предполагал: чуть дальше от зоны перехвата. Опоздали, вы, однако! Над одним из перехватчиков на радаре появилась яркая белая точка — ядро мгновенно сосредоточило на ней сканеры. То ли самостоятельно сработала катапульта, то ли еще что — пилота вышвырнуло из кабины. Второй пока держался в своем космолете. Я довольно хорошо представлял себе чувства людей — даром, что другая раса. Мгновение тому килрач летит себе, они заходят ему в хвост, как вдруг очертания корабля смазываются, расплываются — и он, игнорируя все законы, буквально замирает на месте, гася скорость почти до нуля. Один-два удара сердца — и все повторяется вновь, но теперь он с места за мгновение набирает боевую скорость, летя прямо к ним. Шок мешает рассуждать, в действие вступают рефлексы — развернутся, поймать в прицел, открыть огонь. А инерция исправно несет перехватчики прежним курсом — то есть навстречу друг другу. И проносящемуся точно между ними кораблю. Рывок. Неожиданный. Сильный. И осознание, что это лучи захвата подталкивают их, приходит слишком поздно. От удаляющегося корабля отделяется что-то, летит к ним, и тут их защитные поля соприкасаются — немыслимое, ставшее возможным благодаря филигранному расчету слияния. Счет идет на доли секунды. Силовые поля пересекаются, объединяются в одно. С каждым их них по отдельности все в порядке, но для генераторов на перехватчиках потенциал поля скачком упал в два раза — и они, пытаясь компенсировать «потерю», вместе переходят на запредельный для себя режим работы. А затем буквально вплотную с ними половина всего моего запаса антивещества вступает в контакт с обычной материей. Вспышка. Объединенное поле принимает на себя всю силу взрыва, яростный поток излучения — и это оказывается последней каплей. Трудно сказать, что именно вышло из строя вместе со сгоревшими генераторами — главное, из боевых и очень опасных машин они превратились в груду лома. Я рассчитывал, что ничего непоправимого в первые минуты не случиться, а потом пилоты успеют катапультироваться. Один из них так и поступил, а вот второй — упрямился. Ладно, поможем! — Импульсные орудия — минимальная мощность, — я вытер окровавленные губы и покосился на радар: два корабля один за другим целеустремленно двигались в мою сторону. Рядом с последним появлялись зеленые точки, вытягиваясь ко мне. Их было слишком много — для крейсера, даже тяжелого. Выходит, за мчавшимся ко мне исполином, чьей эмиссионый фон сводил с ума сканеры, следовала боевая база. Интересно, это случайно не база из Оариис-с? «МИНИМАЛЬНАЯ МОЩНОСТЬ УСТАНОВЛЕНА». Излучатели коротко отхаркнули плазмой. Раз, другой, третий. Я шел точно на потерявший ход перехватчик, не забывая поглядывать на данные сканера — выставленной мощности орудий едва хватало, чтобы проплавить броню, но кто знает… На шестом залпе человек не то сообразил, чего я от него хочу, не то понял, что еще немного — и даже в таком режиме огня я разнесу космолет на куски. Осколки закрывавшего кабину покрытия брызнули в стороны, вверх ударил короткий сноп огня катапульты. Я немедленно прекратил стрелять. Еще не хватало случайно попасть в него — человека выстрел любой мощности сожжет моментально. — Луч захвата! — сканер проверил оба перехватчика: признаков жизни в них не было. Что ж, двоих мне более чем хватит. Я отметил повисших в вакууме людей, как цель для захвата. — Автоматический режим работы. Начать расчет размытого прыжка. Конечная точка… — я лихорадочно перебрал в памяти парочку укромных мест, но потом вспомнил, что понятия не имею, когда люди впервые заметили меня. Второпях продиктовал координаты. — После захвата целей немедленно перейти в гиперпространство. «ПРИКАЗ ПРИНЯТ. РАСЧЕТ НАЧАТ. УПРАВЛЕНИЕ ПРИНЯТО», — бодро отрапортовало ядро, фокусируя лучи захвата на жертвах. Выбираясь из кресла, я полюбовался на организованную мною суматоху. Кажется, люди немного расстроились, увидев исход моего боя с перехватчиками — я и не знал, что тяжелые корабли могут двигаться с такой скоростью. Космолеты — те вообще, творили чудеса, а что творилось в эфире… Понятия не имею, к кому они обращались: катапультировавшиеся их слышать не могли, а меня это все могло заинтересовать разве что с точки зрения пополнения словарного запаса. Люди не успевали ни перехватить меня, ни помешать поднять катапульты — и прекрасно должны были это понимать. — Сами виноваты!.. — зачем-то буркнул я, и поспешил к трюму. Маневр ядро выполнило безукоризненно: немного скорректировав курс, одним приемом затянуло обоих людей и развернуло корабль хвостом к астероидам. Я поспел как раз вовремя, чтобы увидеть медленно опускающиеся на палубу трюма опаленные огнем катапульт кресла со скорчившимися в них фигурами. Рывком, зная, что времени у меня почти нет, я поднял парализатор. Встретился с глазами с двумя парами горящих яростью и отчаянием взглядов. И, дважды стреляя, подумал, что люди и не подозревают, как им повезло оказаться именно сейчас без сознания… Ядро активировало гиперпривод. …Размытый прыжок — мерзкая вещь. Для обычного перехода в гиперпространство необходимы опорные координаты точки выхода и вектор на нее. Но вектор засечь — проще простого, как и рассчитать по нему параметры прыжка. А дальше дело за мощностью гиперпривода. У кого он позволяет искривлять пространство сильнее — тот и прибудет в точку назначения раньше. Поэтому изредка пользуются размытым прыжком. Изредка, потому что недостатков у него — уйма. Небольшая дальность — теоретически прыжок дальше сорока световых дней — почти гарантированное самоубийство. Нарушение балансировки гиперпривода — иногда незначительное, иногда — полностью выводящее его из строя. Отвратительные постэффекты для экипажа — быстро проходящие, и надолго запоминающиеся. Плюс был всего один, но в некоторых ситуациях — вроде моей — он перевешивал все минусы. Размытый прыжок нельзя было отследить. У людей не было ни одной зацепки, чтобы понять, куда я полетел — им оставалось немедленно рассылать зонды и патрули по всем направлениям, что было совершенно бесполезным занятием, особенно, если учесть, что в радиусе безопасного прыжка было две системы. Я поднялся с холодного металла палубы, про себя проклиная все на свете. Хотелось свернуться где-нибудь в уголке, принять болеутоляющее, утихомирить взбунтовавшийся желудок, а не возиться с людьми. Я пару секунд поигрался с этой мыслью, потом со вздохом тряхнул головой. Заманчиво — если забыть о разъяренных коллегах моих пленников. Размытый прыжок делал их шансы найти меня крайне низкими, но он не отменял слепой удачи. Я понятия не имел, сколько у меня времени, а потому решил не рисковать. — Перейти в голосовой режим ответа. Состояние корабля? «ПРИКАЗ ПРИНЯТ. ВСЕ СИСТЕМЫ В НОРМЕ. УРОВЕНЬ ЭМИССИИ МИНИМАЛЬНЫЙ», — синтезированный голос оказался нарочито бесполым: с одинаковым успехом он мог быть и мужским, и женским. — «ВОЗМУЩЕНИЙ ГИПЕРПРОСТРАНСТВА НЕ ЗАФИКСИРОВАНО». Отлично. Буду надеяться, что никто сюда больше не прилетит: пускай ищут меня в соседних системах… «Когти горропы!» Я выругался: сигнал от зонда! Он что-то нашел там, в системе, которую я собирался посетить следующей. Что если они найдут и зонд, и это «что-то»? Я посмотрел в сторону кабины пилота. Может оставить этих людей, разобраться сначала с сообщением, а потом — с ними? А где гарантии, что зонд засек именно то, что я искал, а не еще один человеческий корабль? Нет, лучше закончить здесь, выяснить, что люди забыли во Внешних Территориях — да еще с такими силами. Боевая база — и второй корабль, слишком большой для тяжелого крейсера — это довольно серьезно. Правда, все равно недостаточно, чтобы уничтожить два крейсера, не дав им послать сигнал, — напомнил я себе, склоняясь над пленниками. Катапульты отстегивать не пришлось — как оказалось, они автоматически освободили пилотов, едва попав внутрь корабля. Первым делом я оттащил их в сторону, потом обезоружил людей. Разобравшись с устройством защитной одежды, я вытряхнул поочередно хозяев на палубу и с облечением зашвырнул костюмы аж за катапульты. Потом с любопытством уставился на лежащих без сознания людей — раньше я видел их только в виде голограмм. Небольшим сюрпризом стало то, что одним из пилотов была женщина — анатомия людей на удивление мало отличалась от нашей: главные различия были в форме головы, лица, кожного покрова — и на генетическом уровне. Я несколько раз обошел их, внимательно изучая — кажущуюся мне невероятно хрупкой женскую фигуру, вокруг головы которой словно растеклось медное пламя, — и стройного мужчину, с короткими темными волосами. Мне они показались молодыми, но тут я мог и ошибаться. Присел на корточки и осторожно коснулся кожи на шее у женщины, подцепил когтем локон ее волос, позволил ему стечь по кончикам пальцев обратно на палубу. Вслушался в собственные ощущения — и ни почувствовал ничего особенного: ни отвращения, ни приязни. Поднялся, еще раз окинув взглядом женщину — надо полагать, по их меркам она была весьма красивой; впрочем, мне об этом было сложно судить. Темно-синяя одежда людей особого интереса не вызвала — разве что покроем та материалом. Знаки отличия, рисунки, цветные полоски на груди — аналогично. Прикидывая, где удобнее будет разбираться с ними, я пинком отправил один шлем к уже скопившейся груде вещей у стены трюма. Подошел ко второму, замахнулся… и осторожно опустил ногу обратно. Медленно наклонился и поднял шлем женщины. Мельком глянул на надпись над стеклом, на герб рядом, на ряд непонятных цифр, сосредотачиваясь на скромно умостившемся в сторонке знаке. Вертикально стоящий длинный кинжал — или меч, — перевитый ветвью какого-то незнакомого растения со стилизованным изображением боевой базы вместо крестовины. Я знал этот знак. В Империи очень многие с ходу ответили бы на вопрос «что это такое». Люди, понятное дело, называли ее по-своему, но мы дали ей другое прозвище, и не один десяток Оборотов появление этой боевой базы предвещало беду нашим войскам. Пока Рилл-саррат не покончил с ней, по его словам вблизи границы с Фея'ялта. «Кунна'а Хенса». Великолепные — возможно, самые лучшие человеческие пилоты, оставившие за собой тяжелую память на фронте. И если я не ошибался, то лежащая без сознания женщина с рыжими волосами — Тагар'т Шаалфс, когда-то служившая на «Кунна'а Хенса». Я швырнул шлем через весь трюм, присовокупив к нему очередное проклятие. Сюрпризы — плевать, хорошие или плохие, — мне начинали надоедать. А время равнодушно текло мимо меня, не забывая изредка напоминать, что ждать оно никого не любит… Она сделала еще одну попытку побороть действие силовых браслетов. Я отвлекся от созерцания работающего синтезатора и принялся наблюдать за ее мучениями. Женщина выдохлась, растянулась на койке, и вновь в ее взгляде появилось то же самое выражение, что я заметил в трюме: бессильная ярость и отчаяние. Тщательно скрываемый стыд. И почти незаметный сплав твердой воли и острого ума: большая часть того, что она мне демонстрировала, было очень хорошей игрой. — …Сволочь! — это слово я знал, в отличие от ряда предваривших его выражений. — Урод! Гад! Кошка драная! По опыту прошлых вспышек, я знал, что она вскоре выдохнется. Во многом она повторялась, но это для меня почти не играло роли — ее мнение касательно меня я понял на первой же фразе, а дальше просто запоминал новые слова и обороты. В психоматрице человеческого языка и лингвистических базах такого точно не было. «Товарищ по несчастью» женщины воздух гневными выкриками не сотрясал, и вырваться из захвата силовых браслетов не пытался. В его взгляде ярости было гораздо меньше, а трезвого расчета — больше. И вообще, если женщина чем-то неуловимо напоминала Файрру — интонациями голоса, или движением головы, — то этот вызывал крайне неприятную ассоциацию с ее братом. В этой паре он играл роль внимательного и хладнокровного ветерана, которому — разумеется — надо уделять как можно больше внимания, в отличие от истеричной, паникующей женщины. И я мог бы поверить им… если бы не то, что ощущал в эмпатическом фоне — и если бы не знак Тагар'т Шаалфс на шлеме женщины. Из них двоих она была самой опасной — это я должен был помнить постоянно. Синтезатор свистнул, сообщая о завершении работы. Две капсулы выскочили из захватов, разделенные пополам тонкой перегородкой. Каждая половинка была заполнена едва ли на четверть — на первый взгляд совершенно одинаковой — бесцветной жидкостью. Браслеты-инъекторы я заблаговременно нацепил людям на руки. Не самый вежливый путь, но я не мог тратить время и добиваться от них «добровольных» ответов. Да и извиняться я не собирался — в конце концов, я их не трогал, летел себе спокойно по своим делам. Сами виноваты. Браслеты приняли капсулы — каждый по штуке; в специальное гнездо легли дата-кристаллы. Некоторое время ничего не происходило. Браслеты изучали алгоритм, сравнивали структуру созданного вируса с взятыми у людей пробами кожи и крови. Я не мешал — эту работу самостоятельно и намного быстрее закончил синтезатор, получив задание разработать вирус, но повторная проверка не помешает. Я понятия не имел, что меня ждет в будущем, потому предпочитал сохранить им как жизнь, так и здоровье. По возможности, конечно. Под капсулами и дата-кристаллами замелькали красные вспышки. Люди почти одновременно вздрогнули, попытались сбросить браслеты — первая инъекция всегда причиняла небольшую боль. — Что это?! — резко хлестнул вопросом мужчина, заметно побледнев — интересная способность. — Что ты с нами делаешь?! Он крепился, но я чувствовал растущую в его ментальном поле растерянность и страх. И все равно, самообладание у него — можно позавидовать. Я помолчал, на пару секунд погрузившись в сплетении эмоций, лавируя, разбирая ручейки и струйки их чувств. Как они только живут без эмпатии? — Вам не будет причинен вред! — старательно выговаривая слова их языка, сказал я, вставая. — Мне нужна только информация. Женщина что-то выкрикнула мне в спину — слова показались знакомыми, но перевести я не смог. Это был не лингвос — мелодичный, напевный выговор. Диалект, какой-то, что-ли? Я задраил за собой дверь в каюту — другого подходящего места просто не нашлось, — оставляя эту загадку вместе с людьми и всем, что с ними связано внутри. Делать там мне пока не было чего: вирус должен разойтись с током крови по всему телу, окончательно перестроиться под их клеткоосновы, обойти защитные механизмы организма — минут тридцать у меня есть. Мало, но ничего не поделаешь — времени у меня сейчас не на что ни хватает. Я облокотился о кресло, подпер подбородок кулаком и уставился на экран. Мрачно уставился. Вроде полагалось радоваться, развивать бурную деятельность, даже оставить в покое людей — если бы не одна крохотная деталь. Я не верил в такие совпадения. Я вообще не верил ни в какие совпадения — Обороты на посту тушд-руала кого хочешь заставят так думать. Причина была у всего и всегда — вот и мне хотелось, прежде чем что-либо делать, сперва понять почему. Почему я, совершив две глупейших ошибки, оказался в итоге именно там, куда стремился все эти дни. Пока что на ум не приходило ничего путного — и я продолжал смотреть на тысячи обломков перед кораблем. Ядро зачем-то принялось считать их — результат уже мог похвастаться шестью знаками, и уверенно продолжал расти. Крейсера Стражей Небес были здесь. Живописно заполнив пустоту разлетающимися во все стороны обломками, частями приборов, изуродованными, вздутыми, разорванными на куски внутренним давлением телами, они нашли здесь свою судьбу. Все три. Один крейсер — кажется, самый первый, разломало мощным взрывом изнутри; два других — вообще разнесло в клочья. В верхнем левом углу в печальной белой рамке висел самый крупный фрагмент, оставшийся от первого крейсера — не менее трети носовой части с сохранившимися дырами ангаров. Снаружи он выглядел не так плохо, но я успел просмотреть запись посланного туда зонда: внутри все — или почти все — было выжжено взрывом, погубившим корабль. Не приведи Ушедшие, кто-то выжил в герметичном помещении, с запасом кислорода — я искренне надеялся, что у них хватит сил достойно шагнуть За Последнюю Черту, не дожидаясь жуткого конца. Что здесь случилось? Бой? Какой, когти горропы, бой! Одни Ушедшие знают истину, но нормальным боем здесь и не пахло. Тем более что четвертый не то участник, не то свидетель разыгравшейся здесь драмы, не имел никаких шансов пережить бой хотя бы с одним крейсером Стражей Небес. Человеческий корабль был меньше даже легкого крейсера — кажется, они называли этот тип кораблей «фрегат» — и мог выполнять самые разнообразные задачи, кроме одной: правильного боя с крейсером любого класса. Ну, может, с легким крейсером при везении справился бы. Не с крейсером среднего класса — и тем более не тяжелым. И все же… Вот наглядное доказательство невозможного: остатки трех крейсеров — и невредимый фрегат в дрейфе, непонятно почему не подающий признаков жизни. Сканеры фиксировали работу реактора, эмиссионый фон не превышал нормы, не было видимых повреждений — с одной стороны. С другой, мое появление на фрегате полностью игнорировали — ядро не смогло засечь даже сканирующего луча. И это после того, как оно играючи заметило наблюдение со стороны двух космолетов? Чепуха какая-то! Я опять подумал о совпадениях. Зондам я давал почти однотипные задания: поиск внутри системы, стартовая точка на безопасном расстоянии от звезды и так далее. Последний же зонд я сориентировал неправильно: из гиперпространства он вышел у самого кометного облака системы. Проанализировал ситуацию — и спокойно полетел к звезде. Место гибели крейсеров оказалось в зоне действия его сенсоров всего за десять минут до того, как логико-аналитическое ядро почувствовало сканирующие лучи перехватчиков. Моя ошибка. Неправильные координаты. Случайность — возможно. Но, задавая координаты размытого прыжка, я в спешке дал ядру именно те данные, по которым точка выхода оказалась в двух минутах полета от ожидающего новых приказов зонда. Моя вторая ошибка. Вторая случайность — и вот я в растерянности, ничего не понимаю и не могу ничего толкового решить. А часть души, всегда предостерегавшая меня об опасности, буквально вопит, требуя немедленно лететь отсюда. Мне это не нравилось. Очень не нравилось. Я привык доверять своим чувствам — и еще не разу не имел повода пожалеть об этом. Но… но если улететь сейчас, что мне делать дальше? Единственный шанс понять, разобраться в себе и случившемся — здесь, дрейфует у меня перед глазами. Посланные Каш'шшодом корабли погибли, никаких больше нитей у меня нет. Если я отступлю сейчас — остаток дней придется провести скитаясь между систем Внешних Территорий. «А в Разломах было что-то похожее! — мелькнула отчетливая, острая мысль. — Мне не хотелось идти наверх, к резервному лагерю. Но тогда, я, похоже, не послушал себя, пошел… и что? Что случилось потом? Может, все гораздо проще, и там был простой обвал…» «Ну да, конечно! — я сердито фыркнул, потягиваясь, расслабляя затекшие мышцы. — Обвал! А плазменная граната? А возмущения в гиперпространстве и прочие странности? А это!..» — посмотрел на будто впитывающую свет черную шерсть. На запястье тихонько тренькнул информационный браслет. Пора идти к людям: время жизни вируса я умышленно ограничил — лабораторий и разбирающихся в человеческой биологии килрачей под рукой не было, оттого я не до конца был уверен, что он ничего не натворит в их организме. В каюте все было по-прежнему. Хотя нет, не совсем все. Люди лежали в совершенно одинаковых позах, остекленевшими глазами смотря в потолок. Я попытался уловить эмпатический фон — на третьей попытке сдался. Садиться на пол я не стал: прислонился к двери, выкидывая все лишнее из головы. Время, время… — Я задаю вопросы — вы отвечаете. Я буду обращаться к кому-то одному — отвечает только он. Отвечать кратко, только на вопрос, по существу, — я старался говорить медленно и как можно четче: в лингвосе я не практиковался очень давно. — Ты — понимаешь? — я коснулся когтем груди женщины. Шепот, похожий на вздох ветра, бесплотный, безжизненный голос. — Да. Коготь к груди мужчины: — Ты понимаешь меня? — Да, — словно ответило эхо. Я позволил себе чуть расслабиться: вирус действовал, никаких неожиданностей. Так бы и дальше… — Твое имя. — Констильон. Жанна. — Твое имя. — Марк Шреддр. — Кто вы? — Люди. Очень смешно! Я совсем забыл о минусах работы с вирусом. Ну, почему Каш'шшод не запихнул на корабль аппаратуры для имплантации психоматрицы? — Твое звание. Полное. — Полковник. Капитан линкора «Витязь». Ничего себе! Я восхищенно покрутил головой. Так вот что это была за громадина: линкор. Как и фрегат — чисто человеческая задумка: сверхмощный корабль, раз в шесть-семь превосходящий по мощи тяжелый крейсер, и раза в полтора — боевую базу. Кажется, люди возлагали на этих монстров большие надежды, но после третьего потерянного в глубоком рейде линкора даже до них дошло, что все придется делать по правилам. То есть ставить туда, где он может быть использован с максимальной пользой — на острие крупных ударных группировок, использовать в роли флагманов — и так далее, по списку. Самым смешным было то, что эти же задачи прекрасно выполняли излюбленные корабли людей — боевые базы, и никто так и не смог понять, зачем они угробили столько сил и крайне дефицитных для них ресурсов на постройку этих линкоров. Боевые базы благодаря космолетам хоть могли относительно спокойно чувствовать себя в отрыве от основных сил — линкор же имел шансы только до тех пор, пока оставался незамеченным. Я прекратил рассматривать пятно на полу каюты, поднял взгляд на человека, назвавшегося капитаном линкора. Что, во имя Ушедших, он делал в астероидах? Что, у них там не нашлось пилотов, способных выполнить такое простое задание, как связывание боем неповоротливой, застигнутой врасплох цели? Я царапнул когтем одежду на груди женщины: — Твое звание. Полное. — Подполковник. Пилот-истребитель. Заместитель командора боевой базы «К-9». Мелькнули воспоминания: Имперский дворец, Ядро, Рилл-саррат, за плечом которого появляются голограммы боевых баз… — «К-9»… — вслух подумал я. — Действительно, наглая база… Вот Рилл-саррат и а-нэррбэ расстроятся, не найдя тебя в Оариис-с… Капитан линкора. Заместитель командора. Полковник и подполковник — я с трудом вспомнил, чему соответствовали в Империи эти звания, но и без этого догадывался, что на флоте они люди далеко не последние. Я представил себе ситуацию, чтобы я — или Неоо'отта — отправились на перехват неизвестного корабля… — Почему вы были в астероидном поле? — Данные разведки указывали на астероиды, как на удобное место перехвата корабля неизвестного класса… Я поморщился. Может, не стоило возиться с вирусом, а сразу начать с жестких методов? — Почему именно вы принимали участие в атаке? — Старшим офицерам нужны налетанные часы в боевых операциях, — теперь ответила женщина. — Задача перехвата требовала опытных пилотов. Операция выглядела совершенно безопасной. Я повторил про себя сказанное ей. На счет налетанных часов ничего не понял, но углубляться не стал: врать они мне не могли чисто физически, а вникать в их порядки — ну, нет у меня ни времени, ни желания. — Цель пребывания ваших кораблей здесь, во Внешних Территориях? Ты, отвечай! — Выяснение обстоятельств сигнала тревоги со станции «Мантикора», продублированного впоследствии приписанным к станции фрегатом «Немезида», — ровно сказал капитан линкора. Я подобрался: — Станция «Мантикора» — что это? Отвечай! — Не знаю. «Проклятие!» — Почему? — Информация о станции «Мантикора» засекречены Военным Советом. Мой уровень допуска недостаточен. Я растерянно моргнул. Задал те же вопросы женщине — выслушал сказанные почти теми же словами ответы. Интересно, отправляют их на помощь, и при этом ничего не говорят конкретного. Это что, тоже обычная практика людей? — Кто владеете информацией о станции «Мантикора»? — Генерал Александер. — Кто это? — рявкнул я. Люди и бровью не повели: пока действовал вирус, для них существовали только мои вопросы и безусловная обязанность правдиво и быстро ответить на них. — Полное звание, где он находиться? Сейчас находиться? — подумав, торопливо добавил я. — Командующий секторальным флотом сектора Ригеля, генерал Михаэль Александер. В данный момент находиться на линкоре «Витязь». Возглавляет операцию по оказанию помощи станции «Мантикора». — Кроме него кто-то имеет информацию о станции «Мантикора»? Отвечайте! Оба! Два одновременных «Нет». Вот так! И что теперь? Я бы уже ничему не удивился, но вряд ли стоит надеяться, что этот генерал самостоятельно полетит отбивать пленников. Ясно, что они ничего не знают, и толку мне от них никакого. Или же нет, определенная польза есть — если мне «повезет» наткнуться на патрули или тяжелые корабли людей, то по мне они стрелять остерегутся. С другой стороны, времени у меня было гораздо меньше, чем я думал поначалу. С потерей обычных пилотов люди, может, и смирились бы, но в поисках капитан линкора и помощника этого, как там — командора боевой базы, они тут все вверх дном перевернут… Пискнул информационный браслет. Оставалось меньше десяти минут, прежде чем вирус совершит последнюю репликацию, и будет запущен алгоритм ликвидации. Больше использовать с этими двумя конкретными людьми вирус я не смогу: следующая инъекция превратит их в пускающих слюни идиотов, а аппаратуры, чтобы убрать следы вируса у меня просто не было — даже если бы я хоть на секунду озадачился бы подобным. «Главное — время!» — подумал я, приказав ядру сформировать копию обзорного экрана прямо в каюте. — «Если люди, наплевав на секретность, развернут полномасштабные поиски, это место безопасным будет не долго». Появившееся рядом с моим плечом сероватое марево рассыпалось хрустальными искрами, затем собравшимися в небольшой экран. Снаружи ничего не изменилось — звезды, осколки и фрегат упорно не желающий ни на что обращать внимания. Туда придется идти — понял я. Люди ничего не стоят, как источники информации, а этот корабль — несомненно, тот, который капитан линкора назвал «Немезидой». И все же, для порядка… — Это — «Немезида»? — Да. — Что вам известно, о кораблях Империи в этом регионе? — Точное количество неизвестно. Предположительно — от двух до пяти тяжелых крейсеров. — Здесь было три крейсера Империи, — прямо глядя в пустые, как-то выцветшие глаза мужчины проговорил я. — Вот их остатки, — я махнул рукой в сторону экрана. — Это ваша работа? — Нет. — Что вам про это известно? — Ничего. — Кроме вас здесь не было тяжелых кораблей. Только вы могли справиться с тремя крейсерами. Не лгите мне! — зарычал я. Глупо, кончено, не стоило срываться, тем более, сейчас — люди при всем желании не могли ничего сказать мне. Но и сдерживаться стало выше моих сил. — Кто это сделал?! Отвечайте!!! — Не знаю… — Не знаю… Прозвучавшие в унисон ставшие почти неразличимыми голоса слились с писком браслета. Все, время почти вышло. Я, ссутулившись, размеренно вдыхал прохладный воздух. Только сейчас мне пришло в голову, что людям привычная для меня гравитация, температура и освещение доставили много неприятных мгновений. Сочувствия я к ним не испытывал, но зачем мучить кого-то без смысла? Я устало провел рукой по лицу, механически расчесывая спутавшуюся шерсть. — Координаты станции «Мантикора» вам известны? — больше для успокоения совести поинтересовался я. Ответа не последовало, только губы женщины чуть заметно шевельнулись, словно она хотела ответить, но не смогла собрать для этого сил. Ее веки с длинными, пушистыми ресницами медленно сомкнулись; мужчина к тому времени спокойно спал. — Надо было расстрелять вас у астероидов! — сердито буркнул я, отключая синтезатор и экран. Следующие полтора часа я работал как проклятый. Подлетел, насколько хватило смелости, поближе к фрегату, запустил партию зондов, приказав ядру изучить каждый клочок брони человеческого корабля, покопался в запасах, собранных Каш'шшодом, не забывая приглядывать за людьми. Когда ядро сообщило, что последствия действия вируса полностью ликвидированы, я перетащил их в кабину пилота и засунул в кресла помощников. Разумеется, позаботившись, чтобы у них не было возможности устроить мне какую-либо неожиданность. Пока я занимался людьми, ядро старательно выполняло мой приказ: все возможные ресурсы использовались для изучения фрегата. Приблизительная масса, анализ силуэта и сравнение с архивными данными, мощность выставленных защитных полей, графики эмиссии — все это особой пользы не имело, но я решил для себя, что начну делать что-либо не раньше, прежде чем выясню все возможное отсюда. В разумных пределах, понятно: ни на секунду я не забывал о рыскающих где-то поблизости человеческих кораблях. Итоговое резюме ядра было ожидаемым: ничего нестандартного… кроме, странных результатов попыток просканировать фрегат на наличие живых организмов. Обычно сканирование биомассы для прикрытых силовыми полями кораблей выдавали довольно усредненные показания, зато стабильные. Теперь же сенсоры ничего определенного не говорили: то ядро сообщало о нормальных результатах для корабля такого класса, то утверждало, что на фрегате нет ни одной живой души. И по-прежнему ни малейшей реакции на летающий кругами вокруг фрегата корабль. Я специально приказал ядру особо внимательно следить за попытками просканировать корабль: ну, не мог я поверить, что на фрегате всем наплевать на то, что происходит вокруг. Или там действительно нет никого живого — нет, в это я еще меньше верил: не было ни одного доказательства абордажа… да, что там, не было ни одного свидетельства, что фрегат вообще принимал участие в бою! Случившееся с крейсерами Стражей Небес каким-то образом миновало человеческий корабль. Я отнял руки от лица — последние десять минут я просидел в такой позе в своем кресле. Вроде все было ясно, но никак я не мог решиться вызвать матрицу и направить корабль к одному из ангаров фрегата. Нехорошие предчувствия не отступили — наоборот, стали еще сильнее. Мне жутко хотелось лететь прочь отсюда, оказаться как можно дальше от безмолвного фрегата; выпестованный Оборотами службы, командования десятками дивизий опыт прямо таки взывали прислушаться к собственным чувствам. И все же… Этот корабль — моя единственная надежда, узнать хоть что-то. Пока что я знал только название станции, знал, что там занимались не то какими-то исследованиями, не то опасными экспериментами, знал, что ситуация вышла из-под контроля… Это было не просто мало — почти что ничего. Люди, полностью отошедшие от действия вируса, настороженно наблюдали за мною. — Что, котяра, похмелье мучает? — выплюнула женщина: теперь подогреваемое стыдом от унижения бешенство в ее эмпатическом спектре было отнюдь не наигранным. — Одна кость в голове — и та болит?! И аа-аарххх… Я медленно повернул голову, скользнул взглядом вдоль своей руки к шее женщины. Капля крови набухла у кончика когтя, на миллиметр-другой погрузившегося в шею, оторвалась и поползла к ключице. Была ли женщина Тагар'т Шаалфс или нет, служила на «Кунна'а Хенса» или где еще — в реакции она проигрывала мне по всем статьям. На стремительный выпад она среагировала, когда всего одного моего движения было достаточно, чтобы разорвать ей горло. — Будешь надоедать, — я постарался почетче выразить свои мысли интонациями, не полагаясь всецело на ментальный импульс: люди, кажется, воспринимали только самые общие и сильные образы, — твоему командору понадобиться новый помощник. Поняла?! — я чуть сильнее надавил и коготь, еще на волосок распоров кожу, оказался в опасной близости от стремительно пульсирующей артерии. Вторая, а за ней третья алая капелька резво выползли на свободу, торопливо догоняя предшественницу. — Она поняла, — резко произнес мужчина. — Довольно! И что-то добавил на том же певучем языке, что я слышал от нее раньше. Снова я уловил лишь знакомые основы слов, зато смысл сказанного понял и без перевода: «сиди и не высовывайся». Она исподлобья посмотрела на меня, явно обуреваемая желанием сказать что-нибудь в ответ, но сдержалась. Вот и молодец! — Мы живы до сих пор, и находимся здесь — зачем-то мы тебе нужны, килрач, — отрывисто произнес капитан линкора. — Я могу поинтересоваться нашей дальнейшей судьбой? Наступил мой черед коситься на человека. — Ваша судьба ни в коей мере не зависит от того, что я скажу вам, или что вы скажете мне, — говорить на лингвосе становилось с каждым разом все легче и легче. Я дал задание ядру в последний раз проанализировать изображения ангаров и выбрать подходящий для причаливания. — Поэтому заткнитесь и не мешайте мне. Маневр вышел идеально: плавно уменьшив скорость, корабль описал вокруг фрегата несколько сужающихся кругов, заходя на посадку. На последнем участке я взял управление на себя, на всякий случай еще сбавив ход. Нос корабля пронзил поле-заглушку, препятствующее утечке воздуха. По моему защитному полю побежали потоки бело-голубых разрядов, заглушка изогнулась, теряя прозрачность, и покрылась расходящимися от места пробоя концентрическими кругами, как от брошенного в воду камня. Я не отрывал пальцев от матрицы управления огнем, до рези в глазах всматриваясь в экраны. Одно подозрительное движение, хоть намек на угрозу — и все за броней затопит огненный ураган. Я не собирался напрасно рисковать — на этот раз мощность орудий была выставлена на максимум, как и защита корабля. Корабль еле двигался, медленно плывя к центру ангара. Ядро предложило три удобных для посадки точки. Я выбрал одну из них, но перед тем, как посадить корабль, заставил его развернуться на месте, осматриваясь. Пусто. Никого. Два космолета, похоже — истребители, странная квадратной формы башня у противоположной стены, соединенная с нею прозрачной трубой-переходом, наполовину открытый люк подъемника, непонятные механизмы, шланги, какие-то транспортные устройства. Краем глаза я наблюдал за лицами людей, с не меньшим любопытством глядящие на экран, и не заметил, чтобы они чему-то удивились. Хотя эксперт из меня в этом вопросе… Опоры приняли вес корабля, бесшумно опустившегося на палубу. Ядро задумалось на полсекунды, выдало вердикт, что посадка завершилась успешно, и отключило защиту. Ни я, ни люди ничего не говорили. Что они думали — понятия не имел, а вот у меня в голове постоянно крутился вопрос: «и ради чего я лезу непонятно куда?». Честно говоря, я согласился бы увидеть расставленные повсюду тяжелые плазмоизлучатели, нацеленные на корабль, чем эту пустоту. Я, конечно, понимал, что радоваться прибытию килрачского корабля тут никто не собирается, но не могут же они совсем меня игнорировать. Я встал, посмотрел на людей. Люди в долгу не остались, впрочем, стараясь не встречаться со мною взглядом. Но тут я их прекрасно понимал — на их месте сам бы так поступил. — Ты! — капитан линкора как-то недобро посмотрел на застывший перед его носом коготь. — Отправляешься со мною. Будешь отвечать правдиво и не делать глупостей — после того, как получу нужную мне информацию, я освобожу вас обоих и оставлю здесь дожидаться ваших. — Предположим, я откажусь. Что тогда? — выпятив губу, бросил человек. Я не стал ничего на это отвечать, только улыбнулся. — Какие гарантии, что ты сдержишь слово? — немного помолчав, спросил капитан. Я пожал плечами: — Такие же, какие вы могли бы дать на моем месте. — То есть — никаких! — понимающе кивнул он. — Что ты здесь ищешь, килрач? Хороший вопрос. Кто бы мне на него ответил! Я перенастроил управление силовыми браслетами на свой коммуникатор, затем выдернул человека из кресла. Не дав ему больше ничего сказать, потащил за собой; женщина, плотно стиснув губы, проводила нас взглядом — ей явно не хотелось тут оставаться одной, но сил держать себя в руках и не унижаться у нее хватало. Выход из корабля открылся буквально на пару секунд — ровно на столько, сколько потребовалось мне, чтобы спрыгнуть на палубу и потянуть за собой человека. Правда, пришлось почти сразу же отпустить его, и опереться об одну из опор — я совсем забыл о разнице гравитации на моем корабле и человеческом. Быстрый переход к в полтора раза ослабленному тяготению вызвал легкое чувство тошноты и головокружение. Посмотрев через плечо, я убедился, что человек чувствует себя не лучше. — Слушай меня внимательно! — отдышавшись, я поднял его на ноги и уставился прямо в глаза — для пущего эффекта. — Браслеты настроены на дистанцию десять метров. Отойдешь от меня дальше, попытаешься солгать или напасть — первый раз испытаешь сильную боль. Второй раз — боль будет очень сильной. Третий раз — смерть. Убивать тебя у меня нет особого желания, но и терпеть глупые выходки я не буду — имей это в виду, — я постучал когтем по красной полосе на браслете. — Это индикатор детектора: если ты будешь лгать, полоса пропадет — и браслет перейдет в режим наказания. Первый вопрос: где на этом корабле можно найти навигационную информацию? Капитан скривился. Выбора у него не было: либо говорить правду, либо испытать все, что я ему наобещал. И он прекрасно понимал, что я в любом случае найду то, что мне требуется — с его помощью или без. — Тактический центр или мостик, — нехотя сказал он. И мельком посмотрел на браслеты — почти одновременно со мной: красная полоса оставалась на месте. — Знаешь где это? — Приблизительно. — Тогда иди впереди, показывай дорогу. Я снял с пояса импульсник, проверил заряд. Была у меня мысль еще на корабле: взять бронекостюм, но потом я решил не морочиться с этим. От выстрела из тяжелого излучателя все равно ни один бронекостюм не спасет. Глядя в спину идущего к стене ангара человека, я одобрительно кивнул: уверенная походка, выпрямленная спина — это был далеко не сдавшийся, не сломленный противник. Он пока смирился с моим превосходством, но — и я не имел ни малейшего сомнения — при первом удобном случае попытается сквитаться со мною. Дверь отыскалась рядом с этой странной башней — вблизи я заметил узкую лестницу ведущую наверх. Капитан откинул небольшую панель на уровне глаз, прижал ладонью зеленую кнопку — я дернулся было к нему, но потом вспомнил, что у людей зеленый цвет означал то же, что в Империи красный: безопасность. Дверь поползла в сторону, я отрывисто скомандовал ему отступить в сторону, взял наизготовку импульсник: мало ли что оттуда появ… В щели мелькнуло что-то оранжевое, с глухим стуком падая на палубу. Я едва удержался, чтобы не открыть огонь, падая на колено и целясь в проем, мой спутник поневоле резво прыгнул назад — и тут нас обоих накрыла волна удушающего, выворачивающего наизнанку смрада. — Твою мать! — сплюнул человек, закрывая рукой нос и рот. У самого входа в ангар лежали трупы. Все до одного были килрачами в оранжевых мантиях, распотрошенные, сожженные почти в упор очередями плазмы. Судя по вони и состоянию тел, это случилось не менее десяти-двенадцати дней назад. Я, сдерживая позывы к рвоте, наклонился над ближним ко мне телом: в последние свои мгновения, пытаясь пробить себе дорогу, он бросился на закрытую дверь, где его настигли выстрелы. Когда дверь начала открываться, он просто повалился туда, куда тщетно стремился за секунду до смерти. — Твою мать! — вновь повторил человек, растерянно смотря то на труп у моих ног, то на тела дальше по коридору. — Что… что здесь случалось?! — А разве не понятно, человек? — процедил я, чувствуя, как от ярости перехватывает дыхание. — Их расстреливали. В спину! Безоружных! И бросили гнить здесь! Я вскочил на ноги, со свистом выдохнув сквозь стиснутые зубы воздух. — Пошел вперед! — рявкнул я, до боли сдавливая рукоять импульсника. — И скажешь еще хоть слово без разрешения!.. Он глянул на меня только один раз. Осторожно, стараясь не наступить на гниющие тела, пошел по коридору. Я отстал на пару секунд — ровно столько, сколько потребовалось, чтобы прошептать краткую молитву Ушедшим, начертав над погибшими круг Хазада. «Если я найду того, кто это сделал — убью на месте!» — пообещал я себе, догоняя человека. Тоннель от ангара вывел нас в центральный, широкий коридор. Капитан линкора на перекрестке замешкался, рассматривая большое табло на стене, потом решительно зашагал в корме. Я следовал за ним, внимательно глядя по сторонам. Дизайн человеческого корабля меня интересовал сейчас в самую последнюю очередь, равно как и причина, по которой мы не встретили ни единой живой души. «Вот и нашлись ваши посланцы, Каш'шшод!» — хмуро думал я. Но что же случилось? От чего они бежали и почему были без оружия? То, что они пытались спастись от чего-то, сомнений у меня не вызывало: на нескольких относительно хорошо сохранившихся лицах застыл дикий ужас. Они увидели нечто — и это нечто лишило их способности соображать, превратило охваченную паникой толпу, которую и расстреляли у ангара. Были ли это люди? Вряд ли — экипажи поисковых крейсеров подбирали очень тщательно: тех, кто мог до такой степени испугаться людей, туда просто бы не попали. Да и что могли такого сделать люди? И куда подевалось оружие Стражей Небес? Только идиот высадится на чужом корабле без оружия… минутку! Высадится?! «Они тоже нашли дрейфующий фрегат, безжизненный, не отвечающий на запросы, — понял я. — Послали разведгруппу — и что? Что случилось потом? Почему от крейсеров остались только обломки, а разведчики догнивают у входа в ангар? И что надо сделать мне, чтобы не разделить их участь?» Вопросы, вопросы… Чувство тревоги, не умолкавшее не на миг, продолжало кричать, требовать, чтобы я поворачивал отсюда, садился на корабль и летел куда-нибудь подальше. Иначе… Что будет, я представлял плохо, но догадывался, что ничего такого, что мне понравится, за этим «иначе» не кроется. Я едва не налетел на внезапно остановившегося капитана линкора. Мы очутились на очередной развилке, куда сходились по три совершенно одинаковых коридора с каждой стороны. — Что такое? — раздраженно поинтересовался я. Человек, озадаченно крутящий головой, повернулся: — На пол смотри, килрач! — когти горропы, вот ведь наглец! И в смелости не откажешь — не каждый решился бы дерзить мне сейчас. — Видишь?.. «На пол?» Хм, хорошо же я задумался, если умудрился проглядеть: из одного прохода в другой тянулась прямая бурая полоса. Я поскреб ее, внимательно осмотрел кончик когтя и принюхался. Потом поднял голову. — Кровь. Что там? Капитан посмотрел в коридор, куда (или откуда) вела цепочка пятен. — Должен быть перекресток с коридором к казармам и зал совещаний. Красная черта на браслете. — Иди за мной! — я перевел импульсник в режим стрельбы очередями. Контроль над силовыми браслетами я расширил до двадцати пяти метро, про что, правда, сообщать не стал. Стоило чуть углубиться в туннель, как мы оба почувствовали уже знакомый запах. Тяжелый, давящий, сладковатый запах разложения. Всего семь-десять метров — и пришлось дышать только через рот: то, что было у входа в ангар, и близко не шло в сравнение со зловонными миазмами вокруг нас. Слезились глаза. Я, кляня все на свете про себя, упрямо шел дальше; за мной, столь же изощренно ругаясь, ступал человек. Впереди уже был виден упомянутый им коридор, а напротив выхода — широко открытые двери. Десяток шагов до входа в главный конференц-зал — надпись над дверьми я прочел со второго раза — мне они показались очень и очень долгими, но когда я заглянул внутрь, то всей душей пожелал, чтобы они никогда не заканчивались. И чтобы мне не пришлось смотреть на этот кошмар. — Б…б…боже! — рядом прошептал кое-как проковылявший эти последние метры полковник Шреддр. Экипаж фрегата нашелся. И похоже что весь. Без остатка. Конференц-зал — или, как его назвал мой спутник, зал совещаний — был довольно большим. На «Буксреда Килрач» аналогичное по функциям помещение занимало раза в полтора меньше места. Наверняка раньше его считали даже очень просторным, но сейчас до последнего сантиметра все было забито трупами, изломанными, изувеченными — и залито темно-алыми, бурыми потеками. Стены, кое-где уцелевшая мебель, даже навесной потолок, работающие мониторы и плакаты около выхода — кровь была везде. Стражей Небес посекли плазмой. Здесь же все дрались со всеми — человек триста, если не больше, убивали, рвали друг друга голыми руками, ножами, обломками мебели. Были и следы плазмы, обугленные остатки, пробитые насквозь трупы, но больше было иного. Разорванных животов, выдавленных, вырванных глаз, позвонков, свернутых шей — и просто перегрызенных глоток. Я сделал шаг вперед — одни Ушедшие знают, чего мне это стоило. Вновь на помощь пришла гордость, оставшаяся после увиденного в ангаре ярость, жажда понять, разобраться в уже случившемся и происходящем со мною. На более-менее свободном и чистом клочке палубы у входа на боку лежал труп девушки. Пилот, наверное, — синяя форма, похожая как две капли воды на форму на моем спутнике, схожие знаки отличия на превратившемся в лохмотья рукаве. Зажав одной рукой рот, я толкнул ее в плечо, переворачивая на спину. — Великие Ушедшие!!! — Как я выбежал в коридор, пошатываясь на каждом шагу и захлебываясь в кашле, — запомнилось смутно. Зато как согнулся в три погибели у стены, выворачивая содержимое желудка на забрызганный даже здесь брызгами крови металл — очень хорошо. «Когти горропы! Да что же здесь происходит!!!» В плечо меня толкнуло, рядом свалился на колени капитан линкора. Я ни сказал ничего: он видел то же самое. Отпечатки чьих-то рук на запястьях девушки, навечно застывший на ее лице ужас человека, наяву столкнувшегося со своим худшим кошмаром, прогрызенную под ее грудью дыру, по краям которой остались отчетливые отпечатки зубов. Человеческих зубов. Те килрачи перед смертью узрели нечто похожее. И этой девушке, и моим сородичам не посчастливилось столкнуться с чем-то настолько ужасным, что это почти свело их с ума. А потом кто-то расстрелял Стражей Небес, а эту девушку… Чувство опасности во мне, без предупреждения прекратив поскуливать, оглушительно взвыло. Я подскочил, локтем отбрасывая человека в сторону — чтобы не путался под ногами. Сам по себе в руке оказался импульсник, поднимаясь в сторону возможной угрозы. Поздно! Полусотней метров дальше по коридору от незаметной двери отделилась массивная фигура в темно-сером плаще с капюшоном, полностью закрывавшем голову, резко взмахивая рукой. Я еще только вел дулом излучателя в ее сторону, как из разжавшихся пальцев в полет отправился черный шар с кулак величиной. Мир будто погрузился в тягучую, вязкую жидкость. Шар медленно, очень медленно летел ко мне. На миг мелькнул гаснущий алый индикатор и загорающийся зеленый. Человек медленно падал, сбитый с ног моим ударом, полы плаща прыгающего в сторону врага расходятся, но я не могу смотреть на то, что скрыто под ним. Все внимание приковано к поднимающемуся по дуге к потолку шару, вокруг которого странно дрожит воздух, искажая все, на что сквозь него падает взгляд. В моей руке полыхнул огнем излучатель. Светло-сиреневую вспышку затмевает яркий бело-оранжевый шарик плазмы, оставляющий за собой рассеивающийся, почти невидимый невооруженным глазом след. Замороженная в коконе поля, раскаленная до немыслимых температур плазма несется наперерез зависшей в наивысшей точке дуги полета грави-гранате. Сердце замирает, когда кажется, что они разминутся на ничтожные сантиметры — и игла ужаса колет грудь: даже если я успею выстрелить вторично, все равно окажусь в зоне скачком возросшей в полторы сотни раз гравитации. Стянувшееся в тугую спираль вокруг нас время распрямилось, когда звездный жар освобожденной плазмы испарил обшивку грави-гранаты, ее механизмы. Гулкий хлопок, треск, резанувшая по глазам вспышка… Я в недоумении уставился на повисшее примерно посередине между нами облачко сероватого, как бы призрачного, дыма, тянущегося к стенам, полу, потолку… Черная искра внутри… На последнем витке каменной спирали, я раздвинул ас-саме, поставил вертикально и оперся об него. В груди, где были сломанные ребра, кололо при каждом шаге, а в голове регулярно возникал рокочущий гул, пытающийся состязаться с тем странный ревом, который изредка налетал на меня. В последний раз я не удержался на ногах и скатился вниз на добрую треть витка. Так. Отдохнуть. Перевести дыхание. Успокоиться. Держась одной рукой за ас-саме, я второй провел по лицу, словно усталость была чем-то вроде осевшей на шерсти пыли, которую можно смахнуть одним небрежным жестом. С грязью я справился, а вот с остальным — не очень. Еще три или четыре часа я буду в более-менее приличном состоянии, а потом просто упаду на месте. Кипящие в венах препараты, заставляющие организм выкладываться на полную катушку, снисхождения не знали. Насчитав пятьдесят вдохов, я выдернул посох из камня. Оставалось совсем немного — обойти еще раз по кругу, а потом я ступлю на широкую каменную перемычку, соединяющую две колонны. Если бы не все усиливающаяся неясная тревога — можно было бы считать, что все окончилось. Может, это из-за трещины внизу? Я прикинул — стоит ли еще раз попробовать посмотреть вниз, — и покачал головой: нет уж, хватит. Внизу, перед тем, как начать подъем, я рискнул — и потом ползком убрался подальше. Высоты я не боялся, но вид черной бездны засасывал, втягивал в себя, гипнотизировал, призывал прыгнуть. А летать я не умею. «Наконец-то!» С довольной улыбкой я похлопал ладонью по узкой пирамидке, сложенной у края выведшей на перемычку дорожки. Огляделся. На перемычке было много сталагмитов. Будь расстояние до верхнего яруса немного меньше, они давно соединились бы с растущими сверху сталактитами, превращаясь в копии колонн Разломов. Хотя, остроконечные шпили сталагмитов, похожие на высеянные кем-то гигантские клыки, тоже выглядели неплохо. Теперь осталось определить, где этот лагерь, потом… Движение я заметил неожиданно. Даже не движение, намек на него — совсем рядом, между двумя крупными сталагмитами, каждый из которых у основания был шире меня раза в три-четыре. Шевельнулись тени, ожили бугристые наросты на известняковых великанах — и тут чувство тревоги, упрямо предостерегавшее о некой опасности, напомнило о себе во весь голос. В глаза ударило пламя. «Излучатель!» — появилась и пропала единственная мысль. Ко мне рванулась огненная полоса, от которой я не успевал ни отклониться, ни пригнуться — мне оставалось только умереть. Шипящий, рвущий сознание звук, как и раньше, возник совершенно внезапно. Едва сводящая с ума вибрация проникла под череп, бывший уже рядом заряд плазмы лопнул, распускаясь в ало-черном сумраке пышным бутоном. Кулак горячего воздуха швырнул меня назад, ноги подломились, я покатился по перемычке, отчаянно цепляясь за каменную поверхность. Я не успел ни удивиться, ни обрадоваться чудесному спасению — гул превратился в оглушающий рев. Мне показалось, я вижу как все, куда достает взгляд, как каждый предмет, вплоть до мелких сколов раздваивается, сдвигается на миллиметр-другой в сторону — оставаясь в то же время на прежнем месте. Все закончилось, как и предыдущие несколько раз — рев стих, оставив по себе неслышимую, почти угадываемую дрожь за гранью слышимости. Между сталагмитами обрисовался контур поднимающегося килрача. Только контур — размытая, прозрачная фигура на таком расстоянии была видна только благодаря оседающем облакам пыли. Теневик! Теневик в персональном камуфляж-поле. Я зарычал, обнажая клыки. Это был враг, несомненно, имеющий прямое отношение ко всему, что было со мною сегодня. И плевать, кто он — теперь, когда я видел его перед собою, все вопросы могли подождать. Я перекатился через голову, подхватывая ас-саме. С шелестом посох раскрылся, громким щелчком просигнализировал о выскочившем и развернувшемся лезвии. Я рванулся с места, быстрее, чем еще недавно бежал от рухнувшего р'руга, быстрее, чем бежал к скалам от горропы. Забылась усталость, забылись сломанные ребра — имели значение только разделившие нас метры. «Почему он не стреляет…» — я специально мчался неровными скачками, короткими, обманными нырками сбивая прицел. Потом увидел катящийся в стороне излучатель, раздвигающуюся в руках теневика узкую, длинную тень, завершающуюся с одной стороны полумесяцем лезвия — и понял. Бой с ас-саме, когда оба противника на равных владеют оружием — это всегда бешеный вихрь движений, ударов, прыжков, понятный только самим сражающимся. Зрители, даже самые опытные, видят только два мига — до и после. Все, что между ними, превращается в яростный ураган, клубок сплетающихся теней, сквозь которые пробиваются сполохи иск от сталкивающихся посохов. Я был очень хорошим бойцом, очень хорошо знал ас-саме. И тот, с кем я схлестнулся в сумраке Разломов, так же был великолепным бойцом. Мы оба с ходу взвинтили до предела темп боя, кружась между сталагмитов, окруженные смазанной стеной, в которую превратился оставленный нами мир. И в этой стене было только два цвета: черный и красный. Я парировал выпад, пригнулся. С места прыгнул, оттолкнулся от сталагмита, выбросил руку с посохом вперед и вниз. Чистый, долгий звон — ас-саме столкнулись, блокируя друг друга. Противник, уловив момент моего прыжка, перекатился по земле, и, привстав, широким взмахом попробовал сбить меня. Не получилось. Приземлившись, я пригнулся, пропуская мелькнувшее на уровне шеи лезвие. Ту долю секунды, которая потребовалась теневику, чтобы восстановить равновесие после промаха, я потратил на раскрутку ас-саме вокруг себя, вживаясь в ритм движения оружия, в холодный свист рассекающей воздух стали. Шажок вперед, разворот — заканчивающее восьмерку за спиной посох по инерции движется именно туда, куда я и хочу его направить. На вид такое легкое оружие вдруг становиться совершенно неуправляемым, почти выворачивает руку из сустава, — больше не противясь ему, я прыгаю, лишь немного подправляя его полет. Звон удара! Боль в руках, в которые передалось столкновение ас-саме. Нас отшвырнуло друг от друга — недалеко, но шестым чувством я понял, что мы сражаемся уже почти на краю перемычки, над распахнувшей ненасытную пасть бездонной трещиной. Над Разломом. Удар! Стремительный, опасный — я едва успел закрыться. Скорости были почти равны, мастерство — может, небольшое преимущество было за мной, но первоначальный задор исчезал. Бешеный ритм боя выматывал, высасывая полученные благодаря стимуляторам силы. Теперь ему даже не требовалось особо активно атаковать меня: еще немного движений в таком темпе, и я сам свалюсь от перенапряжения. Кто он? Парируя метящий в глаза выпад, пытаясь поймать его на замахе, я впервые попытался понять, с кем же сражаюсь. Я не мог не знать его, мастеров, способных на равных сражаться со мной на ас-саме, я знал почти всех, да и было их немного. Но этот стиль боя… у меня просто не было ни времени, ни возможности отвлечься, подумать, сравнить с тем, что я помнил. В нем было нечто знакомое, в стиле, в манере построения атак, в плавных движениях, все чаще, по мере того, как я терял концентрацию, кажущихся движением капли воды. Я снова закрутил посох. Я сражался с горропой! Я победил ее! Так неужели я спасую здесь?! Перед тем, кто, возможно, подстроил аварию р'руга, или ответственен за приманку для горроп?! Перед тем, кто осмелился презреть бывшие сотни Оборотов нерушимыми традиции и сами основы нашей жизни?! Перед тем, кто посмел посягнуть на жизнь другого?! Ярость прорвалась на свободу, опьяняя меня. Холодная, злая, подобная остро заточенному клинку, — она могла быть гибельна для воина, могла дать нешуточные силы для последнего боя. Я испытал это в схватке с горропой — теперь настал черед этого теневика. Его следующий удар я видел хорошо. Просто, неприхотливо — и опасно. Я легко блокировал бы выпад, но перейти в атаку не мог — секунда, пока я восстановлю равновесие, хватит ему для ухода в защиту. А не блокировать — на проскальзывании он может остановиться на миг раньше, чем я успею что-то сделать… Я подставил ас-саме под удар, ослабляю хватку. Ас-саме легонько чиркая по камню под ногами. Лезвие высекает сноп искр, вздымая струйку пыли. Посохи со звоном сцепились между нами. Теневик тянется за своим посохом, проскальзывая почти вплотную со мной. Я больше слежу за его оружием — и в самый последний миг замечаю летящий мне в голову кинжал. Но этот бросок запаздывает — мне достаточно слегка отклониться, чтобы сталь прошла в двух-трех миллиметрах от виска, взъерошив шерсть. Посохи еще вместе, мы давим друг на друга, разворачиваясь на месте. И когда мы расцепились, я разжимаю левую руку, ударом сердца позже — правую. Ас-саме как легкая тростинка прокручивается вокруг моего запястья, я перехватываю его — и резко, от себя распрямляю руки вперед и вверх. Зажатая между рук центральная часть посоха с хрустом врезается в скрытую камуфляж-полем голову теневика. Сдавленный вскрик — укол узнавания: и голос, и эмпатический всплеск. Я почти вспомнил, почти узнал теневика — имя крутилось на языке, рвалось из памяти, но в этом бою опаздывала даже мысль. Красное и черное смешивается, мчится вокруг нас. Еще можно остановиться, придержать удар, подумать — но ярость, гнев, вся боль за этот жуткий день, вбитые бесчисленными тренировками рефлексы сильнее меня, сильнее рассудка, и они не дают мне ничего изменить. Посох, рвется в руках назад, и я, еще не до конца завершив поворот, со всей силы посылаю его за спину, где должен быть враг… Я сбросил с себя лист металла, в моих руках мнущийся как лист бумаги. Да и был он не толще бумаги — широкое, сверкающее полотно, медленно отлетающее в сторону. Я проводил его глазами, с трудом свыкаясь с мыслью, что пару секунд назад это был каркасный брус палубы по толщине не уступающий моей ноге. Удар грави-гранаты устроил впечатляющий разгром. Примерно двадцать метров от точки, в которой ее настиг мой выстрел, превратились даже меньше, чем в ничто — раздавленные, растертые скачком гравитации в пыль стены, палуба, потолок просто исчезли, меньше чем за секунду спрессованные в крохотный темно-коричневый комок, весящий пару тонн. Я стоял у самого края провала, и когда начало рушиться все, что было непосредственной близости от зоны удара, успел только отбросить назад человека. А потом вырвавшиеся из-под рассыпающегося барьера в памяти воспоминания заставили замешкаться, потерять драгоценное время — и сморщившаяся, пошедшая уродливыми складками, трещинами после гравитационного удара, палуба под ногами разлетелась на куски. После чего мне пришлось молиться Ушедшим, чтобы на меня не попало ничего тяжелого, да отбивать локтем, кулаками сыплющуюся на голову мелочь. Я перевернулся на живот, разбрасывая усеивающие выступ обломки. Излучатель сжимал до последнего, и выпустил, только хорошенько приложившись спиной об палубу, — не мог он далеко откатиться. Разворошив связку кабелей, остатков какой-то керамики, пластиковых плит, я увидел в глубине кучи свое оружие. Вроде бы, цел. Снизу, из-за края выступа раздался тягучий грохот, лязг. Схватив импульсник, я пополз в сторону шума, к пролому. Как оказалось, планировка уровней на человеческих кораблях не повторялась на разных уровнях. Под разрушенным грави-гранатой коридором, было что-то вроде отсека целителей — или как они там, у людей звались. Осталось от него совсем немного: сперва удар перемолол все, до чего дотянулся в труху, а потом добавили остатки помещений верхнего уровня — и изувеченные перекрытия не выдержали практически двойного веса, проваливаясь дальше, на еще один уровень. Устроенный нами локальный катаклизм затронул только четыре уровня, но я не удивился бы, если бы последствия уже начинали распространяться дальше. Оборванные провода, бешено извивающиеся, сыплющие снопами искр, шипение пара, поскрипывание, скрежет раскачивающихся кусков стен, потолка, буквально висящих на «ниточке» разлохмаченного металла — двигаться посреди всего этого нужно было очень и очень осторожно. Я на четвереньках подобрался к краю выступа. Сказать, что я был в эти мгновения не в себе — сильно погрешить против истины. То, что я почти вспомнил, то, что видел, то, что только что случилось — клокотало, кипело в голове, мешало думать. Как в бою с горропой, с теневиком в Разломах — мне хотелось убивать, выплеснуть бурлившее во мне варево гнева. Я поднялся над краем, вскинул излучатель, лишь на долю секунды позволив отвлечься, чтобы оценить ситуацию. Третьему уровню, на котором, в конечном итоге, оказались все, сорванное ударом, повезло еще меньше — я даже не мог определить, что там было: коридор, пустое помещение или отсек с оборудованием. Чтобы разобраться в металлическом хаосе, нужно было очень долго всматриваться туда, разбирая его в уме на кусочки. Я же предпочитал смотреть в другую сторону — туда, где закутанная в порванный снизу плащ фигура, закончила освобождаться от опутавших ноги кабелей.: — Стой! Не двигайся — или я стреляю! Она замерла на месте, точно задумавшись о чем-то, потом неторопливо развернулась ко мне. Я тут же почувствовал ментальный импульс, яснее даже скрытого плащом абриса, выдавшего в нем килрача. — Сними плащ! — приказал я. — Быстро! До меня донесся тихий смешок, от которого по позвоночнику пробежала мелкая дрожь: — Снять? Хочешь полюбоваться мною? — щелчок застежки. Внизу как будто поднялся ветерок, подхватил плащ, срывая с плеч врага, отбрасывая назад капюшон, из-под которого вылетает злая, жесткая смешинка: — Действительно хочешь?! Распахнувшиеся полы плаща открывают грудь, со страшной, глубокой раной над сердцем, покрытой плотной коркой засохшей крови. Но я не успеваю задуматься над этим — я смотрю выше, на обуглившееся с одной стороны лицо, полностью лишившееся шерсти, покрытое свежими волдырями и струпьями ожогов, пятнами запекшейся кожи, с черными озерцами глазниц. И даже в таком, жутком, невозможном виде я узнаю, вспоминаю… В груди замирает сердце — чтобы тут же начать биться с удвоенной скоростью, дрожат руки, а непослушные, похолодевшие губы выдавливают слово, имя… — Ло'оотишша?.. — потрясенно шепчу я… Удар, передавшийся в кисть, жалобный вскрик, в котором предсмертная боль делится местом с изумлением, отбрасывающем тень в ментальном поле. Как? Как я смог? Как… Чужая мысль тает, растворяется в гаснущем сознании — и я, наконец, разворачиваюсь лицом к теневику, последним усилием толкая ас-саме еще дальше, пробивая его насквозь. Броня пробита и больше не может поддерживать камуфляж-поле. Звенит выпавший из его рук ас-саме, самого теневика покрывают с ног до головы желто-белые блики, под громкий визг выходящего из строя модуль поля. Блики исчезают, и опускающаяся на колени пронзенная насквозь посохом полупрозрачная фигура темнеет, на глазах обретает плоть. Сперва ноги, потом пояс, туловище и руки — и в самую последнюю очередь… очередь… — ТЫ?!! — я отшатнулся. Ощущение воплотившегося наяву кошмара вновь окутало меня, кошмара, надежды на пробуждение от которого не было. Передо мною заваливалась на бок смертельно раненая старшая дочь Ургахейма, Ло'оотишша. С которой хотел поговорить, должен был встретиться в Храме… и чья сестра передала мне футляр с приманкой для горропы. Схватившись за мой посох у груди, Ло'оотишша стекленеющим взглядом посмотрела на меня. Открыла рот, словно собиралась что-то сказать. Темная струя крови потекла по подбородку, сестра Сенаш захлебнулась, пробулькала что-то неразборчивое — и с закатившимися глазами упала на землю. Из разжавшейся руки выкатился какой-то небольшой предмет, на который я почти не обратил внимания. Я отступил на шаг назад, к краю моста над бездной, пропастью Разлома. Я трясся, как в лихорадке, не сводя взгляда с тела Ло'оотишши, под которым расплывалось темное пятно. — Нет… не может… неправда… — я услышал чей-то голос, и не сразу узнал в нем собственный шепот. Резкий свист рядом… … дальнейшее заняло едва ли больше пары секунд. Плащ опускался за спиной Ло'оотишши, когда она выбросила вперед руку. Она добилась всего, чего хотела — я был в шоке, оцепеневший от ужаса, заторможено реагируя на происходящее. И будь оружие при ней — моя история закончилась бы в ту же секунду. Но свой излучатель она выронила во время падения, и только это спасло мне жизнь. Вторгшийся в сознание гул ментального импульса Ло'оотишши ошеломил меня, и одновременно помог сбросить оцепенение. Обломки у ног дочери Ургахейма разлетелись в стороны. Освободившийся импульсник сам прыгнул ей в ладонь. Я дважды нажал на курок. Прокляни меня Ушедшие, если я понимал, что происходит, что стоит там, как ей удалось продемонстрировать столь мощную ментальную силу… Зато я понимал, что если промедлю еще чуть-чуть, она выстрелит в меня и колебаться не будет ни секунды. До нее было совсем немного — метров пятнадцать. И она приняла единственно верное решение: почти легший в ее ладонь импульсник внезапно изменил направление, перемещаясь на траекторию моих выстрелов. Миллисекунда ушла на то, чтобы расплавилась оболочка разрядника. Излучатель был полностью заряжен, и весь нерастраченный запас энергии вырвалась на свободу. В многострадальную палубу, покрытую изломанным гравитационным полем хламом ударил огненный смерч, раскидывая по сторонам крылья пламени. Мне в лицо дохнуло жаром. Приподняло над покрывающейся сотнями трещин палубой — и швырнуло назад, вместе со сметенной ударной волной уймой всякой всячины. Там, где я только что был, переборки, каркасные балки, сталь, пластик, горящие провода — все рывком опустилось метра на полтора, замерло, пронзительно скрипя проползло еще пару сантиметров, — и с оглушительным визгом осело вниз, к ярящемуся пламени, продавливая палубу на следующий, уже третий по счету уровень. Грохот прокатился надо мною, загнанным зверем мечась в тесноте уцелевших стен, и унесся прочь. …две вспышки выхватили из темноты конусы сталагмитов. Вспышки выстрелов разорвали вечный полумрак Разломов, посылая в гибельный путь шары плазмы. И вновь — ни уклониться, ни отпрыгнуть — слишком близко были стрелявшие от меня, слишком близко я стоял пропасти. Спасти меня вновь могло только чудо. Которого на сей раз не случилось! Первый выстрел ударил меня в правую сторону груди, мигом спустя второй вонзился в левый бок. Обжигающая, неимоверная боль вспыхнула во мне, разрослась, заполонила всего — я чувствовал, как раскаленный газ плазмы прожигает себе дорогу в моем теле, испаряет кровь, внутренности, разрывает кости. Одежда, шерсть загорелись, языки пламени лизнули шею. Отброшенный выстрелами назад я покачнулся на краю моста, пытаясь зачем-то удержаться, не свалиться вниз. Я не мог кричать, говорить, думать — все растворилось в невыносимой боли, пожирающем тело и сознание огне, но даже это не смогло помешать осознать то, что я увидел. Вспышки, выброшенные излучателями снопы огня, гасли, отступали перед напором мрака, но в кольце света от каждого еще были видны лица тех, кто держал оружие, кто нажал гашетку, кто в упор послал в меня огненную смерть. Лица, которые я знал едва ли не лучше своего, тех, кого я любил, кого уважал и кому верил. Как и Ло'оотишше. Как и Сенаш. Мой двоюродный брат и его отец, Та'ах-сартар и Рилл-саррат спокойно смотрели на меня, и в их взглядах я прочел ответы на почти все свои вопросы, загадки, свалившихся на меня, понимание непостижимого. Лишь один вопрос так и остался без ответа — и у меня не было ни времени, ни надежды задать его. «Почему?!» И я перестал сопротивляться неизбежному. Спиной вниз я несся в пропасть Разлома, а над краем, откуда я упал, набух белоснежный пузырь, пробив в трех местах стрелами пламени перемычку. Что было дальше — я не видел: глаза перестали различать вообще что-либо кроме полос, зигзагов алого в окружившей меня сплошном мраке. Я перестал ощущать свое тело, перестал чувствовать боль. Откуда-то из тьмы раздался мощный, знакомый гул. Я впервые услышал в нем что-то другое, кроме тяжелого рокота невидимых барабанов — суровую, стройную мелодию, симфонию потрясающей силы, песню, без единой ноты и звука. Мелодия бережно подхватила меня, оплела… Красные сполохи перед глазами стали черными… И тогда мелодия вместе с тьмою ворвались в меня… «Я умер?!» Мне никто не ответил. Грохот обвалов стих, негромко гудело пламя, поднимались вверх клубы черного, жирного дыма, искрились панели на стенах, оборваннее провода. Всего за пару минут превращенный в смертельно опасный лабиринт этот участок корабля успокаивался, затихал, настороженно ожидая новых неприятностей. Три попытки подняться провалились. Ноги просто не держали меня, а трясущиеся руки были плохими помощниками. Наконец я смог кое-как утвердиться на коленях и прижался плечом к почерневшей от копоти стене, почти неотличимой от моей шерсти. «Ты вспомнишь все сам — довольно скоро, полагаю. И поблагодаришь за те дни, когда был свободен от прошлого…» — слова Файрры сами всплыли в памяти. Она была права, как истинный Страж Небес, говоря только правду, не солгав ни в чем. Зачем я вспомнил это, зачем хотел этого, зачем, зачем, зачем… — Ушедшие! — простонал я. — За что? За что все это мне? Слышите меня? ЗА ЧТО!!! Звук осторожных шагов за спиной застал меня врасплох — я и думать забыл о человеке. Да и мне было на него наплевать. Мне было сейчас на все плевать! Я отвалился от стены, расплющил слезящиеся глаза. Черноволосый капитан, в испачканном, прожженном в паре мест мундире стоял надо мною, держа в руке длинный металлический стержень. И ярость в его взоре мешалась с изрядной долей изумления. Он даже отступил на шаг, настороженно наблюдая за мною. Я опустил взгляд. Улыбнулся, рассматривая покореженный, превратившийся в декоративное украшение информационный браслет, в числе прочего контролировавший силовые браслеты на руках этих людей: одного со мной, второго — на корабле, где-то там, в прошлой жизни, отсеченной ножом воспоминаний. Пускай. Нет разницы. Я не стал ничего делать. Ни защищаться, ни пытаться выхватить у него стальной прут. Я просто поднял руки, пряча лицо в ладонях — и в них тут же начали собираться горячие, соленые слезы. По разбитой вдребезги жизни, по утраченному пути назад… Надо мною взвыл рассеченный воздух. Я закрыл глаза. В затылке взорвалась ослепительная звезда, сквозь которую я провалился в ничто… Эпилог. 4357 Оборот (2390 год по земному летоисчислению). Седьмой мир безымянной звезды, граница секторов Оариис-с — Боисс, на борту разведывательного рейдера «Феникс». Конец? Или все же начало? Или же нет разницы, грани между ними? Я не знаю — и не уверен, что кто-нибудь сможет помочь мне в этом. Что-то заканчивается, что-то начинается — мне достаточно этой правды. А истину я оставлю Ушедшим: все равно никто, кроме них не сможет понять ее беспредельную завершенность. Отложив очередной лист, я смотрю на хронометр. Время пролетело незаметно, а моя кисть болит, ноют пальцы. Что ж — это слишком малая цена за заполнившие листы строки. Осталось совсем немного — дописать последние абзацы и сложить исписанную стопку в контейнер. Он сохранит мои записи от холода, от влаги, даже от огня — только время будет властно над ними. Ежусь — холодно, очень холодно. Люди уже не в состоянии быть на борту «Феникса» без сьютеров, костюмов с термопрокладками — я единственный, кто в состоянии игнорировать стужу. Да и то, больше из-за упрямства: здесь мне давно нечего делать. Но я хочу закончить эту повесть именно здесь, в каюте, где она будет ждать невесть сколько Оборотов тех, кто сможет ее прочесть. Если, конечно, ее когда-нибудь найдут. Гудит коммуникатор — пора. Они глушат реактор, отключают все системы, переводя корабль в режим глубокой консервации. Вряд ли это поможет механизмам и аппаратуре пережить хотя бы одни Оборот, но просто так бросить «Феникс» выше наших сил. Никто не знает, что ждет нас на Тагар Дусит. Все то, что мы узнали, чему были свидетелями только рождает новые вопросы, вместо ответов на старые, новые тревоги, вместо надежд. Мне стоило бы привыкнуть к этому, смириться, но никак не получается. И сейчас мы идем на Тагар Дусит, надеясь получить там ответы. И пусть Ушедшие помогут нам пережить встречу с грядущим. Потому что больше нам не на что надеяться. Перед тем, как отправиться в эту каюту, на последнем совещании я вспомнил слова Файрры. И сказал людям почти то же, что услышал от нее: сорвавшись со скалы, пробуй лететь. Скорее всего, у тебя ничего не получится, но попытаться ты должен. Мы сорвались со скалы. Все мы, наши народы, наши цивилизации, наша история, наше настоящее, вместе с прошлым и будущим. Мы падаем в бездну — и нам остается только одно: верить. И лететь! КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ. 1998, декабрь 2003 — июль 2004 гг., г. Львов. Продолжение — в следующей книге трилогии «Темные небеса»: «Пробуждение». Глоссарий к трилогии «Темные небеса». Агда — 1. Светило Зорас'стриа. 2. С чон-саа — «Звезда». Анго — С древнего диалекта чон-саа — «Наставник». Анго-ра — более высокая ступень. Ас-саме — Телескопический боевой посох. Килрачское оружие. Дословного перевода с чон-саа нет. Ас-т'еда — Медицинский симбионт. Дословного перевода с чон-саа нет. Артх'хдеа Мезуту'а Холл — С чон-саа — «Внимающий песням Ушедших». Титул Главы Клана Стражей Небес и верховного священнослужителя Империи Килрач. Ару'сой — Светский титул в Империи Килрач, обозначавший военного советника Главы Клана и, одновременно, помощника, частично берущего на себя решение клановых вопросов. С чон-саа (приблизительно) — «Советник». Ахта'ан'Шок'стриа — С чон-саа — «Мир скользящих огней». Битва Шести Скорбных Часов — Название в Империи Килрач сражения у Алос-12. Первая попытка Империи после разгрома на Церере контратаковать, собрав внушительные силы. Завершилась полным поражением и окончательной потерей инициативы. Для пресечения решительного наступления человеческого флота после битвы были спешно переброшены Кедат а-нэррбэ. Боевая база — Военный корабль, превосходящий по мощи тяжелый крейсер, рассчитанный на 4 — 5 тысяч человек. Использовался, как носитель истребителей (от 20 до 30 звеньев), и, зачастую, как ударная единица. Применялась Конфедерацией. Бригада — Двадцать пять солдат пехоты плюс боевая техника. Бушар — Командир бригады. Военное звание килрачей. Бушар'руал — Командир соединения. Военное звание килрачей. Б'ясседа — Смертельная, неизлечимая болезнь, встречающаяся в Империи Килрач. Вейер — Тип бластера, с большей мощностью и радиусом действия, чем обычный. Великая Война — Повседневное название вооруженного конфликта Империи Килрач с Альянсом, Конфедерацией и Конгломератом. Военная крепость — Военная станция очень больших размеров, постоянно пребывающая на орбите планеты и защищенная силовым полем, которое создается с поверхности этой планеты. Использовалась исключительно килрачами. Горропа — хищное полуразумное животное, обитающее на Зорас'стриа. Граастах'ха — Название крупной равнины на северном континенте Зорас'стриа, на которой расположен Имперский Дворец. Дословного перевода с чон-саа нет. Дас'ну'фарг — С чон-саа — «Лишенный власти». Название особо злобной и сильной горропы, изгнанной стаей. «День Огня» — В килрачской религии аналог Апокалипсиса, Судного Дня. Дивизия — Наибольшая военная единица Империи Килрач и Конфедерации (после начала войны людьми была частично использована структура войск килрачей). Обычно включает три соединения тяжелых кораблей. Дж'жава — Дерево, растущее на Зорас'стриа. Дословного перевода с чон-саа нет. Дроаш — С чон-саа — «Вулкан». Друм — Негуманоидная, небелковая раса, с нападения на которую Империей Килрач и началась Великая Война. Основатель Альянса Еашш-руал — Килрачское военное звание командующего флотом в отдельном секторе. Приблизительно соответствует генералу Конфедерации. Звено — Одиннадцать космолетов: пять крыльев и командир звена. Зона конфликта — Участок космического пространства или поверхности планеты между враждующими сторонами, в пределах которого происходят основные боевые действия. Зорас'стриа — 1. Название родной планеты килрачей. 2. С чон-саа — «Родина» или «Исконный мир». Илраш — Негуманоидная раса, член Альянса. Импульсник — Килрачское название бластера. Кедат а-нэррбэ — С чон-саа: «Вестники смерти» («Кедат» — смерть, «а-нэррбэ» — эмиссар, вестник). Название элитных частей Имперского Клана и флота Империи, последний рубеж обороны Зорас'стриа и Имперского дворца. В Конфедерации (ошибочно) называют «Имперской гвардией». Килрач — Гуманоидная раса, несколько старшая, чем человечество и технологически более развита. Начала Великую Войну нападением на Друм; позднее начала войну с Конгломератом и Конфедерацией. Клеткооснова — Килрачское название ДНК. Когор — Военное звание килрачей. Приблизительно соответствует званию капитана Конфедерации Когор'руал — Военное звание килрачей. Приблизительно соответствует званию майора Конфедерации. Круг — Общее название административных органов в Империи Килрач; разделялся на Внутренний и Внешний. Круг Хазада — Священный жест в Империи Килрач, обозначающий бесконечный круговорот жизни и такой же бесконечный путь, который должны совершить Ушедшие За Последней Чертой. Заключается в очерчивании рукой круга перед грудью. На чон-саа произносится как «Хазад но-эсса»; само слово «Хазад» не имеет дословного перевода. Крыло — Два космолета: ведущий и его напарник. Кунна'а Хенса — Дословно с чон-саа — «Кара Небес». Название в Империи Килрач боевой базы Конфедерации «Гетман Хмельницкий". Лингвос — Разговорный и официальный язык Конфедерации. Массер — Устройство, способное изменять силу притяжения между молекулами любого тела. Иногда модифицировалось в боевое устройство. Мезуту'а ута Холл ар Тафла'ас-Асума — С чон-саа — «Песня Ушедших, идущих к Последней Черте»; основная священная книга килрачей. «Моря боли» — один из основных элементов религии килрачей. Место, где уходящая За Последнюю Черту душа должна оставить всю накопившуюся в ней тьму, чтобы очищенной идти далее. Если тьмы слишком много, то душа не в состоянии (даже с помощью Ушедших) пересечь Последнюю Черту и навеки остается над «Морями Боли», тем самым многократно усиливая их мощь. Мос'сгирта — Происходящее с Зорас'стриа растение, с сильным и приятным ароматом, успокаивающе действующим на нервную систему Неш-даар — Низшее военное звание в Империи Килрач. Оборот — Год в Империи Килрач. Приблизительно равен половине земного года. Ольфират — Специальный корабль, препятствующий любому-другому кораблю двигаться в гиперпространстве. О'у'туш — Созданный в Империи организм, поселяемый обычно на броню боевых кораблей. Обладал способностью мимикрировать под окружающее пространство. Последняя Черта — Место, куда по верованиям килрачей их души уходили после смерти; один из важнейших элементов религии килрачей. С чон-саа — «Тафла'ас-Асума». Психоматрица — Килрачское название имплантируемых в сознание информационных или управляющих структур, модифицирующих психику. «Ритуал Поворота» — Религиозная церемония в Империи Килрач, имеющая приблизительно то же значение, что и Новый год в Конфедерации. Исполнялась раз в десять Оборотов. Р'руг — килрачское транспортное средство. Дословного перевода с чон-саа нет. Руал — 1. С чон-саа — «Император» (приблизительно). 2. Элемент военных званий Империи Килрач; ставится после стандартного военного звания; новое звание означало на ступень выше, чем предыдущее. В таком контексте переводится, как «Назначенный Императором». Са'ате — Растение, широко используемое в медицинских целях в Империи. Самея — Ритуальный посох Поющих с Ветром: на обоих концах имеет небольшое утолщение, в центре которых сделаны прорези с туго натянутыми в них нитями. При взмахе посохом издавал специфический, «поющий» звук. Дословного перевода нет. Серигуан — Раса, принявшая участие в Великой Войне на стороне Конфедерации. Сеппай — С древнего диалекта чон-саа — «ученик». Соединение — Пятнадцать тяжелых крейсеров и техническое сопровождение. Спутник/Спутница — В Империи Килрач соответствует человеческим «муж»/"жена". Стражи Небес — Один из Кланов Империи Килрач, практически равный по могуществу Имперскому. В ведении Стражей Небес преимущественно находились вопросы религии; стать священнослужителями Ушедших могли только представители этого Клана. В боевых действиях Стражи Небес принимали участие исключительно против Друма, и никогда против других рас. Сунк'х — Тяжелый перехватчик Империи Килрач. Самый эффективный в своем классе космолет. Суспензер — Устройство, которое при помощи антигравитации изменяет вес предметов. Сьютер — Костюм из материалов, которые при изменении давления начинают противостоять ему с такой же силой. Тагар Дусит — С чон-саа — «Темная Крепость». Самая большая и самая мощная военная крепость Империи Килрач (не считая дополнительных комплексов, радиус крепости составляет четыреста семьдесят три километра), находилась на фронте Килрач-Конфедерация в секторе Оариис-с. Тагар'т — С чон-саа — «Черный». Тае'еда — Генетически созданный организм, при постройке любого жилого здания в Империи Килрач в обязательном порядке поселяемый на нижних уровнях. Отвечал контроль почвы на плантациях, утилизацию отходов и производство богатой белками и углеводами субстанции, используемой в большинстве блюд килрачской кухни. С чон-саа (приблизительно) — симбионт. Тушд-руал — Военное и административное звание в Империи Килрач, которое соответствует (приблизительно) адмиралу Конфедерации; главнокомандующий войсками всего фронта. Тяжелый корабль — Любой корабль, крупнее космолета или транспортника. Улок — Нервно-паралитический газ, смертельно опасный для всех белковых форм жизни. Разработан в Империи Килрач. Ушедшие — Иначе — умершие; главный элемент и основа религии килрачей. Фарг'ге — Титул в Империи Килрач, прибавляемый к имени Главы любого Клана, за исключением Имперского и Клана Стражей Небес; дословного перевода с чон-саа не имеет. Фаттеа — Уважительное обращение к женщине в Империи Килрач. Приблизительно эквивалентно человеческому «миледи». Фес'с — Близкое к земным грибам растение, входящее в основу большей части блюд килрачской кухни. Фрегат — Корабль Конфедерации классом ниже, чем легкий крейсер. Экипаж 500-900 человек, и может нести до одного звена космолетов. Фухт-фухтаха — С чон-саа (приблизительно) — «Бабочка» (дословно — "Махающая крыльями»). Тяжелый истребитель. Халис-3 — Третий спутник звезды Халис, вошедший в историю как "Спорный мир». Колония Конфедерации была блокирована килрачами. Единственная планета, где Килрач и Конфедерации применили в планетарных боях оружие массового поражения, что привело к чудовищным жертвам среди мирного населения. К тому времени, когда блокада планеты была снята, из семидесяти миллионов человек осталось не больше двадцати тысяч (не считая потерь у килрачей). Самая страшная трагедия Конфедерации за всю историю войны с Империей Килрач. Хор'рхата — Пользующийся в Империи значительной популярностью отвар коры одной из разновидностей дж'жавы. С чон-саа дословного перевода не имеет. Х'хиар — С чон-саа (приблизительно) — «Помазанник». Титул наследника Имперского престола. Чистый удар — Атака с космоса цели на поверхности планеты, с расстояния не больше одного планетарного радиуса и отклонением от нормали приведенной к цели в пределах пяти градусов. Чон-саа — Язык килрачей. Шаалфс — С чон-саа дословно не переводится; происходит от старинного Шае'еафс'с — "Тот, кто ходит со злом». Шенарот — Одна из важнейших планет Империи Килрач; главная резиденция Клана Стражей Небес. See more books in http://www.e-reading.club